Artifex Petersburgensis. Ремесло Санкт-Петербурга XVIII – начала XX века

Андрей Келлер, 2020

В книге показана история петербургского ремесла с административно-законодательной, социально-экономической и культурно-философской точек зрения. Важную роль в ней играли ремесленные цехи, основанные указами 1721–1722 гг. Их смешанный состав из российских и иностранных ремесленников способствовал трансферу технологий, внедрению новых навыков и практик. Чтобы определить предмет ремесла, рассмотрены родственные ему понятия – «художество», «наука», «искусство». Рассмотрены институты ученичества, ремесленного образования, самоуправления и социальной защиты. Переосмыслено значение ремесла столицы в контексте интеллектуальной традиции народников-экономистов, что помогло пересмотреть роль ремесленного производства – малых и средних предприятий, понять, почему они успешно развивались как во времена мануфактуры, так и в период промышленной революции. В рамках социального прогнозирования сделана оценка того, как ремесленные практики и малые формы производства могут встраиваться в экономические концепции будущего в рамках устойчивого развития и зеленой экономики.

Глава III. Формирование института цехового ремесла 1712–1785 г

3.1. Предыстория появления цехов

Несколько слов о предыстории введения цехов в России. «Труднейшим разделом истории русского ремеcла» назвал Б. А. Рыбаков «вопрос о ремесленных корпорациях»⁵³³. Исследователю принадлежит заслуга более дифференцированного подхода, заключающегося в возможности сравнительного анализа объединений ремесленников Древней Руси с цехами Западной Европы, который не обязательно должен вести к утверждению об их полной идентичности. Поэтому он ставит под вопрос правильность утверждений В. Н. Лешкова⁵³⁴, считавшего несомненным существование цеховых организаций в Древней Руси; как и справедливость мнения, вступивших с последним в полемику, Н. Степанова, Н. Д. Рычкова, И. И. Дитятина и др., высказывавших мысль об искусственности цехов, которые «никогда не были потребностью русского народа»⁵³⁵.

Б. А. Рыбаков, сделавший наиболее подробный анализ древнерусского городского ремесла на предмет наличия в нем корпоративных организаций цехового типа, вынужден был признать тот факт, что «прямых указаний источников на существование в русских городах XIV — XV вв. ремесленных корпораций с оформленными уставами в нашем распоряжении нет»⁵³⁶. Если же говорить о предыдущем периоде, то ученый по этому поводу ограничивается общим выводом о том, что «с X до начала XIII в. русское ремесло неуклонно шло вперед, развивалось и совершенствовалось», а разрушение русских городов в XIII — XIV вв. имело своим результатом почти полное уничтожение городского ремесла: «Все сложные производства исчезли; возрождение их началось только спустя 150–200 лет»⁵³⁷. Что же касается братчин, т. е. совместных пиров, и патронажных церквей новгородских кузнецов, приведенных как пример существования элементов корпоративности среди ремесленников, то они могут быть лишь доказательством существования неких корпоративных начал, которые нельзя поставить в один ряд с цехами в Западной Европе⁵³⁸.

Особо нужно сказать о Новгородской (1136–1478) и Псковской (1348–1510) землях, представляющих наибольший интерес в прояснении вопроса о возможном существовании городских корпораций ремесленников. Изначальная ориентация Новгорода как центра новой государственности Северо–Западной Руси уже на раннем этапе своего существования на Западную Европу была обусловлена его геополитическим положением, о чем говорит и новгородская денежно–весовая система, ориентированная на готскую марку, и дворы европейских купцов⁵³⁹. Отмечая демократический характер политических установлений Новгорода на протяжении различных периодов его истории в XII — XV вв., В. Л. Янин отмечал, что «во всех упомянутых случаях речь шла о завоевании и защите республиканского, вечевого строя, тех"свобод", которые стали для Новгорода конституционными»⁵⁴⁰. Попробуем выяснить роль «черных людей» — ремесленников и мелких торговцев, как основного городского населения, т. е. большинства свободных жителей, в защите этих свобод⁵⁴¹.

Катализатором наличия у ремесленного слоя корпоративного сознания может послужить уровень социальной активности его социальных акторов, т. е. степень их участия в делах города. Примерно с середины XIV в. в Новгороде наблюдается существенное расхождение интересов боярской верхушки, посадников, с одной стороны, и «черных людей» с другой: «главным объектом защиты […] становится отнюдь не вечевой строй, а та система феодальных богатств, которая сосредоточилась в руках верхушки населения города»⁵⁴². По мнению В. Л. Янина, после 1418 г. по сути ликвидируется вечевой строй и устанавливается олигархия «Совета господ», что приводит к обострению борьбы черных людей против боярской верхушки и «формировани[ю] антибоярского самосознания черного люда Новгорода»⁵⁴³. А вот выражение о том, что присоединение Новгорода к Москве явилось «актом, в котором реализовалось социальное недовольство низов новгородского населения»⁵⁴⁴, необходимо пояснить, о каких низах, занимавших принципиально разное социальное положение, идет речь. Во–первых, это зависимые смерды, традиционно предоставляемые Новгородской землей наместникам, посаженным великим князем, для их материального обеспечения. Смерды не были заинтересованы платить двойной налог Новгороду и великому князю и «тянули» к последнему. Во–вторых, это свободные черные люди, а значит и ремесленный люд, боровшиеся за автономию Новгорода, где и смерды, и бояре, и Иван III оказались против них.

Великий князь Московский воспользовался недовольством смердов, разногласиями по поводу последнего избранного епископа Новгородского Феофила. Сыграли свою роль и многолетние попытки пролитовской партии, вопреки договору между Москвой и Краковом, пригласить на новгородское княжение польского короля и великого князя литовского Казимира IV, послужившие поводом для захвата Новгорода в 1470 г., а затем его присоединения в 1478 г., и распространения на него порядков Русского государства⁵⁴⁵. Черным людям нечего было противопоставить воле великого князя. Но именно они оказали на заключительном этапе существования Новгородской земли наиболее активное сопротивление попыткам Московского государства лишить ее автономии.

Социальная борьба новгородских группировок за власть не может быть сведена под стилизованную мнимую борьбу социальных низов и верхов подобно схеме так называемого классового антагонизма «угнетателей» и «угнетенных», проблематичного в применении ко времени русского средневековья⁵⁴⁶. В. Л. Янин справедливо указывает: «В поражении Новгорода не последнюю очередь сыграло нежелание изверившихся в боярской власти новгородцев воевать против великого князя»⁵⁴⁷. Но здесь, как и в Пскове, присутствовала сложная архитектура конфликта, с которой Янин, безусловно, как один из крупнейших специалистов по истории Великого Новгорода, прекрасно знаком. В шелонской битве в июле 1571 г. черные люди действительно отказались участвовать в знак протеста против боярской «неправды», которую они возводили не только против них, но и… против великого князя. Но значило ли это, что они безоговорочно тянули к Москве или в каких–то случаях только пытались использовать авторитет великого князя в борьбе за власть внутри Великого Новгорода? Согласно Никоновской летописи, «[…] новгородские посадници все и тысяцкие, спроста рещи, плотници и гончары и прочии, которой и родився на лошади не бывал, и на мысли котором того не бывало, что руки подняти противу великого князя, всех тех изменники они силою выгнали»⁵⁴⁸.

Известно, что летописи использовались представителями московской элиты как действенное идеологическое оружие, что можно сказать и обо всех остальных политических агентах того времени, для обоснования своей экспансионистской политики. Редактором–составителем летописного свода, известного под названием Никоновской летописи и составленного между 1526 и 1530 годами, являлся московский митрополит Даниил. Во 2–й половине 1550–х годов этот летописный свод был соединен с материалами официальной московской историографии. Согласно данной летописи, «притесняемый» «простой люд»: плотники, гончары и прочие жители города, полностью поддерживал великого князя, что не должно вызывать никаких сомнений. Посмотрим, так ли было все однозначно.

Согласно В. Л. Янину, «наиболее активную антимосковскую позицию занимало боярство Неревского конца, поддержанное прусской и плотницкой группировками»⁵⁴⁹. Напомним — Новгород был прежде всего городом купцов и ремесленников, «[…] названия ремесел буквально пронизывают всю городскую топонимику». Из пяти городских районов или концов Новгорода два: Людин или Гончарский на Софийской стороне и Плотницкий на Торговой стороне, судя по их названиям, имели ремесленный характер, причем в последнем, кроме представителей деревообрабатывающих ремесел, селились и другие ремесленники⁵⁵⁰. К названиям районов Кожевники, Кузнецы, Молотково и Котельники добавлялись улицы Гончарная, Железная, Козмодемьянская, Котельницкая, Кузнечная (Кузнецкая), Молоткова, Оловянка, Плотенская, Щитная⁵⁵¹.

Топонимика, являясь важным ориентиром в общей характеристике концов Новгорода по профессиональной принадлежности проживавших в них ремесленников, является важным, но не единственным показателем, помогающим сделать выводы с высоким уровнем обобщения. Уточнение спектра ремесленных профессий населения концов возможно с помощью работ, анализирующих этот вопрос на основании данных археологических исследований. Одной из таких работ является диссертация В. К. Сингха по железному инструментарию средневекового Новгорода, включающему в себя металлообрабатывающие (221 экз.) и деревообрабатывающие инструменты (665 экз.), инструменты для обработки кожи (7 экз.), для обработки кости (14 экз.), для плетения из лыка и бересты (14 экз.), универсальный ремесленный инструментарий (207 экз.), универсальный инструментарий (999 экз.) и неопределенные инструменты (174 экз.). В результате фронтального просмотра Сингху удалось выявить «значительное количество предметов (2301 экз.) относящихся к железному ремесленному и универсальному инструментарию»⁵⁵². Наиболее распространёнными были деревообрабатывающие и металлообрабатывающие ремесла. Крайне важна была профессия кузнеца, изготовлявшего металлические инструменты, наряду с другими представителями металлообрабатывающих ремесел. Соответственно, представлен широкий спектр групп металлообрабатывающих инструментов: опорных, ударных, рубящих, режущих, подкладных, захватывающих, зажимных и вспомогательных⁵⁵³.

Стабильным спросом пользовалась профессия плотника, что подтверждается большим количеством топоров и других инструментов (тёсла, перовидные и спиральные сверла, пилы продольного и поперечного пиления), применявшихся при строительстве деревянных построек. Универсальные инструменты, составляющие почти половину всех инструментов, использовались как в ремесленном производстве, так и в быту. Пик концентрации инструментов приходится на XIII — первую половину XIV вв., что совпадает с расцветом ремесел в Новгороде с середины XIII в.⁵⁵⁴

На территории всех исследованных усадеб Неревского раскопа присутствовали различные ремесленные производства разной степени интенсивности, существовавшие там на протяжении длительных периодов, что может говорить, как о семейной специализации ремесел на протяжении многих поколений, так и о частой смене ремесленных профессий по причине разной их прибыльности. Все это подтверждает вывод о преобладающем ремесленном характере подавляющего большинства населения Новгорода, занимавшегося тем или иным ремеслом. На каждой усадьбе выявлены большие комплексы деревообрабатывающего инструментария. Также не вызывает сомнения наличие в усадьбах кожевенного и сапожного ремесел⁵⁵⁵. Людин (Гончарный) конец, помимо гончарного ремесла, также отличался большим разнообразием ремесел. Особо нужно отметить усадьбу А, в которой на протяжении всего исследованного периода удалось выявить заметную концентрацию находок ремесленного производства: здесь находилась мастерская по производству бубенчиков, впоследствии заведение мастера Олисея Петровича Гречина. После прекращения ее деятельности, на ней также продолжает присутствовать ремесленное производство⁵⁵⁶.

Напрашивающийся вывод о том, что наиболее активная антимосковская оппозиция локализовалась именно в районах с наиболее высоким процентом ремесленного населения, можно сделать лишь условно, ввиду того, что почти во всех новгородских усадьбах производились те или иные ремесла: к примеру, сапожное производство существовало практически на всех усадьбах⁵⁵⁷. Нельзя дать однозначного ответа и о специализации древнерусского ремесла, так как находки инструментов на усадьбах относятся к различным ремеслам. В. К. Сингх приходит к выводу: «Вероятно, мастера, жившие на усадьбах, или владевшие этими усадьбами, в основной своей массе были универсальными ремесленниками. Сапожник, например, долгое время был и кожевником […]. Лишь XII — XIII вв. сапожное ремесло отделилось от кожевенного. Щитник, помимо знания кузнечного дела, должен был обладать навыками обработки цветных металлов, дерева и кожи, так как щиты изготовлялись из всех этих материалов. Ювелирные мастерские нередко были совмещены с косторезными»⁵⁵⁸.

Тем не менее, есть отдельные факты, позволяющие провести связь между оппозиционным боярством и некоторыми группами ремесленников, поддерживавших это боярство. В Великом Неревском конце — древнейшем наряду с Людиным и Славенским концами — , находилась самая влиятельная группа кузнецов, образующая Козьмодемьянскую улицу, названную по имени патронажной церкви св. Козьмы и Дамиана. В прусско–плотницкую группировку, возникшую в период степенного посадничества (1360–1478), входили Людин (Гончарский, южнее Загородского конца), Загородский и Плотницкий концы. Прусская или Загородская группировка, названная по имени Прусской улицы (группировка «прусских бояр»), находилась по соседству южнее от Неревского конца. Обе эти группировки, за исключением плотницкой, находились на Софийской стороне⁵⁵⁹.

