Следы на морском берегу. Автобиографическая повесть

Андрей Матвеенко

Куда уходит детство? В какие города?.. Как эти строчки созвучны детско-юношескому периоду моей жизни. Горести и удачи, ошибки, совершенные мною на первом этапе жизненного пути, может быть, послужат кому-то уроком. Помогут избежать тех острых углов, на которые я натыкался, тех колдобин, о которые частенько спотыкался, тех ситуаций, из которых, казалось бы, нет выхода… Мои попытки найти свое место в жизни, понять: кто я и зачем появился в этом мире, еще не закончены, – они только начинаются.

Глава 5. Детство

Начало

…Истошный вопль грудного ребенка разрывает тишину комнаты. Малыш кричит надрывно, заходясь в крике, и, замолкая лишь на короткое время, возобновляет свою жалобную песню снова и снова.

Но никто не откликается на его настойчивые просьбы о капельке обыкновенного человеческого внимания со стороны взрослых. Никто не идёт, не бежит к нему. Всем не до него: в соседней комнате вовсю гуляют. Слышится звон посуды, грохот передвигаемых стульев, громкие разговоры, пьяный смех…

Через некоторое время в комнату всё же, вероятней всего случайно, входит, пошатываясь, женщина — ярко накрашенная блондинка, броско и безвкусно одетая. От неё исходит запах вина и тянется шлейф дорогих духов. Наклонившись над детской кроваткой, она, пригрозив пухлым пальцем, украшенным массивным золотым перстнем, гневно шипит:

— Не ори, засранец. — Младенец замолкает. На женщину испуганно поглядывают широко раскрытые большие голубые глазёнки с блестящими бисерными капельками слез на красном, с синими прожилками, крохотном личике.

— Замолчи, идиот, — повторяет она пару раз и нетвёрдой походкой направляется к двери.

У самого порога её останавливает отчаянный крик грудничка. Таким образом он снова пытается привлечь к себе внимание, поняв, что женщина уходит, так и не захотев помочь ему. Подойдя второй раз, она резко приподнимает маленький, завернутый в пеленку комочек и безжалостно, с силой бросает его на кровать.

— Заткнись, паршивец! — орёт она, выходя из себя, и снова грубо хватает ребёнка. — Чёрт, он ещё и обосрался, — морщится красотка и брезгливо отшвыривает младенца от себя. — Маленький снова заходится в истошном крике.

В комнату пошатываясь, как матрос на палубе, входит мужчина в дорогом сером костюме. Он рассеянно обводит пространство мутным взглядом и наконец отыскав в глубине помещения вожделенный предмет, властно говорит:

— Лилёк, дорогая, пойдём к столу. Тебя ждут гости. — Блондинка нервно дергает головой, и, кокетливо вздернув носик, пьяно хихикает:

— Слава, этот гадёныш снова обкакался

— Ну, так и пусть лежит себе, пачкун. Не трогай его, — произносит мужчина и, сделав благородный жест, подхватывает женщину под руку и тащит за собой.

Весело посмеиваясь, довольные и счастливые, они скрываются в ярко освещённой комнате…

Никому не нужный

В пугающей темноте, в неуютной мокрой и холодной постельке хрипит, заходясь в крике, ребёнок. Он не может уже громко кричать, а только продолжает тихонько подвывать, словно маленький голодный зверёк…

Сумерки сгущаются, надвигаясь обволакивающей чернотой. Все предметы в комнате погружаются во мрак. Лишь тусклые лучи уличного фонаря и лунный свет, с удивленным любопытством заглядывая в детскую комнатку, прокладывают светлую дорожку к кроватке никому ненужного несчастного малыша.

К ребёнку давно никто не приходит.

В соседней комнате гаснет свет, все расходятся. Наступившие тишина и темнота маленького не пугают. И даже неприятные ощущения от прикосновения к его нежному тельцу мокрой одежды не донимают его так, как терзающее чувство голода. Словно хищный зверь оно подкрадывается незаметно. Сначала малютка терпит, с интересом разглядывая произошедшие вокруг него перемены: игру разноцветных огоньков в окнах соседнего дома, вспыхивающих внезапно, исчезающих и появляющихся вновь, но неожиданно в другом месте, и светящихся то синим, то зеленым или красным, оранжевым, жёлтым переливающимися цветами… Это зрелище оказывается таким притягательным, что младенец увлекается им надолго.

