Дети сектора

Андрей Левицкий, 2013

Вторжение началось. Доверять нельзя никому. Близкие могут убить, родные – предать. Большинство людей изменилось под действием биотина. Теперь кроме обманчивой внешности у этих существ нет ничего общего с людьми. Уцелевшие с трудом удерживают позиции в новой столице России – Санкт-Петербурге. Но есть еще надежда все исправить. Чтобы победить, надо укротить Сектор. Время пошло. Остались сутки. И если опоздать – менять что-либо будет поздно!

Глава 2

— Торопитесь, — повторил Шейх, снова оглядываясь. — Система безопасности бдит.

— Она бдит, если мы представляем угрозу, — прошептал Рэмбо. — Вдруг мы в бесполезном отсеке, где не причиним вреда ни Улью, ни матке?

Даниле приходилось труднее всех: на руках он нес Марину и не видел, что под ногами. Рэмбо шагал близко, иногда задевая его локтем, кивал на девушку:

— Давай помогу?

Руки онемели и, казалось, вот-вот отвалятся. Данила взял девушку поудобнее, а она, о чудо, обвила руками его шею. «Спасибо, дорогая, уже легче». Маугли семенил по левую руку, заглядывал в безмятежное лицо Марины.

— Ей лучше? — спросил он и убрал кудряшки с ее лба.

Данила наступил на его ногу, ругнулся — мальчишка отскочил в сторону и теперь держал дистанцию.

Ответил Шейх:

— Вряд ли ей когда-нибудь станет хорошо. Точнее, ей-то станет, а вот нам с ней таскаться будет невесело и нелегко.

Рэмбо отшутился:

— Зато если за нами погонится какая-то тварь, мы ее бросим и спасемся.

— Кстати да, — кивнул Шейх. — Оружия-то у нас нет.

Чем дальше уходили в глубь коридора, тем ярче становилось освещение. Лампочек не было, мягкий желтоватый свет излучали сами стены. Рэмбо искал надписи — безуспешно. Шейх танком пер вперед, поддерживая раненую руку. Кровь на его повязке наконец засохла.

Коридор закончился телепортом. Не дожидаясь одобрения, Маугли шагнул вперед и приложил ладонь к панели.

На этот раз Данила очутился в ярко освещенной комнате. Нет, скорее, коридоре со стеклянными стенами. Его искусственность не вызывала сомнений. Тут остро пахло… больницей. Как своевременно! Не выдержав, он опустил Марину на пол и размял затекшие руки, нагнулся, распрямился.

Рэмбо, разинув рот, шагнул вперед и остолбенел:

— Dog shit!

Лицо Шейха вытянулось — Данила видел его отражение в гигантских стеклах, за которыми что-то темнело. Маугли схватил Астрахана за руку, по-собачьи преданно заглянул в глаза. Словно спрашивая: «Что это, хозяин? Я не понимаю, объясни мне!»

Оставив Марину, Данила шагнул вбок, приблизил к стеклу лицо, как это сделал Рэмбо, и едва не отшатнулся: на него таращился ребенок лет пяти — совершенно лысый, с вытянутым черепом. Руки скрещены на груди, ноги поджаты, на лице — умиротворение. Похоже, малыша убили, когда он спал.

Пространство за стеклом от пола до потолка было заполнено прозрачной коричневатой жидкостью, в которой плавали зародыши, младенцы и дети до пяти лет. Точнее, не плавали — каждый трупик был словно прикреплен к своему месту невидимыми нитями.

Вторая стена тоже представляла собой «аквариум», но здесь хранились взрослые, в основном молодые женщины.

— Их с Земли воровали? — проговорил Данила шепотом, касаясь стекла. — Вот и не верь после этого тарелочникам и тому, что они следят.

— Похоже на то, — шепнул Шейх. — Причем воровали исключительно брюнеток… Азиаток? Нет. И на испанок они не похожи.

В воздухе витала смерть; все словно боялись потревожить духов усопших и говорили шепотом. Шейх зашагал вперед по длинному коридору. Эхо его шагов заметалось, отраженное куполом потолка.

Данила не был уверен, что из лаборатории есть выход, к тому же он устал и, положив спящую Марину у стены, подозвал Маугли:

— Присматривай за ней — это одно твое задание, второе — следи за входом. Если появится враг — зови нас. Понял?

Мальчишка с воодушевлением закивал, и Данила с чистой совестью зашагал вперед. Шейха и Рэмбо в коридоре не было, но откуда-то доносились их искаженные эхом голоса. Метров через двадцать в стене обнаружился арочный проход, широкий и низкий. Данила пригнулся, переступил порог и очутился в лаборатории, где в огромных аквариумах плавали черноволосые люди разных возрастов. Рэмбо изучал трупы, водил пальцем по стеклу и шевелил губами.

Помещение делила надвое арка. Данила пригнулся, нырнул под арку и очутился во второй, скудно освещенной половине лаборатории. Она тоже была заставлена аквариумами, где навсегда нашли покой змееглазые — в основном женщины и подростки. Мужчин Данила нашел двоих, но и те не старше двадцати пяти. Чуть дальше в овальных емкостях плавали дети змееглазых. Чтобы рассмотреть их получше, Астрахан прильнул к стеклу: мутанты. У одного младенца не было глаз, у второго руки напоминали тентакли, заканчивающиеся короткими пальчиками.

Шейх покинул светлую часть и застыл за Данилой.

— Тут, на стекле, что-то написано на их языке. Рэмбо!

Действительно, знаки едва читались из-за того, что напоминали мутный узор. Такое письмо сохранится до тех пор, пока цел прозрачный материал. Вряд ли это стекло…

Волосатый наемник отозвался из светлого зала:

— Тут тоже все подписано. Очень любопытно. Это лаборатория, к сожалению, половину слов я понять не могу. Наверное, термины. Одно ясно: гуманоиды — не земляне, и они — не опытные образцы, их просто изучали сотни лет назад.

Шейх почесал подбородок и сказал:

— Слушайте! Вдруг Улей не дом ищет — дома? Адаптирует планеты под нужды Роя. Заселяет и отправляется на дальнейшие поиски. Если так, значит у него не одна матка, а сотни зародышей. Убей одну — появится новая.

— Выходит, сначала Улей заселил планету Вождя и Лианы, — предположил Данила. — Потом — родину змееглазых, теперь до Земли добрался. И хрен ли мы попремся убивать матку, когда весь банк с генматериалом грохать надо.

— Это всего лишь предположение, — отмахнулся Шейх. — Давайте попытаемся разобраться. Рэмбо! У нас тут змееглазые. Подписаны.

Рэмбо среагировал на «подписаны» и спустя пару секунд с озабоченным видом принялся изучать надписи. Ну и рожа у него: за время злоключений отросла жидкая черная борода, смоляные волосы спутались и поблекли, щеки сморщились от свежих розовых шрамов, а ведь еще молодой мужик. «На себя посмотри», — подумал Данила и глянул в зеркальное стекло. И правда, он ничем не лучше: борода моджахеда, весь грязный, будто пылью присыпанный, глаза ввалились, нос заострился. Попади он в Москву — патруль мгновенно остановит.

— О, как! — воскликнул Рэмбо и взлохматил космы.

— Чего? — Шейх с интересом уставился на маленьких уродцев в аквариуме.

— Похоже, или Улей одновременно осваивал две планеты, или их населяли разные виды гуманоидов.

— То есть корабль наш — захватчик со стажем, и эти виды гуманоидов истреблены, и матка не одна, их несметное множество, а взрывчатки, чтоб взорвать тут все к чертям, у нас нет…

В коридоре кто-то завозился, донеслись шаги. Маугли, оставленный на стреме, крикнул:

— Данила, скорее, скорее же!

Шейх метнулся за аквариум с уродами, Данила спрятался между двумя емкостями. Система безопасности бдит! Да и смысл прятаться? Все равно таким составом без оружия ничего не сделать, даже от роботов не отбиться.

Но Рэмбо, который видел, что происходит, рассеял его опасения:

— А-а-а, это ты!

Значит, ничего страшного. Астрахан покинул убежище и усмехнулся: их напугал Маугли. Мальчишка прямо танцевал от нетерпения. Наконец он выпалил:

— Она открыла глаза! — Лицо Маугли оставалось каменным, все эмоции он передавал жестами. — Она говорит!

Шейх вскинул бровь, Данила потрепал мальчишку по голове:

— Спасибо, сынок. Идем, посмотрим.

— Чудеса! — бросил в спину Шейх и обратился к Рэмбо: — Интересно, люди…

Данила свернул в коридор, и голоса стихли. Маугли мчался впереди, сверкали его голые пятки, испачканные инопланетной грязью. А вот и Марина: сидит, поджав ноги, вертит головой. Увидев Астрахана, она невольно пригладила рыжие кудряшки:

— Данила? Что со мной? Мне снился страшный сон…

— Все хорошо, — Данила протянул руку. — Держись. Вот так. Давай подниматься.

Девушка увидела свое отражение, огладила тунику:

— Что это на мне? Где моя одежда?

Астрахан не знал, чего от нее ожидать. Нынешняя Марина напоминала куклу, которая пытается изображать чувства, когда их на самом деле нет. Однако — чертовски обаятельную куколку!

— Без понятия, что тебе снилось, — Астрахан прижал ее к себе. — Но это, скорее всего, правда. Идем, нас ждут Алан Мансуров и Рэмбо, чье настоящее имя мне неизвестно.

Марина свела брови у переносицы:

— Мансуров — лысый казах, что ли? Ты с ним теперь заодно?

— Многое изменилось. Все люди теперь заодно.

— Мне снилось, — шептала она, следуя за Астраханом, — что я огромна и лечу сквозь звезды, то замедляясь, то ускоряясь. Чужие солнца, россыпи планет, туманности… Сначала со мной были мои дети, хамелеоны, потом они умерли, но остались странные существа, которых хамелеоны изучали. Многие чужаки были похожи на моих детей… Вообще-то я не хотела такой становиться, но стала из-за профессора Астрахана…

— Тс-с-с, главное, что ты невредима, с остальным разберемся. Стой тут.