На другом берегу Волхова, на севере Торговой стороны, находился Плотницкий конец, образовывавший плотницкую, а совместно с Загородским и Людиным концами — прусско–плотницкую группировку. К последнему периоду наиболее острого противостояния Новгородской земли Великому княжеству Московскому с 1455 по 1478 гг., на который приходятся три Московско–новгородские войны (1456, 1471, 1477–1478), из числа степенных посадников преобладали представители антимосковской группировки, соответственно, от прусской, плотницкой и прусско–плотницкой группировок (7 степенных посадников), умеренной от Славенского конца (2 человека), неизвестно (2 человека)⁵⁶⁰.

Вернемся к событиям третьего похода на Новгород, закончившегося его полным покорением. На неоднозначность новгородских событий указывает тот факт, что во время переговоров великого князя с новгородцами в декабре 1478 — феврале 1479 гг., первые просили «помилова[ть] и освободи[ть] тех бояр, которые были арестованы великим князем в первый приезд в Новгород», на что получили «аргументированный» отказ в логике неограниченной власти, так как «сами новгородцы в свое время на тех бояр"били челом"»⁵⁶¹. Иными словами, играть интересами великого князя в интересах своих группировок у новгородцев не получилось, за что они заплатили самую высокую цену — они поплатились новгородской «вольницей», а многие из них, в исторической ретроспективе, и своими «животами», уже без различия чина, звания и вины.

Причины поражения Новгорода крылись в характере его социально–политического порядка. В данном вопросе более близкую к реальности позицию занял, как нам представляется, И. Я. Фроянов, говоривший о разных интересах и группах среди новгородского населения: ремесленников, купечества, боярства: «В столкновение пришли свободные группы новгородцев, смешанные по социальному составу, в которых отделить знатных людей от простых довольно трудно»⁵⁶². Данная гетерогенная структура интересов, типичная для всего удельно–вечевого периода истории не только для XIII в., но и для XV в., усиливалась спецификой новгородской демократии и новгородского гражданства, его территориальным делением на сотни, улицы и концы. Специфический интерес имелся и у великого князя — в приобретении нового контингента многочисленных ремесленников Новгорода и Пскова, так необходимых стремительно развивающемуся и строящемуся Московскому княжеству. На 1471 г. приходится начало строительства нового Успенского собора в Московском Кремле, а 1482–1495 гг. — кирпичного Кремля⁵⁶³.

Аналогичное положение дел относительно черных людей наблюдалось в Пскове. Позиция черных людей, как и в Новгороде, за некоторыми исключениями, схожа — во всех плоскостях конфликта: со смердами, с боярством, с Иваном III, как и с его преемником Василием III, они отстаивают права своей земли и вечевого порядка. Это хорошо видно на примере событий, произошедших в XIV–XV вв. в Пскове. Своей кульминации они достигли в так называемом конфликте «брани о смердах» 1483–1486 гг., имевшем несколько причин и множество различных социальных акторов. Ю. Г. Алексеев выделил движущие силы этого конфликта, протекавшего в трех плоскостях: «между Господином Псковом и смердами; между Господином Псковом и великим князем; внутри самого Господина Пскова — между боярами и черными людьми»⁵⁶⁴. Нас интересует прежде всего последняя плоскость конфликта. А. Л. Хорошкевич считает, что в Пскове (так же, как и в Новгороде. — А. К.), черные люди вступили в конечном итоге в противостояние с боярской верхушкой и посадниками, пошедшими на компромисс с великокняжеской властью ради спасения своих вотчин и власти⁵⁶⁵. Помимо боярской верхушки, у горожан — мелких собственников и ремесленников в вечевом городе и в смердьем погосте имелись свои интересы. Становясь мелкими землевладельцами, горожане «проникают внутрь погоста, приобретая земли и зависимых людей»⁵⁶⁶. Наряду со смердами появляются сироты и изорники.

В «брани о смердах» хорошо видна роль черных людей, выступивших во время заключительной фазы конфликта как против боярской верхушки, так и, фактически, против великокняжеской власти за сохранение «всей старины», основанной «на всех послинах и старинах». Хотя о более точных и конкретных поводах конфликта мнения расходятся, среди главных причин конфликта можно назвать льготу, данную великим князем смердам. Последние находились по традиции в коллективном подчинении наместника великого князя, на тот момент князя Ярослава, и города, с обязанностью уплаты дани обоим. Освобождение от уплаты дани городу, напрямую задевало экономические и политические интересы Псковской земли. Ведь от решения вопросов налогообложения, выносившихся на вече, зависели не только благосостояние Пскова, но и степень независимости народного собрания, а значит его политической легитимности: «Если смерды — это государственные крестьяне, тянущие к Пскову, то ликвидация системы эксплуатации, в основе которой лежали их повинности в пользу Господина Пскова, была бы равносильна ликвидации самого вечевого города–государства. Полное прекращение повинностей смердов в пользу города не только наносило удар по массе"рядовых горожан"[…], но означало конец всей вечевой системы: городская община Пскова тем самым теряла право эксплуатации псковских земель, а черные люди ставились в положение тяглецов в пользу города, теряя свое привилегированное положение по отношению к смердам»⁵⁶⁷. Эта карта была разыграна великим князем как в споре с Великим Новгородом, так и с Псковом, что означало «уничтожение всей социальной специфики Псковской земли, всего того, что отличало ее от княжеских земель Северо–Восточной Руси»⁵⁶⁸.

Процветание городов–государств покоилось не только на обширных владениях и зависимом населении, но и на цветущей торговле с ганзейскими, готскими, другими немецкими, голландскими, шведскими и прочими купцами. В Новгороде издавна существовали Готский и Немецкий дворы. По договору 1498 г., в Пскове немецким купцам был предоставлен весь самый престижный левый берег, названный Немецким, «напротив кремля, удобный для пристаней и торговых судов, где немецкие купцы арендовали дворы для проживания и торговли»⁵⁶⁹. Для возведения внутри Немецкого двора кирпичного дома, туда был послан свой мастер из г. Дерпта⁵⁷⁰.

С древних времен на Руси имелась традиция приглашать иноземных мастеров. Особенно много их было в Новгороде и Москве. К примеру, с XIV по начало XVI в. литьем колоколов в Новгороде занимались преимущественно иностранные мастера, искусство которых было усвоено местными умельцами. Ко времени возобновления литья в начале 1550–х гг., этим ремеслом занимаются преимущественно русские одиночные мастера⁵⁷¹. Новгородский архиепископ Василий Калика заказывает в 1338 у мастера Исайи Гречина вместе с дружиной росписать церковь Входа в Иерусалим в Детинце. Помимо передачи утраченного технического опыта, греческие мастера знакомили новгородских мастеров «с манерой, иконографией и приемами письма, культивируемыми в византийской живописи XIV в.»⁵⁷². В области книжной миниатюры зафиксированы заимствования из немецкой ксилографии. В 1575 г. западноевропейский мастер Андрейчина украсил для новгородского архиепископа Леонида Четверое Евангелие миниатюрами⁵⁷³. Нередко иностранные мастера посылались в Новгород из Москвы. В 1632 г. из столицы прибыл шведский крепостной мастер Юст Матсон для ремонта Малого земляного города⁵⁷⁴.

Интенсивные культурные и экономические связи с Западной Европой накладывали свой отпечаток на социокультурный тип граждан городов–государств северо–западной Руси, особое понимание ими социальности и личной роли в делах города. Именно ввиду столь резкой разницы в устоях и локальной истории «центра и периферии», в городах Северо–Западной Руси — одних из старейших городов Древней Руси, можно было бы надеяться найти признаки ремесленных корпораций. Древние вечевые традиции Великого Новгорода и Пскова дополнялись тесными связями с Северной и Центральной Европой, Передним Востоком и Византией: «В живописи XII в. проявляются романские влияния, а в архитектуре XV в., когда в Новгород иногда привлекаются западные мастера, заметны элементы готики. С 1420–х гг., когда очередная реформа преобразовала систему государственной власти, новгородцы осознают сходство новых институтов с венецианскими: на новгородских монетах появляется изображение патронессы города св. Софии, вручающей посаднику символы власти, что является несомненной репликой традиционного изображения на монетах Венеции, где св. Марк вручает символы власти дожу»⁵⁷⁵. Аналогичные тенденции наблюдались в свободном ганзейском городе Гамбурге. Именно в Новгороде мог появиться такой тип русского юродивого — первым подвижником на этом поприще стал бывший немецкий купец Прокопий Устюжский (умер в 1303 г.)⁵⁷⁶. Покоренный красотой православных храмов и обрядов, он отказался от своего имения, крестился в Хутынском монастыре и принял самый тяжелый христианский подвиг юродства⁵⁷⁷.

М. Н. Тихомиров недвусмысленно высказался по вопросу существования корпораций в Древней Руси: «Конечно, ставить вопрос о существовании в Киевской Руси развитых цехов с уставами и законченной системой взаимоотношений между мастерами, подмастерьями и учениками едва ли возможно, тем более что подобные цехи характерны для более позднего ремесла, но о зачатках ремесленных объединений в крупных городах Киевской Руси можно думать с большим основанием»⁵⁷⁸. С мнением Рыбакова о том, что «"улицы","ряды","сотни","обчины"и"братчины"были формами корпоративных организаций XIV — XV вв.»⁵⁷⁹, можно частично согласиться, при условии, если не рассматривать их в рамках российской юридической школы, исходившей из принципов классического римского права. Отсутствие такового в Киевской Руси и Московском государстве не мешает предположить существование первичных неформальных корпоративных форм организации посадских ремесленников на основании обычного права, которые не могли получить своего дальнейшего оформления в корпорации, ввиду специфики сильной централизованной великокняжеской власти, трансформировавшейся позднее в монархическую, не заинтересованной в существовании каких–либо институтов, способных составить ей конкуренцию. Не имея ничего общего с западноевропейскими цехами, эти первичные протокорпорации так и остались типично российской формой территориальной организации посадского населения в городах, или крестьян — в случае с артелями. Оппонируя Тихомирову, «В. И. Шунков показал, что псковские сотни ни в коей мере не несли в себе черты цехового строя, а были обычными административно–территориальными единицами»⁵⁸⁰.

Если попытаться вкратце резюмировать суть споров о судьбах древнерусских городов–государств с широкими автономными правами и централизованной российской государственности, то личные симпатии или антипатии историков по отношению к двум этим модусам существования российских социумов во многом определяют их позицию в вопросах отношения к демократии и свободам как таковым. Сторонники сильной централизованной государственной власти, имеющей репрессивную тенденцию к подавлению личных свобод, выступают за безусловное подчинение воле великого князя, их оппоненты — за сохранение новгородской или псковской «вольницы» как альтернативного варианта развития российской государственности. По мнению первых великий князь отстаивал свой авторитет, а потому вынужден был бороться с Тверью, Рязанью, Нижним Новгородом, Суздалем, Великим Новгородом и Псковом, подчиняя их своей воле, а также противостоял экспансии с Запада. Следуя этой логике, Новгородские и Псковские земли должны были пасть, как и все остальные относительно независимые центры, претендующие на ограниченную автономию и признающие главенство великого князя⁵⁸¹. Если же это главенство начинало претендовать на полновластие, включались другие механизмы самоопределения, ведшие в каждом отдельном случае к различным результатам. Это объясняет, например, почему сегодня в Западной Европе существуют такие политические образования или страны, как Нидерланды, немецкоязычные кантоны Швейцарии, Австрия или регион Эльзаса во Франции, входившие ранее наряду с Германией в состав Священной Римской империи германской нации.

Положение ремесленников западноевропейского города определялось логикой городского самоуправления, основывающегося на автономных правах как города, так и отдельных городских социальных слоев или корпораций. Наиболее близкими к ним по данному признаку были Новгород и Псков. Б. Д. Греков относил к городским поселениям такие населенные пункты, в которых «сосредоточено промышленное и торговое население, оторванное от земледелия»⁵⁸². Ю. В. Бромлей добавлял к этому необходимое условие — наличие «городского уклада жизни, включающего как экономическую, так и внеэкономическую сферы»⁵⁸³. Но «каков бы ни был характер города, на определенном этапе важнейшими занятиями его жителей, — как отмечал М. Г. Рабинович, — были промышленность (первой формой которой является ремесло) и торговля»⁵⁸⁴.

В период расцвета Великого Новгорода (XI — XIII вв.) в нем насчитывалось свыше 50 ремесленных специальностей, поскольку первоначальной хозяйственной деятельностью были ремесла и промыслы: «[…] ремесленники резали гребни из самшита, который привозили из Грузии, сырье для янтарных украшений доставлялось из Прибалтики, металл из других стран. Новгородские ремесленные изделия везли на юг для обмена на хлеб, т. к. своего хлеба не хватало»⁵⁸⁵. К XVI в. многообразие ремесел в русском феодальном городе возрастает до 210 названий, а ремесленники составляют в среднем 20–25% всего населения города. Наиболее значительными являются группы ремесел, связанные с производством разного рода еды (34) и с изготовлением одежды и обуви (32). Кроме того, имелось еще более 30 ремесел, связанных со строительством, с обработкой металла и дерева, производством предметов быта, оружия⁵⁸⁶. По подсчетам А. В. Арциховского, в Новгороде XVI в. имелось 237 ремесленных профессий⁵⁸⁷. В Петербурге XVIII в. встречается большинство этих ремесел, количество которых, только организованных в цехах, превышает 70, а в 1875 г. составляет 119⁵⁸⁸. Даже по приблизительным подсчетам видно, что цеховые ремесла охватывали далеко не все области производства. Данный факт возможно интерпретировать как особенность введенных цехов по западному образцу, имевших свои специфические задачи и особенности, которые не было необходимым и возможным переносить на все виды ремесел.

