Оленные люди
Народный писатель Якутии Андрей Кривошапкин в своем новом романе «Оленные люди» с болью в сердце рассказывает о жизни и нелегком труде оленеводов. В нем достоверно показаны социальные проблемы, характерные сегодня для жителей Крайнего Севера: это опасность исчезновения родного языка и родовых корней, безработица, пьянство, нищета, трудности с жильем, бездорожье, браконьерство… Но, несмотря ни на что, оленные люди, честные, стойкие, мужественные, живущие в гармонии с природой, сохраняют национальное самосознание и достоинство, с надеждой смотрят на будущее.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Оленные люди предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
1
…Он каждого оленя знал в лицо,
и каждый шел к хозяину на зов.
А родословную оленей знал
мой предок, может, лучше, чем свою.
Со дня рожденья олененок был
под ревностным присмотром, как дитя,
до старости оленьей каждый зверь
на попечении человека был —
и не приплод, а весь олений род.
Любовью страстной, вдумчивой любил
священного оленя человек,
мой предок, гордый тундровик — эвен…[2]
Отакчан, радуясь весеннему солнцу, поднялся на невысокую горку. Отсюда все видно как на ладони. Эту местность он облюбовал еще с молодых лет. Она во всех отношениях подходит для отела оленей. Здесь рано начинается таяние снега. Полукругом тянутся к высокому небу могучие горные кряжи. У их подножья отдельными островками кучкуются невысокие сопки, покрытые лиственничными лесами. Под лучами весеннего солнца на склонах сопок снег тает быстрее, чем в лесу или на открытой местности. Так появляются проталины. На таких склонах телятся важенки. Ничто не мешает и не пугает их в этом безмолвии. Пройдет отел без потерь, значит будет заложена основа для успешного завершения года. Конечно, оленята рождаются в тайге, на лоне природы. Тайга — не роддом, но она по-своему таит в себе удивительную таинственную силу по-матерински тепло принимать зарождение новой жизни. В этом плане тайга за тысячелетия, незаметно пролетевшие над планетой, накопила огромный опыт по выхаживанию только-только родившихся живых существ. Это относится ко всему миру как диких, так и одомашненных животных. К последним относятся олени.
Природа сама по себе непредсказуема, как капризная женщина, потому часто меняет свой облик. То абсолютная тишина, когда ни дуновения ветерка, на небе бездонный купол голубого неба, то снег и ветер, то пурга… Капризы природы наносят ощутимый урон слабым еще оленятам. Многие гибнут от простуды. Остается просить Духа земли, чтобы он пожалел их.
Внизу широкая раздольная местность. С началом лета она, освободившись от снега, обильно расцветает разноцветьем трав. Посередине течет речка Умбэ. Ее прозрачная до зеркальности вода весело течет вниз. Жгуче-студеную воду, когда она, играясь, течет, не так-то просто бывает попить. Только глотнешь, как тут же леденящим холодом пронзает все тело. Отакчан знает это по себе. Будучи юношей, баловался и до стужи в зубах пил воду, припав губами к краешку речки с мелкими камушками. А пока до поры до времени речка еще дремлет. Самая малость осталась до того, как она проснется и беззаботно запоет свою песню. Ветра досюда не долетают, сшибаясь с тыльной стороны с каменистыми кручами горных кряжей. Встретив на своем пути такую преграду, волны ветра поворачивают в сторону.
Отакчан спешился и сел на рядом лежащую корягу. С любопытством молча окинул взглядом окрестность. Теплые солнечные лучи иной раз так греют, что клонят все живое к дремоте. Олени, видно, дремлют и жуют жвачку. Довольный тем, что вокруг так тихо, Отакчан вынимает трубку и закуривает. Некоторое время сидит, закрыв глаза. Но вот он открывает их, поднимается и медленно поворачивается к верховому оленю за рюкзачком, с которым обычно не расстается. Но на этот раз оказалось, не взял его. Немудрено, ведь он намеревался быстро вернуться. «Что теперь поделаешь? Есть курево и ладно», — подумал старик.
Отакчан приехал сюда без ружья. Утром, когда затягивал седло ремнем, думал над тем, брать иль не брать его. Оглянувшись на небо, на котором не было ни облачка, тозовку положил около вьючных сум. Пусть лежит. Его хозяин — Виктор.
Сегодня Отакчан вернется пораньше, поймает двух упряжных оленей и поедет вниз по речке к березовой роще. Там отыщет березы, годные для заготовки полозьев и санных ножек для упряжной гоночной нарты. Сейчас самое время для их заготовок. Мог бы прямо сейчас повернуть обратно и поехать, но ему хочется удостовериться в том, в порядке ли олени, не тревожатся ли. Опасность представляют горные орлы. Да и волки могут ненароком нагрянуть. Поэтому решил проведать оленей. Отел пока идет спокойно, без видимых забот. Не тревожь только важенок в это время ничем. Так бывало всегда, как он себя помнит.
Со стороны противоположных сопок у подножья высокой горы между деревьями замелькали олени. Правда, они не подавали признаков беспокойства. Мало ли, некоторым важенкам, может быть, захотелось поменять место лежанки. Бывает и так. Не привязаны же они к деревьям. Важенки свободны. Их тут держат только оленята. Пока те чуть-чуть не подрастут, олени останутся тут. Здесь им спокойно и вольготно. Но Отакчан вдруг поймал себя на мысли, что ему почему-то стало неуютно. Зов оленят, такой знакомый и близкий ему с далеких детских лет, обычно всегда ласкал его слух. Но сейчас почему они разом загалдели? Неужели важенки отошли от детенышей так далеко, что оленята теперь криком плачут? Это встревожило старого Отакчана. Важенок много и на этой стороне, по его левую руку. Отсюда до них рукой подать. Но здесь тишина.