Данила оставил Марину под аркой. Незачем девочке видеть мертвых чужаков, надо щадить ее чувства. Мысли Момента, его стремления дали ростки в душе Данилы, он теперь лишь изредка выделял принадлежащие не ему чувства. Например, жалость эта — от Момента, симпатия к хорошенькой девушке — тоже его, бабника. Момент не ведал страха даже пред ликом смерти, а опасность пробуждала в нем безрассудство, и Даниле хотелось поцеловать Марину, ущипнуть, облапить. Усмирив в себе Момента, он провел по ее спине:

— Там пахнет смертью, подожди здесь.

— Вся моя жизнь — агония, — шепнула она, переступив порог. — Смерть — это я. Меня растили, чтобы открыть шлюз.

Рэмбо взглянул на нее вскользь и продолжил делиться с Шейхом предположениями. Марина навострила уши, подошла к ним и сказала:

— Почти так, — она провела по стеклу, за которым покоился ребенок, родившийся без ножек. — Гуманоиды в светлой комнате — родители этих. Я пыталась сделать их подобными моим мертвым детям, изучала, наблюдала. Все было хорошо, они менялись, делались такими. Ребенок — неудачный эксперимент, я потом все исправила, и они стали рождаться полноценными. Но они не реагировали на Зов. Я пыталась снова и снова, но из этих гуманоидов не получалось то, что мне нужно. Если бы мои дети, хамелеоны, были живы, я просто уничтожила бы гуманоидов и сделала их родину пригодной для Роя. Но я сама не поняла, как вернуть моих детей к жизни, поэтому отправилась искать новый дом. И нашла.

Шейх вытаращил глаза и поскреб темя, поросшее седой щетиной:

— Постой-ка. Откуда ты это знаешь?

Девушка улыбнулась потусторонней улыбкой:

— По-моему, я знаю то же, что и Корабль. Я была им, а он забрал… или выжег часть мой души.

Шейх шагнул к ней, сжал кулаки. Отраженный аквариумом, двинулся его двойник, шевельнул губами:

— Что сейчас на Земле?

— Сейчас я — уже просто я, — Марина пожала плечами, вперившись в змееглазую девочку-подростка. — Улей позвал измененных, и они откликнулись. Большинство людей уже осознает себя частью Роя, хотя сохраняет память. Когда придет мать, люди как вид будут уничтожены.

Шейх попытался систематизировать полученные сведения:

— Что мы имеем. Сейчас вторжением руководит Корабль, он же Улей. Где-то в его недрах растет хамелеонья элита: матка и разумные особи. На земле измененные люди, в организмы которых попал биотин, услышали команду Улья — Зов, — и осознали себя частью Роя. Теперь они очищают Землю от людей.

Рэмбо приближался к Марине осторожно, по дуге. Остановился в двух метрах, будто она могла укусить, и спросил:

— То есть уже поздно что-то менять?

— Измененные еще слабы, в них мало от детей, и они подчиняются командам Улья, реагируют на Зов. Полностью осознать себя они должны, когда придет мать.

— То есть если заткнуть чертов корабль, — злобно сказал Шейх, — то они снова станут людьми?

— Да, если убить матку, Улей замолчит.

— Отлично! — возликовал Мансуров. — И у людей будет время, чтобы найти способ, как бороться с Ульем! — он шагнул к Марине, сжал ее хрупкие плечи. — Может, ты знаешь, где искать матку?

— Знаю.

Данила с удивлением обнаружил в себе доселе незнакомое чувство — ревность, и отодвинул Шейха плечом:

— Отпусти ее, бро.

— Я проведу, где не так опасно, — все так же холодно ответила Марина. — Нам надо дальше.

Двинулись по коридору, не заглядывая в комнаты, подобные первой. В голове Данилы роились вопросы: кто доставлял людей сюда, кормил их, смотрел за ними? Рой к тому времени был уже мертв.

Ответ пришел сам собой: коридор влился в огромный ярко освещенный зал, заставленный всевозможными механизмами. В плоской стальной поверхности стола отражалось два манипулятора — многосуставчатых, отдаленно похожих на паучьи лапы. Казалось, что их не два, а четыре — хищный цветок, готовый рвать плоть. В стене, на полке за стеклом, в прозрачной зеленоватой жидкости хранилось множество насадок: что-то типа шприцов, пинцетов, какие-то подушки, зажимы и невероятное количество ножей. Данила про себя назвал стальную пластину с манипуляторами разделочным столом. Проходя мимо него, Марина поморщилась и вцепилась в руку Астрахана. Значит, предположения верны — она-то знала, что тут происходило.

Дальше на подставке стояла пластина, за которой размещался крепеж для манипуляторов. Их было четыре: два справа и слева.

На стену, что напротив манипуляторов, Данила предпочитал не смотреть: там в консерванте хранились фрагменты человеческих тел. Зачем это Улью? Он невольно повернулся: прямо напротив него в облаке белых волос плавала голова девушки: рот разинут в беззвучном крике, глаза открыты.

— С-суки! — процедил Данила и зашагал быстрее; в душе вскипала ненависть и рвалась наружу, но он сдерживался.

Тех детей в формалине хотя бы усыпили, а девушку-землянку что, живую резали? Спрашивать у Марины он не стал: она была Кораблем, его воспоминания, способные свести с ума любого, теперь ее. И заторможенность — защитная реакция. Она получила уникальный опыт тысячелетнего разума. Разум этот неопределенное время был замкнут на себя. Н-да… Бедная девочка!

Данила провел по ее волосам, она отстранилась, поглядывая по сторонам.

Ряд разделочных столов закончился. Опершись затылками на стену мутного стекла, замерли знакомые уже карлики с головогрудями и бледными лицами-масками. Круглые кукольные глаза были распахнуты, зрачки — сужены, руки с пухлыми пальчиками висели вдоль тел. Данила насчитал шесть роботов и заметил, что они не опираются затылками о стену, а будто приросли к ней — питаются.

Все в нерешительности замерли, думая об одном и том же: если пройти возле них, сработают сенсоры, они почуют чужаков, зрачки их расширятся, и в электронных мозгах активируется программа: «Убей». Шейх повернулся к Марине:

— Они опасны?

— Пока нет. Они здесь больше не нужны и дезактивированы, — девушка пошла дальше, Маугли устремился за ней.

Роботы не ожили, так и стояли истуканами. За ними растопырили лапы-манипуляторы многорукие механизмы. Один робот напоминал гибрид паука и скорпиона: приборная панель на «голове», плоское черное тело, где скручены жгуты непонятного назначения, семь лап с сенсорными волосками, восьмая поднята, как скорпионий хвост. Дальше — тележка то ли на гусеницах, то ли на колесах, и тоже покрытая скрученными жгутами. Гусенично-колесный стол с железными манипуляторами наподобие птичьих лап…

Если все это великолепие оживет, тогда действительно хана. Воображение нарисовало паука-скорпиона: вот он заносит жало-манипулятор, с хрустом пробивает грудную клетку… Ну и фантазия у тебя, друг Момент!

Зал с роботами сузился, перетекая в коридор-«трубу». Слева и справа обнаружилось по арочному проходу. Марина остановилась:

— Тут лаборатория, но расчеты производились Ульем, все приборы с реактивами встроены в стены. Там просто голые стены и всевозможные жгуты-манипуляторы и принимающие разъемы.

— Пыточная, — криво усмехнулся Данила.

— Взорвать тут все к чертям, — поддержал его Шейх. — И проклятый Улей заткнется.

— Подождите минуту, — Марина сморщила лоб. — Где-то здесь… нет, дальше — хранилище с оружием. Каждый манипулятор обладает минимальным интеллектом, а где есть интеллект, там возможны сбои. Они боялись собственных машин.

Марина шагала по коридору, Данила, сосредоточенно разглядывающий уродов за стеклом, притормозил: а вот и маленький ихтиандр, кожа сероватая, по телу пятна, как у Маугли. Рэмбо остановился рядом, прочел:

— Тупиковый вид, не слышит зов Улья, хотя является измененным. Вот эта девочка — тоже измененная, но не слышит Зов.

Маугли заинтересованно приник к стеклу, но Данила оттолкнул его.

— Так было поначалу с землянами, — сказала Марина на ходу. — Потом Улей разработал правильный состав биотина, и они начали меняться, как ему интересно. Я тоже бесполезная измененная.

Дальше были привычные прорезиненные стены, совершенно гладкие. Закончился коридор знакомой «монетой» и аркой, справа и слева от которой были по две железные, почти земные двери.

— Крематории, — с безразличием пояснила Марина, вернулась на пару шагов, провела по стене, распахнула дверцу и вынула обещанный излучатель. Он напоминал черную трубу, которая духовой инструмент. Снизу, там, где должен быть спусковой крючок, крепилась коробка — видимо, аккумулятор.

Данила принял оружие из рук девушки. Навскидку — килограмма полтора.

— В нее дудеть надо, что ли? — усмехнулся он и тут же нащупал рычажок-предохранитель и оранжевую кнопку. — А, понял.

— Излучатели. Их всего два, — сказала Марина. — Принцип действия такой же, как у поля, что выводит из строя приборы в Секторе.

Второй излучатель достался Шейху, он сразу разобрался, что к чему.

— Поищи, вдруг для Рэмбо барабан найдется или блины эти, как их, — пошутил Данила. — И будет у нас полноценный оркестр.

Марина ответила серьезно:

— Больше там ничего нет. Матку охраняют роботы, мы пройдем туда, без труда дезактивируем их и просто уничтожим яйцо. Улей будет ждать, пока не придет второй профессор Астрахан. Эту часть программы он нарушить не может, хотя сейчас, — она помотала головой и проговорила, не дожидаясь вопроса: — Мне кажется, что он забрал мою душу и очеловечился, а я…

— Тебе просто кажется, — сказал Шейх. — Веди к матке.

* * *

УАЗик остановили на трассе между двумя фурами, Росс надеялся, что сюда они не доберутся. С минуту молчали и разглядывали друг друга — сначала настороженно, а потом со все большей симпатией.

— А п-представьте, что мы последние выжившие, — затараторил рыжий сержант. — Эти все от голода передохнут, и все! И больше никого.