Именно поэтому, мы считаем, что подобие или сходство не могут говорить о наличии идентичности российских ремесленных форм организации и западноевропейских, имеющих разную природу происхождения, наполнение и задачи. Доказанным может считаться только то, что организации ремесленников в средневековых русских городах имели некоторое сходство с цехами в такой стране с сильной центральной властью как Франция, где формообразование цехов определялось в значительной степени фискальными интересами государства, и не подходят для сравнения с цехами в Германии⁵⁸⁹.

М. Г. Рабинович считал «доказанным наличие в русских городах еще до XIII в. организаций ремесленников, подобных западноевропейским цехам», соглашаясь с аргументами М. Н. Тихомирова, Б. А. Рыбакова и Л. В. Черепнина: «Об этом говорит и территориальное размещение ремесленников по профессиям и наличие"урочных изделий", выполнявшихся для получения определенной квалификации, и, добавим от себя, общеупотребительность на Руси такого распространенного в Западной Европе и имеющего весьма определенное значение термина, как"мастер", и наличие такого важного института, как ремесленное ученичество»⁵⁹⁰. Фактическое наличие таких разрозненных признаков еще не говорит о тождестве явлений или институтов, которым они принадлежат. Идентичные по формальным признакам понятия могут существенно различаться по их содержанию. Именно такой пример мы имеем в Древней Руси, где корпоративные тенденции были наиболее близки западноевропейским, и в Московском централизованном государстве, где эти тенденции сошли на нет, а признаки предполагаемой корпоративности были отражением формального сходства, но не самоуправляющихся свободных коммун. Такие формально схожие традиционные российские слова и понятия как «мастер» и «ученик» наложились на западноевропейские институциональные понятия «мастера» и «ученика» с иным традиционным наполнением и смыслами, носителями которых являлись ремесленники, пришедшие из другого культурного круга и традиций.

Возьмём, к примеру, работу С. В. Бахрушина об учениках в XVII в., на которую ссылается Рабинович. Бахрушин говорит о том, что уже в Псковской судной грамоте говорится о мастерах, взимающих плату с учеников за обучение. Но, по предположению историка, наибольшего развития ученичество достигает лишь во второй половине XVII в., «в частности, в связи с наплывом в Москву специалистов — мастеров из Польши и Западной Европы; большую роль сыграли при этом вновь основанные под Москвою слободы из польских выходцев и пленников»⁵⁹¹. Имеется в виду находившаяся в ведении Посольского приказа Новомещанская слобода, основанная в результате русско–польской войны 1654–1667 гг. По схожему сценарию развивались события и ранее при основании московской Иноземной слободы предположительно после 1558 г. для пленных ливонцев, среди которых находились также французы, шотландцы и датчане⁵⁹². После Смутного времени множество иностранцев жило в Москве рассеянно по дворам, пока по приказу царя в 1652 г. не была создана Новая Иноземная, или Немецкая, слобода на прежнем месте «подле Яузы реки, где были наперед сего Немецкие дворы […] до Московского разорения»⁵⁹³.

С точки зрения социальной принадлежности, ремесленников в городах Московского государства XVII в. можно разделить на четыре большие группы. Дворцовых ремесленников, обслуживавших нужды дворца и царской семьи, а также находившихся на государевой службе и числившихся под началом различных приказов; вотчинных ремесленников: крестьян, дворовых, холопов на дворах феодалов; церковных ремесленников: патриарших, митрополичьих, архиерейских и монастырских; и посадских, тянувших тягло, т. е. совокупность различных налогов и повинностей. Исключение здесь составляли стрельцы, казаки и драгуны, занимавшиеся ремеслами, а также платившие оброк с лавок, но не тянувшие тягла и не несшие тяглых служб вместе с посадскими людьми⁵⁹⁴. Косвенным указанием на важное значение мастеровых, находившихся на государевой службе, является тот факт, что дела посадских мастеров («черные мастеровые люди»), перешедших на государеву службу, решались лично государем в том случае, если «сотенные люди» вновь захотят взять их в тягло: «о тех мастеровых людех докладывати Государя имянно, как о техъ мастеровыхъ людехъ Государь укажетъ, а без докладу их в сотни не отдавати»⁵⁹⁵.

Бахрушин говорит о том, что изучение ученичества затруднительно «вследствие разбросанности и случайности материала». Мастера, бравшие учеников обычно на пятилетний срок, с вариациями от 2 до 8 лет, по большей части из числа детей посадских людей, а также в меньшей степени из дворовых, служилых семей, придворных и чиновничьих кругов, не являлись свободными мастерами, но находились на царской службе, т. е. в Золотой или Серебряной Мастерских, Оружейной и других палатах, в Кадашевской слободе, Приказе ствольного дела и др.: «Помимо сыновей действующих или бывших мастеров Оружейной палаты, в ученики принимались, а иногда и рекрутировались жители Бронной слободы, находившейся в ведении Оружейного приказа с середины XVII века. Из тяглецов Бронной слободы были"прибраны"ученики шелкового и"гзового"дела»⁵⁹⁶. Показательно, что отдача в ученье юридически ничем не отличалась от отдачи «во двор», так как производилась на основании статей Соборного Уложения 1649 г. в главе «Суд о холопах». Учебная запись должна была быть обязательно сделана в книгах Приказа холопьего суда. Когда речь шла об обучении ремеслам беспризорных детей, то для них существовали только две возможности — «написать в службу или в тягло»⁵⁹⁷.

Никакой речи о самоуправляющихся ремесленных объединениях, подобных корпорациям западноевропейского типа, здесь идти не может, так как, прежде всего, отсутствует корпоративная организация с правами дееспособного юридического лица, а также сознание и практики свободного мастера, активно участвующего в городском самоуправлении. Пример мастеров на царской службе, среди которых находилось много иностранцев, до введения цехов показывает, что эти мастера не могли полностью реализовать принесенные с собой практики ввиду специфики российской политической системы и социальной структуры. В то же время, концы, черные слободы и сотни, в которых были организованы российские ремесленники помимо государственной службы, после возникновения централизованного государства, не могли больше выступать в качестве претендентов на роль корпораций ремесленников, являясь, в зависимости от времени и места, традиционной формой территориальной, военной и/или фискальной организации посадского населения, не обязательно указывающей на наличие корпораций.

В. Л. Янин охарактеризовал конец как «[…] соседск[ую] общин[у], сохраняющ[ую] в дальнейшем реликты своего единства в формах административной самостоятельности. Коль скоро город является соединением таких концов, генетическую связь с общинной организацией сохраняет кончанское вече, а общегородское вече Новгорода оказывается искусственным представительным образованием, основанном на паритетном участии концов»⁵⁹⁸. Схожую точку зрения на развитие административно самостоятельных концов и противоположную — на общегородское вече, высказали И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко: «Развитие концов — территориальной системы, появившейся позже сотенной, свидетельство о развитии Новгорода как городской территориальной общины. […] Вече в Новгороде — не узкосословная группа могущественных феодалов, а народное собрание, в котором принимали участие все новгородцы от"мала и до велика"»⁵⁹⁹. Авторы считают, что причастность к судьбам посадничества низшей прослойки свободного населения города — «черных людей», а значит и ремесленников, была гораздо выше и важнее, чем это принято обычно считать, что доказывает их «активная позиция в делах о посадничестве»⁶⁰⁰.

Б. Н. Флоря отметил существенную деталь в новгородской демократии: «Важной особенностью положения торгово–ремесленного населения Новгорода было обеспечение определенной автономии его профессиональной деятельности по отношению к стоявшим во главе общины боярам»⁶⁰¹. Флоря приводит в пример «Иванское сто», объединявшее новгородское купечество, но то же самое можно сказать и о ремесленниках, реализовывавших свои интересы через кончанские, уличанские собрания и городское вече. Для отмеченных исследователями двух разных периодов в истории средневекового Новгорода, которые можно назвать вечевой протодемократией X — середины XIII вв. и олигархической демократией с чертами феодального сословного общества со второй половины XIII в. до последней трети XV в., характерна одна особенность — вместе с консолидацией новгородского боярства: крупных землевладельцев, целовавших в 1423 г. крест в собрании посадников «заедин быти им всем межи собою», во втором периоде истории средневекового Новгорода происходит одновременная консолидация и образование состоятельного среднего слоя «житьих людей», играющих важную роль в кончанских и уличанских объединениях жителей города, а также на городском вече⁶⁰².

Несомненно, среди «житьих людей» можно было найти представителей ремесленной верхушки — наиболее успешных и зажиточных ремесленников, занимающихся помимо ремесла торговлей и близких по своим интересам и социальному положению к купечеству⁶⁰³. Можно предположить, что верхушка ремесленного слоя участвовала в экономическом освоении «черных» (государственных) земель, превращавшейся в родовую собственность не только «бояр, но и части простых жителей Новгорода, которые, как"житьи люди", стали второй привилегированной частью населения Новгорода, стоящей на лестнице социальной иерархии ниже бояр»⁶⁰⁴. Но понятно, что основная масса ремесленного люда находилась среди молодших людей.

К середине XV в. в Новгороде продолжается процесс образования активного социального слоя городских жителей как полноправных горожан, на основании которого со временем вполне могли образоваться профессиональные ремесленные корпорации. Несмотря на усиливающуюся социальную дифференциацию, связанную с социальной динамикой в развитии любого общества от простого к сложному, «радикального разрыва с предшествующей системой отношений так и не произошло до самого конца существования Новгородского государства. Вече — собрание свободных полноправных жителей города продолжало оставаться верховным органом власти»⁶⁰⁵. Именно поэтому, удар по Новгороду, нанесенный как по боярской элите, так и по среднему зажиточному слою, к которому безусловно принадлежали успешные ремесленники, был вдвойне тяжелым. После вывода из Новгорода в начале 1480–х гг. не только крупных землевладельцев, но и «всех сколько–нибудь состоятельных землевладельцев», город, по сути, лишается своих традиционных особенностей⁶⁰⁶. Ввиду отрицательного социального отбора на протяжении многих десятилетий актуальность существования ремесленных корпораций отпала сама собой.

Со временем города–государства, перестав быть таковыми, захирели, превратившись в отдаленную провинцию. Чем больше роль Новгорода и Пскова как континентальных торговых транзитных пунктов в системе река–море сводилась на нет, а русская граница по этим направлениям после захвата Новгорода (1478) и Пскова (1510) была практически закрыта, тем больше возникала насущная потребность открытия других путей коммуникации торговли и обмена уже исключительно морских городов–портов, как Архангельск, заложенный в 1584 г. Естественно, что в таких условиях производительные силы ремесленников в западных областях Московской Руси не могли полноценно развиваться. Город–порт на далеком севере находился слишком далеко от основных торговых путей центральной России. Санкт–Петербург на Балтийском море, а затем Одесса на Черном море отвечали куда больше потребностям Российской империи. Они стали продолжением этого движения. Логика городов–государств со временем была заменена на имперскую логику, а империям того времени нужен был морской простор. Но торговать стало некому. Тех новгородских купцов–ушкуйников, готовых преодолевать тысячи километров, не находилось. Их место в освоении далеких просторов на востоке взяли на себя воины–казаки — люди исключительно военные. Поэтому ни петровские, ни екатерининские меры по развитию внешней торговли с помощью российских купцов не имели желаемого результата. Их место заняли на европейском направлении западноевропейские и греческие купцы, на азиатском и восточном — армянские, турецкие, персидские и китайские. Опыт Никиты Афанасьева, наряду, возможно, с несколькими другими безымянными отважными купцами, остался единичным, а реформа городского ремесла могла исходить не от самих ремесленников, как возможных агентов промышленно–торгового населения, заинтересованных в создании своих корпоративных профессиональных институтов, а от русского правительства.

Разница в социальном положении ремесленного мастера в западно–европейском городе или в таких российских городах, как Новгород и Псков, в более широком географическом охвате — в Москве, Твери или Туле, ни в коем случае не умаляет высокого искусства живших в них мастеров: «Творцами красоты были плотники и кузнецы, ювелиры и сапожники, косторезы и литейщики, замочники и оружейники, токари и стеклоделы»⁶⁰⁷.

