Дети двухтысячных

Андрей Николаевич Ларионов

Улицы двухтысячных ушли для пацанов и девчат, что выросли среди таких контрастов России, где были богатеи и нищие, новые русские и пройдохи, а особняки богачей были на одной улице среди хижин бедняков… Однако в памяти и в книгах они останутся навсегда! Ведь это часть истории России.

В районе

Темнело, и градиент заката окрашивал небеса в красные тона. Кажется, что пожар пылал в небе, словно, языки пламени, погружая мир в сиреневые тени. Тени бегут, как облики неизведанных исполинов; а трубы предприятий высятся в мареве заката, как столпы Бога, что оставлены были Им когда-то очень давно. Они тлеют, и дым летит по ветру, а человечество живет в одиночестве без Бога, что оставил их на земле.

Холодало, и, выйдя на улицу, Олег ощутил ту свежесть почти осеннюю температуру. Спортивный костюм едва ли мог согреть парня в вечерний час. Пятиэтажки тянулись друг за дружкой по улице, и где-то в глубинах такой улицы светил одинокий фонарь, освещая щербатые стены высотки и зеленую листву берез. Березы выглядели поникшими, даже чуть пожелтевшими, за которым тянулся сосновый лес. Листья летели по ветру, и подобны были бабочкам, что летели ни то к солнцу, ни то к краю мира. Окраина города упиралась в заброшенные парки, в которых были пустые тротуары и лавочки без людей. Еще дальше были бараки деревянные и ветхие. В них также живут люди, и когда вечерами балагурят молодые люди, взрослые раздражаются, глядя на веселую молодежь.

«Молодежь совсем испортилась! Ужасная молодежь! — Кивает головами бабулька, глядя на пацанов, что тусовались во дворе, — Иди к папке, ремня тебе всыплет!»

Парни смеются, глядя на старушку, разговаривают громко, пьют пиво.

— Бабка, иди к себе, и не путайся тут…

Парочка курят папиросы, выдыхают табачные клубы в воздух. Холодеет свет в окнах, а также в бледных звездах, что выныривают из темнеющего небосвода. Во мгле загораются окна в домах. Небо бледнеет, закат выцветает, остается лишь легкая пелена желтовато-оранжевых тонов.

Олег подходит к пацанам, здоровается с ними наотмашь.

— Здорово!

— Здорово! Че куда идешь?

— К отчиму…

Пацаны кивают головами, парочка все также курит папиросы и выпускает колечки дыма в небеса. Тачка возле частного дома не заглушена, в машине сидят подозрительные личности. Один из них также курит папиросы. Олег идет мимо машины.

— Заработать хочешь? — Резко спрашивает водитель, глядя на паренька.

— Что?! — Олег смотрит на водилу, после второго, который резко открывает дверь и подходит к парню.

— Ищем на стройку людей, ты вроде крепкий парень. Сотка каждый день!

— Нее, неинтересно, — отмахивается Олег, и шагает дальше во мглу, сгущающуюся над городом. Летят тени исполинов. Облики почти фантасмагорические вычерчиваются из самых глубин города.

В парке сине-темные тени ползают, как живые существа, которые хотят поглотить городишко. Трубы протяжно трубят в полумраке, и вслед за стонами со стороны предприятий, из труб летят клубы дыма. Рваные клочья летят туманом в темнеющем небосводе. Где-то еще вдали ревела сирена, менты ловили кого-то, а может быть, просто шороху наводили на район. Наркоманов было немного, однако здесь в парке был один такой. Олег понял, что на лавочке сидел зависимый. Странно подергиваясь человек, тускло смотрел во мглу парка, а Олег шел дальше. Он курил сигару, однако это был не табак.

«Под кайфом?!» — подумал парень минуя наркомана.

Безграничный небосвод погружается во мглу, трубы ревут, как фантастические исполины, пришедшие из других миров. Из сопел и жерл вырываются клочья дыма.

А потом кончился район, парк, ребята тусующиеся у пятиэтажек, тачка с подозрительными типами. Дом отчима выглядел, как единственный оплот цивилизации в таком забытом месте, среди трущоб и ветхих домов. Свет горел в окнах. Олег подошел к входной двери, и постучался, в ответ была тишина. Тогда парень подошел к окну, начала тарабанить в окно. В доме было движение, кто-то метнулся к двери.

Конец ознакомительного фрагмента.