— Угу, весело нам будет без баб, — проворчал Кошкин. — А вообще мы в Питер собрались, к людям.

Разум Росса работал на холостых оборотах, потому что если задействовать мозг, можно сойти с ума. Посему следует думать, что все они выполняют квест, пройдут его — и кошмар закончится. Росс представился и сказал:

— Давайте знакомиться, что ли? Тебя как зовут, малой?

Парень вспыхнул, уши заалели, но его опередил Васильич:

— Кузя он. Кузьма то есть. Наградили имечком родители. Мы его Колей кличем. А я — Анатолий, можно просто — Васильич, — рука у него была влажная и горячая; Кошкина сержанты знали постольку-поскольку, пожали его граблю, покивали. Коля, коего Росс мысленно окрестил Рыжиком, спросил:

— А к-к-куда мы едем-то?

— Будь моя воля, я бы — в Мытищи, — ответил Васильич и мгновенно осунулся, постарел лет на десять, но вскоре взял себя в руки, почесал залысину и сказал по возможности бодро: — А так в столицу, Питер то есть. Через весь город надо пилить, затем — Ржев, Псков, ну, и Питер. Как доберемся — без понятия, вокруг такой дурдом, что жуть!

— У нас же в-вездеход! Прорвемся! — воскликнул Рыжик и взъерошил огненные вихры.

А ниче так команда, подумал Росс, все ж не самому прорываться. Ментов, правда, он всегда ненавидел, эти же при ближайшем рассмотрении оказались вполне нормальными мужиками.

Взревел мотор, и УАЗ тронулся медленно-медленно, объезжая остановившиеся машины. Пару раз дорогу перегораживали фуры, и приходилось ехать дворами. Картина взору открывалась все та же: они рыскали по улицам в поисках уцелевших. Разрушая представление о киношных зомби, они не загрызали людей и не выедали у них мозг — просто связывали и куда-то утаскивали.

Каждый раз при виде такой процессии Росс и Кошкин хватались за оружие, но понимали, что если начнут отбивать людей, то зомби набросятся все толпой, и самим придется ноги уносить. Настораживало, что они разбились по группам: шесть медленных, которых Росс мысленно окрестил «шатунами», и один «плавный». Кошкин предположил, что «плавный» — вожак, такие группы наиболее опасны.

Васильич все больше грустнел и терял интерес к происходящему, хотя Рыжик перед ним чуть ли не с бубном плясал. Жил себе жил мужик, детишек растил, копил добро, вся жизнь у него вокруг этого вращалась. Мир рухнул и похоронил его под обломками. Росс не выдержал:

— Может, это какой-то эксперимент правительства? Ну, они так биомассой манипулируют? Скоро все закончится. Если само не закончится, не исключено, что это можно исправить.

— А мне кажется, — перекрывая шум мотора, кричал Рыжик, — что мы попали в компьютерную игрушку, и это все ненастоящее. Или просто вы мне снитесь.

— Так ложись и помирай, жди, когда проснешься, — сказал Кошкин, вынул сигарету из пачки, с тоской осмотрел лица попутчиков и сунул ее назад. — Слабо, да?

— Конечно, слабо, — кивнул Рыжик и выругался: — Ёшкин кот! Фура поперек дороги лежит, надо дворами объезжать.

Справа был бетонный забор, слева — стройка, заброшенная после появления Сектора. Петляя между машинами, Рыжик сдал назад, развернулся и поехал против движения. Игнорируя красный, свернули на перекресток.

Чуть дальше проезду мешала «свалка», Рыжик выругался и собрался поворачивать, но Кошкин указал вперед:

— Попробуй по обочине и вдоль строительного забора, так мы объедем фуру и вернемся на нужную дорогу.

Рыжик прислушался к совету и газанул. На обочине подвинул «шатуна» и направил машину в заросли сирени. Ветви хлестнули по лобовому, заскрежетали по кузову, под колесами захрустел строительный мусор и проржавевшая жесть забора, оторванная ветром.

Их тут не было. Росс полагал, что они предпочитают более людные места — охотятся на уцелевших. А вот почему людей не убивают, а куда-то утаскивают, он не мог даже предположить. Откладывают в них личинок? Вялят?..

УАЗ тряхнуло так, что Росс едва не пробил головой потолок. Кошкин выругался, вцепившись в сиденье.

— Твою же ж мать! — воскликнул Рыжик. — Яму поймали! Ща попробуем выехать.

Машина, уткнувшаяся мордой в землю, взревела, из-под колес брызнула грязь, камешки и ошметки травы. УАЗик качнулся, приподнял капот, но съехал в яму еще ниже.

Рыжик выскочил и хлопнул дверцей так, что машина едва не развалилась, Росс аж вздрогнул.

— Вот уроды! — донеслось с улицы. — Тут та-а-акая яма, что писец. Чудо, что совсем не упали. И почва, собака, глинистая, влажная.

Росс приподнялся и выглянул в открытое окошко над дверцей: Рыжик сидел на корточках и чесал макушку.

— Че там? — Васильич распахнул дверцу, сел рядом и присвистнул. — Хворостом яму завалило, вот и не заметили.

Кошкин засуетился, достал домкрат и протянул Васильичу. Росс вылез из салона, оценил масштабы попадалова и подставил лицо солнечным лучам.

Ласковое тепло, ветер, теребящий пряди волос, пронзительная тишина, пахнущая травой. И он, Росс, в центре этого мира — легкие расширяются при каждом вдохе, сердце гонит кровь по сосудам. Впервые он ощутил себя по-настоящему живым и осознал, до чего же просто это потерять.

Рядом с ним дышали, думали еще три человека, каждый в центре своего мира, а там, за ржавым забором — Москва, населенная ходячими мертвецами. И наверное, никто из этих троих не ощущает, что такое — быть живым.

Отогнав странные мысли, Росс сказал:

— Коля, ты иди за руль, а мы со следователем и Васильичем попытаемся вытолкнуть машину. По-моему, домкрат тут не поможет.

— Парень прав, — вздохнул Васильич, кряхтя, выпрямил спину и вытер руки о штаны.

Рыжик сел за руль, Кошкин двинулся вперед, наступил на хворост и с хрустом провалился в яму по пояс. Хлюпнуло. Он скривился:

— Тут вода… Но что уж делать.

УАЗ въехал в яму передним колесом и лег на пузо. Надо было поднять его и осторожно, чтобы почва не осыпалась и он не сполз полностью, вытолкнуть. Росс обошел машину, уперся в бампер возле фары, поудобнее расставил ноги и замер, ожидая команду. Было жутко неудобно: не вытянуться, не упереться как следует, Кошкину и то удобнее.

Васильичу места возле бампера не осталось, в яму он не хотел и ходил вокруг, бормоча:

— Эх, трактор бы, чтобы дернуть!

Он закряхтел сбоку, Росс видел только ноги в лаковых ботинках, черные брюки и белые носки.

— Газу, Коля, газу!

Взревел двигатель, закрутились колеса — Росс уперся в бампер изо всех сил, отворачиваясь от летящей в лицо грязи. Машину начало кренить в сторону колдобины, вторым колесом она прочертила колею.

Рыжик заглушил мотор. Росс сел на траву, размазал грязь по щекам и задумался о том, что же за сила заставляет их с остервенением толкать машину, полностью отдаваясь по сути бесполезному труду. Ведь можно пересесть на любой другой брошенный автомобиль. На самом деле все просто: труд не только облагораживает человека, но и отвлекает от реальности. Появилась цель — вытолкать машину, и все силы теперь брошены на это, ведь выжить — это не цель, а просто отсрочка. Мир кончился. Несправедливый, тухлый мир, основа которого — инфантильные, презираемые тобой тупицы. И вдруг оказалось, что ты тоже часть этого мира, тоже деталь, просто выполняющая другую функцию. И что ты теперь будешь делать, такой талантливый и энергичный? Кого спасать? Кого куда вести?

— Ну что, последняя попытка, и будем искать другой транспорт? — крикнул Рыжик из салона.

— Да лучше сразу, не вытащим мы его, — ответил Росс и смолк с раскрытым ртом, увидев на пустыре девочку лет семи-девяти.

Гротескно-апокалиптическая картина: бетонированная площадка пустыря, где ржавые прутья арматуры выше чахлых кустиков, среди почерневших замшелых плит — обычная девочка в розовом платье, рыжие волосы рассыпаны по плечам, огромный бант, светлые гольфы, коленки обильно смазаны зеленкой. Девочка смотрела вполне осмысленно, без страха. Словно пыталась понять, свои перед ней или чужие.

— Да ладно, по-последний раз, — трещал Рыжик. — Я к этому зверю душой прикипел…

— Тише ты! — шепнул Васильич, раскинул руки и направился к девочке: — Малышка! Как ты уцелела? Не бойся, мы нормальные, иди сюда!

Он сел на корточки, будто собрался приманивать щенка. Девочка продолжала смотреть настороженно. Или не настороженность это — равнодушие, отчужденность. Что-то, заставляющее волосы вставать дыбом, а сердце — биться чаще.

Кошкин первым сообразил, в чем дело, выбрался из ямы, с головы до ног забрызганный грязью и шикнул:

— Не вздумай к ней идти! Она из этих.

Обалдевший Рыжик вылез из салона, глянул на Васильча, все еще сидящего на корточках, на Кошкина, снова и снова вытирающего руки о джинсы, и пробормотал:

— А чего она… Глаза-то, глаза… Она все понимает.

— Вот это и хреново, — заключил Росс. — Что некоторые из них соображают не только, что мы — враги, но и знают, как нас проще прикончить.

— А вдруг все-таки человек? — с надеждой спросил Васильич.

— Сейчас проверим, — Росс вскинул автомат, целясь в ребенка. — Как тебя зовут? Если не скажешь, я выстрелю. Считаю до пяти: и раз, и два, и три…

Отвечать девочка не стала: разинула рот в безмолвном крике и метнулась к нагромождению плит. Р-раз, и нет ее.

— Вот что, ребятушки, — прошептал Васильич. — Сваливать надо, пока она своих не позвала.

Россу, отделенному от остальных тушей УАЗика, уже были видны силуэты, движущиеся по следам шин. Они шли цепью, загораживая тех, кто позади, но Росс знал: их шестеро, а девчонка — мозговой центр, вожак. Те, что нападали в ментовке, были безмозглыми, эти вполне организовались, и неизвестно, как себя поведут.

— Валим, — проговорил Росс. — Гляньте, вон они идут.

Рыжик сделался синевато-зеленым и попятился. Кошкин сплюнул и схватился за «макарова». Васильич осунулся и погрустнел, заметив:

— Это не ходячие мертвецы, а что-то другое.

— Разбираться будем позже и не здесь, — скомандовал Росс. — Сейчас — валим. Нам в Питер надо, там наверняка уже знают, что к чему. Бежим вдоль забора вперед, на дороге садимся в удобную машину и едем дальше. Ходу!

Росс несся первым, ломился сквозь кусты, спотыкался на строительном мусоре, а здравый смысл твердил, что правильнее было пристрелить девочку, лишить «шатунов» мозгового центра. Но чем бы ни была рыжая школьница, совесть, человечность или что оно на самом деле, не позволила нажать на спусковой крючок, не допустила даже мысли, что надо убивать ребенка. Теперь же Росс убеждал себя, что пора забыть о детях, беременных женщинах и старушках-одуванчиках. Их больше нет. Есть злобные твари непонятного происхождения, их нельзя жалеть: или они нас, или мы — их.

Расстановка сил пока не была ясна: здесь выиграли они, а в Питере — люди. Значит, не все еще потеряно, и неизвестно, что творится во всем мире. Главное — в столицу попасть, сохранить свою задницу, ну, и задницы попутчиков, конечно.

Лишившись маломальской защиты — кузова машины, Росс ощущал себя голым. Сами по себе зомби казались безобидными: укушенный Васильич не уподобился им, людей они не убивали, двигались медленно, нападали бестолково, а вот организованные группы ему не нравились. Неизвестно, что будут делать они, управляемые разумным существом.

Кусты впереди начали редеть, и Росс разглядел однополоску, практически свободную от машин, за которой начиналась наполовину заброшенная промзона — всевозможные склады, автосервисы, мелкие заводы. Над ржавой жестью крыш возвышался единственный жилой дом.

Забор закончился, когда до дороги осталось с десяток метров. Росс приметил джип с распахнутыми дверцами, припаркованный в «девятку», уже устремился к нему, но сбавил скорость и схватился за автомат: со всех сторон наперерез спешили они, причем двигались не шатающейся толпой, а вполне сработанными командами. Две группы заходили с севера, по одной — с каждой стороны дороги. Росс безошибочно выделил лидеров. Держались они чуть в стороне от своих групп и не бежали — плыли, танцуя. Будто змея извивается под флейту: то вскинется, то замедлится, то замрет, движения сменяются так быстро, что видны лишь мелькающие кольца. Завораживающее зрелище, если не помнить, что замешательство смерти подобно.

Росс рванул к машине, плюхнулся на водительское кресло, разбил панель управления и выдрал переплетающиеся проводки. Сержанты заняли заднее сиденье, Кошкин сел рядом с Россом, хлопнул дверцей и прокомментировал:

— Ох, побеседовал бы я с тобой, попадись ты мне при других обстоятельствах.

Росс соединил проводки — мотор завелся. Одновременно шесть зомби вцепились в дверные ручки. Их вожак — молодой мужчина в очках, серый, похожий на ботана, стоял в стороне и прозревал неведомые дали. «Шатуны», кривляясь и пуская слюну, принялись тарабанить по стеклам. Не дожидаясь, пока к ним подоспеет помощь, Росс выжал газ, расшвыривая вторую группу — преимущественно симпатичных девчонок.

Кошкин открыл окно и приготовился стрелять, но Росс крикнул:

— Патроны беречь!

Выруливая на однополоску, он встретился взглядом с вожаком одной из групп, крашеной брюнеткой лет пятнадцати с размазанной по всему лицу алой помадой и черными кругами от туши. Казалось, даже время замедлилось, во вселенной существовали лишь Росс и она. Точнее, оно. Оно не смотрело на машину — словно вбирало ее расфокусированным взглядом.

Будто по команде, все зомби замерли и повернули головы: их глаза напоминали объективы камер. Руки Росса взмокли, он выкрутил баранку, выезжая на трехполосную улицу Широкую. Взвизгнули тормоза, машину повело. Джип протаранил синюю легковушку на низкой посадке, выровнялся и рванул против движения — морды брошенных машин неслись навстречу, будто кто-то выключил время. Росс подсознательно опасался, что стоит кому-то нажать на кнопку «Пуск», и все они ринутся навстречу.

— А че это з-за зверюга? — поинтересовался Рыжик.

— Хрен ее знает, «китаец» какой-то, — ответил Росс; он сосредоточился на дороге, петляя между застывшими машинами.

На внедорожнике хорошо по обочинам и клумбам гарцевать, а вот маневренность у него паршивая — приходится «свалки» таранить. Спасибо хозяину, что силовой бампер поставил. Вскоре пригодилась «внедорожность» — дорогу перекрыл перевернувшийся КамАЗ. Он лежал на обочине колесами вперед, осыпанный стеклами разбитого ларька, а щебень засыпал дорогу вместе со сплющенными в блин легковушками.

Пришлось выруливать на тротуар и объезжать, чуть не прижимаясь к длинному жилому дому. Хрустели кусты сирени, стремились ухватить за кузов, остановить. На них Росс предпочитал не смотреть. Просто силуэты. Они не могут причинить вреда. Пока.

В стекло ударил мелкий камень, а потом камни и подручные предметы посыпались градом. В десятке сантиметров грохнулся телевизор, Кошкин подпрыгнул и заорал:

— Газуй, газуй! Они с балконов бомбят!

Но Росс и без него догадался: надо отъехать подальше от жилого дома. Что-то с диким грохотом долбануло по крыше — она аж прогнулась. На лобовое брызнули осколки глиняной вазы, перемешанные с комьями земли — зомби швырнули здоровенный фикус. Росс резко затормозил, сбрасывая его, и газанул вперед.

Камни продолжали сыпаться, в ход пошли бутылки, туфли, доски. В боковое окно напротив Кошкина прилетел обломок кирпича — стекло выдержало, но покрылось трещинами и помутнело.

— Лобовуху береги! — надрывался Рыжик. — Повор-рачивай! Да вправо, вправо лучше!

— Заткнись, не мешай! — крикнул Росс, выруливая на трассу.

Зомби бросились наперерез машине и принялись лупить ее палками. Кошкин вцепился в ПМ, его и без того тонкие губы превратились в нитку, жилы на шее вздулись.

Атака прекратилась будто по команде, все враги замерли. Теперь они просто смотрели, провожали машину взглядами.

Сначала Росс не поверил своим глазам: навстречу его машине несся «Хаммер». Несся вполне целенаправленно, значит, внутри — люди.

Автомобили затормозили в паре метрах друг от друга. Кошкин опустел стекло и прицелился в предполагаемого врага.

Из «Хаммера» никто не выходил, зато точно так же опустилось боковое стекло, и оттуда донесся приятный баритон с легким кавказским акцентом:

— Представьтесь.

Сердце Росса от счастья пропустило несколько ударов, он представился, и кавказец сказал:

— Я известен как Дон, это мои люди. Что происходит?

— Некогда трепаться, они сейчас нападут, — проговорил Росс. — По внутренней ментовской связи поступило распоряжение бежать в Питер, там все под контролем. Мы едем туда, и вам советуем.

Росс не знал, развернулся ли «Хаммер», но возрадовался, когда увидел его в зеркале заднего вида. Надо же, сам Тихий Дон, известнейший криминальный авторитет! Разве что младенцы и монахини не слышали о нем. Вместе легче отбиваться, да и у Дона наверняка полно стволов.

— Через центр ехать не надо, — посоветовал Рыжик. — Представляете, сколько там их?

— Ясен пень. Молчи, не отвлекай водителя, — пытался его успокоить Васильич.

За перекрестком началась промзона, трасса опустела, и рулить стало полегче, Росс даже расслабился. Зомби тоже притихли, они больше не бросались — замирали, провожая машину взглядами, почему-то именно здесь их было особенно много, как на демонстрации. Наверное, что-то замышляли. Росс даже не насторожился, когда заметил на пути фигурку в голубом. Женщина, нет, девушка. И ведь знает, что делает: если ехать, то только по ней, с одной стороны от нее — микроавтобус и какие-то контейнеры, с другой — перевернутая фура. Прицеп, крытый брезентом, оторвало и протащило по дороге, рассыпав ярко-желтые ящики с пивом. Стеклянные бутылки разбились, пластиковые уцелели.

«Вот и на нашей улице перевернулся грузовик с пивом, — подумал Росс. — Но ни фига не радостно. Ничего, у нас силовой бампер. Хрясь, и все».

— Останови машину! — приказал Васильич дрогнувшим голосом.

Росс повернул руль, чтобы вписаться в узкий проезд, и уже приготовился к хрусту бутылок под колесами.

— Останови! Это Катенька!

Росс нащупал педаль газа, и вдруг Кошкин схватился за голову и начал оседать. Васильич взял шею Росса в захват и принялся его душить. Росс руль не выпустил, он понимал, что главное сейчас — удержать управление. Позади верещал Рыжик, пытался оттащить Васильича. Росс смотрел на дорогу, прямо на худенькую девушку в голубом, а перед глазами неумолимо темнело.

Не отпускать руль! Иначе машина врежется в микроавтобус!

Что было дальше, Росс помнил смутно, он почти потерял сознание. Удар, хруст, скрежет, ремни безопасности впились в грудь, вышибая дух. Васильич наконец отпустил его шею. Громко и отчаянно матерился Кошкин, орал Рыжик.

Зрение постепенно восстанавливалось, будто кто-то крутил кнопку, прибавляя света и яркости. Пузырь подушки безопасности упирался в лицо и мешал дышать — Росс попытался от него избавиться, пока безуспешно; рядом кряхтел Кошкин, вдавленный в кресло таким же пузырем. Позади рыдал Васильич.

— Мужики, я ща ее но-ножичком, подушку эту, по-пождите! — кричал Рыжик. Молодец пацан!

Подушка безопасности начала с шипением сдуваться Росс освободился от ремней и вывалился на помятую дверцу — машина лежала на боку. Кошкин едва не наступил на него, подтягиваясь на руках, вылетел на улицу.

— Это дочь моя, Катенька, я не мог! — рыдал Васильич.

— Твоя ж… — ругнулся Кошкин. — Писец нам всем. Быстро вылезаем и — спина к спине.

На заднем сиденье завозился Рыжик.

— Ой, ма-ма-ма… Го-господи, Иисусе, помилуй мя, грешного! Отче наш, еже еси на не-не-небеси…

Росс схватил автомат, подтянулся и вылез. Хрустнули осколки бутылок, хлюпнула пыль, замешанная на пиве. Похоже, пора прощаться с жизнью: зомби обступали плотным кольцом, были их десятки, если не сотни. Глаза-объективы, лица-маски. Значит, они устроили засаду. Но откуда знали, куда едет джип? Как вычислили, что Васильич тут? Как узнали, кто его дочь?

Кошкин принялся стрелять из «макарова», но зомби не разомкнули кольца. Вылез Васильич, принялся остервенело поливать их свинцом и приговаривать:

— Танком! Давить вас, сук, танком!

Прижимающийся к спине Рыжик дрожал и не молился уже — скулил. Росс заметил в руках у некоторых зомби палки и арматуру. Если стрелять, куда и Васильич, враг рано или поздно дрогнет. Это единственная надежда.

Кольцо постепенно смыкалось — сейчас зомби от людей отделяло метров тридцать. Только вот смыкалось оно непозволительно медленно. Или это время помогало людям и замедлило бег?

Странные мысли лезут в голову перед смертью, отметил Росс, с нездоровым азартом вставляющий в магазин последние патроны. Когда они закончатся, он будет до последнего бить нелюдей — проламывать прикладом их черепа, сворачивать шеи, если надо — рвать зубами горла. Вот, что движет солдатами, бросающимися с гранатами под танк: у них просто отключен страх. Кошкин сжимал две битые бутылки и плотоядно улыбался.

Одуряюще пахло разлитым пивом.

Люди невольно отступили к покалеченному джипу, лежащему на боку, — хоть какой-то, да защите; Росс вжался спиной в днище. Зомби тем временем все шли: обтекали микроавтобус и контейнеры, толпились между ним и фурой там, где сломанной куклой валялась дочь Васильича. Толпа колыхалась однородной массой и не издавала ни звука, лишь хрустело под их ногами битое стекло.

Щелчок — все, магазин пуст. Гранату бы! А лучше — парочку.

Строй зомби между фурой и микроавтобусом дрогнул, и они начали разлетаться кеглями. «Хаммер»! Армяне, которых Росс людьми не считал, на службе человечества!

Застрочило что-то покрупнее автомата. «Хаммер» раскидал зомби, размазал их по асфальту толстым слоем, смешал с пивом и протаранил кольцо зомби с другой стороны. И тут зомби, видимо, поступила команда — они бросились на людей. Но прорваться могли только те, что были возле фуры, за джипом и недалеко от него: остальным путь отрезал «Хаммер», который носился вперед-назад, визжа тормозами на разворотах, разбрызгивая стекла, пиво и ошметки человеческой плоти.

Отбиваясь прикладом от тянущихся рук, Росс наблюдал за «Хаммером»: у армян был, похоже, раритетный пулемет «Максим» в рабочем состоянии, стреляли из него.

— Держитесь, мужики! — крикнули из «Хаммера». — Едем к вам.

Все-таки зомби плохо управляли своими телами: били палками и промахивались, перемещались неуклюже, но зато вполне могли задавить массой.

— Отступаем к «Хаммеру», — скомандовал Росс.

Росс двигался приставным шагом, вилял из стороны в сторону. Когда зомби выстраивались в линию — хватал первого и швырял в позади идущих, а сам делал рывок. Боковым зрением он наблюдал за ментами: пока им удавалось отбиваться, причем успешнее всего — Кошкину (он пользовался той же тактикой).

— Мужики! Стоять на месте! — закричали из «Хаммера», и сквозь грохот пулемета прорвался рев мотора.

Зомби замерли и попятились — не захотели быть раздавленными, зато в Росса полетели пивные бутылки — и битые, и целые. Спрятаться за «Хаммер», думал он, защищая голову. Внутренности зомби под ногами, перемешанные с бутылочными осколками, он старался не замечать.

В бок ударило пластиковой литрушкой, он зашипел, острым краем стеклянной бутылки оцарапало предплечье. Справа от Росса отступал Кошкин и Васильич, Рыжик отставал, пятился, пятился и вдруг дернулся. Из его шеи сзади вылез алый прут арматуры. Медленно-медленно парнишка развернулся. На его побледневшем лице застыл немой вопрос: «За что?» Он ощупывал прут и продолжал шептать молитву.

— Колька, твою ж мать!!! — заорал Васильич. — Колька!!!

Росс уперся спиной в нагретую солнцем сталь «Хаммера». В машине выматерились, кто-то сердобольный выстрелил Рыжику в голову, и он упал, так и не закрыв навеки удивленные глаза.

— Колька!!! — продолжал истерить Васильич, Котов заткнул его ударом в плечо.

Одна бутылка со звоном разбилась о «Хаммер», заливая его пивом, вторую, пластиковую, Росс поймал на лету, запрыгнул на ступеньку и с трудом втиснулся в салон, битком набитый людьми. Это были в основном русские — женщины, мужчины и даже дети — Дон организовал своеобразный ковчег. Люди скорчились, плотно прижавшись друг к другу, всех было не разглядеть. На Россе, забрызганном кровью и грязью, зажмурившись, буквально лежала низенькая русоволосая девушка. Духота стояла такая, что он мгновенно взмок.

— Менты, вы тут? — крикнул он.

— Тут, — ответил Кошкин. — Висим. Я и Васильич.

Уняв сердцебиение и дрожь, Росс закрыл глаза, но память отказывалась стирать Кузю, которого все называли Колей: мальчишка совсем, рот разинут, глаза распахнуты. В мирное время его могли бы спасти, если, не вынимая штырь, доставить его в хорошую клинику. Такие операции даже в прошлом веке делали.

В сложившихся же условиях самое гуманное для него — быстрая смерть, пока он ничего не понял. Он ведь так, со штырем в горле, может жить и час, и два, и даже дольше.

Дон, сидящий где-то впереди, проговорил:

— Мужики, вы можете за себя постоять, так что мы вас высаживаем возле ближайшей нормальной тачки. Как видите, у нас тут тесно, к тому же вы жутко воняете.

Росс поймал себя на подленьких мыслях, что здорово было бы остаться здесь, с людьми, под защитой пулемета «Максим», никуда не бежать, не прикрывать задницу…

Поворот — и девушку прижало к Россу, она ткнулась лицом в грязь на его рубахе и прохрипела:

— О, господи…

— Пива хочешь? — улыбнулся он. — Настоящего, холодного пива? У меня есть.

Не дожидаясь ответа, он по стеночке поднял руку с пивом, девушка посветлела лицом, сглотнула, потянулась к бутылке. Над ее верхней губой дрожали капельки пота. Теперь она обнимала Росса. Взяла пиво и принялась жадно пить из горлышка.

«Хаммер» затормозил, и девушка поперхнулась. То ли Дон, то ли его помощник сказал:

— На выход, ребята. Тут машинка хорошая нарисовалась.

— Ну вот, — Росс распахнул дверцу, отобрал бутылку, сделал несколько глотков и вернул девушке. — Только жениться собрался. Красавица, встретимся в Питере, меня зовут Росс.

Не дожидаясь ответа, он спрыгнул и огляделся: с места побоища «Хаммер» уехал недалеко, вокруг все та же промзона и гаражи, но здесь зомби было мало, и они не нападали — просто стояли и смотрели. А еще дул ветер и было легко дышать.

— И на чем нам ехать? — спросил Кошкин, потягиваясь.

Картина была привычная: остановившиеся машины. За выстроившимися в рядок легковушками возвышался тягач Kenworth T800 — огромный, со спальным местом, настоящий дом на колесах. Дверца распахнута — заходите и живите. Кошкин, посекундно оборачиваясь, взобрался на лесенку со стороны водительского сиденья и присвистнул:

— Даже ключи на месте. Офигеть!

В кабине запросто помещались три человека. Ко всему безразличного Васильича посадили в середину, Росс уселся за руль, Кошкин скомандовал:

— Трогай. Постараемся догнать «Хаммер». Теперь мы их крышевать будем.

* * *

Янин коттедж находился в довольно странном месте: сразу за промзоной, где раньше были гаражи. До появления Сектора за эту территорию велась настоящая война, даже чуть не пристрелили депутата, ответственного за дерибан. В итоге землю отвели под частные застройки, и Яниному отцу перепало двенадцать соток. Довольный землевладелец тотчас начал строить коттедж, Яна отлично помнила, как они переезжали, хотя лет ей было совсем мало. Года не прожили, как Сектор возник. Соседи бросили недострои, по дешевке продали участки и сбежали в Питер. Преуспевающий адвокат Иван Венин не поддался на уговоры жены и свой дом не бросил, потому что от мечты не отрекаются.

Свернув с улицы Широкой, Яна сбавила скорость до двадцати километров в час. Чем ближе она подъезжала к дому, тем громче кровь пульсировала в висках. Ладони взмокли, во рту пересохло.

Вот синие ворота узбеков — Кетмамбетовых, вроде. Напротив — «скворечник» Дядьваси, трехэтажный гараж, затем — ржавый жестяной забор, за которым — каркас недостроенного дворца. Еще три дома, и родные кованые ворота, видеокамеры, собаки, сторож Костик с дробовиком и двухметровые кирпичные стены с колючей проволокой, пущенной поверху.

Пусть с родителями все будет хорошо! И с Димкой — он хоть и хомяк, но родной, и не совсем у него все потеряно, он просто мелкий…

— Ты чего так медленно ползешь? — нервничал Юрка. — Тут их нет, но это пока. Ща как набегут!