По форме и содержанию организации ремесленников и купцов в торговых рядах более позднего времени можно отметить ее по преимуществу фискальные функции. Так, именным указом, объявленным из ратуши 25 января 1708 г., мастеровые люди «площенаго серебра и канители» обязывались обращаться к «старостам серебряного ряда для записки платежа с клеймения пошлин»⁶⁰⁸. Эта процедура предполагала также контроль качества со стороны старост⁶⁰⁹. Но приводимый часто в пример московский Серебряный ряд при ближайшем рассмотрении не может быть назван самоуправляющейся корпорацией. Выборные старосты, обязанности которых ограничивались контрольными функциями, «получали из Приказа серебряного дела (позднее из Серебряной палаты) наказ, в котором подробно перечисля[лись] их обязанности». Провинившихся и уличенных в злоупотреблениях ремесленников отправляли в приказ Серебряного дела. При таком положении дел нельзя было говорить о мастерах как о свободных ремесленниках, наделенных определенными правами и уставами. Наличие, с одной стороны, сильной автократической царский власти, с другой, векового обычая на уровне прото–демократий, который мастера не видели нужды изменять, не создавало условий для появления городских структур с сильным корпоративным самоуправлением и автономными правами. Правила, не воспринимаемые мастерами как нечто непреложное, могли быть нарушены при каждом удобном случае. Таких случаев было множество, так как «несмотря на все строгости, указы соблюдались плохо, и не только мастерами и торговцами, но и самими старостами. Постоянные уклонения от правил, предписанных законом, нашли отражение во многих документах»⁶¹⁰.

Приближаясь к петровскому времени, посмотрим, в какую сторону менялось положение ремесла в русском городе, которое Петр попытался преобразовать в регулярное. Как видно из экскурса в историю Новгорода — одного из самых развитых центров городского ремесла, до середины XIII в., «почти нельзя было встретить дома, который не был бы в то же время и мастерской ремесленника»⁶¹¹. Посадский ремесленник работал возле своего дома, а подмастерья и ученики жили в его доме. По мере расширения деловых связей, потребности мастеров менялись, а с ними и планировка городской усадьбы: «Мастерская и дом ремесленника размещаются ближе к воротам, иногда даже выходят на улицу. К XV—XVI вв. этот процесс далеко зашел во многих крупных городах. Можно думать, что именно дома ремесленников положили начало тому типу застройки улиц, которая стала характерна для города […] как в России, так и на Западе, улиц, как бы составленных из фасадов стоящих рядом домов»⁶¹². Данные структурные изменения в планировке отвечали тенденции, быть к ближе к покупателю, а также в большей открытости городского коммуникативного пространства и его со–общаемости.

До 1721 года в России отсутствовала какая–либо юридически закрепленная форма организации городских ремесленников, за исключением сотен или торговых рядов, игравших преимущественно фискальное значение, а также привилегированных объединений ремесленников, выполнявших государственные заказы, вроде кадашевских ткачей или тульских оружейников, что побудило многих историков по аналогии увидеть те же функции в петровских цехах⁶¹³. Кадашевские ткачи были подведомственны в XVII в. дворцовым приказам Царской и Царицыной мастерских палат, в ведении которых находилось ткацкое дело и снабжение среди прочего двора царскими одеяниями и постельным бельем⁶¹⁴. Тульские оружейники подчинялись Пушкарскому приказу, «которому подведомственны все, кому приходится заниматься орудийным и колокольным литьем и вообще военными вооружениями. Таковы литейщики, кузнецы, точильщики сабель, пушкари, мушкетёры, мастера ружейные и пистолетные»⁶¹⁵.

Существовавшая в XVII в. разветвленная сеть приказов, непосредственно или косвенно ведала различными категориями ремесленников, живущих, помимо иных, государственными заказами. К ним относились, кроме названных выше, приказы: Денежный двор, Золотая палата (Приказ золотого дела. Золотой приказ), Каменных дел, Мушкетного дела, Оружейная палата (Палата оружейного дела, Оружейный приказ), Пушкарский, Серебряный (Серебряная палата), Ствольный⁶¹⁶. Оружейная палата ведала ремесленниками, занятыми изготовлением холодного и ручного огнестрельного оружия. Также в ее ведении находились мастера токарного дела, «иконная и парсунная (портретная) живопись, чеканка по золоту и серебру, эмалевое и финифтевое производства, швейное, экипажное, плотничное, резное искусства»⁶¹⁷. Записные ремесленники имелись в Приказе каменных дел, организующим казенное каменное строительство⁶¹⁸.

Но все это «многоотраслевое промысловое хозяйство царя, которое при Алексее Михайловиче включало многочисленные винные заводы, пивоварни и медоварни, солодовни и маслобойни, мукомольные мельницы, кирпичные сараи, солеварни, а также железоделательные, стекольные, поташные, кожевенные заводы, вовсе не было связано с рынком, а обслуживало потребности царского двора, […] мастера Денежного, Пушкарского двора, Оружейной палаты и многих других ведомств и отраслей, фактически обладали статусом служилого населения»⁶¹⁹. Нахождение под управлением приказов давало существенные преимущества ремесленникам: они освобождались от посадского тягла, получали хлебное и кормовое жалованье, но не могли добровольно оставить службу, а соответственно и быть самостоятельными хозяевами, свободно распоряжающимися собой и своими ресурсами⁶²⁰.

С экономикой царского двора и государственными потребностями было связано и появление первых мануфактур и заводов, что далеко не означало начало мануфактурного периода, так как в России XVII в. «продолжал сохраняться натуральный характер экономики»⁶²¹. Иными словами, появление «крупного производства» не было связано с общим уровнем экономики страны и с логикой развития ее производительных сил. Да и сами мануфактуры пользовались трудом ремесленников, с частичным применением машин, и располагались в светлицах и избах. Первые шелковые и суконные предприятия в Москве были основаны казной или иноземными купцами в условиях, не предполагавших создания крупных промышленных капиталов и дальнейшего развития ремесел для широкого рынка. Изделия таких производств как Бархатный двор, шелковая фабрика Паульсена, суконное заведение И. Тауберта, как и все изделия мануфактурного производства, составляли лишь незначительную часть обращавшихся на российском рынке товаров, оставаясь маргинальным явлением в экономической жизни, полностью зависящим от заказов казны и монополий, призванных укрепить эти производства, что было совершенно недостаточно. Как только монополии отменялись, мануфактуры в большинстве своем приходили в упадок⁶²². Ремесло и мелкотоварное производство оставалось вне конкуренции, удовлетворяя по–прежнему потребности населения в товарах широкого потребления⁶²³.

Схожая с текстильным производством ситуация существовала в металлургической отрасли, ориентированной на удовлетворение военных нужд государства. Для этих целей, начиная с 1630–х годов, с помощью иностранного капитала, с привлечением иностранных предпринимателей и около 600 иностранных мастеров, были построены первые металлургические заводы⁶²⁴. Что же касается общего развития товарно–денежных отношений, то социально–экономический уклад России, особенно в условиях укрепления абсолютизма в XVIII в., не способствовал появлению сильного предпринимательского слоя и образованию значительных капиталов. Это означало, что на протяжении длительного периода протоиндустриализации в России, вплоть до середины XIX в., существовали относительно благоприятные условия для существования «нерегулярного» ремесленного производства на низшей ступени его институционального развития, без высокого уровня профессионализации и регламентации стандартов качества среди ремесленников. Эти формы ремесленного производства существовали вплоть до появления массового производства товаров народного потребления.

Видимая дилемма существования «средневекового института» цехового ремесла лишь с 1722 г. в России Нового времени решается с помощью различия универсальных принципов развития ремесел и технологий (технологический аспект), с одной стороны, и институтов ремесла (социальный аспект) в разных странах, с другой. К этому добавляется диахронное развитие ремесла в России и Западной Европе, создававшее дополнительную сложность для анализа в рамках концепции «догоняющей/отстающей экономики» теории модернизации, что заставило многих авторов пересмотреть в целом историю цехов и ремесла в контексте глобальной истории. Иными словами, история российских цехов предстает в ином свете, при условии, если она рассматриваются с позиций понятия темпоральности и российской цеховой топологемы⁶²⁵.

Если учесть, что территориальные сообщества ремесленников не являлись ни юридическим, ни фиктивным правовым лицом (persona fci ta), права которого были закреплены юридическим актом, введение цехов в 1722 году предполагало установление института организации городских ремесленников на принципиально новых началах⁶²⁶. Особо нужно отметить аргументацию И. М. Кулишера, признанного специалиста по экономической истории Западной Европы, о подготовленной почве для цехов в России, считавшего, что «различные виды наших промыслов уже рано организовались на союзном начале и последнее, следовательно, вовсе не являлось для них чем–то чуждым, искусственно им привитым». По его справедливому мнению, утверждать, «что дружины и артели были ничем иным как цехами, значит заходить слишком далеко»⁶²⁷. Петр перенес цеховую организацию не в полном составе, но исходя из российских реалий, на что указывало отсутствие сложной регламентации, связанной с цеховым строем.

И. И. Дитятин, также отрицавший корректность сравнения с западноевропейскими цехами, настаивал на совершенной самобытности русских артелей. Согласно его классификации, это были артели промыслов, т. е., сезонные и крестьянские по составу — «союз полноправных» как по отношению к промыслу, так и к его результатам. Временные артели русских ремесленников крестьянского происхождения, меняющиеся от сезона к сезону по составу, не обладали ни структурными, ни организационными признаками, сравнимыми с цехами в Западной и Центральной Европе⁶²⁸. Н. Д. Рычков, имевший схожее мнение, считал, что сообщества ремесленников не имели подобия с цехами. Он показывал это на примере отсутствия каких–либо ограничений со стороны правительства в отношении ремесленников во время правления Алексея Михайловича. Его мнение несколько противоречиво. Считая, что Петр I ввел цехи из фискальных и полицейских соображений, он говорит в то же время о повышении профессиональной подготовки ремесленников и о контроле качества товаров. Благодаря этому, потребитель должен был получить качественный продукт, а правительство — квалифицированные кадры. Цель, заложенная в петровском законодательстве, по мнению Рычкова, не была выполнена⁶²⁹. Характерно, что во время написания автором своей статьи в 1863 г., когда он обозначил петровские цехи мертворожденными, у него по соседству в столицах в 1840–1860–е годы существовали многочисленные цехи с более чем столетней историей.

М. В. Довнар–Запольский и Т. П. Ефименко, не соглашаясь с В. Н. Лешковым о сходстве российских артелей с цехами, находили его в слободах, торговых рядах и сотнях городов Московского государства, особо выделяя золотых и серебряных дел мастеров в Серебряных рядах, склонных, по их мнению, к образованию корпораций⁶³⁰. Эта критика не помешала М. Н. Тихомирову и А. М. Сахарову использовать концепцию Лешкова в 1950–е гг. Указывая на существование патронажных церквей, построенных определенным ремесленным сообществом, как существенного структурного признака корпорации, они считали возможным утверждать, что русские артели были непосредственными предшественницами петровских цехов как западноевропейского института⁶³¹. Предостережение Тихомирова о чрезмерной модернизации этого феномена при переносе его в XII — XIII вв. все же не позволяет согласиться с ним в том, что такая преемственность была возможна в веке XVI.

Именно в этом контексте П. И. Лященко, К. А. Пажитнов, Ф. Я. Полянский и К. Н. Сербина предостерегали проводить прямые параллели с западноевропейскими цехами, считая такое сравнение неуместным, ввиду своеобразия российских цехов. Исследовать именно это своеобразие они и призывали⁶³². Логическое завершение этой историографической линии должно было привести к убеждению, что российские цехи не были чем–то искусственным, но имели своим оправданием усовершенствование ремесел, введение новых технологий и подготовку квалифицированных кадров, от чего зависело не только успешное развитие ремесла и всей промышленности, но и осуществление проекта модернизации в целом.

Таким образом, здесь предлагается довести определенную историографическую традицию до конца и преодолеть вердикт, вынесенный цеховому ремеслу в начале XX века, как «искусственно перенесенному] с германской почвы на совершенно чуждую им русскую»⁶³³. Г. Л. Фриз отметил относительно «искусственности» создания цехов государством, что «формирование специфических социальных категорий не зависело исключительно от государства; как бы ни была важна его политика в отношении юридического закрепления или установления общественных порядков, царский режим с его пресловутой"недоразвитой бюрократией"был просто не способен конструировать социальную систему, законодательно оформлять ее и управлять ею»⁶³⁴. Иными словами, правительство при всем желании не могло вводить цеховое управление, не считаясь с уже сложившейся традицией. Чтобы найти компромиссное решение и был введен дополнительный институт немецких цехов в Петербурге, куда могли записываться иностранные ремесленники. Еще одним компромиссным решением было создание разряда временноцеховых ремесленников. Кроме того, на территории города были разрешены производство владельческих и монастырских ремесленников для собственных нужд, но не на продажу, а также работа артелей. Все эти исключения в конечном итоге и составили гибридную специфику российского ремесла, сочетавшего цеховые и нецеховое ремесла, благодаря чему, по нашему мнению, была создана гибкая система реагирования на потребности, в большей мере, государства и элит, в меньшей — рынка, со всеми вытекающими отсюда последствиями зарегулированности и большой зависимости цехов от потребностей правительства, особенно в первые десятилетия их существования.

Возвращаясь к проблематике артелей, Пажитнов показал, что между различными организационными формами артели и цеха существовала принципиальная разница ввиду отличных принципов их организации. В то время, как артели решали поставленные задачи общими силами на началах равноправности, ремесленные цехи регулировали «условия хозяйственной деятельности своих членов как самостоятельных мелких производителей»⁶³⁵. Артели руководствовались нормами цивильного или гражданского права, цехи же подчинялись нормам административного права. Он доказал, что как Лешков, так и Довнар–Запольский с Ефименко, ошибались, проводя параллели в развитии артелей или сотен, слобод и торговых рядов с цехами, и считая их прототипами последних. Если «артель преследует только частные интересы», то «цехи — вместе с частными также интересы общественные, регулируя условия ремесленной деятельности данной отрасли в целом на всем пространстве определенной территории. Соответственно с этим, права и обязанности членов артели определяются в феодальном обществе всецело свободным договором, права же и обязанности членов цеха определяются уставом, нуждающимся в санкции городского управления или даже часто государственной власти. Артели, следовательно, принадлежат к организациям типа товариществ (societas), а цехи — к организациям корпоративного характера (universitas)»⁶³⁶.

