Чужие дневники. Часть I. Трое в мире. Несколько дней из жизни поколения 2004-х

Андрей Максимов

Что общего между поездом, песнями «Агаты Кристи», другом из соседнего подъезда и первой школьной любовью?.. Всё это – часть жизни, небольшой её отрезок. И всё это – и есть жизнь, в самом ярком её проявлении…

Жанна и Марина

Ночью, сопровождаемый стуком и матом, пришёл отец. Конечно, он мог прийти тихо, но — согласно заведённому неизвестно с какой целью порядку — предпочёл оповестить о своём появлении весь подъезд. Вначале громко и безнадёжно хлопнула входная дверь; затем по ступенькам пронёсся тяжёлый томный топот — настолько обречённый, будто человек по ту сторону двери шёл на казнь; потом так же громко, издав множество звуков и стонов неотвратимой гибели, открылась и закрылась следом за отцом дверь квартиры. Тотчас же вся прихожая — а вслед за нею и квартира, так как голос у отца постепенно набирал силу — огласилась громами нецензурной брани. Впрочем, поток сей был временно прекращён появлением мамы. Она увела матерящегося уже чуть тише отца на кухню. Там, закрыв за собой плотно дверь, отец с мамой ещё какое-то время ругались вполголоса, быстро успокоившись. После чего, погасив свет везде в квартире, ушли спать. Однако Егор, разбуженный отцовской руганью, уснуть уже не мог. Он сел за стол, на ощупь нашёл кнопку включения магнитофона и нажал её — предварительно, конечно, сделав звук как можно тише, чтобы не разбудить отца с мамой.

Наша красота, подлая судьба,

Нас ещё погубит навсегда…

В дверь Марины Егор звонил, чувствуя смертельную усталость — криков и неприятных мыслей ему вполне хватило за вчерашний день и ночь, и их повторения сейчас он совершенно не хотел. Дверь открылась не сразу — Егор уже решил зайти позже, когда услышал так любимый собой тихий щелчок замка. Марина улыбнулась, но не так, как улыбалась до этого — сейчас её улыбка была скорее вынужденной, словно исполнением обязательного при встрече ритуала.

— Извини, если я не вовремя, — прошептал Егор, уже готовясь услышать отпор или другое негативное слово в свой адрес — он даже будто напрягся внутренне, словно ожидая страшного удара.

— Проходи, — Марина пропустила Егора в квартиру и сразу после того, как он поставил в углу свои любимые чёрные кроссовки и повесил на крючок возле двери кожаную куртку, проводила на кухню. Здесь она с почти неуловимой глазу скоростью налила себе и Егору чай и села за стол напротив Егора.

— Я чувствую, что должна извиниться, — начала Марина, чтобы не тянуть дальше это томительное и ненужное молчание. Егор промолчал — он весь обратился в слух, готовый внимать каждому слову Марины.

— На меня будто что-то нашло. Это как наваждение. — Марина помолчала секунд пять, словно подбирая нужные слова. — И, главное, я и сама объяснить не могу… Если сможешь, прости, пожалуйста, — она посмотрела Егору прямо в глаза, казалось, прожигая взглядом всю душу насквозь. Егор увидел в её глазах какую-то необъяснимую с точки зрения человеческих чувств тоску и… страх, что после вчерашнего, надо признать, довольно-таки неприятного инцидента ничего уже не будет таким, каким было до того. Этот страх словно пронизывал Марину и её взгляд, он трепетал в каждой реснице, прятался на самом дне её полного любви — с этим самым страхом пополам — взора. Егор положил свою руку на руку Марины.

— Конечно. С кем не бывает. Я ведь тоже могу иногда вспылить без причины.

Однако в это утро что-то явно было не так. Ещё гаже становилось Егору от того, что в сознании упорно свербила вчерашняя гадкая мысль о возможной причастности Жанны к Марининому «наваждению». Даже сегодня мысль не желала уходить; она проснулась вместе с Егором и стала напоминать о себе неотвратимо, с завидным и омерзительным, как и она сама, постоянством. Егор подошёл к Марине и обнял её.

