Предел прочности

Андрей Расторгуев

Лето 1805 года. В Европе сгущаются тучи, армия Кутузова выдвигается на помощь Австрии, готовясь к схватке с Наполеоном. А в это время на Кавказе разгорается русско-персидская война. Наместник и главнокомандующий князь Цицианов располагает небольшими силами против персов, чьи войска по численности больше как минимум в десять раз. Помощи ждать неоткуда. Как же поступит именитый грузин и титулованный русский? Кто будет защищать Кавказ?

Глава 2, в которой Карягин борется с хищными партиями

05 апреля 1804 года

Ганжинский округ, пастбище под Елизаветполем

— И где, скажи, эти чёртовы персияне? — спросил Степан Суроков у армянского сотника.

Они скакали в сопровождении пятидесяти казаков и десятка конных армян, которыми командовал Бекешев. Третий круг нарезали, но ни персидских всадников, о которых говорил шеф, ни оставленных ими следов так и не увидели.

— Этот вопрос надо задать тому, кто отправил нас сюда, — спокойно, по-философски заметил армянин.

Здесь, в десяти верстах от Елизаветполя, пасся табун полковых лошадей. С ними также были артельские, казённые и офицерские. Словом, всех собрали. Выставили охрану из пятидесяти егерей и двадцати казаков, поскольку падкие на чужое добро татары периодически пытались этот табун увести.

Сегодня ночью непонятно какими путями Карягин получил известие, что со стороны Шуши сюда движется хищная персидская партия. Вот и поднял поручика Сурокова. Ты, мол, заведуешь продовольствием для лошадей, тебе и отдуваться. Сказал бы просто, что послать больше некого. Два батальона, которые стоят в городе, вечно нарасхват. То хищников надо преследовать, то татар усмирять, то караулы нести. Третий батальон, тот вообще в Елизаветполь не заходит. По всей округе рыщет.

Теперь и Сурокову пришлось…

— Да нет здесь никого, — бросил он в сердцах. — Может, они вовсе не к нам шли. Давай возвращаться.

— Как скажешь, уважаемый, — с обычным для него спокойствием ответствовал Бекешев.

Они повернули. Дорога домой не в пример короче, но на полпути к Елизаветполю армянский сотник вдруг придержал коня.

— Смотри-ка, — ткнул нагайкой в дорожку следов, чёрной полосой пересекавшую поле.

— Не меньше сотни верховых, — со знанием дела заявил один из казаков. Показал остриём пики вправо: — Туда ускакали.

— Давайте поглядим, что за конники у нас тут разгуливают.

Суроков повёл отряд вдоль найденного следа. Верхом он держался не хуже любого казака или армянина. Не даром во Владимирском драгунском полку служил. Только третий год в егерях. Вспомнилось, как ходили в кавалерийскую атаку, размахивая сверкающими палашами да саблями. Земля дрожала, разлетаясь из-под копыт.

Встречный ветер в лицо. За спиной дробный топот шести десятков лошадей. Кто перед ними устоит? Да никто!

Следы, плавно заворачивая, повели в сторону Карабага. Значит, и вправду персияне.

Уверившись, что гонится за хищниками, Суроков прибавил ходу. Не заметил, как проскакал двадцать с лишним вёрст, как след нырнул в балку…

Едва въехали в низину, со всех сторон, откуда ни возьмись, показались персы. Грохнули выстрелы. Вскрикнув, упал Бекешев. Метались в панике казацкие лошади без седоков.

— Не робей, братцы! Вперёд! — выхватив шпагу, прокричал Степан и стремглав бросился на перегородившую выезд толпу всадников.

Его послушали, припустив следом. И даже прорвались. Но не все. Только тридцать казаков и восемь армян. Среди них, к сожалению, не было ни сотника Бекешева, ни квартирмейстера Сурокова, оставшихся лежать в балке, уставясь остекленевшими глазами в чистое апрельское небо Закавказья.

От спасшихся Карягин и узнал о бойне. Вызвал к себе Лисаневича. Вкратце поведав о случившемся, распорядился:

— Возьмите ваш батальон, одно орудие и охотников из армян. Проследуйте к той балке и постарайтесь настичь хищников.

Быстро собравшись, майор выступил к месту разыгравшейся трагедии.

Персидских конников он там, конечно же, не застал. Да и нагнать не смог. Сделав своё чёрное дело, те убрались восвояси. Пришлось вернуться ни с чем, если не принимать во внимание подобранные трупы Сурокова и прочих убитых из его небольшой команды.

Слушая доклад Лисаневича, шеф хмурился. Долго молчал, когда майор закончил. Потом вздохнул, сказав куда-то в сторону, будто святому духу исповедовался:

— Господи! Что за место такое, со всех сторон атакам подверженное. На севере лезгины шалят. На юге и на востоке персияне лютуют. Люди впроголодь живут. Войска растянуты, а его сиятельство ещё требует сильный пост учредить в Самухе. Это же пятьдесят вёрст на север. А как его учредишь, ежели слухи ходят о великом числе Баба-хановых войск. — Он посмотрел на Лисаневича. — И тебя в Шамшадиль не отправлю.