Поэтому, приведенных доводов авторов, говорящих о схожести ремесленных институтов в Западной Европе и в России до 1722 г., недостаточно. В попытке провести параллели между ними, видна тенденция, показать «историческую закономерность» и «детерминированность» исторического развития на примере «корпоративных институтов» ремесленников средневековой Руси. Это, в свою очередь, должно было доказать правильность принципов марксистско–ленинской теории во всех областях исторического знания. Поэтому неважно, Россия или Западная Европа — «исторические законы» должны были распространяться на все области и регионы мира, в том числе и на историю возникновения городов, в которой ремесленники и их цехи сыграли решающую роль⁶³⁷. На самом деле, предполагаемая (формальная) схожесть ремесленных институтов исчезает при более пристальном рассмотрении средневекового ремесла. По существу, формы организации русских ремесленников не имели ничего общего с западноевропейскими. Рычков справедливо замечал, что цехи в России совершенно новый институт.

Что же касается развития цехов в России, то среди подавляющего большинства авторов: И. И. Дитятин, А. И. Гайсинович, А. М. Сахаров, М. Н. Тихомиров, Е. В. Анисимов и мн. др., существует единодушное мнение о бесполезности и ненужности введения цехов как чисто бюрократического проекта, и об отсутствии для них будущности в России, как института «средневекового феодализма». Такой взгляд, предполагающий исключительно рестриктивную роль российских цехов как «феодального» и устаревшего института в XIX и XX вв., требует своего переосмысления⁶³⁸.

Делая данный историко–историографический экскурс в историю городского ремесла, можно невольно подпасть под обаяние «республиканских» традиций Новгорода и Пскова и вынести обвинительный приговор агрессии Московских великих князей, прекративших «естественный» ход развития городов–государств, находившихся на западной окраине Русского государства, и не давшего таким образом развиться ремесленным корпорациям. Но если мы исходим из того, что не существует никакой исторической необходимости, а тем более закона, согласно которому сообщества людей должны проходить определенные стадии развития, то нет такой исторической необходимости для восточнославянских городов, которая бы диктовала необходимость появления в них ремесленных цехов. Такой закономерности просто не существовало. Ремесленные цехи в Западной Европе появились в XI в. и достигли своего расцвета в XIV — XV вв. — именно во время существования и расцвета городов–государств Северо–Западной Руси⁶³⁹. Иными словами, у Новгорода и Пскова было достаточно времени и средств для учреждения ремесленных цехов, тем более, что пример был постоянно перед глазами, но их не было там и в помине. Можно предположить, что исторические реалии и традиции Киевской Руси, а тем более Русского государства, не несли в себе возможности и необходимости возникновения ремесленных цехов в наличном социуме. Цехи, возникшие в государствах западных и восточных славян, в Польше, на Украине (Магдебургское право), были привнесены из Германии, поэтому логично, что и Петр прибег к такому заимствованию.

Гипотетически ремесленников можно считать заслуженными претендентами на возникновение и существование средневековых корпораций, не достигших все же того влияния, которым владело родовое боярство и богатое купечество в жизни Новгорода и Пскова. Этот социальный слой относился к черным или меньшим людям и не мог претендовать на ту роль, которые играли цехи в западноевропейских городах⁶⁴⁰. Хотя данное утверждение можно распространить скорее на первые столетия существования Новгорода и Пскова. В XV в. наблюдается рост числа «житьих людей» и горожан, приобретавших мелкие вотчины, а значит и претендовавших на гарантии своих прав, что, в свою очередь, могло стать в долгосрочной перспективе основой, в том числе, и для образования профессиональных корпораций⁶⁴¹. Но после пройденной этими городами в 1478 г. и 1510 г. исторической «развилки»: событий, казавшихся современникам катастрофой, данный сценарий развития перестал быть актуальным⁶⁴².

Указание В. А. Аракчеева вслед за Ю. Г. Алексеевым на то, что в событиях 1483–1486 гг. разделительная черта в конфликте четко проходила между двумя социальными группировками: посадниками, боярами, житьими люди, с одной стороны, и черными «молодшими» людьми, с другой, указывает на стабильное сохранение базисного структурного элемента вечевых демократий — посадского торгового и ремесленного населения. Последнее сохраняло за собой право участия в вечевом собрании, составляя, по–видимому, его костяк, хотя реальная власть и сосредоточивалась в руках посадников и городских чиновников — бояр⁶⁴³. Несмотря на это, в большинстве случаев, правящая элита была заинтересована в сохранении внутриполитического баланса в интересах не только своей социальной группы, но и всего городского сообщества: «[…] еще в 1534 г. беглый дьяк Родион делил население Пскова на две части:"купцов, которыи з Москвы приведены и чорных людеи пскович". Причем, по мнению перебежчика, черные люди не могли служить надёжной опорой наместников, так как горожане, несмотря на запреты властей, часто собирают вече»⁶⁴⁴. Несмотря на это, четкой антагонистической линии между различными социальными группами провести нельзя, так как залогом социального мира был факт раздробленного на локальные группировки купечества с местными интересами, включенного на «нижнем этаже» посадских структур в активное взаимодействие с ними, а значит и с черными людьми⁶⁴⁵.

С помощью краткого экскурса в историю допетровского ремесла, мы попытались показать альтернативность исторического развития и наличие в каждом моменте времени исторической «развилки», которая, на наш взгляд, находилась между городами–государствами Новгородом и Псковом и существованием ремесла под сильным контролем в условиях Русского государства. После присоединения Новгорода и Пскова к последнему исторический выбор был сделан, а значит вопрос о том, какое развитие с нашей точки зрения могло быть наиболее целесообразным, теряет смысл. В создавшихся условиях цехи могли появиться лишь благодаря инициативе государства, а не «снизу», в результате развития городской «промышленной» прослойки, что в условиях петровских реформ уже не могло стать актуальным трендом.

***

Введение цехов в России и в Петербурге, в частности, обуславливалось рядом факторов: личностью Петра и его пристрастием к ремеслам, внутренней социально–экономической потребностью и отчасти внешнеполитической ситуацией. Обратимся к личности Петра I как к «работнику на троне». Образ царя–ремесленника или царя–работника тесно связан со строительством Петербурга, армии и военно–морского флота, жизнь и существование которых непосредственно зависели от развития ремесел⁶⁴⁶. В 1714 г., согласно сведениям брауншвейгского резидента Вебера, Петр, празднуя спуск военного корабля в Петербурге, обратился с речью к присутствующим: «Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось лет 30 тому назад, что мы с вами здесь, у Остзейского моря, будем плотничать и в одежде немцев, в завоеванной у них же нашими трудами и мужеством стране, построим город, в котором вы живете, […] что увидим у себя такое множество иноземных художников и ремесленников […]»⁶⁴⁷. Для царя было характерным и естественным, говоря о своих удавшихся и перспективных идеях и замыслах, обращаться к своим соратникам и сотрудникам, используя образы и понятия «художников», «ремесленников» и «ремесла». Это был способ преобразования России, способ строить ее в прямом и переносном смысле по–новому.

Обращаясь к образу Петра I важно отметить, что речь идет не только об исторических штампах и политических инсценировках власти и «потентата». Известна крайняя непосредственность Петра и задокументированные факты, по которым можно довольно полно реконструировать личные пристрастия царя к ремеслам, не остававшимся «всего лишь» его свободным времяпрепровождением. Можно сказать, что методика освоения и практического применения ремесла была его методикой и стратегией преобразования действительности. Графу Г. Ф. Бассевичу принадлежит ценное наблюдение, относящееся к 1723 году, о повседневной одежде Петра Великого, пригодной «для занятий плотничной и другими работами, в которых он часто упражнялся»⁶⁴⁸.

Живой интерес государя к ремеслам, ремесленникам и их образу жизни мог проявляться в повседневности самым неожиданным образом. Камер–юнкер голштинского герцога Карла–Фридриха Берхгольц зафиксировал в дневниковой записи от 5 ноября 1724 г., как царь запросто зашел в гости к немецкому булочнику: «У одного немецкого булочника, живущего в соседстве императорского Зимнего дворца, была свадьба […]. Император, вероятно мимоездом, услышав музыку и любопытствуя видеть, как справляются свадьбы у этого класса иностранцев, совершенно неожиданно вошел в дом булочника с некоторыми из своих людей, приказал накрыть там два особых стола, один для себя, другой для своей свиты, и более трех часов смотрел на свадебные церемонии и танцы. Во все это время он был необыкновенно весел»⁶⁴⁹. В данном поступке Петра отражались не только его непосредственность и интерес к повседневным западноевропейским практикам. Его поведение манифестировало новое отношение к иностранцам в России не на частном, а на государственном уровне, указывало на их изменившийся статус, когда, согласно свидетельству современника из Германии, «русские отказались от своей ненависти к иностранцам»⁶⁵⁰. Несмотря на то, что последнее утверждение носило скорее декларативный характер, оно показывает изменившуюся государственную идеологию. Это послание было запущено, и адресат прочитал его совершенно адекватно пожеланиям монарха, возможно, вопреки интенции большинства населения страны.

Будучи человеком «барочным» по происхождению и став сыном эпохи Просвещения⁶⁵¹, Петр Великий не был исключением среди европейских монархов, освоив множество ремесленных профессий, среди них: столяра, плотника, кораблестроителя, кузнеца, слесаря, токаря, оружейного мастера и прочих⁶⁵². Как образно писал В. О. Ключевский: «[Его] рука инстинктивно просилась за инструмент; ему все хотелось сработать самому. Охота к рукомеслу развила в нем быструю сметливость и сноровку […] По смерти его чуть не везде, где он бывал, рассеяны были вещицы его собственного изделия, шлюпки, стулья, посуда, табакерки и т. п. […] Успехи в рукомесле поселили в нем большую уверенность в ловкости своей руки»⁶⁵³.

Не стесняясь учиться «художествам и ремеслам», Петр I охотно брал на себя роль «ученика». Его современник, Жак Савари де Брюлон (1657 — 1716), писал о нем в «Экстракте», опубликованном в 1747 г., в духе своего времени: «Ничто от любопытства сего Великого Монарха не ушло, и никакое ремесло от Царских ево очей не укрылось; а все сие изволил для такого ревностного усердия смотреть, дабы подданных своих таким же мануфактурам, ремеслам, и художествам обучить. А понеже намерен был сам мастером и учителем у них быть, во всяких работах и мануфактурах; то для сего высокого намерения сам всему учился, и к мастерам всякого художества собственною особою ходить изволил. С кузнецами, молотом трудился; с плотниками бревна, брусья, и доски тесал; с кожевниками кожи строгал, и одним словом; все то с неописанным усердием своими Монаршими руками делал»⁶⁵⁴. Не было ничего естественнее для царя–ремесленника, понимавшего «образование и науку как сугубо практические общественные институты», внести перечень ремесленных мастерских в штат петербургской Академии наук⁶⁵⁵. Логично, что и ремесленники Петербурга — рукотворные создатели города — удостоились пристального внимания историков⁶⁵⁶.

С начала XVIII в. статус иностранцев в России резко меняется. Их массивное присутствие, а также радикальный отход Петра I от «русской старины» накладывает свой отпечаток на восприятие его в народе. Согласно распространенному мнению того времени, Петра I «подменили немцы», конечно же «на немца». Но кроме отрицательно коннотированных и бытовавших среди населения образов «царя–немца» или «царя–антихриста», позже в литературе утвердился и образ царя–ремесленника, воплощенного в памятнике, установленном в Петербурге напротив здания Главного Адмиралтейства. Монарх изображен с засученными рукавами работающим топором при постройке лодки⁶⁵⁷. Здесь же у подножия другие ремесленные инструменты: циркуль, угол и киянка. Этот памятник служит буквальной иллюстрацией выражения А. С. Пушкина о том, что «Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и при громе пушек»⁶⁵⁸.

Этот мотив также использован художником А. Толяндером в 1874 г. Напротив памятника расположился берег Васильевского острова, речь о котором пойдет ниже. При строительстве новой столицы в «финских болотах», царь–реформатор имел ясное представление о новой столице, как о цветущем городе ремесленников: «Желание мое — насадить в столице сей рукомеслие, науки и художества вообще»⁶⁵⁹. В связке «наук и художеств» преобладали последние, так как имели прежде всего прикладное значение и отвечали таким практическим интересам Петра I, как строительство Петербурга, армии и флота. К «художествам» относили как технические науки, так «и сложные ремесла, требовавшие больших навыков и длительного обучения»⁶⁶⁰. Как отмечал С. П. Луппов, «переселение в Петербург большого числа ремесленников создавало в городе постоянные кадры мастеровых людей разных специальностей, что содействовало как развитию промышленности Петербурга, так и строительству самого города, и его благоустройству»⁶⁶¹. Нужно сказать, что данная практика массового привлечения ремесленников для выполнения градостроительных и иных работ большого объема имеет глубокие исторические корни⁶⁶².