Отакчан вынул свой старенький бинокль. Его ему подарил русский геолог Володя Суслов. Каждый раз, вынимая бинокль, тепло вспоминает того добросердечного геолога. «Интересно, как он? Жив-здоров ли?.. Ну конечно, с ним все в порядке. Правда, отчаянный был. Не терпел несправедливости. А сейчас начальники не переносят, не любят таких. Но мой друг не такой, чтобы покориться и исчезнуть в ряду серых, безликих людей».
Старик краем светлого платка, повязанного на шее, тщательно протер окуляры бинокля. После этого внимательно стал обозревать противоположную сопку. Важенки то сбиваются в кучу, то расходятся в разные стороны. Почему-то оглядываются на оленят. Некоторые возвращаются к ним. Остальные, гордо поднимая точеные головки, смотрят назад. Отакчан медленно, метр за метром, стал разглядывать правое крыло снежной поляны. Важенки, возможно, учуяли лисицу или росомаху. Эти хитрющие зверьки встречаются тут нередко. Орлы просто так не прилетят сюда. Отакчан каждое лето и осенью проверяет, появились ли орлиные гнезда в этих горах. Ему помогает в этом Виктор, молодой оленевод.
Вдруг в зарослях тальника старик отчетливо увидел нечто черное. Удивился тому, что раньше не заметил этого. Что это могло быть? Не сохатый ли сюда забрел? Все может быть. Лежит на боку. Бык, что ли? Сердце старика вдруг резко кольнуло. От нахлынувшего волнения в одно мгновенье его всего обдало жаром. Лоб покрылся испариной. И тут прямо на его глазах то черное поднялось, словно человек. Оказалось, что это огромный бурый медведь. Стоя на задних лапах, он всматривался туда, где сейчас находились важенки. На редколесье деревья голы. На фоне снега олени отчетливо видны хищнику. Старик сразу понял, что зверь подкрадывается к оленям. Наверное, он давно этим занят, а он, Отакчан старый, сразу не заметил зверя. Этот абага[2] теперь не оставит оленей в покое. Погибнут сонгачаны-оленята. Это точно. Важенки убегут. Тогда слабые сонгачаны до единого станут лакомыми кусочками для голодного зверя. Тот, видать, только на днях выбрался из берлоги после долгой зимней спячки. И теперь голоден и зол на все на свете. Видно, ошалел, что такая удача улыбнулась ему. Вот и не торопится. Башка у зверя неплохо соображает. Хочет напасть наверняка. Перед Отакчаном тоже нелегкая задача. Как же быть теперь? Только тут он с сожалением подумал, что зря оставил тозовку. Хотя бы пальнул, чтоб напугать зверя, хотя тот, почуяв легкую добычу, просто так не уйдет. Но Отакчан тоже не уйдет. Не станет же он смотреть, как дикий зверь начнет поедать одного олененка за другим.
Старик поднялся, сорвал с шеи платок, привязал его к кончику тиюна-палки. Развязал оленя с дерева и, ведя его на поводу, начал спускаться вниз. То и дело стал восклицать: «Чо-чо!»[3] Оленям знаком этот возглас. Они по нему узнают присутствие человека и слышат его успокаивающий голос. Внизу, у края открытой местности, старик взобрался в седло и стал понукать оленя ногами, чтобы тот пошел вперед. Поехал он напрямик в сторону важенок. Отакчан понимал, что должен опередить зверя и оказаться между ним и оленями. С другой стороны, старик четко отдавал себе отчет в том, что голодному зверю все равно, кто перед ним. Он наверняка нападет на него. Силы неравны. Но другого выхода у старика нет. Он пожертвует собой и тем, быть может, спасет оленят. Выход и надежда только на это. На поляне снег достаточно глубокий, по брюхо верховому оленю, зато рыхлый, потому ехать все же гораздо легче, чем ехать по твердому насту. Отакчан между тем беспрестанно покрикивал: «Чо-чо! Би элэ эмэддэм!»[4] Громко разговаривал с оленями, мол, он рядом с ними, пусть не пугаются.
Медведь издали заметил, как человек уверенно едет к тем оленям, к которым он так долго крался. До него еще далеко, потому Отакчан не видел, каким злым огоньком загорелись медвежьи глазки, и не слышал, как он зло заурчал. Зверь залег, поджидая человека. Олень под Отакчаном шел уверенным шагом. Это говорило о том, что он пока не учуял близость зверя. Ветерок дул с другой стороны. Да и не видел он еще своими глазами этого опаснейшего врага. Ведь олень особой зоркостью глаз не отличается. Зато нюх и слух у него отменные. Спокойствие оленя передалось его хозяину. Отакчан овладел собой настолько, что теперь медведь не представлял для него особой опасности. Перед ним находился обычный дикий зверь, на которого охотятся. Так думал он, цепкими глазами зорко следя за каждым движением зверя. Но вот тот тоже двинулся вперед. Отакчан стал сильнее понукать своего оленя. Скоро добрался до подножья сопки. Это хорошо, что он первым добрался до поляны. Встреть он зверя на голом снежном поле, где ни травинки, ни деревца, у него шансов никаких бы не оставалось. А тут рядом его родной лес. Тут все под рукой: и деревца молодые, и тальники, и сухие хворосты. Теперь просто так оленят и себя не отдаст в пасть зверю. Отакчан спрыгнул на снег. Быстренько привязал оленя к тонкому деревцу и торопясь стал собирать хворост для разведения костра. Очень кстати под руку попался сухой тальник, из него быстро настрогал острым ножом стружки и подвел к ним горящую головешку спички. Алый язычок пламени радостно разгорелся. Над ним, играясь, стал подниматься сизый дымок.