Однако ноющее чувство голода не отпускает. Внедрившись в желудочек малютки давно, оно всё настойчивей требует пищи. Малыш пробует засовывать в рот свои крошечные кулачки по очереди — то один, то другой — и первое время с большим удовольствием сосёт их, глотая голодные слюньки. Но и это его не может отвлечь от всевозрастающих терзаний. И тогда он придумывает себе более интересное и полезное в данном случае, по его разумению, занятие…

Наконец в комнату вваливается человек в сером костюме. Он еле стоит на ногах, шатаясь из стороны в сторону, как тонкая осинка под мощными порывами ветра. Подойдя к кроватке, останавливается, в недоумении уставившись на маленького.

— Ты это что делаешь? — вырывается хрип из его глотки. — Ребенок лежит на боку, а правой ручкой усердно-старательно запихивает себе в рот свой кал. — Ты что?! — снова вопросительно-удивленно восклицает мужчина. — И вдруг вмиг протрезвев, бросается вон из комнаты.

— Лилька! Лилька! — слышится гневный окрик и тяжёлая поступь шагов в коридоре. — Быстро иди сюда, ты что творишь? — в его голосе появляются нотки нетерпения и раздражения.

— В чём дело? Славочка, что за шум ты поднял? — раздаётся наконец сонный женский голос. Мужчина, рванувшись навстречу появившейся блондинке, с силой ударяет её по лицу.

— Славочка, не бей! Славочка! — орёт она, повалившись на бок и закрыв лицо руками. — В чём я виновата, Славочка? Славочка, не бей! Ой, прости! Ой..! — причитает она, не умолкая.

— Сука! Стерва! — кричит мужчина. — Ребёнок жрёт своё говно! Когда ты его кормила? — Женщина, проворно вскочив на ноги, бросается в комнату к малышу.

— Маленький мой! Родненький, я сейчас! Я сейчас все сделаю, — сюсюкает она, пробудив в себе крепко заснувшие до сих пор материнские чувства. — Да ты же весь мокренький, бедняжка. Дай-ка я тебя переодену, — нежно воркует «мамаша», засуетившись около младенца, словно наседка над цыплятами.

Она несёт ребёнка в ванную комнату, моет его с мылом, насухо вытирает и, одев в чистую распашонку, заворачивает в мягкую, приятно касающуюся нежной детской кожи, пелёнку. Маленький молчит, созерцая всё спокойным взглядом взрослого человека. Он воспринимает происходящую вокруг его персоны суету, как давно причитающуюся и выстраданную им необходимость. Женщина приносит тёплое молоко в бутылочке, и бедняга наконец-то по-настоящему может покушать.

«Ах, какое блаженство лежать в чистой постельке, в сухой одежде, напившись вкусного молочка!» — маленький зажмуривается от удовольствия, потягивается и смешно зевает, скривив ротик в сторону.

И вскоре, довольный и счастливый, он уже спит крепким спокойным безмятежным сном младенца…

Первые шаги

Ребёнку десять месяцев. Он стоит у кресла и держится ручками за подлокотник. Малыш учится ходить.

На кровати у противоположной стены сидит человек, которого ребёнок знает, как «громко кричащего дядю». Рядом на табуретке — большая седая пожилая женщина. Она, словно несокрушимая, неприступная скала, сидит, опершись на палку, и тяжелым немигающим взглядом смотрит перед собой.

— Ну, — раздается весёлый самодовольный голос мужчины, очень кстати нарушивший напряженную тишину комнаты. — Андрюша, чего ты? Не бойся, иди сюда, — и, раскинув руки, он настойчиво призывает к себе ребёнка.

Малыш боится. Он испуганно, словно затравленный зверёк, смотрит бегающим, чуть косящим взглядом на мужчину, потом на кресло,… и, наконец, с трудом решается на первый в своей жизни шаг.

Отпустив ручки от надёжной опоры, малютка пару секунд стоит, раскачиваясь на тоненьких слабеньких ножках, кое-как сохраняя равновесие. Но стоит ему правой ножкой сделать в воздухе полукруг, как… хлоп, — и он уже сидит на полу. Ребёнок не спеша поднимается, ловко перевернувшись на живот и подтянув ножки, цепляется ладошками за стенку и медленно начинает обход комнаты по периметру.