Можно сомневаться в достоверности и точности записок А. К. Нартова, но важен его посыл, не способный исказить главный смысл петровских начинаний, черты характера самого Петра, его высказывания, в которых отразились среди прочего корпоративные нормы цехового ремесла в виде «регулярного» ученичества. Нартов писал, что царь говаривал во время работы на токарном станке: «Я должен у моего механика и токарнаго мастера урок свой кончить»⁶⁶³. Согласно свидетельству придворного токаря о путешествии царя по Европе, в мае 1697 г. тот «посещал ремесленников, осматривал работу и рукоделие их» в Кёнигсберге, а в августе в Заандаме, к северо–западу от Амстердама, «обучался […] корабельному строению, здесь работал, яко простой плотник, […] здесь имел знакомство с лучшими рукодельщиками и в часы отдохновения учился токарному искусству»⁶⁶⁴. Купив «разные плотничьи инструменты», Петр «хотел изготовить себе ванну и сделать разные другие вещи»⁶⁶⁵.

Для Петра как практика, было естественным сравнивать воспитание «нового человека» с обработкой материала на токарном станке: «Таково–то, Андрей, кости точу я долотом изрядно, а не могу обточить дубиною упрямцов»⁶⁶⁶. Таким образом, цареву токарню можно назвать не просто производственным помещением, но и экспериментальной лабораторией, важным жизненным пространством царя, где он, кроме непосредственной работы на токарных станках, размышлял о новых проектах, обедал и принимал членов правительства с докладами, обсуждал решение государственных проблем, в том числе и вопросы «регулярного» ремесленного образования⁶⁶⁷.

Известно, что в петровской библиотеке имелось одиннадцать иностранных произведений по токарному искусству, что позволяет предположить наличие глубокого понимания Петром важного значения данного ремесла в развитии русской промышленности, как крупной, так и ремесленной. Характерно, что во время месячного пребывания Петра: конечно со своим токарным станком и с Нартовым, на Истецких железных заводах Миллера в 1724 г., царь собственноручно выковал 18 пудов железа, за что и потребовал платы с заводчика в 18 алтын. На эти деньги он приобрел себе в московских торговых рядах башмаки, «которые, подлинно купя и нося, показывал многим и разсказывал, что выработал (заработал. — А. К.) он их сам своими руками»⁶⁶⁸.

Заметим, что токарное мастерство было не только способом ремесленников зарабатывать себе на жизнь, но и излюбленным занятием многих представителей дворянства, вплоть до императоров и королей. Петр I страстно любил токарничать, для чего при Летнем дворце имелась специальная токарная мастерская («токарный кабинет») с обширной коллекцией в 27 токарных станков. Первоначально царь работал на станках из Амстердама и из Франции, позже коллекция пополнялась изделиями собственных мастеров. Петр особенно любил вырезать предметы из слоновой кости и из дерева — именно те предметы, которые изготавливал немецкий токарный подмастерье Герман Верман — герой в повести Н. С. Лескова «Островитяне»⁶⁶⁹.

В начале XVIII века резьба по кости вошла в моду в Европе, где при многих европейских дворах имелись токарные мастерские: «В этом отношении токарня при дворе [Петра I] придавала личности монарха оттенок рачительного хозяина государства и человека высокой европейской культуры»⁶⁷⁰. Известно, что царь, находясь в дружеских отношениях с прусским королем Фридрихом Вильгельмом I, подарил ему в октябре 1718 г. кубок, изготовленный им лично, и доставленный в Берлин «любимым токарем» Петра А. К. Нартовым, вместе с токарным или «медальерным» станком, на котором тот обучал короля токарному делу⁶⁷¹. Еще один токарно–копировальный станок для «медальерных» работ, подаренный Петром французскому двору в 1720 г., был изготовлен, по–видимому, специально для несовершеннолетнего Людовика XV. Эти станки разных конструкций, разработанные «царскими токарями» И. Блюхером (Еган Блеер), Ф. Зингером, А. Нартовым, Г. Занепенсом, С. Яковлевым можно увидеть сегодня в Государственном Эрмитаже (12 станков), Летнем дворце Петра I и в Меншиковском дворце в Петербурге⁶⁷². Что пристрастие Петра к токарному ремеслу стало традицией в семье Романовых, свидетельствует учебная комната сыновей Николая I, Николая и Михаила, в Эрмитаже. Основу экспозиции в ней составляют станки из придворной токарной мастерской Петра I: три боковых токарно–копировальных станка, два медальерных и станок для нарезания зубчатых колес, созданные за период с 1712 по 1729 гг. мастерами «токарни». Во времена Анны Иоанновны токарные станки вместе с учениками и мастеровыми переданы в ведение Академии наук⁶⁷³.

Помимо сложной социально–сословной идентификации российского городского ремесленника, существовала еще одна трудность, характерная для протоиндустриального периода, особенно в XVII и XVIII вв., — это проведение границы между ремесленными мастерскими, фабриками и заводами⁶⁷⁴. В каких–то случаях ремесленная мастерская сохраняла свой формат, в каких–то — она перерастала в мануфактуру, фабрику или завод, или входила в последние как их составная часть в форме «цеха». Эта специфика размытости границ между формами промышленного предприятия существовала большую часть XIX в., не говоря уже о XVIII в., где фабрикантом или заводчиком могли назвать и ремесленного мастера. Все зависело от того, проходил ли промышленник по ведомству Мануфактур–коллегии или другого государственного ведомства, цехового ремесленного управления после его введения в 1722 г., или купечества и мещанства. Так, посадские люди вообще редко отмечали свою специальность в сказках 1718 г., тем не менее О. Е. Кошелевой удалось выявить среди этой категории населения каменщиков, слесарей, столяров, мастеров серебряного дела, калашников, портных, шапошников, сапожников, шорников и седельников⁶⁷⁵.

Л. В. Милов и Н. И. Цимбаев, говоря об относительности успеха мануфактур, имевших компенсационные механизмы выживания, основанные на подневольном труде, назвали три фактора, негативно сказывавшихся на развитии крупных форм производства и генезиса капитализма в России, что в свою очередь обеспечивало благоприятные условия для существования ремесленных форм производства⁶⁷⁶. Это отсутствие экспроприации непосредственных производителей ввиду «остр[ого] дефицит[а] свободной рабочей силы, господство краткосрочной системы вольного найма (поденщины) как в ремесленном, так и в мелкотоварном производстве и высокий уровень оплаты труда »⁶⁷⁷. В XVII в. «изделия мануфактурного производства […] составляли незначительную часть обращавшихся на нем товаров. Потребности населения в промышленных изделиях по–прежнему удовлетворялись ремеслом и мелкотоварным производством. В условиях отсутствия товарного характера промышленного производства не могли осуществляться ни увеличение предпринимательского капитала, ни расширенное воспроизводство»⁶⁷⁸. Согласившись с выводами Милова, можно все же, сославшись на данные Е. И. Заозерской, констатировать определенное развитие на текстильных мануфактурах в первой четверти XVIII в. в сторону вольнонаемного труда. 90% рабочей силы на этих мануфактурах комплектовалось по найму, и лишь в 1730–40–х гг. наблюдался резкий рост принудительного труда, после чего наемный труд снова нашел более широкое распространение и занял ведущее место⁶⁷⁹.

Приведенные Миловым данные об оплате ремесленного труда, дают ориентир для оценки последующего развития оплаты труда и цен на продукты повседневной жизни, прежде всего на питание и одежду. Минимальная поденная оплата малоквалифицированного или неквалифицированного труда чернорабочих в XVII в. достигала одного алтына или 3 коп. в день. Примерно столько же получали мастеровые при эпизодическом найме у ремесленников, оплачивавших свободный труд по его стоимости. Во второй половине XVII в. «на один алтын можно было купить 5–6 кг ржаной муки или каравай хлеба в 9 кг, или 4 кг гречневой крупы, или 9 кг яшного солода, или пять–шесть десятков яиц, или 1,7 кг свиного сала, 1,5 кг свежей осетрины или семги»⁶⁸⁰. Трудясь только 5 дней в неделю, «поденщик мог заработать в год на алтынной оплате примерно 7 руб. 50 коп. А годовой прожиточный минимум (на питание) одного работника мог быть равным 2–2,5 руб. […] Комплект летне–зимней одежды стоил ориентировочно 1,5–1,8 руб. Готовый сруб большого дома (ок. 70 м²) стоил 8–10 руб.»⁶⁸¹. Сравнительно с ними, монастырские ремесленники или так называемые «шваленные» мастера: кузнецы, кожевники, сапожники, суконники, портные, коновалы и т. д., имели более благоприятные условия, так как получали бесплатное питание и одежду, но годовое жалованье у них было гораздо ниже: от 0,7 до 1 руб., редко доходя до 2–2,5 руб.⁶⁸² С дневным алтынным заработком, поденщик мог жить 3–5 дней.

Фабрикам и мануфактурам трудно было перебить предложение ремесленной промышленности ввиду значительно более высокого уровня оплаты квалифицированного свободного ремесленного труда, целью которого не являлось все большее капиталистическое накопление, играющее не самую важную роль в жизненных ориентирах ремесленника, основанных на иной системе ценностей. Его интерес заключался, прежде всего, в обеспечении своего безбедного и достойного существования. В 1613–1614 гг. рядовые ремесленники в Москве поденно зарабатывали 3–4 коп., что соответствовало 4,2–5,6 коп. по ценам второй половины XVII в. и составляло при 250 рабочих днях условный годовой оклад от 10,5 до 14 руб. Для примера, сапожник «в начале XVII в. получал за шитье пары добротных сапог один алтын (3 коп.)»⁶⁸³.

Примерно такое же соотношение в оплате труда квалифицированного и малоквалифицированного ремесленника существовало в XVIII в., с постепенной тенденцией ее роста в связи с дороговизной в новой столице. Для сравнения, сапожник первой четверти XVIII в. в год мог заработать 12 руб., если принять в расчет его среднюю производительность в неделю (8–10 пар). Соответственно, суммарный идеальный итог стоимости его работы за год при производительности в 400 пар мог составлять 12 руб., а то и 18 руб. при шитье более дорогой обуви⁶⁸⁴.

Москва, как крупнейший центр ремесленной промышленности России, располагала множеством ремесленных кварталов и слобод⁶⁸⁵. Вот как описывал Адам Олеарий московских ремесленников в Китай–городе: «Перед Кремлем находится величайшая и лучшая в городе рыночная площадь. […] На площади и в соседних улицах каждому товару и каждому промыслу положены особые места и лавки, так что однородные промыслы встречаются в одном месте. Торговцы шелком, сукном, золотых дел мастера, шорники, сапожники, портные, скорняки, шапочники и другие — все имеют свои особые улицы, где они и продают свои товары. Этот порядок очень удобен: каждый, благодаря ему, знает, куда ему пойти и где получить то или иное»⁶⁸⁶. Далее Олеарий сообщает о различных ремесленниках, преимущественно булочниках, в Белом городе.

Слободской принцип расселения ремесленников одной специальности был характерным структурным признаком городских поселений с древнейших времен в Европе, Азии, на Дальнем Востоке. Ремесленные слободы как территориальные корпорации с фискальными функциями дополнялись объединениями ремесленников в форме артелей при отхожих промыслах, крестьянами–кустарями, «промышлявшими» ремеслами, иногородними ремесленниками, а также представителями городских состояний: мещанского, в меньшей степени купеческого, и, в редких случаях, дворянского⁶⁸⁷. Фискальные функции сотен и слобод подтверждались указами также после учреждения цехов⁶⁸⁸. Безусловно, эту российскую традицию, особенно в первые десятилетия своего существования, унаследовали и российские цехи.

Все эти группы являлись неотъемлемой частью представителей русского городского ремесла, создавая его характерную особенность, но одновременно и сложность «самого предмета исследования, не получившего, как и ряд других социальных реалий, завершенности и определенности»⁶⁸⁹. Ремесло воспринималось многими не как профессия, а как способ заработать себе на жизнь, освященный традицией: для иностранцев, мещан, купцов, стрельцов, как отдельного военно–служилого сословия, остального населения на посаде и в слободах, крестьян. Отсюда традиционное отсутствие узкой специализации среди большинства ремесленников и их частое перепрофилирование на новые ремесла, дающие больший доход. Дворцовые ремесленники: оружейники, литейщики, ювелиры, золотых и серебряных дел мастера, часовщики и механики составляли здесь исключение и не оказывали большого влияния на общее состояние ремесла. Отсутствие спроса на сложные технические продукты, например, в области изготовления медицинских и научных инструментов, комплексных технических приспособлений и машин, долгое время приводило к тому, что спектр ремесленной продукции ограничивался исключительно товарами повседневного назначения для массового потребителя, не требующими «в дореформенной административной практике [..] центральных органов управления промышленностью […]»⁶⁹⁰.Такой порядок, выглядевший не самым худшим, и даже, возможно, весьма удобным с точки зрения самих ремесленников, не мог устраивать царя–реформатора, видевшего в этом, по–своему налаженном порядке, лишь «хаос» московской старины, противопоставляемой им идеалу строго централизованного регулярного государства, «организм» которого должен был функционировать подобно часовому механизму.