Отакчан часто поглядывал на верхового оленя. Отсюда медведя ему не видно. Человек-то может и не увидеть зверя, а вот олень наверняка учует. На это и рассчитывал Отакчан. Не теряя ни минуты, он поднялся выше метров на тридцать — сорок и тут же принялся собирать сухой хворост. Развел такой же костер, как и первый. И в этот момент он увидел, как его верховой резко крутанулся на месте. «Абага!» — пронеслось в голове. Однако медведь уже рядом. Отакчан торопясь срезал ножом тоненькое деревце и, на ходу очищая редкие ветви, громко подал оленю голос: «Алатли!»[5] Рассчитывал на то, что голос услышит и абага. Затем быстро спустился к первому костру. «Эхе, как хорошо разгорается костер», — довольный, подумал он, оглядываясь назад. Над вторым костром тоже поднимался густой дым. В эту же секунду олень вновь встрепенулся, выкатил глаза, озираясь туда, откуда шел напролом, судя по треску, зверь. Отакчан подбросил в костер несколько длинных хворостин. «Абага-а! Мучули амаски!»[6] — требовательным голосом крикнул он. В другое время старик, показывая свое уважение и почтение, заговорил бы с медведем иным голосом. Мягко, просяще, даже заискивающе. Но тут они встретились лицом к лицу. Перед ним теперь не тот абага — дедушка медведь, которого он всю жизнь почитал, а зверь-разбойник, жаждущий оленьей крови. К такому отношение у него совершенно другое. Ни голосом, ни движением человек не должен проявить свою робость перед зверем. За его спиной беспомощные важенки и сонгачаны-оленята. Они же, как детишки, маленькие, слабые.
Медведь из-за тальников вперемежку с кустами вынырнул все же неожиданно. Он был стар, долговяз и лохмат. Увидев человека на близком расстоянии, от неожиданности отпрянул всем телом назад. В это время верховой олень смиренно сник.
Отакчан уловил в поведении зверя некое смятение, потому длинной кроной срубленного деревца стал размахивать перед собой, шумно ударяя по кустам. Это отрезвляюще подействовало на зверя. Нехотя он сделал несколько шагов назад. «Хурри! Хурри, абага!»[7] — кричал старик. В одно мгновенье он резко выхватил горящий хворост и швырнул в зверя. Дымящий хворост не долетел до зверя, но запах дыма явно ударил по ноздрям и тот с громким ревом чихнул. Человек беспрестанно собирал хворост и бросал в костер. Второй костер тоже горел и чадил…
…Сила человека —
в доброте.
Добрый все преграды осилит,
добрый все пути одолеет.
А главное —
он сумеет
одарить, словно солнце, людей
и счастье найти в доброте.[9]
Айчима, Виктор и Байбал к вечеру вернулись к палаткам. Они на оленьих грузовых нартах возили дрова-сухостой в верховья горных рек. Разгружали их в местах летних кочевий. Там леса нет. Одни голые скалы и широкие горные долины. Только вдоль речек кучкуются тальники. В теплые летние дни для растопки сойдут высохшие тальники. А когда нагрянут дожди, спасение в лиственничном сухостое. Айчима предусмотрителен. Все делает загодя. В этом первый ему советник — дед Отакчан. Вот и сегодня поработали на славу.
— Танмак, а где дед? — первым долгом спросил Айчима, войдя в палатку.
— Я видел, как дедушка сел на учага[8] и уехал, — поднял голову Кирилка, сын Танмак от первого брака.
Мальчик смышленый, он по душе Айчиме. Сидит в углу палатки, играет в свою игру, бормочет что-то, барахтается. Забавный малый.
— Как уехал одновременно с вами, так и не вернулся, — добавила женщина, наливая чай в кружки.
В это время Виктор и Байбал один за другим зашли в палатку и сели за стол. Танмак, жена Айчимы, — чумработница. У нее всегда под рукой горячий чай, вареное мясо. Байбал мог бы попить чаю и у себя в палатке. Но старик Гаврила отправляет сына в палатку Айчимы. «Иди чаевничать к Айчиме. Его жена зарплату получает за то, что готовит еду», — говорит он сыну. Иногда и сам приходит к чаепитию, заодно услышать новости. У оленеводов беседа ладно протекает как раз за чаепитием. Байбал не привык что-либо рассказывать отцу. На его вопросы всегда отвечает односложно. Такая скупость сына на слова не нравится старику.
— Дед должен был просто проверить, как идет отел, как ведут себя важенки. Обычно он быстро возвращается. Я сейчас же поеду и выясню, в чем дело, — вызвался Виктор.
— Пожалуй, ты прав. Съезди-ка в самом деле, коли не устал, — одобрительно кивнул головой Айчима. — Бери с собой мой карабин на всякий случай. Мало ли что…
— Целый день ничего не ел, выпей хотя бы кружку чая, — Танмак пододвинула к Виктору кружку, до краев наполненную чаем.
Виктор не заставил себя уговаривать, выпил чаю, отрезал кусок вареного мяса и, на ходу жуя, заторопился на выход.
— Я тоже с тобой поеду, — вымолвил Байбал, намереваясь встать.