Старуха, до этого момента казавшаяся погруженной в гипнотическое состояние, вдруг оживает: делает из пальцев «козу» и пугает маленького, но мужчина серьёзно, твёрдым голосом пресекает её шаловливость:

— Мама, перестаньте. — И она опускает руку.

Малыш медленно проходит комнату один раз, другой… На четвёртом круге, усаживаясь у стенки, он начинает жалобно хныкать и протяжно выть, как маленький беспомощный щенок.

— Обделался, небось, негодник, — ворчит старая женщина и тяжело, с большой неохотой поднимается с табурета. Подходит к маленькому, берЁт его левой рукой под мышку, словно тюк с грязным бельем, и, слегка опираясь на палку, тащит в ванную комнату отмывать.

Мужчина, усмехнувшись, сочувственно вздыхает. Оставшись один, он валится на кровать, жалобно заскрипевшую под тяжестью тела. Свесив ноги в модных ботинках, с наслаждением закуривает. Колечки удушливого папиросного дыма быстро заполняют небольшое пространство маленькой комнатушки.

Вскоре появляется вымытый «горе-путешественник». Старуха вносит его все тем же способом и ставит у стенки. Маленький тут же хватается за опору и потихоньку начинает обходить комнату заново. Понравилось. Подойдя поближе к кровати, он останавливается и с нескрываемым любопытством широко раскрытыми глазёнками смотрит на лежащего мужчину. Тот вскакивает, тушит папироску и протягивает ребёнку палец. До пальца по стенке не добраться.

Малыш раздумывает несколько секунд. И вдруг отпускает потные ладошки от опоры и маленькими осторожными шажками медленно продвигается к манящему его предмету.

Письмо

Проходит три года.

Однажды почтальон приносит конверт с красивыми большими марками. Старая женщина очень радуется.

— От твоего папы, — гладя мальчика по голове, говорит она.

Полуслепая старуха тут же зовёт на помощь квартирантку тётю Машу — прочесть письмо. Та осторожно вскрывает большой помятый серый конверт, и из него неожиданно выпадает сторублевка. Тётя Маша, бережно взяв в руки купюру и рассматривая её на свет, с удивлением произносит:

— Не боится ведь посылать в письме такие деньги. Наверное, у него их куры не клюют. — Мальчугану становится смешно от этих слов.

— Почему деньги куры не клюют, — пристает он к тётке, но она лишь отмахивается странной, непонятной фразой: — Вырастишь — сам поймёшь.

Развернув плотный лист бумаги, сложенный вчетверо, тётя Маша принимается вслух читать письмо с далёкой Камчатки. Мальчик вначале внимательно слушает, но многое ему не совсем понятно, и от скуки он начинает вертеться на стуле. Пожилая женщина, заметив его невоспитанность, хватает за ухо и, пребольно крутанув пару раз, в сердцах восклицает:

— Не вертись, внучок! Угомонись же, наконец, чертяка! Слушай — батька письмо тебе написал, а ты вертишься. — От боли мальчишка орёт во весь голос и, вырвавшись из цепких бабкиных рук, убегает во двор.

«Сволочи, — злится он, спрятавшись за сараем в зарослях лопухов. И, размазывая засаленным рукавом рубашонки сопли, вперемежку со слезами, ворчит:

— Им письмо пришло — пусть и читают. А мне-то что из этого. А то, бабка, хороша: придумала батьку какого-то. В гробу я его видал в белых тапочках. Где он до сих пор был? Что-то я его не помню. Лишь бы драться старой. Ишь ты, взяла моду. Подожди, вот вырасту — дам ей тогда…

Долго ещё из зелёных зарослей слышится недовольное бурчание. Но постепенно оно затихает. Непоседливому малышу в конце концов надоедает сидеть в кустиках — становится неинтересно: никто не пытается его искать и даже не зовёт обедать. Он потихоньку выбирается из-за сарая и опрометью бросается к окну большой комнаты — столовой. Вскочив на ящик, мальчуган осторожно поднимает голову и, прильнув к стеклу, вглядывается внутрь. Бабушка всё также сидит за столом, а возле неё стоит тётя Маша и строгим голосом выговаривает-наставляет:

— Александра Ивановна, послушайте, он правильно пишет. Не надо приучать ребёнка к бабским юбкам. Кто из него вырастет? Пусть он спит в маленькой комнатке. Большой уже мальчик! Не надо баловать его. Ему уже скоро четыре. Вы же знаете Славку: если он приедет, а ребёнок будет спать с вами, что тогда начнётся — гром и молния. Послушайте меня, не волнуйтесь. Все мы рядом, если заплачет — услышим.