Майор в недоумении выгнул бровь:

— Вопреки приказу главнокомандующего?

— Отпишу ему, конечно. Всё же требуется разрешения испросить. Но пока оставлю, как есть. И без того людей не достаёт. Каждый день сильные караулы ставим на охрану форштадта и деревеньки той армянской, как бишь её…

— Калисканд.

— Во-во, Калисканда этого. Табун ещё стереги. Ну, отправлю я отряды в Самух и Шамшадиль, что с того? Совершенно некого будет отряжать в крепостной караул. А мы и так людей теряем…

Шеф снова понурил голову.

04 сентября 1804 года

Ганжинский округ, урочище Али-Булах

Табун уберечь всё же не удалось. Долго зарились хищные татары на лошадок. В итоге в начале мая увели-таки почти триста голов из-под самого носа. Под стенами форштадта паслись. А были там не только полковые, но и казённые, артельные, партикулярные, офицерские, а также артиллерийские и казачьи лошади.

На просьбы Карягина об усилении гарнизона князь Цицианов обещал прислать батальон Севастопольского мушкетёрского полка при двух орудиях. И это не смотря на то, что главнокомандующий собирал войска для похода на Эривань. Туда же намеревался идти с основными силами персидской армии наследник шаха Аббас-Мирза, чтобы с разных сторон вторгнуться в Грузию, где изнутри действовал опальный грузинский принц Александр, вечно мутивший воду, пытаясь поднять людей на бунт.

В первых числах июня Цицианов двинул в Эриванское ханство четырёхтысячное войско с двенадцатью орудиями, предписав Карягину охранять Елизаветполь и весь округ с «величайшей осторожностью и бдительностью». Как и раньше, советовал привлечь к этому делу конных охотников из шамшадильских татар и армян.

На Шурагельской равнине Цицианова встретил персидский авангард числом в двадцать тысяч всадников. Они сошлись двадцатого числа близ Эчмиадзинского монастыря, где русские сомкнутым строем и губительным огнём из ружей и пушек рассеяли беспорядочные конные толпы неприятеля. Узнав об этом, Карягин не сомневался, что князь обязательно дойдёт до Эривани, как бы ни старался помешать ему Аббас-Мирза. И уже второго июля Цицианов осадил столицу.

Не так-то просто взять город на высоченном утёсе с крутыми откосами, обнесённый двумя рядами крепостных стен, окружённых широким и глубоким рвом. К тому же когда эту крепость обороняет семитысячный гарнизон с шестью десятками орудий.

Осада длилась два месяца, но успеха не принесла. Пришлось возвращаться ни с чем, поскольку Цицианов оказался отрезан от Тифлиса неприятельскими отрядами. Принц Александр поднимал мятеж в Грузии, а на Кавказской линии, пользуясь малочисленностью войск, восстали осетины, тагаурцы и тиулинцы. Надо полагать, не без деятельного участия Аббас-Мирзы. Ещё и лезгины вновь повадились грабить Кахетию.

Неспокойно было и в Ганжинском округе. Здесь в августе появился Угурли-ага, старший сын убитого Джевад-хана, с тремя тысячами нукеров. Пытался возмутить шамшадильских татар. Пришлось Карягину двинуть туда один батальон с двумя орудиями, который до сих пор оставался в Шамшадиле, карауля выход из ущелья, куда отступил Угурли-ага. Самим соваться в горы не было никакого резона. Местные жители помогать отказались, опасаясь за свои семьи. Соседи, да и свои же земляки, выступающие против русских, вполне могли отомстить. А мстят здесь жестоко…

Но Угурли-ага и не думал бездействовать. В конце месяца он с отрядом в семьсот человек появился в другом месте, ворвавшись в кочевья аврюмцев. Получив об этом известие, Карягин сам двинулся туда с шефским батальоном при одном орудии. На реке Качхор в урочище Амамлу наткнулся на неприятельские пикеты, но те, не приняв боя, отступили.

Это было вчера. Сегодня же, встав лагерем в урочище Али-Булах, Карягин решил осмотреться. Дорога здесь расходилась в трёх направлениях. Бог его знает, где сейчас враг. Пойдёшь не туда и разминёшься. А то, чего доброго, со спины тебя прижмут.

Влево тянулось глубокое ущелье, сразу не понравившееся шефу. Туда-то в первую очередь он и направил капитана Дьячкова, дав ему сорок егерей и двадцать казаков.

— Ваше благородие, там татары! — доложил Дьячкову казак из высланного вперёд разъезда.

— Много?

— До тысячи.

Отлично. Вот, значит, где Угурли-ага окопался.

— Далеко?

— С полверсты отсюдова будет.

Это порядка четырёх вёрст от русского лагеря. Надо сообщить Карягину.

— Наблюдайте за ними, но тихо, чтобы вас не заметили.

— Будет сделано, ваше благородие.