— Ты, Байбал, лучше наруби дров на растопку и себе, и деду, — не оборачиваясь, бросил Виктор.
— Дельно распорядился Виктор. В самом деле, Байбал, займись-ка ты колкой дров. А я за оленями присмотрю. Оленей, на которых ездили, отпущу, — говорит Айчима.
Он имел в виду нартовых, вьючных и верховых оленей, находящихся у них под рукой. Таких голов тридцать — сорок.
Другую часть стада — быков, молодняк — давно отделили от стельных важенок и теперь держат на соседней речке. Каждый день наведываются и к ним. Сегодня попутно проверили, как они пасутся. Признаков беспокойства у оленей не было.
…Виктор торопил верхового оленя. Олень и без понукания уловил настроение хозяина, потому шел ходко. Парень внимательно присматривался к утренним следам учага деда Отакчана.
«Откуда у него такая натура? Всегда первым идет на любое дело. При этом не думает, получится или не получится. Последствия могут быть разные, а это его не беспокоит. Однако все наши сородичи его поколения были такими же работящими. Удивительные по твердости духа были люди. Многих в детстве видел. Все они жили и трудились в советское время. Вот где секрет их стойкости, трудолюбия. Дед часто рассказывает о том времени. Он почему-то не воспринимает нынешнее время. Считает всех жуликами. Думаю, дед скорее прав. Мой друг Илани твердо поддерживает деда, — на ходу Виктор думал о деде Отакчане. — Интересно, почему он задержался? Может, упал ненароком и получил увечье. И такое может случиться. Жизнь в тайге — бесконечная загадка… А вот от Илани, как уехал в дальнее стадо на помощь в период отела, тоже ни слуху ни духу. Как он привыкает к жизни в стаде Митэкэна? Интересно, чем сейчас он занят? Кочевая жизнь для него не нова. Еще подростком его брал с собой в стадо Айчима. Илани — парень смекалистый, просто так не будет сидеть, найдет свою тропу где угодно», — постепенно мысли перекинулись на Илани. После того, как он уехал, застопорилась связь по радиостанции «Гроза». Теперь из Дөндэ редко выходят на связь. Часто нарушают установленный график… Скорее бы возвращался Илани и наладил связь…
Олень вдруг вздрогнул под седлом. Стал шевелить ушами и оглядываться вокруг. Вдали показалась речка Умбэ, где телятся важенки. Виктор почувствовал, как в ноздри попал едковатый дух дыма. «Чую дым от костра. Стало быть, дед тут недалеко…» Только подумал было так, как у подножья правой сопки, где темнел лес, увидел сизый дымок. Ударил ногами по бокам оленя. Тот убыстрил ход. Пересек по следам деда снежную долину. Тут же увидел деда Отакчана, вышедшего из редкого леса навстречу. Радость охватила Виктора. «Дед живой. Вот он стоит и поджидает меня», — улыбаясь, подумал он.
— Почему задержался и не возвращаешься домой, дед? — спрыгнув с оленя, спросил Виктор.
Дед улыбнулся глазами.
— Как хорошо, что приехал. Спас, можно сказать, оленей, — молвил он, вытирая пот с лица.
— А что случилось? — коротко спросил Виктор, но, не дожидаясь ответа, снял с седла рюкзачок. Вытащил котелок и начал разгребать уже размокший снег до появления крупных ледяных кристаллов. Этими кристалликами доверху набил котелок.
Дед молча следил за Виктором. Ему понравилась предусмотрительность парня. В душе дед сильно обрадовался. Все нутро у него иссохло от жажды. Весь день ни капли воды не глотнул. А тут настоящий котелок перед ним. Пока Виктор копошился с котелком, Отакчан умело соорудил очаг. И вот котелок уже висит над костром.
Виктор вытащил из рюкзака старую тару из-под муки, которую на всякий случай хранил, и аккуратно расстелил перед дедом. А из другого, уже самодельного, мешочка вынул лепешку, вареное мясо, соль. Дед молча улыбался, довольный всем увиденным. Котелок не заставил себя долго ждать. Вскоре вода в нем закипела. Виктор снял котелок с костра. Из кармашка рюкзачка выволок старый мешочек с заварным чаем. Первым долгом угостил Духа Огня щепоткой чая. Затем заварил воду в котелке, немножко подержал котелок над костром, чтобы чай заварился как следует. Поставил перед дедом большую кружку, из которой тот обыч-но пьет чай, когда чаевничает в палатке Айчимы. И себя, разумеется, не забыл. Налил крепко заваренный чай. Свежий чайный аромат сильно ударил по ноздрям, отчего дед Отакчан аж крякнул от удовольствия. Он хотел было сразу взяться за кружку, но Виктор остановил его. «Подожди, дед. Тебе не кажется, что чай с молоком намного лучше, чем черный?» — «А где теперь возьмешь молоко?» — «А вот Танмак положила кусочек молока. Это она собирала рюкзак». «Вот молодец! То-то Айчима на нее глаз положил», — улыбнулся старик, благодарно думая о Танмак.
После того, как дед Отакчан опорожнил кружку, Виктор вновь спросил:
— А почему так долго не возвращался, дед? Что случилось?
— Да абага надумал было напасть на важенок и телят.
— А где он, абага-то?! — у Виктора в глазах загорелся огонек охотничьего азарта.
— Целый день стояли друг против друга. Я костром, дымком отпугиваю его, а он то уйдет назад и ложится, то поднимется и с ревом идет ко мне. Знает, что мешаю ему. За моей спиной оленята.