Бабушка сидит, низко опустив голову и не проронив ни слова. Мальчишка сразу смекает — речь идёт явно о нём: «Видимо какой-то Славка, написавший письмо, якобы мой отец. Он очень злой и не хочет, чтобы я спал с бабушкой. Но с другой стороны, это же и хорошо. Теперь у меня будет своя комната, и я смогу, сколько душе угодно, крутить большое железное колесо у швейной немецкой машинки. Оно давно уже притягивало меня. Ура! Ура! А ещё я смогу безнаказанно скакать на большой кровати, рисовать на обоях и делать массу вещей, которые раньше мне запрещали. Ура! Как хорошо! У меня будет своя комната!!!»

Остаток дня малыш ведёт себя очень хорошо. Подметает на кухне пол, наводит порядок в спальне, собирает игрушки в коробку, а ещё маленькими грабельками сгребает мусор во дворе в одну кучку. И даже решает вымыть свой горшок. Бабушка удивляется. Что такое на внука нашло?

— Что случилось, паразит? — спрашивает она, схватив малыша за плечо.

— Ничего. Я просто помогаю тебе и тёте Маше наводить порядок. — Бабушка лишь качает головой.

Наступает вечер. За чаем баба, повернувшись к внучонку и положив тяжелую руку ему на голову, каким-то незнакомым голосом говорит:

— Андрюша, ты уже большой мальчик. С сегодняшнего дня у тебя будет своя комната. Ты рад? — Конечно же, он был очень рад: целый день ему пришлось ждать от бабушки этих слов. Малыш порывисто вскакивает и, обняв бабу Шуру, крепко целует её в щёку.

— Милая бабуля, я теперь буду всегда тебе помогать! Ты не думай: я всё могу — и полы мыть, и посуду, и кровать застилать.

Бабушка, посмотрев на внучонка повлажневшими глазами, произносит:

— Горе ты моё луковое, — ничего мне не надо. Только не расстраивай меня, старую, никогда.

Ночные страхи

Комнатка, которую выделяют Андрюше, совсем маленькая и к тому же без окон. Раньше там располагался чулан — кладовка, где бабушка хранила крупы, муку и другие продукты. Теперь это всё убирается. Дядя Валик, муж тёти Маши притаскивает из сарая старую кровать.

Ну что это за чудо! Высокая, с тугой панцирной сеткой она занимает чуть ли не половину пространства. К тому же с малышом почти одного роста. Андрюше приходится прикладывать некоторые усилия, чтобы на неё забраться. Высокие стальные спинки возвышаются, как металлическая ограда, а по углам их сверкают тусклым красноватым светом медные шишечки.

Бабушка говорит, что эта кровать была привезена из Германии ещё дедом Романом. А он умер за десять лет до рождения внука. Мальчик видел его много раз на пожелтевшей от времени и поцарапанной от старости фотографии. Там дедушка в военной форме стоит возле большого дерева и улыбается. Андрюше очень нравится эта фотография и он частенько просит бабушку достать альбом.

Теперь же, когда у малыша появляется своя комната, баба Шура решает повесить фотографию в рамке на стену возле его кровати. Пусть внучонок гордиться дедом и стремиться быть похожим на него.

Когда все приготовления по переселению, наконец, заканчиваются, наступает время сна. Мальчик трёт кулачками глаза и капризничает: ему не терпится, чтобы все поскорее покинули его территорию, и злым голосом кричит:

— Я спать хочу! Убирайтесь вон отсюда! — Вопли внука невыносимы, и бабушка, уложив малыша в кровать и накрыв одеялом, сердито наказывает:

— Сцать в горшок под кроватью. Увижу, что нагадил в постель — прибью. — С этими словами она гасит свет и плотно затворяет за собой дверь.

