Мальцов. Как один генерал «Америку в России» построил

Андрей Миловидов

Кем был Сергей Иванович Мальцов, вставший вровень с легендарными деятелями из династий Морозовых, Гончаровых, Мамонтовых? Промышленник? Меценат? Филантроп? Инноватор, опередивший своё время? Или большой чудак и оригинал? Всё это – и много больше. Автор с большой любовью и скрупулёзностью собрал под одной обложкой множество свидетельств и воспоминаний современников, которые вместе составляют портрет выдающегося человека, без которого, пожалуй, невозможно представить историю России XIX века.

Кавалергард

Тебя твой жребий призывал

В сонм воинов от неги;

Удел бесстрашных ты избрал:

Меч, ратные доспехи,

Наперсником у Марса быть

Меж русскими полками;

Судьба зовёт Царю служить

Пред ратными громами.

Егор Алипанов. «Посвящение С. И. Мальцову»

Закончив с домашним воспитанием, Сергей Иванович, как потомственный дворянин, должен был «поступить в службу». В качестве таковой 19-летний наследник промышленной империи выбрал Кавалергардский полк, к которому и был приписан с 1829 года. Это очень интересное обстоятельство, о котором биографы и исследователи жизни Мальцова говорят крайне мало, а если упоминают, то вкратце, как-то вскользь. Ну, было да и было — чего уж тут…

Почему же именно Кавалергардский полк?

Давайте немного вспомним об истории этого воинского подразделения. Оно появилось в России в XVIII веке, а именно в 1724 году, благодаря Петру Великому, который хотел, чтобы во время коронации его супруги Екатерины I её сопровождала личная гвардия.

Таким образом, с самого начала у кавалергардов была особая роль — они были одновременно и почётной охраной рядом с царственными особами, и церемониальной стражей, сопровождавшей августейших персон.

За сто лет кавалергардскую гвардию не раз то реформировали, то разгоняли, то опять собирали, но ко времени Николая I за кавалергардами окончательно закрепился статус элитного подразделения близ членов императорской фамилии.

Но, впрочем, не нужно думать, что их роль всегда была только декоративной. На протяжении восемнадцатого века кавалергарды не раз участвовали в дворцовых переворотах. В девятнадцатом они отличились в войне против Наполеона — очевидцы вспоминали о храбрости этих воинов при Аустерлице и на Бородинском поле. Во время следствия по делу декабристов выяснилось, что среди кавалергардов имелись сочувствующие бунтовщикам. Это вызвало сильный гнев императора — и под горячую руку он едва не расформировал полк…

Обошлось. И кавалергарды продолжили служить, как и раньше, окутанные флёром не то романтики, не то самого забубённого ухарства… Несмотря на то, что в полк принимали только дворян определённого статуса, это совершенно не мешало им предаваться разного рода излишествам и проказам. За которые потом могли и разжаловать в рядовые, и в Сибирь выслать, или, в лучшем случае, прогнать сквозь строй с розгами — не зря ведь императора Николая Павловича за глаза называли «Палкиным»!

Мемуаристка Мария Каменская в своих «Воспоминаниях» так рассказывала о кавалергардских проделках:

«…Жившие в Новой Деревне жаловались, что дачникам от стоящих там кавалергардов житья нет… Говорили, будто офицеры ходят мимо дам на Неву купаться в одних только накинутых на тело простынях и домой возвращаются в таком же костюме, что по ночам они бегают вдоль деревни, стучат дубинами в ставни и кричат: „Пожар! Пожар!“ Перепуганные со сна женщины выбегают на улицу в одном белье…»

«По ночам на Чёрной речке начал разъезжать чёрный катер с поставленным на нём чёрным же гробом; гребцы и сидевшие с факелами около гроба люди были одеты в чёрных плащах и больших круглых чёрных шляпах, как похоронные факельщики того времени. Все они заунывно пели „Со святыми упокой“ и этим будили и пугали крестьян и дачниц… Вскоре узнали, что факельщики эти были не кто иные, как молодежь кавалергарды, а в гробу почил не покойник, а шампанское».