Говоря о первых ремесленниках Петербурга, нельзя не сказать и об их предшественниках, более 60 специальностей которых числилось в городе Ниене, основанном в 1632 г. по указу шведского короля Густава II Адольфа в устье реки Охты⁶⁹¹. Большинство ремесленников Ниена при подходе русских войск к городу бежали в Финляндию и Швецию. Но близкое положение Петербурга и экономические интересы привели к тому, что здесь работало множество шведских и финских ремесленников, в том числе золотых и серебряных дел мастеров. По сведениям Б. Янгфельда, в 1714 г. здесь были учреждены русский и иностранный, так называемый немецкий, цехи названной отрасли⁶⁹².

С первых лет после закладки Петербурга 27 мая 1703 г. на строительство города и флота посылаются десятки тысяч работных людей из крестьян, тысячи мастеровых и ремесленников–переведенцев. Среди них есть и квалифицированные мастеровые, как правило, строительных профессий: плотники, каменщики, каменотесы и др. Посадские ремесленники и крестьянство, преимущественно центральных и северных губерний, становятся главным источником притока ремесленников. Присылка мастеровых людей в Петербург регулярно предписывается царскими указами. В 1710 г. из общего числа присланных мастеровых 4720 человек переводятся в Петербург «на вечное житье», в 1711 г. из городов московской губернии прислано 1417 ремесленников с семьями, в 1714 г. — 300 «мастеровых людей всех художеств»⁶⁹³. Уже к 1712 г. только на Адмиралтейском острове возникло десять новых ремесленных слобод. В южной части Городского острова (Петроградская сторона), на Васильевском острове, также селится множество мастеровых⁶⁹⁴. Кузнецы происходили, в основном, из центральных губерний, в том числе из Тулы. В 1718 г. оттуда в распоряжение артиллерийской канцелярии прибыло 246 оружейников⁶⁹⁵. Не будет преувеличением сказать, что Петербург уже на заре своего появления являлся городом мастеров, правда, сильно различавшихся по своему статусу. Неоднородность качества мастеровых видна из указа 1717 года, который «предписывал"некондиционных"переселенцев заменить другими:"…а которые купецкие и ремесленные люди из губерний в Санкт–Петербург на житье высланы […] явились одни из них старые, а другие — скудные и одинокие"»⁶⁹⁶.

Для возможно более ясного деления мы проводим терминологическую и техническую границу между ремесленниками, с одной стороны, работными и мастеровыми людьми, с другой. Слово «мастеровые», имеющее тенденцию сближения с отхожими промыслами в форме артелей, может послужить собирательным названием для представителей ремесел, связанных, в основном, со строительством домов или каких–либо сооружений городской инфраструктуры. Примечательно, что на государственных предприятиях мастера, подмастерья, ученики и рабочие или рядовые именовались общим словом «мастеровые». «Ремесленник» имеет бóльшую семантическую близость к посаду, городу, а с 1721 г. — к цехам и мастеру. При этом, налицо также возможность взаимозаменяемости этих слов для современников. Работные люди и чернорабочие, как еще более низшая категория малоквалифицированных работников, были заняты, как правило, в качестве черно–или разнорабочих на земляных работах, при постройке домов и дорог.

О данном разделении ремесленников, составлявших особую социальную группу посадского населения, и работных людей говорилось уже в Никоновской летописи⁶⁹⁷. Между ними есть тонкая разница, не всегда ясно различимая, но, в большинстве случаев, верная. Мастеровых и работных людей находим, как правило, на заводах, фабриках, мануфактурах, т. е. на крупных предприятиях, и в работных командах под началом мастеров. Данные рабочие кадры происходили, в основном, из различных категорий крестьян и посадского населения. Ремесленные мастера, напротив, находились в ремесленных мастерских. В обязанности мастера на казенных и крупных частных предприятиях входило обучение учеников и наблюдение за работой подмастерьев и работных людей. Согласно практике петровского времени, все они определялись понятием мастеровые.

Это разделение является существенным, если рассматривать нецеховое ремесло на казенных предприятиях, особенно в первые десятилетия их существования. Говоря о применении ремесленных практик и цеховой иерархии на крупном производстве в мануфактурах, заводах и фабриках, необходимо учитывать, что в новых условиях характер ремесленного труда кардинально менялся, а ремесленник превращался в мастерового. Л. Н. Семенова в своей классификации мастеровых на казенных предприятиях делает разницу между мастерами, подмастерьями, учениками, с одной стороны, и ремесленниками, с другой: «Мастера и подмастерья имелись лишь по наиболее важным на каждом заводе специальностям. Те работники, специальность которых была представлена на заводе небольшим числом людей, подчинялись непосредственно комиссару. Назывались они либо ремесленниками ("о меховых ремесленниках","о паникадильных и медного дела ремесленниках"), либо просто по названию своей профессии [печники, слесари, пильники железного дела и др.] Мастера, подмастерья, ученики, ремесленники вместе назывались мастеровыми людьми или служителями»⁶⁹⁸. Судя по всему, это были специалисты, присланные в Петербург «на вечное житье». Сюда необходимо добавить еще «рядовых» или «работных людей», находившиеся в столице временно.

Кроме самого крупного Главного Адмиралтейства, другими центрами применения труда русских и иностранных мастеров, мастеровых и работных людей являлись Пушечный литейный двор, Канцелярия от строений (до 1723 г. она именовалась Канцелярией городовых дел), галерные и городские верфи, а также государственные мануфактуры в Петербурге и его окрестностях. Эти многочисленные предприятия удовлетворяли, в основном, запросы государства, на городских же ремесленников падала непосредственная обязанность в обеспечении населения всем необходимым. В ведении государственных предприятий и учреждений находилось множество самых разных специалистов, как массовых: плотников, мостовщиков, каменщиков, кирпичников, печников, каменотесов, штукатуров, столяров, каменоломщиков и других, так и редких ремесленных профессий: корабельных и инструментальных мастеров, механиков, часовщиков, слесарей, токарей и пр.⁶⁹⁹ Многочисленные представители этого крайне разнородного сообщества могли кардинально отличаться по своему социальному статусу. Это отражалось и на их материальном положении. Одними из самых высокооплачиваемых был труд инструментальных мастеров, обучавшихся и работавших на нескольких предприятиях и в учреждениях столицы. Ими изготавливались математические, физические, оптические, метеорологические, другие научные инструменты и приборы, в упомянутой Инструментальной палате Петербургской Академии наук, в компасной мастерской при Адмиралтействе, в инструментальных классах Школы художеств при Артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе и Академии художеств, просуществовавший до 1796 г., с начала XIX в. — при Механическом заведении Главного штаба, а также при Медико–хирургической академии, с 1839 г. при Главной астрономической обсерватории в Пулково⁷⁰⁰.

О структуре работных команд Л. Н. Семенова сообщает следующее: «Начиная с 1723 г. казенные мастеровые Канцелярии от строений делились на классы, как и мастеровые Главного Адмиралтейства. 12 июня 1723 г. Петр I,"будучи в Петергофе указал у мастеровых людей во всех командах от 50 до 100 человек определять комендоров". Первичной производственной единицей должен был стать"десяток". Десятки создавались на всех тех работах, где число людей превышало 20 человек. В десятке находилось 3"старших мастеровых"второго класса и 6"молодших"мастеровых третьего класса»⁷⁰¹.

По данным Е. А. Андреевой, «в 1704–1712 г. Петербург строился силами приблизительно 12,8–13,3 тыс. присылаемых по разнарядке и переведенных на постоянное жительство квалифицированных работников. Помимо этих двух категорий, в дельте Невы уже в 1703 г. трудились мастеровые, привлеченные из находившихся там войск, а начиная с 1704 г. — отдельные специалисты, прибывшие вне разнарядки, но их было немного. Кроме того, мастеровых, преимущественно плотников, ежегодно, начиная с 1705 г., присылали также в Петербургское Главное Адмиралтейство. Так, осенью 1705 г. было назначено отправить туда 500 плотников. В следующем году там трудились 1047 человек 17 специальностей, из которых больше половины составляли плотники. В 1709 г. — 900 человек (381 плотник). В 1710 г. — 456 плотников, в следующем — 1005, но неизвестно, сколько было мастеровых других специальностей. В 1712 г. назначалось прислать туда 4000 (или 4040) человек»⁷⁰². Эти работники делились по нескольким категориям: на мастеровых и работных людей, на тех, кто приезжал «на вечное житье» или бессрочно, и присланных на установленный срок, согласно указному переселению, на время⁷⁰³.

Артели являлись важным поставщиком рабочей силы для строительства Петербурга. В основной своей массе они состояли из беглых крестьян, гулящих людей, крестьян–отходников (крепостных, государственных). Большинство вольнонаемных рабочих на строительстве Петербурга в юридическом отношении не являлись свободными людьми⁷⁰⁴. Из более свободных категорий населения можно назвать посадских и государственных крестьян. Также в строительстве участвовали солдаты, матросы и каторжники⁷⁰⁵. Все эти артельные или вольнонаемные рабочие имели соответствующие строительные специальности и работали на многочисленных государственных крупных предприятиях и в мастерских в Канцелярии городовых дел, в Главном и иных Адмиралтействах, подчиненных Адмиралтейств–коллегии, Литейном дворе, Арсенале и т. п.⁷⁰⁶ На заработки крестьяне приходили, в основном, из северных нечерноземных районов европейской России: Новгородского, Старорусского, Вологодского, Ярославльского, Суздальского, Ростовского, Московского, Бежецкого, Костромского и других уездов⁷⁰⁷. Таким образом, спектр многочисленного слоя нецеховых ремесленников чрезвычайно широк: от мало–до высококвалифицированных российских и иностранных мастеров⁷⁰⁸.

Прежде чем на примере Главного Адмиралтейства в 1712–1721 гг. будет рассмотрены различные категории мастеровых, скажем несколько слов об иностранном опыте, который Петр брал за образец, внося в него существенные коррективы при реализации проекта по строительству военно–морского флота. Данный грандиозный замысел начинался скромно. В 1688 г., под руководством голландского мастера Карстена Брандта (Carsten Brandt), юный царь плотничал при ремонте заброшенного ботика, ставшего впоследствии по словам Петра «дедушкой русского флота», построенного предположительно в Англии в 1640–е гг.⁷⁰⁹ С 1689 по 1692 гг. Брандт вместе с корабельным мастером Кортом исполняет поручение государя, построить с помощью солдат Преображенского и Семеновского гвардейских полков «потешную флотилию» в Переславле–Залесском на Плещеевом озере. Кроме К. Брандта другой голландец — Франц Тиммерман (Frans Timmerman) — наставляет царя в теории кораблестроения⁷¹⁰.

Через несколько лет, в 1697–1698 гг., Петр посетил Голландию и Англию, посвятив значительное время изучению судостроения. К этому времени его можно уже назвать опытным мастером в плотничном и кораблестроительном деле. В Заандам Петр прибыл 18 августа 1697 г. Выбор на первоначальное посещение этого городка пал не случайно. Абсолютное большинство голландских кораблей было построено здесь, в Амстердаме их по большей части ремонтировали: «Из 20 тыс. торговых судов всех стран Западной Европы 16 тыс. принадлежало Голландии. В руках ее купечества было сосредоточено 4/5 всего объема морской торговли»⁷¹¹.

К концу XVII в. в Заандаме находился крупнейший судостроительный кластер Европы, состоявший из 50–60 верфей, в окружении которых работало до 200 лесопильных мельниц и множество «фабрик», производивших парусину, канаты, якоря, краски и другие материалы⁷¹². Последних имелось около 1000, подавляющее большинство которых представляли из себя ремесленные мастерские под руководством мастера. Петр I не был первым и не был последним венценосцем, заказывавшим постройку судов в Голландии. В начале XVII в. по заказу искушенного в токарном искусстве французского короля Людовика XIII военные корабли строили на верфях Эдама. Шведский король Адольф II завербовал голландских корабелов в Стокгольм для постройки военного флота. Бранденбургский курфюрст Фридрих Вильгельм пригласил корабельных мастеров в Пиллау и Кенигсберг для модернизации бранденбургского военного флота⁷¹³. Петру была, безусловно, известна эта практика, имевшая место и в российской истории в применении к другим отраслям промышленности.

Опыт названных голландских верфей интересен тем, что технические и организационные принципы, примененные на них, позволяли массовое производство судов индустриальным способом задолго до начала индустриализации. Это стало возможным не из–за технической революции в судостроении, где применялись самые современные технологии, а благодаря введению на протяжении многих десятилетий множества постоянных улучшений в традиционных ремесленных практиках⁷¹⁴. Открытость к инновациям и высокое техническое искусство составляли конкурентные преимущества Заандамских корабельных мастеров. Кроме того, они, в отличие от судостроителей Амстердама, организованных в цехах, работали вне цеховой организации. В год на верфях Заандама со стапелей сходило до 200 судов — это были почти все морские и грузовые корабли, построенные на тот момент в Голландии, в то время как верфи Амстердама и Роттердама всю первую половину XVIII в. специализировались на их ремонте⁷¹⁵. Для примера в России в период 1688–1725 гг. вступило в строй всего 1024 парусных и гребных судна, построенных на 26 судостроительных верфях. Из них на верфи Главного Адмиралтейства в Петербурге с 1705 по 1725 г. построено 268 парусных и гребных кораблей⁷¹⁶. Иными словами, российская кораблестроительная отрасль составляла, по сравнению с таковой в Нидерландах, лишь незначительную часть производственных мощностей верфей Заандама.