— А где он сейчас? — в руках у Виктора карабин. Парень внимательно осматривается вокруг.
— Ушел недавно. Однако учуял, как ты приближаешься.
— Может, пальнуть из карабина в воздух, дед?
— Зачем? Важенок вспугнешь. Может, в это самое время запоздавшие важенки телятся. Не надо стрелять.
— Тогда я поеду за медведем. По снегу догоню без труда.
— Давай вдвоем поедем. Но прежде костры обновим, чтоб больше дыма было, — предложил Отакчан.
Так и поступили. В трех местах развели костер. А сами, разговаривая, поехали по медвежьим следам. Было светло. Медведь, если даже проявит агрессивность, незамеченным не останется. Природная осторожность не позволит ему действовать безрассудно. Он хитер и умен, потому безропотно уходил от погони.
— Айчима, опасный сосед далеко не уйдет. Он теперь знает, где может найти себе трапезу. Вернется он, — после того, как опорожнил пару кружек чаю, степенно заговорил дед Отакчан.
— Что будем делать? — Айчима пристально посмотрел на старика.
— Нужно организовать круглосуточное дежурство, — после некоторого раздумья проговорил дед Отакчан.
— А как долго ехали по следам медведя? — Айчима спросил у Виктора.
— Абага, как показывают его следы, сначала кружил, затем уходил, поворачивал то налево, то направо. Снова возвращался. В двух местах отлеживался, видно, прислушивался. Он же зверь предусмотрительный и осторожный.
— Стало быть, не хотел уходить, — добродушно заулыбался бригадир.
— Вот именно. Потом, видно, учуял, что мы едем по его следам. По подножью горы, по оврагам шастал. Потом резко ушел, не останавливаясь, — Виктор ловкими движениями пальцев рук подтверждал свои слова. У него это получается.
— Он хитрее нас. Без подготовки преследовать его — пустая трата времени и верховым оленям излишняя нагрузка, — Айчима взглянул на деда, будто спрашивая, верно ли говорит.
— Вернется он. Вот увидите, — откликнулся Отакчан на слова Айчимы.
— Тогда надо объявить ему войну. Организуем облаву, пока снег не растаял, — воодушевляясь, сказал Айчима, известный своей легкостью на дела, требующие быстрых действий.
— Ты хочешь его убить? — ни на кого не глядя, спросил дед.
— Мы должны обезопасить новорожденных оленят от хищника. Только так. Другого способа не вижу. К тому же зачем с ним церемониться, дед?
— Голодный по весне зверь примет твой вызов. Это однозначно, — вроде соглашаясь с аргументами Айчимы, ответил дед Отакчан.
— Нам этого и надо. Я согласен с тобой, дед.
— С одним карабином повоюем? — Виктор посмотрел на Айчиму, как бы сомневаясь.
— Все зависит от нашей сноровки и умения выследить зверя, — Айчима беззаботно хохотнул. — Один охотничий карабин тоже сила.
На некоторое время в палатке воцарилась тишина. Каждый, казалось, думал о своем.
— Абага, как почует, что за ним охотимся, начнет действовать назло нам, — первым нарушил тишину дед Отакчан.
— Каким образом? Устроит нам засаду? — быстро спросил Айчима. Судя по его быстрой реакции, он сидел и думал только о медведе.
— Говорят, когда надо, он стелется по земле. Не увидишь, проедешь мимо, а он сзади нападет, — заговорил Виктор. — Я много слышал таких баек.
— Не спорю. Он способен на это, — Айчима вроде согласился с Виктором, но смотрел он на деда, с невозмутимым видом сосущего трубку. Видно было, как он жаждет услышать мнение деда Отакчана. Тот, будто нарочно, молча дымил трубкой, но спиной чувствовал, чего от него ждет Айчима.
Кирилка примостился рядом с Айчимой и весь превратился в слух. Ему интересно слушать разговор взрослых об абаге — самом страшном на Севере хищнике. Ему хочется его увидеть, с другой стороны, боязно.
— Абага больше опасен для отельного стада. Он начнет гоняться за важенками. А те, когда с испугу массой помчатся, могут затоптать слабеньких оленят. Стадо тогда понесет потери. По-моему, чем тратить время в погоне за абагой, лучше круглосуточно установить дежурство. Скоро важенки все отелятся, — дед Отакчан говорил медленно и рассудительно. При этом он, по своему обыкновению, ни на кого не глядел. Казалось, его не заботило, слушают ли то, что он говорит или не слушают.
— Тоже верно. А как ты думаешь, Виктор? — Айчима посмотрел на Виктора.
— Я согласен с тем, что сказал дед.
— Деду жалко убивать медведя, — тихо засмеялся Айчима.
Дед Отакчан пропустил мимо ушей слова Айчимы. Его глаза заметно потеплели. Понял, что Айчима пошел на попятную. После этого все притихли.
Наконец тишину нарушил тихий голос деда:
— Абага ведь тоже хочет жить. От нас сам уйдет, когда поймет, что мы пуще глаз стережем оленей…
— Надо же, дед, ты о медведе говоришь, как о человеке, — улыбаясь глазами, миролюбиво молвил Айчима.
— Он же умен и хитер, как человек, — добрая улыбка осветила смуглое лицо Отакчана.
Виктор и Байбал засмеялись.
— Выходит, мы отпускаем его на все стороны? — ни на кого не глядя, будто для себя, проговорил Айчима.
— Земля, по которой мы кочуем, его вотчина, — Отакчан, прикрыв глаза, сосал трубку.
Айчиму вдруг прорвал громкий смех.