Яна не обращала на него внимания, она сосредоточилась на цели. Вон две ели у ворот и въезд. Если ворота закрыты, значит, все хорошо. Вроде заперты. Господи, спасибо!

«Джимми» съехал на обочину и чуть не ткнулся в огромные черные ворота с художественной ковкой — лисицей, тянущейся к черным виноградным гроздьям. Яна выскочила из машины, положила палец на кнопку звонка и уставилась в камеру. Юрка топтался поодаль, глядя на дорогу. Домофон молчал, охранник не спешил открывать ворота.

Капля пота скатилась от виска к губе. Яна ее слизнула и, не оборачиваясь, спросила у Юры:

— Что там?

— Чисто вроде.

— Ну что же вы! — палец продолжал насиловать кнопку, но домофон по-прежнему молчал.

— Яна… Ян, — проговорил Юрка таким голосом, что Яну прошиб холодный пот и палец соскользнул с кнопки. Она опустила плечи и замерла, потому что боялась оборачиваться. Юра продолжил: — Посмотри, калитка… она открыта, по-моему.

Нет! Зажмуриться. Не видеть! Он ошибся, это неправда! Ущипнуть себя за руку, вот так, проснуться и убедиться, что это сон, просто кошмар. Юра обнял за плечи и поцеловал в шею.

— Любимая, успокойся. Давай войдем внутрь и посмотрим. Может, все не так плохо. По крайней мере, отсидимся там, дождемся МЧС, военных… кто-то ведь должен прийти и помочь.

— Осторожно, там собаки, три питбуля, — проговорила Яна, не открывая глаз. — Они не привязаны. Ой… мы Штучку в лесу забыли, — она обняла парня, прижалась.

— Малыш, возьми себя в руки. Все хорошо. Открывай калитку и усмиряй собак, а то они меня разорвут.

Яна мотнула головой. Пока она здесь, от правды ее отделяет несколько десятков метров, и жива надежда. Но нельзя вечно жить в неведении.

— Если прикажу, не тронут, — пересилив страх, Яна разлепила веки и толкнула калитку.

Взору открылась мощеная плиткой дорожка и часть клумбы, где желтели розы. Мама обожала розы, каждый куст по имени знала и оплакивала, если он погибал. Собравшись с силами, Яна переступила порог и позвала собак:

— Сэр, Мистер, Сударь!

Псы не отреагировал на зов. Дом стоял в конце участка, возвышался над желто-красно-розовыми клумбами, блестел солнечными батареями на крыше. К нему нужно было пройти через благоухающий сад. Юрка никогда тут не был и замер от восхищения. В голове Яны крутилось «ты дарила мне розы, розы пахли полынью». Яна с трудом переставляла ноги, а песня все продолжала звучать.

Вот качели под пальмами. Зимой пальмы живут дома, на лестничных пролетах, летом перекочевывают во двор, качели — в гараж. Вот тренажеры под навесом из поликарбоната. С осени до июня они отправляются в спортзал на третий этаж, папа говорит, что на воздухе заниматься приятнее, и это правда. Вот груша и манекен для отработки ударов. На его голову Яна приклеила портрет Арины, бывшей Юркиной девушки. Обычно он приходил в негодность за три тренировки, сейчас там было обновленное и вполне узнаваемое фото: глазки стеклянные, рожа тупая, губы рабочие, патлы перегидрольные, заколочки розовенькие. Вот так посмотришь, и сразу видно: овца, тварь бесполезная, так и ищет, к кому присосаться. Юрка ей комнату снимал неподалеку. Теперь ей нового спонсора искать придется… Яна подумала, да и заехала по голове манекена ногой с разворота.

Из-за бордюра торчали вытянутые ноги белого Сударя. Спит, что ли, в тени?

— Сударь?

Пес не шелохнулся, но заскулил и тявкнул. Сердце Яны сжалось, она зашагала вперед. Обогнула клумбу… О господи!

Псы были мертвы. Все, кроме тигрового Мистера. Им размозжили головы битой, а Мистеру перебили позвоночник — на спине вспух багровый кровоподтек. Верный пес скулил и полз к хозяйке на передних лапах. Яна бросилась к нему, обняла, села, положила его голову на колени и прошептала:

— Кто это сделал, Мистер? Кто?!

Она знала ответ: тот, кому собаки доверяли. Чужака они не подпустили бы, атаковали стаей и разорвали, хозяину же позволяли делать с собой все, что угодно. Он хладнокровно их убивал, а они не смели ответить.

Но почему? За что?!

Юра положил руки на вздрагивающие Янины плечи и прошептал:

— Успокойся. Пойдем в дом.

— А он… ему помочь надо. Я его не брошу.

— Он никогда не сможет ходить, а нам надо выбираться… Вставай.

Яна переступила порог дома, отмечая, что входная дверь распахнута. Уже зная, что в доме пусто, Яна на автомате прошла в столовую и рухнула на диван лицом вниз. Слез не было, но тело скручивали судороги рыданий.

— Кто-нибудь есть живой? — крикнул Юра.

В ответ на втором этаже что-то грохнуло, Яна вскочила с дивана и рванула по лестнице наверх.

Не раскисать! Взять себя в руки! Рыдать и оплакивать родителей — потом.

Девушка хотела позвать маму или брата, но горло свело спазмом, и она лишь прохрипела. Откашлялась и повторила попытку, но получилось совсем тихо и сипло:

— Кто выжил? Отзовитесь?

Замычали в Димкиной спальне. Согревала мысль о том, что зомби не убивают выживших.

В спальне царил идеальный порядок: все вещи по полочкам, пыль вытерта, на столе хрипит радио, только вот половик скомкан и шприц откуда-то взялся. Яна подняла его: осталось несколько делений бурой жидкости. Что это? Кровь?

— Брат? — позвала она шепотом.

В дверь шкафа-купе ударили и снова замычали. Яна отодвинула дверцу, и на пол выпал спеленатый простынею и связанный Димка. Из его рта торчал кусок вафельного полотенца, братец вращал выпученными глазами. Отстегнув от пояса тесак, Яна разрезала веревки.

Освободившись, Димка вырвал кляп изо рта и принялся мерить шагами комнату. Яна так и стояла с ножом, слова застряли в горле. Брат пытался что-то сказать, но не смог, лишь хрипел и дергал кадыком. Немного отойдя, схватил себя за осветленные, канареечно-желтые волосы, поставленные ежиком, потом взял бутылку минералки со стола, присосался к горлышку.

К этому времени подоспел Юра, стал в проеме двери и спросил равнодушным голосом:

— Что тут случилось?

— Отец сошел с ума, — просипел Димка, откашлялся, но голос у него так и не появился. — Уколол мне что-то в задницу, потом связал, короче. И в шкаф. Мать куда-то подевалась, она хоть жива? И ваще, что происходит, что такое по радио трындели?

Братец напоминал цыпленка, сбежавшего от кота, — желтоволосый, всклокоченный, возмущенный, бритый затылок и виски не круто смотрятся, а как проплешины, полученные в боях. Бежевые штаны болтаются парусами, в «рваной» футболке просвечивает розовая кожица безволосой груди, и не спасают кубики пресса — Димка тренажерами не пренебрегал. Цыпленок, он и есть цыпленок — на крыльях перья выросли, а само малое и дурное.

— Зомби-апокалипсис грядет, — безразлично сказал Юрка. — А что говорили по радио?

Димка громко икнул и прошептал:

— Ты че прикалываешься? Какие на фиг зомби?

— По радио что? — Яна опустилась в компьютерное кресло и подперла голову руками. Выбившиеся из хвоста черные пряди свесились до стола и свернулись кольцами на бумажном листе.

— Да че-то музон пропал, а потом военные типа частоту заняли и типа: «Всем выжившим — в Питер, где все под контролем». Так че творится-то? Учения?

— Надо ехать в Питер, — уронил враз погрустневший Юрка, посмотрел на свой мобильный и шмякнул его о стену — телефон развалился на две стянутые проводами части. — У меня родители в Туле. Не могу дозвониться — связи нет, и городской молчит. И у меня ж еще… Друзья! Я не могу просто так взять и уехать!

Яна покосилась на него и промолчала.

— Что отец мне в зад колол? — не унимался малой. — Зачем? Почему нам надо в Питер? Че вы такие перекошенные? Че ваще творится? Где мама?

Яна рассмеялась и встала. Собрав ошметки воли, она проговорила:

— Отставить вопросы. Дима, просто слушай меня. Ты знаешь код отцовского сейфа?

Малой вытаращил зеленые глазища и помотал головой.

— Чего и следовало ожидать, — продолжила Яна. — Там пистолет, он нам понадобится. Ладно. Они все равно вряд ли сдохнут от пули. О, придумала!

Под удивленные взгляды парней Яна выскочила и рванула на третий этаж, в кабинет отца, где на стенах красовалось коллекционное оружие. Взобралась на рабочий стол красного дерева, раскидывая подставки дареных ручек, и сняла любимую саблю отца — французскую, 1812 года. Вынула из ножен, осмотрела: клинок острый, сойдет. Юрке и Димке она сняла по ятагану. Прости, отец, но суждено твоим приобретениям повоевать еще немного…

Юрка понял ее намерение без слов, взял ятаган, второй передал недоумевающему Димке и объяснил:

— Сейчас мы выйдем из дома, и если на тебя будут нападать — руби. Взрослые, старики, дети — бей. Они уже не вполне люди.

Яна думала, что братец начнет кидать предъявы и требовать объяснений. Они с ним слишком разные — он типа общительный, типа напонтованный, с претензиями. Да и внешне они как неродные: Димка в мать — русоволосый и светлоглазый, с яркими, четко очерченными губами, Яна в отца — смуглая и кареглазая.

Малой не оправдал ожиданий: притих, кивнул, будто что-то смыслил, и засунул понты себе куда подальше. Ему хоть всего пятнадцать, но вымахал он уже на полголовы выше Яны, да и физически был развит неплохо. Красивым мужиком будет, подумала она, когда заматереет и краситься в цыплячий перестанет. Если доживет…

— Так что они мне укололи? — спросил Димка шепотом.

Яна помотала головой и направилась к лестнице, держа саблю наготове.

— Может, мы тут подождем, пока нас спасут? — пробормотал брат жалобно.

— Некому спасать, — ответил Юрка. — Валить надо из города, но прежде запастись едой.

— Я это, я позабочусь, — закивал Димка и метнулся в комнату. К холодильнику он несся уже с рюкзаком и продукты выбирал правильные, непортящиеся.

Похоже, пацан воспринимал происходящее как забавное приключение: взрослые придут и все исправят. Ох, мальчик, тебя ждет разочарование!

— Отец убил собак, — проговорила Яна у выхода. — Мистера покалечил. По-хорошему его надо усыпить или в клинику…

— Зачем он это сделал? — воскликнул Димка и выбежал, нацепив рюкзак и оттолкнув Яну.

Его встретил скулеж и радостный тяв.

— Мистер! Боже! За что? Почему? — Яна не видела брата, она была еще в доме, но слышала, что голос его дрожит от слез.

Наконец спустился Юрка. Одну руку он держал в кармане, второй сжимал эфес ятагана, глаза его бегали.

— Ты чего еще тут? — спросил он.

— Может, правда, тут окопаться? Они, зомби, безмозглые. Продуктов надолго хватит…

По правде говоря, она просто трусила. Не хотелось видеть собачью кровь во дворе, снова бежать и прятаться, рисковать. Здесь тихо и спокойно, не дом — крепость. Зомби сюда не проникнуть, если хорошо запереться и ток пустить по периметру. Здравый смысл напомнил, что это лишь иллюзия покоя, страх перед новым, удвоенный тем, что это новое не несет ничего хорошего.

— Прощаюсь, — ответила девушка честно. — На случай, если больше сюда не вернусь. Я люблю это место.

«Которое могло стать и твоим домом», — домыслила она и переступила порог. Нависла над братом, обнимающим покалеченного пса. Белого Сударя выбирала она, полосатика Мистера — Димка, рыжего Сэра — отец.

— Идем, — проговорила она. — Мы не можем его взять. Он умрет у нас на руках. Его бы даже врач не спас.

Юра положил руки на Димкины плечи, взглядом указал Яне на выход. Она поковыляла, глядя на расплывающийся от слез черный прямоугольник ворот. Вскоре ее догнал Димка, сунул руки в карманы штанов-парашютов и, ссутулившись, зашагал рядом. Юрка все не шел.

Взвизгнула собака. Донеслись торопливые шаги, и вот над розами появилась Юркина голова: губы поджаты, глаза льдистые.

— Я впервые убил, — проговорил он и кивнул на ятаган.

— Так было нужно, — успокоила себя Яна и села за руль.

До трассы ехали молча. Зомби на пути не встречались. Даже тех, что шастали вдоль дороги, было немного. Яна старалась не рассматривать их, чтобы случайно не увидеть знакомое лицо. Вот выбежит на дорогу мама — и ведь не хватит силы воли нажать педаль газа.

На трассе стало посложнее: «свалки», пробки из остановившихся машин объезжать приходилось обочинами и с ужасом отмечать, что зомби-то поумнели, действовали командами по семь человек, не бросались под колеса, а швыряли в машину, что под руку попадет, даже с балконов бросали всякое, но оно не долетало. От увесистого камня по лобовухе пошла трещина. Яна выругалась. Димка не выдержал и возопил:

— Что они делают? Зачем?

— За тем же, зачем тебе вкололи какую-то гадость… убили собак, — Яна выкрутила руль, объезжая легковушку, чиркнула ее боком. — Они уже не люди, Дима.

— Чё — все? — возмутился он.

— Почти, — ответила Яна сквозь зубы. — Наверное, это из-за Сектора. То, что неделю назад крыша у всех поехала — то репетиция была. Почему мы целы и чем мы особенные — вопрос — вот блин, КамАЗ, сука! — не ко мне.

Димка судорожно вздохнул и проговорил траурным голосом:

— Значит, они меня заразили, и скоро я тоже сойду с ума.

— Не ной, — Юрка с переднего сиденья повернулся назад. — В Питере тебя вылечат, мы что-нибудь придумаем. Меня, между прочим, тоже слегка потрепали, — он показал укушенную руку.

Димка засопел позади. И вдруг — хрясь кирпичом по лобовухе. Стекло выдержало, но сделалось белым и мутным. Теперь Яне приходилось нагибаться, чтобы видеть дорогу.

— Машину менять придется, — сказала она. — Блин, я к этой привыкла.

— А если совсем разбить окно? — предложил Димка. На его вопрос ответило нечто, ударившееся в стекло. Чуть позже выяснилось, что это труп кота.

Посыпались осколки, но Яна руль не выпустила. Машина юркнула между перевернутой фурой и маршруткой, девушка разразилась потоком брани. Проехав еще метров пятьдесят, она припарковалась возле белого микроавтобуса «мерседес»:

— Такой у отца был, я водила. Думаю, что смогу.

— А они нас не того? — Юрка кивнул на зомби, начавших сползаться к трассе.

— Не успеют. — Яна приказала: — Все быстро к «мерседесу», там дверцы раскрыты, может, когда выскакивали, ключи оставили… Бегом!

Несколько шагов. Хлопнуть дверцей. Плюхнуться за руль, повернуть ключи зажигания. Мотор зарычал. Боковым зрением она следила за зомби, — они интересовались не трассой — рассредоточились по тротуару и будто стойку сделали. И тут со двора дома-«титаника» метрах в тридцати отсюда выскочили три девушки: две русых и блондинка. У каждой было по пруту арматуры. Зомби ринулись к ним, девчонки завизжали и принялись их месить. Работали они слаженно, командой, но зомби все прибывали и прибывали, загоняя девушек обратно во двор.

— Быстро туда! — оживился Юрка и аж подпрыгнул на сиденье. — Их трое, у нас семь мест.

Яна посигналила девчонкам и рванула к ним. Девчонки отчаянно стремились к дороге, но прорваться у них никак не получалось. Юра задрожал, его потянуло на геройство. Когда микроавтобус притормозил, он выхватил ятаган и ринулся в гущу тварей. Яна ругнулась и поспешила на помощь.

Кроша врагов направо и налево, она даже не удивилась, что среди спасаемых была Арина. Та самая Арина, бывшая девушка Юрки. Подумаешь, мелочь! Главное, что она — человек. Яну не возмутило, что она бросилась Юре на шею, а он не подумал отстраняться, увлек ее за собой к машине и уселся с ней на заднем сиденье сразу за водительским. Две других девчонки тоже затихли где-то позади.

Яна закрыла дверцу и повернула ключи, косясь на окровавленную саблю. Перед глазами алела кровь и зияли порезы. Совладать с нервами, осторожно выехать и — прочь отсюда. И больше никакого геройства.

— Слышишь, Юра, никакого больше геройства! — сказала она и недоуменно уставилась на пустое сиденье рядом. — Юра?

Позади ойкнул Димка, что-то упало, в шею уперлась холодная сталь, и родным голосом проговорили:

— Останавливай тачку и пошла отсюда вон.

Все еще не соображая, что происходит, Яна притормозила, прижимаясь «мерседесом» к застывшей легковушке.

— Не слышала, что ли? Вон отсюда пошла! — повторила Арина. — Че таращишься? Он меня любит, ему нужна не ты, а твой папочка для карьеры, так что оставь нас в покое.

— Я смогу тебя прирезать, сучка бешеная, ты меня достала по самое не хочу! — прошипел Юрка. — Собаку же смог. И братец твой у меня. Считаю до трех… И раз…

Мысли понеслись с лихорадочной быстротой. Выяснять отношения бессмысленно. Брошенных машин тут тьма. Реветь потом. Выйти вместе с Димкой, пересесть на КамАЗ и раздавить их к чертям.

Щелк — дверца отворилась, и Яна скользнула на улицу, прихватив саблю. Следом вывалился схватившийся за голову брат, рухнул к ее ногам. То ли время замедлилось, то ли «мерседес» не спешил уезжать и полз мимо. Окна были затемнены лишь немного, и Яна одновременно видела и Юркин силуэт, и свое отражение. Растрепанная девушка с саблей в руке, желтоволосый мальчишка корчится на дороге…

Юрка на бывшую пассию даже не смотрел, знай крутил себе баранку. Яна остолбенела и задыхалась то ли от обиды, то ли от негодования. Этого не может быть. Зомби, все остальное — правда, но Юрка… он не мог. Разве она заслужила, чтобы с ней — как с туалетной бумажкой? Подтерся, выбросил. Она ведь верила ему больше, чем себе. А как же любовь? Ведь было же! Невозможно так притворяться! И кольцо, и счастье, и голова кружилась…

И вот так — р-раз, и на помойку. В утиль…

Со стороны задних сидений справа опустилось стекло. Мелькнули алые ногти, белый локон. В лицо ударил скомканный листок, Яна узнала сорванную с манекена фотографию Арины. Донесся гогот, и отупение взорвалось яростью.

Девушка схватила попавшуюся под руки железку и запустила по «мерседесу» с воплем:

— Урод! Дегенерат! Чтоб ты сдох, сука!

— Прости, — хлюпал разбитым носом Димка. — Протупил. Ятаган, рюкзак, все у них…

Стараясь унять дрожь в руках, Яна помогла ему встать. Зомби тем временем уже подошли к трассе. Они не спешили, брали в кольцо. В руках у толстой женщины со вполне осмысленным взглядом Яна заметила нож, и это придало ей сил. Она метнулась к грузовику, взбежала по лесенке и села на место водителя. Димка плюхнулся рядом и переполз на соседнее сиденье.

Положить саблю и разобраться с управлением. Ключей нет, вот попадалово! И не выбраться уже: зомби со всех сторон обложили. В фильмах показывали, что нужно соединить какие-то проводки, но вот какие?

Мир расплывался от слез, Яна зло размазывала их по лицу рукой. Отстегнуть тесак и ударить возле замочной скважины. Хрясь! Пластик поддался со второго раза. К ее разочарованию, проводков высунулось штук двадцать.

Захлебываясь рыданиями и прощаясь с жизнью, она начала наугад соединять провода — мотор не заводился. Зомби стучали по грузовику — видимо, начали карабкаться по кузову. Димка забрал у нее саблю и приготовился к бою.