Казак ускакал, а Дьячков, составив на скорую руку донесение, отправил с ним другого казака. Долго ждать не пришлось. Вскоре появился капитан Котляревский, который привёл сотню егерей. Все взмыленные. Бежали, небось.

— Что у тебя, Ларион? — спросил вновь прибывший, обмахиваясь шапкой.

Они давно на «ты». Почти ровесники, молодые дворяне, с юных лет в армии — оба начинали рядовыми в Кубанском Егерском корпусе. Вместе, как говорится, не один пуд соли съели. Чего им друг другу выкать?

— Татары, Пётр. Чуть меньше тысячи, — ответил Дьячков, успевший сам подняться на холм и осмотреть неприятельское войско.

— Все конные?

— А то как же.

— Фальконеты есть?

— Нет, вроде. По крайней мере, я не заметил. Вряд ли Угурли-ага будет их таскать.

— Согласен, даже если там не он.

— Больше некому. Карягин-то где?

— Следом идёт. Батальону, сам понимаешь, немного дольше собираться.

— Понимаю, только Угурли-ага уйти может.

— Верно говоришь, Ларион. — Котляревский хлопнул товарища по плечу. — А мы с тобою на что? Свяжем его боем, пока батальон подтягивается. Значит так, выходим из ущелья в походном порядке, делая вид, что совсем не ожидали встретить здесь неприятеля. Поспешно перестраиваемся в каре. Увидев, как нас мало, татары обязательно нападут, вот увидишь. После отбития атаки отступаем. Что сделает враг?

— Известно что. Перекроет ущелье, чтобы не дать нам уйти.

— Виват! — Взмахнув шапкой, Пётр нахлобучил её на голову. — И тогда мы атакуем во фронт, а подоспевший батальон с тыла.

— Годится, — улыбнулся Дьячков. — Только я в передовом фасе.

— Так вперёд… — Котляревский отошёл к солдатам. — Ну как, ребята, успели отдохнуть?

— Уж лучше вовсе не отдыхали, вашскродь, — отозвался весело кто-то из егерей. — Так бы и топали, не сбивая охоту, да басурман штыком кололи.

— Будет тебе, Сидоров, и штык, и басурмане… Прошу господ офицеров ко мне!

Когда подошли командиры взводов, Пётр кратко посвятил их в свой план. Указал каждому место в боевом порядке. Убедившись, что все уяснили задачу, быстро закруглился:

— Стройте солдат во взводные колонны…

Впереди ехали казаки, не сильно удаляясь, чтобы вовремя спрятаться за пехоту. Следом шагали егеря капитана Дьячкова, дальше — сотня Котляревского.

Завидев русских, татары загалдели. Повскакивали на коней и всей толпой ринулись на колонну, которая торопливо перестраивалась в каре. Коробка получилась небольшая, что в немалой степени раззадорило неприятеля, уже мнившего себя победителем. Улюлюкая, всадники неслись прямиком на выставленные штыки. Первые выстрелы, как и предполагалось, не смогли охладить их наступательный порыв.

Сделав три залпа, русские пошли вперёд, навстречу несущейся коннице. Для татар это было в диковинку. Обычно враг, если его меньше, бежал без оглядки, стараясь поскорее скрыться. Эти же прут напропалую, словно страха в них нет.

Сшиблись…

Три хлипких шеренги пехоты, ощетинившихся стальными штыками, не дрогнули, не прогнулись. Наоборот! Налетевшая конница рассыпалась, потеряв сразу несколько десятков человек. Нет, не прост враг. Нахрапом его не возьмёшь.

Неприятельские всадники обтекли строй, успокаивая израненных коней. Теперь они за спинами русских.

— Каре, стой! — скомандовал Котляревский. — Кру-гом!

Задние шеренги стали передовыми. Пётр оглянулся на Дьячкова, весело крикнув:

— На этот раз я в голове! — И тут же скомандовал: — Вперёд мааарш!

Коробка двинулась обратно.

Татары атаковать не спешили. Заняли высоты у выхода из ущелья. Приблизившихся русских встретили беспорядочной пальбой.

— В штыковую, братцы! Ура!

Егеря побежали, подхватив клич. Быстро взобрались на холм и ударили в штыки. Слева и справа выкатились казаки, зловеще раскачивая опущенными пиками. Ещё не веря, что не может победить горстку врагов, Угурли-ага отчаянно сопротивлялся. Однако его нукеры отступали. А тут вдруг сзади грянули выстрелы. Откуда ни возьмись появился другой русский отряд, более крупный. В ущелье он, что ли, прятался?

Неприятеля рассеяли. Ночью Угурли-ага снова ушёл в горы за верховья Шамхора, очистив аврюмские кочевья. А утром в лагерь Карягина явились агалары из тех кочевий. Винились, что приняли у себя ханского сына. Ну да, не примешь его, когда с войском пришёл. Как снег на голову свалился.

Карягин простил. Потребовал только, чтобы кочевники подтвердили присягу, данную ими на верность Государю императору, и, поразмыслив, переселил их ближе к Елизаветполю.