— Я ведь тебя очень люблю. И не могу представить себе жизни, в которой нет тебя. Но — пойми, пожалуйста — вчера мне стало действительно страшно. Я ведь боялся, что на этом — всё. — Дальше Егор говорить не мог; слова иссякли, хотя он чувствовал, что шли они скорее из сердца, нежели с уст. И, словно выговорившись полностью, сердце замолчало.

Егор легко, будто боясь спугнуть, коснулся своими губами щеки Марины и прошептал:

— Я пойду, ладно? Зайду вечером.

По дороге домой Егор думал. А что, если и правда Жанна каким-то образом причастна к вчерашней истории? Хотя, конечно, допустить такое можно было только в кошмаре или бреду. Жанна и Марина никогда не встречались — более того, они и не знали о существовании друг друга. Поэтому Жанна и не могла рассказать Марине ничего такого, что стало бы причиной внезапного, неожиданного и тем страшного взрыва, последствия которого Егор вчера ощутил в полной мере. Из раздумий Егора вывел Коля; он подошёл откуда-то сбоку и похлопал по плечу, так что Егор, погружённый в свои мысли, чуть не умер от страха. Коля был человеком, с которым Егор познакомился совсем недавно — на какой-то вечеринке, посещать которые, впрочем, не любил, а пришёл просто из вежливости и чтобы отвлечься от опостылевшей, как казалось Егору, ежедневной суеты. И каждый раз, встречаясь с Колей после той вечеринки, Егор отмечал про себя, что они удивительным образом схожи. Настолько близкими оказались их интересы, и настолько одинаково они порой думали, что, казалось, в прошлой жизни были они с Колей одним целым — и по какому-то недоразумению в этой жизни оказались двумя людьми, живущими в разных частях города.

— Привет. Как дела? — спросил Коля, с лица которого никогда не сходила жизнерадостная улыбка — он, казалось, настолько любил и этот мир, и людей вокруг, что не существовало причины, способной это его жизнелюбие поколебать либо разрушить.

— Да так… По чуть-чуть, — в отличие от Коли, Егор таким жизнерадостным не был — правда, и у него особых причин быть чем-либо недовольным не имелось. Хотя именно в этот момент он был всерьёз обеспокоен вчерашним монологом Марины и, само собой, возможными негативными его последствиями для их отношений.

— Ясно. А то я тебя пригласить хочу. В воскресенье у меня собраться. Часам к четырём подходи.

— Хорошо, — Егор уже знал, что придёт. Ему было как воздух необходимо общение с людьми, большую часть которых он, правда, видел только на таких вот спонтанных вечеринках — но которые тем не менее говорили порой весьма умные вещи и тем самым, не сознавая того, давали Егору советы, как поступить в той или иной ситуации.

— Я приду. А Марину можно с собой привести?

— Конечно. На этом они и расстались. Коля пошёл к себе домой, а Егор — просто бродить по улицам. Почему-то со вчерашнего дня ему стало нравиться вот такое бесцельное хождение по улицам — может, потому, что помогало сосредоточиться и погрузиться в себя целиком? Погружаться в свои мысли Егор начал давно — с тех пор, как в его жизни появилась Марина. Такое общение с самим собой посредством своих мыслей настраивало на нужный Егору оптимистический лад, помогало выстроить правильную линию поведения. А сейчас Егору просто нужно было подумать. Поэтому он и пошёл куда глядят глаза.

Едва Егор пришёл домой, раздался телефонный звонок. Телефон словно ждал, когда Егор зайдёт, чтобы настойчиво и требовательно заявить о себе. Егор снял трубку и своим обычным бесцветным голосом, не дававшим собеседнику никаких шансов и возможностей угадать его настроение, сказал:

— Слушаю.

— Привет, я так давно тебя не слышала, — раздался на том конце провода такой родной, до боли знакомый голос, что сердце Егора сжалось в груди и, казалось, перестало биться — настолько Егор боготворил этот голос; и настолько же его боялся. Он даже не решился напомнить Жанне, что это самое «давно», о котором она говорит, было только вчера.

— Ты свободен? Я хочу зайти — я соскучилась.

— Лучше я к тебе, — прошептал Егор, в этот самый миг почувствовав, что привычная манера разговора его оставляет — голос предательски дрожит, переходя местами на еле слышный почти священный шёпот.

Конец ознакомительного фрагмента.