И таких случаев было немало. Со всем этим кавалергарды могли составить достойную конкуренцию гусарам, чья бесшабашность вошла в анекдоты. Таким был полк, где предстояло служить Мальцову!

Но для начала нужно было предварительно пройти курс военной подготовки в Школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров (Николаевском кавалерийском училище) или просто, как её называли, — Школе.

Это учебное заведение открылось в 1823 году по инициативе всё того же Николая Павловича. На тот момент он ещё не был императором, но уже видел, что русским офицерам не хватает дисциплины, крепкой выучки и теоретической подготовки.

Школа должна была отчасти восполнить эти пробелы. При поступлении дворянские недоросли сдавали экзамены: русский язык, иностранный язык (по выбору), арифметика, алгебра, геометрия и тригонометрия, история, география.

Двухлетний (впоследствии четырёхлетний) курс предусматривал изучение таких дисциплин, как тактика, артиллерия, фортификация, рисование ситуации и глазомерная съёмка, военно-административное дело, военное и гражданское законодательство, военная география и военная история.

Школа была известна тем, что из неё вышло немало блестящих военных, которые впоследствии не раз отличились на поле боя — в русско-турецкой войне, Первой мировой, гражданской… Были выпускники, больше прославившиеся на другом поприще — в их числе поэт Михаил Лермонтов, композитор Модест Мусоргский, педагог и музыкант Александр Слепушкин.

Как и в любом другом элитном заведении, здесь имелись свои традиции. Помимо официальных установлений, существовал негласный устав. Юнкера-первогодки обязаны были беспрекословно подчиняться своим старшим товарищам — так, старший мог задать младшему любой вопрос в любое время суток, например: «Молодой, пулей назовите имя моей любимой женщины». И тот должен был безошибочно ответить. Представляете, сколько всего (помимо учебной программы) нужно было знать начинающим кавалергардам?

Также обычным делом для учеников Школы были приседания и повороты при любом удобном случае — так они развивали гибкость как необходимое качество для будущих кавалергардов. Дошли сведения и о других множественных ритуалах, которые, при их внешней нелепости, были частью особой атмосферы Николаевской Школы.

Как же здесь учился Сергей Мальцов? Весьма неплохо — окончил курс первым, показав настолько выдающиеся результаты по итогам экзаменов, что его имя выбили на мраморной доске на стене Школы.

Интересен и другой факт, о котором вспоминает один из мальцовских однокашников Е. П. Самсонов. Ещё во время учёбы Мальцова, как одного из самых благонадёжных юнкеров, определили в товарищи к цесаревичу Александру Николаевичу (будущему императору Александру II).

А в архивах, относящихся к Кавалергардскому полку, сохранилась запись, что «За время службы въ полку, въ 1831 г., съ 29 Іюня по 14 Ноября, Мальцовъ находился въ командировка для покупки ремонтныхъ лошадей для 2-го дивизіона, что и исполнилъ съ отличнымъ усердіемъ».

Как видно, Сергей Иванович уже с самого начала службы следовал правилу «Береги платье снову, а честь смолоду». При том, что у него вокруг было много соблазнов, Мальцов им не поддавался, помня о главном. А главное было, прежде всего, — дело.

Начальство всё это видело и не могло не оценить. Карьера молодого дворянина шла ввысь.

1 июля 1830 года его произвели в корнеты Кавалергардского полка.

10 апреля 1832 года — в поручики.

В 1833 году С. И. Мальцов уволился со службы «по состоянию здоровья». Что именно с ним тогда случилось, точно неизвестно. Но это, в общем-то, и неважно. Болезнь, какой бы она ни была, не помешала новоиспечённому поручику отправиться в путешествие по Европе.

Там он, верный себе, не просто гулял, любуясь красотами Лондона или Берлина, а изучал, как поставлено заводское дело, что нового придумали иностранные промышленники, какие технологии входят в обиход. Всё это он «брал на карандаш», не без оснований полагая, что эти знания ему пригодятся в скором будущем. Также он продолжил там своё образование в области химии и механики.

15 июня 1834 года С. И. Мальцов восстановился на службе. Одновременно с этим его назначили адъютантом принца Петра Ольденбургского — человека неординарного и замечательного, о чём мы скажем далее.