Андрюша остается один. Распластавшись в огромной кровати, пытается рассмотреть потолок, стены, фото деда и представить себя в такой же форме, как у него. Комната погружена во мрак и ничего уже нельзя различить — остаётся только фантазировать. И вскоре ему надоедает пялить глаза в темноту. Пытается заснуть.

Но не тут-то было: сон не идёт, его как рукой сняло. В бабушкиной комнате щёлкает выключатель. Спустя минуту жалобно скрипит, стонет сетка кровати. «Бабка укладывается», — думает мальчик.

Он лежит один на просторном ложе, в полной темноте, и к нему начинает подкрадываться страх. Тихонько скрипит дверца шкафа в зале — и он тут же весь покрывается холодным потом. «Там кто-то ходит, — проносится у него в голове. — А что если воры проникли в дом и ищут, что бы им украсть. Вдруг заглянут в мою комнату?» От этих мыслей ему становится так жутко, что он закутывается в одеяло с головой, стараясь как можно тише лежать. Не дай Бог, его заметят. Спрятавшись таким образом, он лежит довольно долго, напряженно вслушиваясь в кажущуюся ему зловещей тишину.

Вскоре из комнаты бабы Шуры доносится храп. Это несколько приободряет мальчика. Боязливо высунув из-под одеяла голову, он прислушивается к привычным его слуху звукам. Храп нарастает — значит, бабушка крепко спит.

Андрюша успокаивается и только собирается зарыться поглубже в тёплую уютную постельку, — как ему вдруг жутко хочется в туалет. Что делать? Вначале он решает терпеть до утра, но сон не приходит, а писать хочется всё больше и больше.

Наконец не выдержав, он осторожно высовывает сначала одну ногу из-под одеяла. Непонятный страх вновь охватывает его, сковывает все мышцы, как только часть его тела оказывается за пределами постели. Ему кажется: что-то страшное и злое сидит у него под кроватью и сейчас схватит и стащит вниз. Малышу даже мерещится в темноте это существо — серое, волосатое, с горящими красным злобным светом огромными глазищами и жёлтыми клыками. Вот оно уже приготовилось к прыжку и ждёт, когда же мальчик слезет с кровати. Мальчуган быстро засовывает ногу назад под одеяло и больше не пытается вылезать.

Надо ли писать о том, что в «туалет» он всё же сходил, но только — в кровать.

Наутро

Утром бабушка, широко улыбаясь, ласково спрашивает Андрюшу:

— Ну как спалось? Не боялся?!

Внучонок лежит молча, тараща на бабулю глазёнки. Ему хочется вскочить и напподать ей ногой в живот с такой силой, чтобы он лопнул.

— Уходи, — зло выкрикивает малыш. — Ты — мучительница. — Баба Шура, сообразив в чём дело, лезет под кровать и заглядывает в горшок. Он пустой.

— Паразит, ты снова нассал в кровать! — сердится она. — Так знай: ни я, ни тётя Маша не будем стирать тебе простынь — так и будешь спать мокрым, обоссанец. — Мальчуган от слов переходит к делу: выскакивает из-под одеяла и с силой пинает бабушку ногой в живот.

— Я уйду от тебя! Уйду от тебя! — орёт он сквозь слёзы. — И не буду пережёвывать тебе еду. С голоду помрёшь без зубов. Так и знай! — Старуха замахивается на внука, чтобы залепить ему затрещину, как вдруг открывается дверь и на пороге появляется взволнованная тётя Маша.

— Тёть Шур, Славка приехал. Скоро будет у нас. Пошёл к Лильке. — Бабушка замирает на секунду, словно заснув. Очнувшись, испуганным свистящим шёпотом умоляюще просит:

— Ой, Машенька, ставь скорее варить манку — дитёнок неумытый, неодетый и голодный к тому же. Да рубашечку Андрюше приготовь чистенькую, _{_} — кричит она вслед квартирантке, убегающей выполнять распоряжения.

Завтрак

Мальчик сидит за столом и кушает. Точнее, делает вид, что ест. Рядом возвышается сердитая старуха — баба Шура. Она зорко следит за тем, чтобы манная каша попадала по назначению — в рот ребёнку. Но ложка очень тяжелая, каша невкусная, подгоревшая, с противными комочками. И Андрюша, лениво ворочая ложкой в тарелке, украдкой поглядывает на бабушку.