Когда Яна уже попрощалась с жизнью, вдалеке завизжали тормоза и прогудел сигнал. Девушка встрепенулась. Люди! Они едут сюда и должны помочь!

Разрубив снова отобранной у брата саблей пару зомби, она распахнула дверцу как раз, когда мимо проносился заляпанный кровью «Хаммер». Останавливаться он не стал и даже зомби не раскидал — так, парочку размазал по дороге. Остальные прижались к грузовику, и мужик с разрубленным черепом начал карабкаться по лесенке. Димка позеленел лицом и сглотнул, Яну затошнило, она зажала рот руками и захлопнула дверцу. По стеклу скользнули ладони, оставляя кровавые дорожки, но к счастью, зомби покачнулся и рухнул. Его место заняла тощая тетка неопределенного возраста.

Яна подождала, пока тварь вскарабкается, и резко распахнула дверцу, заехав ей по челюсти. На ногах зомби не устояла и рухнула в толпу.

— Ну, что, малой, — усмехнулась Яна. — Попытаемся подороже продать наши шкуры?

— Я подыхать не собираюсь, — заявил Димка. Хищно оскалился, выхватил нож и приготовился отражать атаку с другой стороны машины.

* * *

Ехать на тягаче было удобно: Росс привык к управлению и погрузился в странное состояние, среднее между эйфорией и истерикой. Прицеп отсоединять не стали: большая масса лучше таранит при разгоне. «Свалка» на дороге — выжал газ и смял легковушки в блин. Если путь преграждает транспорт покрупнее — притормозил и мягко подвинул. А главное — зомбаки семечками разлетаются.

Кошкин поковырялся в бардачке и с радостным возгласом извлек диски — классика рока двадцатого века. Росс вообще музыку не любил, но она его и не раздражала — он не стал мешать следователю, когда он сунул диск в магнитолу, приговаривая:

— Машина принадлежала ценителю. Надо же — «ZZ Top»! Ща с ветерком прокатимся.

Росс отметил, что музыка странная: блюз не блюз, рок не рок. Она ассоциировалась с Диким Западом, бородатыми байкерами и тягачами, подобными этому, а еще подстегивала, гнала вперед и придавала сил.

Один Васильич сидел истуканом, не двигался и даже не моргал. Кошкин же впал в странную эйфорию и разговорился, хлопая по ляжке в такт ударникам:

— Представляешь, никого из этих музыкантов уже нет в живых, а музыка осталась… Хотя, может, я и вру, кто-то из них доживает последние дни в Америке, а музыка не старится, — толкая безучастного Васильича он запел довольно приятным голосом: — Jesus just left Moskow…

Миновали промзону и гаражи, за дорожной развязкой начался спальный район: старые многоэтажки, магазинчики вдоль трассы… И тут Росса посетила гениальная идея. Он начал тормозить, комментируя свои действия:

— Тут отличный охотничий магазин, а оружие, сами понимаете, нам понадобится.

Припарковались к стене, название магазина «Клуб путешественников» оказалось прямо напротив дверцы. Между машиной и стеной оставалось около трех метров. В магазин можно было просочиться без проблем: на полметра выступал козырек — с балконов ничего не упадет на голову, а для зомби оставались два пути: справа и слева от грузовика.

— Васильич, ты стой на стреме и мочи тех, что будут набегать. Или зови нас, мы быстро. Минут пять. Десять — максимум.

Как Росс и полагал, дверь была открыта, и магазин никто не охранял. Кошкин потер ручищи и присвистнул, его грубое лицо обрело некое романтическое благородство, глубоко посаженные глаза сверкнули:

— Вот это Клондайк!

Магазин работал по принципу супермаркета: боксы для рюкзаков, касса и несколько залов, где можно было ходить и выбирать товар. По правую руку — рыбацкий отдел: удочки и спиннинги в несколько рядов, надувные лодки, раколовки, сети и всевозможные приспособления, облегчающие жизнь рыбака: от подводных ружей до поплавков, воблеров и блесен.

Налево убегали ряды одежды: костюмы для дайвинга, камуфлированные штаны и куртки, кирзовые сапоги, «берцы», кроссовки и просто шлепки, а так же палатки, фонарики, ледорубы — и все по мелким отделам и полкам. Это не интересовало ни Росса, ни Кошкина, и они принялись продираться сквозь камуфляжные дебри в сокровищницу — в оружейный отдел.

Посреди зала напротив столика консультанта (сам он валялся на полу с перерезанным горлом) продавалось чучело вепря, чуть поодаль — косули и двух глухарей, все — за дикие деньги. Головы убитых оленей на стенах следили равнодушными глазами. Темные стекла витрин отражали двух незваных гостей: Кошкин шел, будто волк — втянув голову в плечи, суровый, сосредоточенный, широкоплечий, с массивным «дырявым» подбородком. Рядом с ним Росс смотрелся легким и маневренным — он был у́же в плечах, хоть и выше ростом, его движения казались плавными, артистичными.

Окон в этом отделе не было, и единственным источником света служили неоновые лампы под потолком. Да и те горели через одну, вполнакала, гудя и мерцая. В нервном их мигании за толстыми стеклами витрин матово чернели вороненые стволы ружей и карабинов.

— Вот, — сказал Росс. — Здесь мы и затаримся. Они кое-что у меня брали, я — у них экзотику. У меня тут карточка постоянного клиента, но, при нынешних обстоятельствах, это, пожалуй, не важно.

— Круто, — облизнулся Кошкин. — Я такое только в кино видел. Чё брать будем?

— Брать надо то, с чем умеешь обращаться, — ответил Росс.

— Да знаю я, — отмахнулся Кошкин, взял в руки короткий, словно игрушечный, автомат! — Вон он, АКСУ-74, «ксюха» родимая. А чего это автоматического огня нет? А поливать как? Одиночными?

— Это же гражданская версия, — ухмыльнулся Росс. — Охотничий карабин по официальному названию. Да и не сгодится он для наших целей. 5,45 — патрон слишком слабенький, рассчитан на то, чтобы ранить, а не убить — на войне раненый противник выгодней убитого. А против зомби вообще не проканает. Ружья надо брать. Старые добрые дробовики. Просто и надежно.

Росс подошел к вертикальному стенду, сбил замок и открыл стеклянную дверцу. Ружья стояли в пирамиде, покрытые слоем фабричной смазки.

— Ну, всякие «Бенелли Супернова» — это, конечно, круто и гламурно, но больше для спорта, чем для реальной жизни. Уж больно механизм там тонкий и нежный. А вот МР-153 — это по-нашему.

— «Мурка», что ли? — уточнил Кошкин. — А я слышал, ругают ее охотники. Капризная, к боеприпасам требовательная.

— Надо, чтобы руки не из жопы росли, тогда оружие капризничать не будет. И патроны, ясное дело, для полуавтомата надо брать заводские, а не самокруты-релоады. Глянь за прилавком, там коробки должны быть. Бери, если найдешь, итальянские, контейнерные, навеска пороха — не меньше двадцати восьми граммов. Дробь не меньше тройки, лучше, конечно, нулевку. И картечь, разумеется.

— Тут какая-то «полева», — недоуменно сказал Кошкин, роясь за прилавком.

— Бери! Это пули. Так, сейчас Васильичу что-нибудь подберем… А вот, «Сайга-12», самое оно. Тот же «калаш», но двенадцатого калибра. Или вот, «Вепрь», то же самое в принципе, только производитель другой. Беру все.

Кошкин деловито вытащил ружья, отыскал запасные магазины и принялся набивать их патронами.

— Паучеры не бери, это для спорта. Возьми вон те патронташи, ага, — командовал Росс. — И жилеты разгрузочные поищи, «блэкхок» желательно, если найдешь модульные платформы «молле» — тоже тащи. Там в отделе товаров для экстремального спорта вроде бы шлемы были, лыжные, хватай, пригодится. И рюкзаки там же глянь, если найдешь — тактические, с питьевой системой «кэмелбек».

Сам Росс отбирал коробки с патронами и ставил их в середине отдела, рядом с чучелом кабана.

— Ох, не знаю, — ворчал Кошкин. — Нарвемся мы с этими «сайгами». Я бы двустволку еще взял. Вертикалку. Она точно не подведет.

Росс пожал плечами:

— Ну так возьми, кто мешает-то? Приклад отпилим, ствол укоротим, будет тебе обрез. Вообще-то это мысль, надо будет каждому по обрезу соорудить.

— Может, лучше пистолеты? — спросил Кошкин. — Привычнее как-то…

— Нет, — покачал головой Росс. — Против людей — да, а против зомби… Ты же не будешь каждый раз точно в лобешник целиться. А из дробовика шмальнул раз — считай, магазин «макарова» в противника выпустил.

Постепенно посреди отдела выросла гора оружия. Черный пластик «Сайги» с рифлеными планками «пикатинни» соседствовали здесь с благородными ореховыми ложами «беретт» и «браунингов» — классических охотничьих двухстволок, что называется, высшего разбора. Рядом валялись коробки с патронами, подствольные фонари с запасом батареек, рюкзаки, жилеты, подсумки, шлемы и даже пара приборов ночного видения, обнаружившиеся в охотничьем отделе.

— Ножи, — вспомнил Росс. — Без холодняка никуда. В идеале бы нам огнеметом разжиться, но раз нет, так нет.

— Согласен, — деловито кивнул Кошкин. — Без пера будет туго… Во Gangstas Paradise! Была такая песня!

Всякую гламурную продукцию скорее сувенирного, чем рабочего предназначения, Росс забраковал. Себе он выбрал керамбит — страшный в ближнем бою мини-серп, и непальский кхукри вместо мачете — для контактов на длинной дистанции. Васильичу взял старый добрый «Ка-Bar» — десантный нож американских рейнджеров, этакий заточненный ломик на все случаи жизни, и мачете «Кайман» фирмы «Кизляр». Кошкин же выбрал редкий и экзотический нож «Кондрат», жутко выглядящий, но на удивление ухватистый и удобный. Принялись распихивать добро по рюкзакам. Кошкин насвистывал себе под нос, глаза его горели азартом.

Конец ознакомительного фрагмента.