Коробка передач

Андрей Полонский

Андрей Полонский – поэт, рассказчик, эссеист. Родился в Москве. На рубеже веков жил в Ялте. С 2014 года – в Санкт-Петербурге. Один из основателей Общества Вольных Кастоправов. Автор восьми книг стихов и четырех книг прозы. Публиковался в периодических изданиях, тексты переводились на многие европейские (и не только) языки. Любимое место: здесь. Любимое время: сейчас.

I. В рамках операции «Стихи»

«Господу Богу помолимся, Господи помилуй!..»

Господу Богу помолимся, Господи помилуй!

Надежда моя — Твои ливни, надежда моя — Твой зной,

Какой бы Ты ни был — далёкий, суровый или ревнивый,

Не покидай меня, Господи, поговори со мной.

Каждый уходит свободным — вернётся домой усталым,

За ничтожные вещи воздаст дорогой ценой

И скажет, восстав на пороге: как же Тебя мне мало,

Не покидай меня, Господи, поговори со мной.

«Маленький индивидуальный опыт становится универсальным…»

Маленький индивидуальный опыт становится универсальным,

Глухой говорит о звуке,

Слепой свидетельствует о свете,

Бесчувственный вопит об осязании,

Больной хроническим гайморитом служит экспертом

по ароматам,

Лишенный вкусовых рецепторов устраивается поваром

в мишленовский ресторан.

Никакого шестого чувства не будет. Хватит и этих пяти.

Христос ничего не сказал по этому поводу,

Беатриче, Гёте и Байрон могут не беспокоиться.

«Я думаю о величии России, Австро-Венгрии, Германии…»

Памяти Константина Николаевича Леонтьева

Я думаю о величии России, Австро-Венгрии, Германии,

Османии, Византии,

О славе Наполеона, слонах Ганнибала, легионах Октавиана,

И о стене, которую повелел воздвигнуть Цинь Ши Хуанди,

Я тоже думаю.

Миллионы не равных никому героев

Из пущенных под нож могил

Вопиют о справедливости.

В этих кварталах,

Где Элизабет покупает рядовой ужин,

В этих квартирах,

Где Марк блуждает по ютубу,

В этих отелях,

Где Августин с Августином обновляют свой инстаграм,

Духи совершенствуют планы мщения.

Они уже начали работать,

И ложные сведения, сообщенные Голливуду,

Входят в их фундаментальный план.

В бикини на пляже

Старуха хохочет, как ребенок.

«Терпеть не могу литературных ассоциаций…»

Терпеть не могу литературных ассоциаций,

что сказано, то и сказано,

особенно после войны.

Двадцать лет идти от острова к острову в поисках оставленного дома,

двадцать лет переходить из бара в бар в поисках забытого дыма,

двадцать лет перелетать от сердца к цветку в ожидании совершенного приёма

и верить в чёрта,

главного свидетеля этих превращений.

Не нахожу славянского слова

Никогда, боюсь, у нас больше не выйдет

Большого дракона на страх маленьким постояльцам отеля,

Мы устали, втянулись в ежевечерние разговоры, покупаем приличные вещи,

И их обустроенный мир нам кажется вполне пригодным для проживания.

Наши союзники в кожаных куртках не шьют их больше

из выдолбленных кож животных, убитых на охоте,

Они покупают их в эргономично устроенных —

не могу подобрать славянского слова — супермаркетах,

Наши враги вообще не носят мехов и кожи, защищают

права животных,

И даже лучшие женщины, те, которые могли бы стать

идеальной добычей,

Вместо того, чтоб распалять свое воображение и трахаться

направо и налево

В поисках совершенного выхода за пределы гибнущего тела,

Выбирают, нет, не участь невест Бога, а вегетарианство,

нежное дружество, а то и — опять не могу подобрать

славянского слова —

Сепаратный феминизм.

В ящике, считающем наши грёзы,

Любовные сны прочитываются

Как ошибка — снова не нахожу славянского слова —

программы.

«Не знаю села Наебалово, знаю село Небылое…»

Виталию Пуханову

Не знаю села Наебалово, знаю село Небылое,

Между Юрьевом и Владимиром, ровно на полпути,

Люди там все красивые, небо всегда голубое,

Крестьяне работают утром и свободны уже к пяти.

В Небылом былые ремесла сохранились в нетронутом виде,

В Небылом девчонки на сене чудо как хороши,

Никто тебя не отпишет, никто тебя не обидит —

Удивительное совершенство невъебенной русской души.

Об этом писал Толстой и говорил Некрасов —

Свободные русские люди любят свободный труд,

Давай, вали в Небылое, выпей водки, и частности

Отсохнут и отпадут.

«В рамках операции мигрант обнаружены нелегальные мигранты…»

В рамках операции мигрант обнаружены нелегальные мигранты,

В рамках операции девиант обнаружены опасные девианты,

В рамках операции фолиант обнаружены запрещённые фолианты,

В рамках операции адамант обнаружены неподконтрольные адаманты.

Как сеть расплести,

Когда со всех сторон ново-сти,

В какие полости —

Душу свою спасти,

В какие волости —

Тело свое нести,

Все равно, в старости там

или в молодости,

Без чести или в чести,

Но покоя

Не обрести.

«Остановись, малыш, куда ты спешишь?..»

— Остановись, малыш, куда ты спешишь?

— К неидеальному миру спешу, — как ты говоришь, —

Прочь ото всего, что ты заповедал и нашептал,

Покидаю твои идеи, огибаю твой идеал.

Спешу к низинам, болотам, спешу к змеиным местам,

Потому что жизнь зарождается именно там,

Во влажном сумраке, тумане и ворожбе,

В том, что противно тебе.

— Я тебя понимаю, но это всего лишь сеть,

Запутаться — захлебнуться, выбраться — умереть,

А из влажного сумрака глядят миллиарды глаз,

Мертвые смотрят на нас.

Выхода не бывает, и вывода ты не жди,

Если решил — иди.

«Такая шняга…»

Такая шняга —

Вот, например, война.

Вы думаете, дело в алой и белой розе,

В пении сирен над волнами,

В красотке, обречённой на выбор?

Что вы? — просто маленький человек

Был не уверен в себе,

Долго выдавливал прыщи перед зеркалом,

Вычесывал перхоть,

Втягивал живот.

Дети кричат во время бомбежки

И собаки воют.

Звук практически невыносимый…

Стоило бы об этом помнить,

Изнывая от похоти, зависти

И разрывающей горло,

Неизбывной, неотменяемой, самоубийственной

Неуверенности в себе.

А вы говорите — гордыня?

Хотя, впрочем, и она нужней всего человеку,

Небольшому, плешивому,

Выдавливающему прыщ перед зеркалом

И наблюдающему, как белесая вязкая жидкость

Расползается по ногтю.

Остальным гордиться особенно нечем,

Потому что

Все, что было прахом,

Станет им вновь.

«Нет, ничего такого…»

Нет, ничего такого,

Просто сквозь пальцы,

Не оно даже,

Улыбки, слезы,

За Сергиевым Посадом

Поля, перелески,

Туда можно приехать,

Почти вернуться,

Но ничего не случится

Из того, что уже случилось.

Только у мощей святого Сергия

Встретишь мальчика,

Который подходит к ним первый раз,

Робкий, зыбкий, надеющийся.

«О религии, славе, итогах…»

О религии, славе, итогах,

ни о чем не отвечу всерьез,

люди ходят, конечно, под Богом,

одинокие, — что за вопрос?

Разговорчики выдадим строем,

сосчитаем, кто счастлив, кто пьян,

каждый пятый случится героем,

перед тем как шагнуть за экран.

Ничего, что в кино было лето,

у нас тоже случалось оно,

даты смерти записаны где-то,

всё насвистано и решено.

«Никогда не торговали рабами, фруктами, семенами, мясом…»

Никогда не торговали рабами, фруктами, семенами, мясом,

Не убивали, не казнили, не распоряжались, не отнимали последнее,

Просто смотрели, как вокруг торгуют рабами, фруктами, семенами, мясом,

Убивают, казнят, распоряжаются, отнимают последнее.

Обличали, обдумывали, поощряли действия этих мужчин,

Получали от них подачки, иногда с избытком, иногда только, чтоб не умереть с голоду,

Для скучающих дам сочиняли приятные куплеты,

Время от времени развлекали их ритмическими телодвижениями,

Пока остальные торговали рабами, фруктами, семенами, мясом…

Ну и так далее.