— Ешь, — говорит она строго, — а то шкелет какой. Батька придёт, будет мне тогда старой.

— Не-хо-чу, — раздаётся по слогам привычное уже для бабушкиного слуха слово. Мальчик продолжает спокойно, с невозмутимым видом елозить ложкой в тарелке.

— Паразит, — возмущается рассерженная бабка. Быстро подскакивает, что удивительно для её преклонного возраста, цепко хватает ребёнка за худенькие плечи и начинает трясти. Белобрысая головёнка его болтается на тонюсенькой, как у цыплёнка, шейке, раскачиваясь из стороны в сторону. Видимо, таким образом, бабуся надеялась выбить из него всю дурь, которой, по её мнению, он напичкан с головы до ног.

Очки, и так еле-еле державшиеся на маленьком носике, незамедлительно шлёпаются в бело-коричневую массу. Размазывая по лицу бегущие по щекам слёзы, свисающие сопли и стекающие с уголков рта слюни, малыш начинает кричать — громко, тоненьким голоском. Но только стоило ему разинуть рот — всё содержимое плюхается на рубашку. Разгневанная бабка даёт ему увесистую оплеуху. От острой боли и горькой обиды Андрюша орёт ещё громче, пробует слезть со стула, дабы улизнуть.

Однако старуха оказывается шустрей. И, быстро разгадав его избитый — уже бессчётное количество раз использованный — «военный» манёвр, сразу же принимает ответные меры для пресечения каких-либо действий и порывов к побегу. Её тяжелая рука, закаленная постоянным физическим трудом, намертво прижимает мальчугана к табуретке.

— Будешь есть? — ехидно прищурившись, шипит бабуля ему в ухо. И ребёнок понимает: если и дальше будет упрямиться, — каша окажется у него на голове.

— Буду, — пищит малыш, словно маленький птенчик, и покорно разевает ротик, пытаясь заглотнуть уже холодную и оттого ещё более противную кашу.

Горько-солёные крупные капли капают в тарелку. Нос покраснел и распух. Андрюша добросовестно хочет проглотить мерзкое месиво. Но все его попытки напрасны. Каша комком застревает в горле — ни туда и ни сюда. Малыш давится, и содержимое рта радостно выпрыгивает из надоевшего убежища, как маленький лягушонок, плюхаясь ему на штаны.

— Как ты ешь? — свирепеет бабка. Выхватывает из его вспотевших от напряжения, липких, перепачканных ручонок ложку. Зачерпывает манную гадость с горкой. И, проворно схватив ребёнка за волосы, с силой засовывает эту дрянь ему в рот. От боли, обиды, ощущения своего бессилия малыш почти теряет сознание: не может дышать, — и всю ненавистную кашу, чуть было не отправившую его на тот свет, с силой выплёвывает на мучительницу. Освободившись от противного месива, он с облегчением вздыхает. Однако старуха не намерена уступать, и экзекуция неминуемо бы продолжилась… Но, к радости ребёнка, этого не происходит.

Па — Па

От наказания Андрюшу спас неожиданный стук в дверь. Разгневанная бабка, готовая вот-вот броситься на внука, останавливается в растерянности. Придя в себя, быстро хватает полотенце и стряхивает с подола манную кашу.

Дверь открывается и в комнату входит незнакомый малышу мужчина с двумя большими чемоданами. Невысокого роста, в красивом коричневом костюме он источает запах дорогого парфюма. Незнакомец ставит на пороге свой багаж и, широко улыбаясь, произносит:

— Ну, здравствуйте, дорогие мои! — Мальчик сидит и думает: «Почему этот дядька пришёл к нам да ещё дорогими нас называет? Я-то его не знаю».

Но что это происходит с бабой Шурой?! Она замирает на месте, как вкопанная…. Очнувшись, с радостным криком бросается к этому человеку.

— Славочка! Сынок мой, родненький! — басит она, обнимая дядьку.

— Мама! — восклицает он. — Как вы тут поживаете?

— Да вот так и живём, — растерянно отвечает бабка и отходит в сторону, чтобы мужчина смог увидеть малыша.