— Вот как получается: медведь нам бэгэн[9], а мы его кэлмэ[10].
В палатке снова воцарилась тишина.
— Каждый волен принимать абагу, как хочет. А я вот с давних времен знаю, что абага в свою вотчину других зверей не пускает. Разве это плохо, что он защищает наши земли от других хищников? — Отакчан приоткрыл глаза, метнул на Айчиму быстрый взгляд, в котором были и досада, и сожаление, и раздражение.
— Ладно, с тобой, дед, спорить не стану. Пока абага пускай поживет по-соседству, — хохотнул бригадир. — Вот мы с Кирилкой завтра поедем его выслеживать. Ты поедешь со мной, Кирилка?
У Кирилки от неожиданности округлились глаза. Он потянулся к уху Айчимы и тихо-тихо шепнул: «Я боюсь…»
— Ладно. Тогда поедем потом. Подрасти малость, Кирилка.
Весна
желанной девушкой
пришла
на Север.
И холодный, и суровый,
согревшись
ее огненной любовью,
оттаял он
и разом подобрел…[13]
Оленеводы теперь дежурят по очереди. Днем по одному, а ночью по двое. Важенок не тревожили. Без нужды в стадо не выезжали, издали, обычно с бугорка, в бинокль следили за оленями. Громко заговаривали в голос, обращаясь к стаду. Так они приучали новорожденных оленят к себе, чтобы те привыкали к голосу человека, рядом с которым отныне им предстоит подрастать и стать взрослыми оленями. Виктор, когда дежурил, больше пел. Пел сначала по-эвенски, затем переходил на якутские песни. Знал много русских песен. У него хороший голос. «Тебе бы петь в театре», — говорил подобревший Айчима. Виктор улыбался.
Теперь Айчима на ночное дежурство ездил на пару с Байбалом. А Виктор с дедом. Днем к оленям выезжал старик Гаврила. Виктору не сиделось на месте. Чуть прикорнув, просыпался и снова под разными предлогами уезжал к стаду. Объезжал и холостых. Так он называл быков, молодняк, пасущихся отдельно от важенок. Они тоже нуждаются в человеческом внимании. «Поеду к своякам», — говорил за чаем. Все понимали суть его слов. «Такой видный парень, обзавелся бы семьей», — подавала голос Танмак. «Никто за меня замуж не пойдет, — отвечал Виктор. — Ведь на оленевода женщины совсем не обращают внимания». «Конечно, не обратят внимания, если сами пассивны и прячетесь от них», — не унималась Танмак. Айчима многозначительно посматривал на жену. Виктор обычно не ввязывался в дискуссию с молодой женой бригадира. Мало ли что, еще заревнует Айчима.
…Весна между тем быстро набирала силу. Снег в основном растаял, только на крутых склонах лесистых гор он все еще белел. В марях на кочках обильно появился нергэт-пушица. Прорастала ранняя зелень. Олени, изголодавшиеся за долгую зиму по такому лакомству, охотно выщипывали их. Проснулись речки.
Вокруг тайга ожила веселым многоголосьем птиц. В унисон с птичьим пением отовсюду раздается зов оленят: «Ав-ав-ав!» Это своеобразная таежная мелодия, повествующая окружающему миру о том, что он пополнился новыми жильцами.
Весеннее солнце светит ярче обычного. Оно щедро ласкает золотыми лучами всю умиротворенную землю, все живое на ней.
Дед Отакчан в душе радовался весеннему солнцу. Считал себя счастливым, что дожил до первых весенних солнечных лучей. «Теперь можно спокойно уходить в мир предков», — думал он, зная, что для старого человека в любое время настанет пора уйти навсегда из этого срединного мира. Ему не хотелось, чтобы это свершилось в зимнюю стужу. И душе неуютно от холода, и людям, провожающим в последний путь, тягостно от мороза. Думать-то думал, но еще не торопился уходить.
Не таи зла в себе —
душе легко тогда.[14]
Время быстротечно. Казалось, совсем недавно важенки начали телиться. То было в середине апреля. Оленные люди не заметили, как настал май, время быстрого таяния снега. Горные речки ожили, потекли небольшими ручейками. День за днем они станут набирать силу.
Оленеводы молча сидят полукругом и пьют чай.
— Надо кому-то съездить на лабаз за мукой, — ни к кому конкретно не обращаясь, заговорил Айчима.
— Муки осталось всего на две-три выпечки, — добавила Танмак.
— Я поеду, — с готовностью отозвался Отакчан. — Ребятам олени покоя не дают.
— Ладно. Пусть будет по-твоему, дед, — широкоскулое лицо Айчимы озарилось улыбкой.
— Можно я поеду с дедом? — подал голос Кирилка.
— Вода большая. Тебе рано ездить в такую даль, — сказала мать.
— Ты поедешь со мной к оленям, — Айчима погладил мальчика по головке.
После чаепития Отакчан поймал около десятка крепких быков. Четверых запряг в нарты. Одного оседлал. На нем он сам поедет. Еще на троих навьючил пустые вьючные сумы. Кроме муки надо привезти и масло, и сахар. На нартах много не привезешь. По черной земле, когда снег растаял, олени едва тянут пустые сани.
— Абага, без ружья, что ли, поедешь? — спросил Виктор после того, как помог старику собраться в дорогу.
— Спрашиваешь так, будто я когда-либо имел ружье, — живо отозвался Отакчан.
— Взял бы мою тозовку.
— Зачем? Тебе самому пригодится, мне-то на что она?
— Ну, как знаешь, абага. Мое дело предложить.
На всю бригаду имелось два ружья. Малокалиберную винтовку оленеводы брали по очереди на ночную пастьбу оленей. Айчима имел карабин. Но никому его не доверял. Хищного зверя мелкашкой не остановишь. Разве подразнишь только. Оленеводы предпочитали обходиться без тозовки. Все же верховому оленю лишний груз. Они давно просили, чтобы им каждому выдали охотничье нарезное ружье. А начальство одно твердит: нельзя, опасно. Некоторые покупали с рук старенькие ружья, но и те отбирали силой. Грозились в тюрьму посадить за незаконное хранение нарезного оружия.
— Бери хотя бы собаку, — не отставал Виктор.
— Да ты не беспокойся, сынок. Первый раз, что ли, еду? Слава богу, за свой век наездился по лабазам, — скупая улыбка на миг осветила темные скулы старика.
— Кэрэмэс не помешает, — не унимался парень.
Услышав свою кличку, отдыхавшая возле абду[11] рослая собака серой масти навострила уши, огненными глазами посмотрела на людей и на всякий случай повиляла хвостом.
— Кэрэмэс сам решит, пойти со мной или не пойти. Зачем его неволишь, сынок? Он же для меня не раб, он мой друг.
Так оно и было. Дед сам вынянчил его. Еще незрячего кормил, лелеял. Общался с ним как с человеком. Кэрэмэс понимал его с полуслова.
— Эмэбли[12], — коротко бросил Отакчан, увидев, как пес встрепенулся и побежал было вперед.
Кэрэмэс недоуменно взглянул на деда и нехотя вернулся к своему лежбищу. Он явно погрустнел.
— Сынок, привяжи его, так надежнее будет. Зачем ему силы тратить попусту? Пусть отдохнет, — оглянулся дед.
Виктор поймал собаку и привязал к кустику.
Отакчан долго шел пешком. Только когда разогрелись ноги, сел на учага. Ехал по речной гальке, старательно обходя каменистые места. Это не всегда удается. Кругом одни камни. Правда, гладкие, словно полированные. В течение скольких веков вода течет по ним в половодье, этого никто не знает. Проехав с километр, повернул налево и переправился через речку, впереди которой замаячили кадары[13]. Дед знал, что там пороги. По едва уловимой тропинке поднялся на пологий косогор. Дальше дорога пойдет по мари. Местность болотистая, зато легче оленям. Болота им не помеха. По воде нарты легче тянуть и копытцам не больно.
Лабаз стоял за речкой в глубине леса. Полозья нарт глухо бились о камни. После первого дождя вода на речке немного поднялась.
«Муку придется навьючивать, иначе намокнет», — подумал Отакчан, оглядываясь назад и видя, как вода захлестывает нарты.
Выбравшись на другой берег, едва углубился в редкий лесок, как олени внезапно испуганно шарахнулись в сторону.
— Чо-чо! — осадил их Отакчан и тут вдруг увидел, как прямо на него с раскрытой пастью несется лохматый белый медведь.
«Абага! — Отакчан мгновенно понял, в чем дело: он всю муку на лабазе выпотрошил из мешков, оттого и белый. — Однако люди без муки остались… Что же теперь будет?!» — мелькнуло в голове.
Старик с ходу понял, что перед ним тот самый зверь, с которым он схватился на речке Умбэ, защищая оленят. Он соскочил с оленя и громко подал голос: «Он онди, абага?!»[14] Но зверь не среагировал на человеческий голос и с ходу ударом лапы свалил одного из упряжных оленей, затем второго. Началась ужасная свалка. Олени заметались, как загнанные, глаза у них со страху выпучились, вот-вот вылезут из орбит.
Отакчан перекинул палку-тиюн в левую руку, а правой выхватил нож и коротким взмахом перерезал вожжи от мертвых оленей и выпустил с рук верхового оленя. Олень, почуяв свободу, панически рванулся в сторону и был таков. Старик машинально освободил еще двух-трех оленей. Те тут же помчались назад по тропинке, по которой только что ехали. Затем Отакчан, откуда только взялись силы и сноровка, скользя, рванулся к остальным оленям, намереваясь у всех успеть срезать вожжи и лямки, но вот беда — выронил нож. Затылком почувствовал дыхание зверя. Он резко повернулся и в отчаянии изо всех сил наотмашь ударил зверя тиюном по оскаленной морде. Тиюн переломился, но удар получился сильным и точным. Медведь ошалело рявкнул и, брызгая слюной, отпрянул. Отакчан прыгнул на другую сторону нарты. Зверь, оскалясь желтоватыми клыками, заревел и с дикой злостью вновь бросился на старика и подмял его под себя. «Люди ждут… Без муки остались…» — пронеслось в затуманенной голове старика, и он, теряя сознание, почувствовал, как что-то липкое и теплое потекло по лицу. Перед глазами пошли круги, и тут же стало темно, будто упал в бездну… В это время, откуда ни возьмись, появился Кэрэмэс. Пес стремительно прыгнул на спину медведя и с громким рыком вцепился клыками в его загривок. Зверь, заревев, крутанулся на месте, пытаясь стряхнуть с себя собаку…
Очнувшись, Отакчан сразу услышал отдаленный яростный лай собаки и холодящий душу медвежий рев. «Костер надо! Дым!» — смахнув рукой кровь с лица, старик попытался было встать на ноги, но резкая боль сковала все тело. Голова закружилась, глаза обволокло туманом, и он, ничего не помня, мешком свалился на землю…
Оленеводы всполошились, увидев скачущего к палаткам верхового учага Отакчана. За ним следовали еще несколько оленей. Олени знают, где искать защиту в момент опасности. Они торопятся к палаткам. Так случилось и на этот раз.
— Айчима, с дедом однако случилась беда. Дай мне карабин, сейчас же пойду по следам деда, — быстро заговорил Виктор, изменившись в лице. Глаза гневно метались, движения резкие.
— Поезжай верхом на учаге, — распорядился бригадир.
— Да, ты прав. Я же чуть было не побежал пешком, — с такими словами Виктор побежал к оленям, пасущимся недалеко. Поймал верхового оленя. Быстро вернулся к палатке, оседлал его.
— Вот карабин с патронами, — Айчима протянул парню карабин и кожаную сумочку, в которой хранил патроны.
Виктор вскинул карабин за спину и тотчас уехал.
— Будь осторожен, Виктор! Судя по всему, абага напал на деда! — вслед крикнул Айчима.
— Виктор, я тоже поеду с тобой! — Байбал погнал учага за Виктором.
«Ты смотри, как повел себя Байбал. Я ему ничего не сказал, а он сам принял решение поехать с Виктором. Пожалуй, Байбал прав. Вдвоем надежнее… Молодец все же парень», — одобрительно думал Айчима, взглядом провожая Байбала.
Тот быстро настигал уехавшего вперед Виктора. Нынче на ночное дежурство должен был поехать Байбал. Виктор ночью свое отработал. Теперь неизвестно, когда еще они вернутся. Придется ему, Айчиме, заменить Байбала. Постепенно Айчиму охватили тревожные мысли. Он боялся теперь за жизнь деда Отакчана. Свирепому от голода медведю ничего не стоит одним ударом намертво свалить деда. Это точно медведь напал. То-то некоторые олени прибежали к палаткам. А где остальные? Медведь их, запряженных в нарты, тоже мог запросто задрать. Ох беда!
…Медвежьи следы везде вокруг. Его самого не видно, а вот следы петляют за стадом. Какой-то непонятный зверь, ходит вокруг да около. На удивление не боится людей. Иные от простого человеческого духа уходят восвояси, а этот шастает рядом. Что ни говори, опасный сосед объявился. Карабин-то всего один. Виктор с Байбалом хотели бы купить охотничьи ружья, да не могут. Теперь карабины продаются за большую цену. У парней таких денег никогда не бывает. Хотя нужную сумму можно собрать, взяв взаймы у друзей. Но тут оленевода ждет другое препятствие, более сложное. Это получение разрешения на охотничье ружье — слишком много разных документов нужно собрать. На это уходит время. А у оленевода дел много: за оленями глаз да глаз нужен. В поселке же он, естественно, расслабляется… Хорошо хоть на все стадо дали под подотчет Айчимы ведомственный карабин. Без карабина оленеводу неуютно, без него он как бы без рук в кочевом стаде. Это понятно каждому.
Айчима не знал, сколько времени прошло с тех пор, как Виктор с Байбалом уехали по следу деда Отакчана. Он не находил себе места. Чтобы хоть немного успокоиться, уехал в стадо, которое разбрелось по широкой долине. Ему нравилась эта весенняя пора. На глазах, обновляясь неузнаваемо, пробуждалась природа. Воздух мягкий, душистый. Разноголосое пение птичек поднимает настроение. Весна положительно действует и на оленей. Они кучкуются, лакомясь сочным разнотравьем. У них быстро растут новые рога с мягкой кожицей…
Айчима издали заметил Виктора. Видно было, как он торопится скорее добраться до палаток. Айчима с Кирилкой тоже поспешили к жилью.
Виктор молча судорожно вытащил «Грозу» из палатки и стал ловить волну Дөндэ — села, где живут оседлые сородичи. Радиостанция шумно трещала, эфир был наполнен многоголосьем, кто-то кому-то что-то говорил, кто-то с кем-то ругался. Это не свои, а где-то там далеко, в недрах Верхоянских гор. Одна женщина ругалась с кем-то откровенным матом. Виктор нервничал из-за того, что из Дөндэ никто не выходит на связь.
— Что случилось, Виктор? — тихо спросил подъехавший Айчима.
— Медведь задавил нескольких оленей, заодно и нашего деда, — торопливо, пряча глаза, отвечает Виктор.
Кирилка побледнел, из глаз потекли слезы.
— А что, деда зверь задрал насмерть?! — тревожно вскричал Айчима, чувствуя, как у него подкашиваются ноги.
— Нашли полуживого. Рядом с ним находился Кэрэмэс. Однако Кэрэмэс вовремя подоспел на выручку и тем спас деда. А так медведь задрал бы насмерть. Байбал на нарте везет сюда деда…
В это время, о радость, на связь вышли из Дөндэ. Виктор кратко, в двух словах передал Илани информацию о трагическом случае в тайге: «На деда Отакчана напал медведь и задрал его. Еле живой. Срочно нужен санитарный вертолет». Илани заверил, что сейчас же доложит главе наслега Федотову о случившемся.
— Вертолет обязательно прилетит! Ждите! — сквозь треск и шум в эфире прорывался взволнованный голос Илани.
— Наконец-то! Какой молодец наш Илани! Он обязательно добьется прилета санитарного вертолета, — возбужденно говорит Виктор и тут же едет навстречу Байбалу. Надо же помочь доставить до палатки израненного Отакчана.
На Севере пора сказочных белых ночей. Благодаря такому природному чуду, ночью прилетел вертолет и увез деда Отакчана в районную больницу.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Оленные люди предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