Государь проработал на частной верфи Рогге Лайнаса (Rogge, Липст) в Заандаме, где он поселился в скромном домике помощника кузнеца Геррита Киста под именем десятника Петра Михайлова для сохранения своего инкогнито, всего одну неделю⁷¹⁷. После раскрытия личности «великого князя Московского», следующие четыре месяца он провел на закрытой верфи Объединенной Ост–Индской компании в Амстердаме под началом Геррита Класа Поля, выдавшего «Петру Михайлову» патент в том, что он «был прилежным и разумным плотником, также в связывании, заколачивании, сплачивании, поднимании, прилаживании, натягивании, пленении, копчении, стругании, буравлении, распиливании, мощении и смолении, поступал как доброму и искусному плотнику надлежит», где при его участии был построен 33–метровый фрегат «Апостолы Петр и Павел»⁷¹⁸. Позже Клас Поль работал «цехов[ым] слуг[ой] корабельных плотников в Амстердаме»⁷¹⁹. При этом для нас интересно замечание Петра о том, что голландские мастера руководствовались «одними практическими правилами без всяких теоретических соображений», что говорит о традиционном «ремесленном» подходе к постройке кораблей, когда основной детальный план корабля, не формализованный в совершенстве в точных чертежах на бумаге, находится у мастера в голове⁷²⁰. Этого было достаточно, чтобы наладить в России производство морских парусных судов быстро, дешево и качественно⁷²¹.

Несмотря на это, получив в Голландии необходимые практические знания в корабельном деле, Петр направился в Англию для изучения его в теории, так как, по его собственному выражению, не хотел остаться лишь плотником. На королевских верфях в Детфорде, примерно в десяти верстах от Лондона, где Петр со своими спутниками поселился в доме сэра Джона Эвелина, Петр провел в 1698 г. более трех месяцев. На верфях царь постигал все премудрости теории кораблестроения, а также подобрал около 60 различных специалистов и мастеров для службы в России⁷²².

Из Англии, Голландии, Франции, благодаря активной политике Петра и его двум заграничным путешествиям, приезжают известные корабельные мастера, среди них англичане Ричард Козенц (1700), Ричард Броун (1705), Ричард Рамз (1715), Осип (Джозеф) Най, инженер и кораблестроитель Джон Перри, подмастерья Роберт Девенпорт и Роберт Хэдли, голландцы Питер Клаас, Ян Янсен, Геренс Выбе и его сын Питер, руководившие постройкой судов в России⁷²³. Английский корабельный мастер Джон Ден скончался, не успев заложить своей корабль. Среди голландских и английских кораблестроителей присутствовал известный французский корабельный мастер из семьи потомственных итальянских кораблестроителей Блез Пангало. Его учениками были такие известные отечественные кораблестроители, как Гаврила Окунев, Иван Рамбург и Василий Юшков. Некоторые вольные специалисты корабельного, галерного, баржевого, шлюпочного, весельного, компасного дел — всего 11 человек, записывались после 1722 г. в цехи⁷²⁴.

Больших успехов добились российские корабелы Федосей Скляев, Лукьян Верещагин, Фадей Попов, Григорий Островский, учившиеся корабельному делу в легендарном венецианском Арсенале, а также Анисим Моляров, Михаил Собакин и многие другие⁷²⁵. Если говорить об организации всей кораблестроительной отрасли, нужно упомянуть ближайших соратников Петра, отвечавших за организацию работ многочисленных адмиралтейских верфей на реках Воронеж, Волга, Дон, Нева, в Карелии и на побережье Балтийского моря — Франца Тимермана, Федора Апраксина, Александра Меншикова, Ивана Татищева, Федора Салтыкова, Александра Кикина и многих других⁷²⁶.

М. С. Андерсон говорит о трех факторах, имевших принципиальное значение для создания военно–морского флота России: «Это британские офицеры, британские кораблестроители и добрая воля Британии». Если более подробно, это, во–первых, наличие значительного числа английских кораблестроителей и обученных ремесленников, во — вторых множество британских морских офицеров, служивших на российском флоте на протяжении всего XVIII века, и, в третьих, значительное число российских моряков, прошедших практику на английских кораблях⁷²⁷.

Практические и теоретические знания, приобретенные в Голландии и Англии, понадобились Петру для воплощения его планов по созданию военного флота, не уступавшего другим европейским державам. Но в отличие от Заандама, на месте постройки Главного Адмиралтейства в новой столице у Петра не было должной инфраструктуры в виде 200 лесопильных мельниц и тысячи ремесленных мастерских. В результате, самая большая мануфактура в России того времени была построена по принципу «три в одном», сочетавшему в себе цеховую иерархию мастеров, подмастерьев и учеников, с подручными мастеровыми и работным людом, должным восполнить недостающие ресурсы в рабочей силе. В отличие от лесопильных мельниц в Голландии, для распилки стволов деревьев на доски в Петербурге использовалась мускульная сила с одним большим преимуществом — вместо традиционных топоров, для производства досок, вырубавшихся ранее из цельного ствола, стали применяться пилы⁷²⁸.

Ниже указаны некоторые типичные ремесленные профессии, занятых на крупнейшем мануфактурном производстве города, но в их списках, например, за 1717 г., находятся и такие профессии, как архитектор, лекарь, живописный мастер, толмач или музыкант, которые сегодня мало ассоциируются с ремеслом⁷²⁹. За 1715 г. и 1721 гг. из общего числа нами вычтены соответственно 12 и 20 живописцев. Между 1712 и 1721 гг., по отдельным ремеслам, количество плотников увеличивается с 709 до 3609 человек, кузнецов — со 128 до 500 человек, столяров — с 12 до 124 человек, токарей — с 1 до 55 человек, слесарей — с 0 до 35 человек, котельников — с 2 до 43 человек, медников — с 0 до 24 человек (см. таб. 1).

Надо учесть, что в указанных общих цифрах всегда присутствуют две группы специалистов: мастера с подмастерьями и учениками (от 100 до 150 человек), среди которых высокий процент иноземцев, и «простые» ремесленники — рабочие люди, составлявшие абсолютное большинство. Так, в 1712 г. среди мастеров насчитывалось 19 иноземцев. Для примера, в 1713 г. число мастеровых и рабочих людей составило 2869 человека. Если к ним добавить ок. 400 ремесленников астраханцев, среди которых числилось еще 150 плотников, и 3500 работников, получим 6763 ремесленника, из числа которых вычтено 5 живописцев. Всего же мастеровых и работных людей при Главном Адмиралтействе 9370 человек⁷³⁰. Мастеров, подмастерьев и учеников в 1715 г. насчитывается 70, 12, 48, в 1717 г. — 154 мастера, 90 подмастерьев и учеников, что говорит о ремесленном формате обучения, бывшим аналогичным на мануфактурах, фабриках и заводах⁷³¹. Генетическая связь этого вида предприятий с ремесленной мастерской прослеживается еще до середины XIX в., до конца протоиндустриального периода.

Таблица 1: Мастеровые Главного Адмиралтейства (выборочно), 1715–1721 гг.⁷³²

С 1712 г. по 1721 г. количество мастеровых в Главном Адмиралтействе сильно выросло — с 1907 до 5794 человек, причем всего на нем трудилось до 10.000 человек. Больше всего в 1721 г. насчитывалось мастеровых в деревообрабатывающих и ткацких ремеслах, а именно: плотников, столяров и токарей около 3800, прядильщиков и парусников — около 700 человек⁷³³. При наличии такого большого числа мастеровых мастер играл скорее роль бригадира как организатора работы и контролера качества (нем. der Polier). Для примера, кузнечный мастер Юрьев (Hansz Jürgen) писал адмиралтейской канцелярии 6 июня 1714 г., что в августе 1713 г. он просил предоставить в его распоряжение 150 человек кузнецов, что было подкреплено царским именным указом, который, правда, так и не был выполнен адмиралом А. В. Кикиным.

В последний год жизни Петра I и после его смерти количество специалистов в Главном Адмиралтействе резко падает. По сведениям И. К. Кирилова за 1724–1726 гг. среди адмиралтейских мастеровых на службе состояли 51 мастер, 45 подмастерьев, 99 учеников и 3892 рядовых, а всего 4087 человек⁷³⁴. Из числа рядовых можно вывести дозорщиков (6), помощников (17), толмачей (4), камендоров (18), у магазинов работников (312) и лоцманов (25), за вычетом которых остается 3705 рядовых (ремесленников). Соответственно общее число 3900 человек мы можем поделить на две части. К первой части относятся 195 «специалистов»–ремесленников: мастеров, подмастерьев и учеников, организованных по принципу иерархии в ремесленных цехах, ко второй — 3705 простых ремесленников. Если такое сокращение произошло уже при жизни Петра I, можно предположить, что это связано, прежде всего, с завершением Северной войны⁷³⁵

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

533

Рыбаков Б. А. Ремесло древней Руси… С. 729.

534

Лешков В. Н. Очерк древних русских законов о ремесленной и заводской промышленности // Москвитянин. 1852. № 23, декабрь, кн. 1, отд. III. С. 7; См. также: Дементьев E. M. Цехи в России… С. 131 — 134.

535

Рычков И. И. О цехах в России и Западной Европе… С. 789–822; Степанов Н. Сравнительно–исторический очерк… С. 1; Дитятин И. И. Устройство и управление городов России… Т. 1. С. 248.

536

Рыбаков Б. А. Ремесло древней Руси… С. 775.

537

Там же, с. 779–781.

538

См. к историографии вопроса об образовании городов в Древней Руси: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города–государства Древней Руси. Л., 1988. С. 22 — 40.

539

См.: Рыбина А. Е. Новгород и Ганза. М., 2009; Одно время оплата аренды Готского двора со стороны ганзейских купцов происходила в рейнских гульденах (Там же, с. 119 — 121).

540

Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода. М., 2008. С. 11.

541

Тихомиров М. Н. Древнерусские города… С. 141–147.

542

Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода… С. 12.

543

Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода… С. 13.

544

Там же.

545

Там же, с. 322.

546

См.: Аракчеев В. А. Средневековый Псков… С. 7–8.

547

Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода… С. 323.

548

ПСРЛ. Т. 12. Издание 1–е. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью. СПб., 1901. С. 135.

549

Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода… С. 326.

550

См.: Янин В. Л. Концы городские // Великий Новгород. История и культура IX — XVII веков: Энциклопедический словарь… С. 249, 352–353; О ремесленном характере русских городов можно хорошо судить по книге о городах России XVI в. по материалам писцовых описаний, например, Калужского (1590–е гг.) или Тульского (1587/1589 гг.) посадов (Города России XVI века. Материалы писцовых описаний / Изд. подг. E.Б. Французовой. М., 2002. С. 221–292).

551

Иловайский Д. И. Становление Руси. М., 2003. С. 449; Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города: Горожане, их общественный и домашний быт / Отв. ред. В. В. Покшишевский. М, 1978. С. 31–32; Э. А. Гордиенко. Улицы Великого Новгорода в пределах Окольного города // Великий Новгород. История и культура IX — XVII веков… С. 459–465; Никаноров А. Б. Мастера колокольные // Великий Новгород. История и культура IX — XVII веков… С. 289.

552

Сингх В. К. Железный инструментарий средневекового Новгорода. Дисс. на соиск. уч. степ. канд. ист. наук. М., 2009. C. 163–164; См.: Куза А. В. Малые города Древней Руси. М., 1989. С. 121–127.

553

Там же, с. 31.

554

Там же, с. 164–166.

555

Там же, с. 100–122.

556

Там же, с. 138.

557

Там же, с. 161–162.

558

Там же, с. 170.

559

Прусская улица стала центром самого последнего по времени образования Загородского конца Софийской стороны. Долгое время улица являлась самостоятельным субъектом новгородской политической жизни и имела статус, равный городскому концу, что позволяло ей выставлять своих представителей на должность новгородских посадников. В разные периоды времени «прусские бояре» представляли интересы Людина, Загородского и Плотницкого концов. Фактически, Людин и Плотницкий концы являлись продолжением группировки «прусских бояр» (См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. 2–е изд., переработанное и дополненное. М., 2003; Он же. Новгородские акты XII — XV вв. М., 1991. С 76–77).

560

Янин В. Л. Концы городские // Великий Новгород…; Он же. Новгородские посадники…; Он же. Новгородские акты XII — XV вв…

561

Иван III дал новгородцам совершенно ясное объяснение своей власти: «наше государьство великих князей таково: вечю колоколу во отчине нашей в Новегороде не быти, посаднику не быти, а господарьство свое нам держати» (Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода… С. 327).

562

Речь идет о событиях 1229–1230 гг. (Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб., 1992. С. 277–278).

563

А. М. Фроянов указывает на явный недостаток мастров у великого князя (Фроянов А. М. Города Северо–Восточной Руси XIV — XV вв… С. 135).

564

Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота и её время: Развитие феодальных отношений на Руси XIV — XV вв. Л., 1980. С. 212.

565

Хорошкевич А. Л. «Брань» из–за смердов в Пскове в 80–х годах XV в. // Русский город. Вып. 6. М., 1983. С. 37.

566

Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота и её время… С. 227; См.: Аракчеев В. А. Средневековый Псков… С. 64.

567

Там же, с. 225–226; См.: Хорошкевич А. Л. «Брань» из–за смердов… С. 37–52; Артемьев А. Р. Градостроительная политика Псковской феодально–вечевой республики // Краткие сообщения Института Археологии. 1987. