С особой жестокостью

Андрей Осипов

Сюжет романа разворачивается вокруг дела об убийстве, в совершении которого подозреваются двое несовершеннолетних. Будучи их защитником, адвокат Никанор Скрипник вынужден столкнуться с непониманием, общественным осуждением, нападками журналистов, коварностью правоохранителей. Автор рассказывает о роли и значении адвокатуры, приводит интересные факты из судебной практики, на конкретном примере рассматривает причины и следствия детской преступности. Читателю дается возможность узнать, как на самом деле функционирует система правосудия в Украине, в чем ее недостатки и проблемы.

ГЛАВА З

— Вы курите?

Антон не ответил на стандартный вопрос. Рассеянно смотрел в пол — и никак не реагировал на то, что происходило вокруг.

— Меня зовут Николай Владимирович Сверчук. Я адвокат. Меня назначили вашим защитником. Вы подозреваетесь в умышленном убийстве, и моя задача, как адвоката, защищать ваши права во время следствия и в суде.

Михальчук продолжал молчать, а защитник — внимательно его рассматривать. В общем, ничего особенного, тем более, зловещего: на вид — лет пятнадцать, хотя на самом деле парень постарше; худенький, светловолосый, лицо с мелкими, невыразительными чертами. Сложно было представить, что такой шибздик, явный ботан совершил жестокое убийство. К тому же, Николай Владимирович хорошо знал, как работники уголовного розыска умеют выбивать нужные признания — в свое время сам работал в прокуратуре. Там Сверчук вдоволь насмотрелся на «методы» и «навыки» оперов. А потому — весьма скептично относился к «чистосердечному признанию» своего подзащитного.

— Как вас зовут?

Паренекне реагировал. Видно было, что он в глубоком шоке, в ступоре, и все, что происходило вокруг, его не интересовало. Он просто не слышал адвоката.

* * *

Это была почти стандартная реакция на попадание под арест. Но у Сверчука был свой прием, чтобы вывести парня из ступора.

— А вы бы хотели поговорить с мамой?

Честно говоря, согласись Антон, — адвокат вряд ли смог бы это организовать. Но Сверчук знал: такой вопрос помогает раскрепостить самого замкнутого подзащитного. И на сей раз тоже не ошибся.

— Нет, не надо… пока. Я не хочу, чтобы она меня здесь видела, — хмуро откликнулся Антон.

Это было немного, но Николай Владимирович отметил про себя: «Есть контакт!» И продолжал, для большей доверительности обращаясь к пареньку на «ты»:

— Ну, это тебе решать. А покачто знай гл авное: всё, о чем мы с тобой тут будем говорить, — это полная тайна! Ни тебя, ни адвоката никто не имеет права расспрашивать о содержании разговора. Так что можешь спокойно рассказывать всю правду. Договорились?

Антон кивнул.

— Да, я знаю, читал детективы… смотрел по телевизору. Но…

Тут в дверь громко постучали — и, не спрашивая разрешения, вошел следователь Монец.

— Ну, как идет беседа? — спросил он с наигранной легкостью. Ответ адвоката был достаточно резким:

— Беседа идет нормально, но я требую, чтобы вы немедленно вышли. Защитник имеет право на конфиденциальную встречу с клиентом без ограничения еедлительности. Вы не хуже меня знаете требования закона. Не мешайте мне работать, Сергей Степанович!

Сверчук прекрасно понимал, что не стоит нарываться на конфликт, ведь это может навредить сотрудничеству.

* * *

И, соответственно, лишить некоторых внепроцессуальных поблажек и привилегий. Однако все равно не мог сдержать своих эмоций.

Враждебно глянув на адвоката, Монец не промолвил ни слова и вышел.

Антон внимательно следил за резкой перепалкой между адвокатом и следователем. Эта короткая стычка совсем не испугала его, а наоборот — придала уверенности и подняла в его глазах авторитет защитника.

«Паскудно получилось. Надо было бы ласковее со следователем. Но хоть какая-то польза от этого есть», — подумал Сверчук.

Знаком возникшего доверия к адвокату стало то, что Антон взял сигарету из пачки, положенной на стол Николаем Владимировичем. Держать ее в наручниках было неудобно, и Сверчук дал подзащитному прикурить. А потом спросил обязательное:

— Тебе объяснили, что такое право на защиту и какие ты имеешь права во время следствия?

— Да, мне дали прочитать бумагу со статьями, я ее подписал. Мне, значит, можно давать свидетельства, иметь переводчика, предоставлять доказательства, отвечать на вопросы, подавать жалобы…

— Много запомнил, — улыбнулся адвокат и тоже потянулся за сигаретой. — Запомни главное: ты имеешь право не давать показания на самого себя! Не отвечать на вопросы о своей виновности! Имеешь право ни в чем не признаваться! Любое твое слово, любое признание может быть использовано против тебя!

Дальше, в табачном дыму, разговор складывался легче — и продлился более двадцати минут. Речь вели об условиях предварительного заключения в СИЗО, о том, как нужно себя вести во время следствия и о многом другом. Михальчук даже написал записку отцу и попросил адвоката передать ее. Отношения вроде налаживались.

Однако, едва Николай Владимирович начинал расспросы о том, как все-таки произошло убийство, — подзащитный умолкал. О самом деле адвокату не удалось вытянуть из него ни слова. А его интересовали две основные вещи: мотивы убийства и конкретные обстоятельства.

— Антон, какой смысл молчать со мной о деле, ведь ты уже все рассказал следователю?

Но тот только морщился и мотал головой. Было похоже, что он слишком в лоб воспринял совет адвоката ничего не рассказывать по делу, и боялся ляпнуть лишнее даже ему.

— Антон, я в деле не вижу протокола твоего признания. Его вообще кто-то писал? Ты его подписывал?

Парень пожимал плечами.

«Понятно, — подумал Сверчук. — Следователь «колол» парнишку, да не «доколол». Признание-то выбил, а деталей не знает. Я помешал. То-то он был такой злой!»

В конце концов Сверчук предложил:

— Вот что я хочу тебе сказать, Антон. Ты должен заявить следователю, что отказываешься давать показания. Вообще. Это необходимо для того, чтобы я успел как следует разобраться в деле и тщательно подготовить тебя к допросам. К защите нам обоим нужно отнестись серьезно. Понял?

Парень утвердительно кивнул головой, хотя на самом дел е удивился такому требованию: зачем теперь отказываться, ведь он уже все рассказал следователям?

— Не бойся отказываться давать показания, ты имеешь на это законное право. Поверь, это тебе не навредит. При таких обстоятельствах немного дополнительного времени может тебе помочь, — неспешно объяснял адвокат. — Сегодня тебя доставят в изолятор временного содержания. А завтра-послезавтра суд рассмотрит ходатайство следователя о взятии подозреваемого, то есть тебя, под стражу. Я, конечно, тоже буду в суде и попытаюсь добиться избрания иных мер пресечения. Например, взятие на поруки или под залог.

Услышав последние слова Сверчука о поручительстве и залоге, паренек встрепенулся. Он даже и не думал, что в такой ситуации есть возможность вернуться домой. Но, заметив реакцию подзащитного, Николай Владимирович предупредил:

— Если откровенно, на это особо рассчитывать не стоит. Сам понимаешь, преступление тяжелое. Так что, скорее всего, суд таки вынесет решение о содержании под стражей. После этого тебя переведут в СИЗО^[2]. Но как твой адвокат я смогу навещать тебя столько, сколько будет нужно. Все понял?

Антон кивнул.

— Теперь скажи, только честно: тебя бил кто-то из милиционеров? Откуда ссадины на твоей щеке?

— Бил только дядя, который первым поздоровался с вами за руку. Тот, который в очках и синем пиджаке.

— Вот это дела! Теперь понятно, почему они все как на пружинах. Выходит, руки распускал сам прокурор города! Сильно бил? Куда?

* * *

— В грудь, по почкам, по лицу немного. Пугали, кричали…

— Ты признался в убийстве именно после такой «подготовки»? Даже не знаю, как в этой ситуации лучше действовать. Однозначно ты имеешь право подать жалобу, и я помогу ее составить. Ну, пора уже нам закругляться. Помни: ты отказываешься давать показания.

Пока длился разговор, Антон жадно смолотил два бутерброда, которые нашлись в адвокатском портфеле. Жена Сверчука предусмотрительно положила их еще сутра, когда поняла, что муж не успевает позавтракать, торопясь в офис. За весь день съесть их так и не нашлось возможности, а именно сейчас они оказались очень кстати.

Примечания

2

СИЗО — следственный изолятор, специальное учреждение, которое используется для содержания под стражей лиц на время досудебного следствия и судебного процесса, а также для содержания отдельных категорий осужденных к лишению свободы.