— Андрюша, мальчик мой! — радостно произносит незнакомец, заливисто смеясь. Приглядевшись, удивлённо спрашивает:

— Что это с ним?

— Так он кушает, Славочка, — тонким заискивающим голоском оправдывается баба. — Совсем не умеет есть. Малой ещё, не расторопный.

— Ах, пачкун, ты, пачкун! — смеётся дядька. — Ну иди сюда поближе, Андрюша. Дай, хоть посмотрю на тебя. — Баба Шура настойчиво подталкивает внучонка к гостю.

— Ну иди. Чего упёрся? Аль боишься? — ласково басит она. — Это ведь твой папа.

— Па-па. — повторяет малыш машинально за бабкой и бочком продвигается к незнакомцу. Мужчина хватает его в охапку, поднимает на руки и крепко прижимает к себе.

— Папа, — говорит мальчик ещё раз, вслушиваясь в незнакомые звуки нового для него слова, а сам всё думает про себя: «Кто же этот дядька, который так крепко меня обнимает?»

— Он узнал меня, — гордо восклицает мужчина и целует ребёнка в щёку.

Подарки

Незнакомец уходит в комнату, и вместе с ним исчезают с поля зрения мальчика таинственные, так манящие к себе, его чемоданы.

Лишь за мужчиной закрывается дверь, как к малышу подскакивает бабка и, крепко схватив его за ухо, шипит:

— Только попробуй — пожалься. Ухо откручу. — «На что жаловаться? — Андрюша искренне не понимает. Такие приемы еды — для него обычное дело. Но чтобы успокоить бабушку, обещает, что жаловаться не будет.

— Молодец! — бурчит бабуля и даёт гостинец — завалявшуюся в кармане фартука карамельку.

Из комнаты выходит дядька. Он переоделся и сейчас на нём синяя безрукавка и трико. Мальчик раньше не видел этих вещей: выходит мужчина привёз их с собой. В руках незнакомца большой пакет. Подойдя к столу, он торжественно произносит:

— Ну, вот вам и подарочки! — с этими словами мужчина демонстративно достаёт свёрток, разворачивает его и вынимает большой цветастый платок.

— Мама, это тебе. Носи на здоровье. И вот ещё тапочки. — Вытаскивает два смешных мохнатых предмета, похожих на маленьких пушистых зверьков. — Это из оленей шкуры. Они очень тёплые, держи.

— Спасибо, Славик! — Засияв от удовольствия, бабушка целует дядьку в щёку.

— А это тебе, Андрюша! — Из пакета появляется большая яркая коробка, из которой выглядывает пакет, а в нём оказывается автомобиль.

Что за чудо?! Никогда у ребёнка не было ничего подобного. Да и у мальчишек на улице он такого красавца не видел. Завороженный, малыш смотрит на машину, не в силах оторвать взгляда. Никак не может поверить, что это теперь его вещь.

Цирк

На следующий день отец везёт Андрюшу в город. До этого малышу никогда не приходилось так далеко уезжать от дома: полуслепая бабка сама никуда не выбиралась и внучка от себя не отпускала. Так что для мальчика это был первый выезд — знакомство с Гомелем.

Удобно усевшись на папиных коленях в салоне троллейбуса, он с интересом посматривает в окошко. Перед глазами мелькают картинки: люди, деревья, дома… Мчаться автомобили, автобусы…

— Ты в цирке был? — вдруг спрашивает у него отец.

— Н-е, н-е б-ы-л, — растягивая слова, отвечает малыш.

— Сегодня побываешь. — Мальчуган слышал о цирке. Дети на улице с восторгом рассказывали о весёлых представлениях в большом круглом здании: смешных клоунах; людях, ходящих по проволоке; силачах, что играючи гнут руками железные подковы. Рассказы — рассказами, а вот посмотреть бы на это самому! Хотя бы одним глазком взглянуть на эти чудеса было давней его мечтой. Мальчик сразу же проникся симпатией к человеку, который называл себя его отцом.

Цирк оказывается гораздо больше, чем Андрюша себе представлял. Задрав голову, он с восхищением разглядывает огромное здание с закруглённой крышей, рассматривает пестреющие кругом афиши, зазывающие посетителей:

Конец ознакомительного фрагмента.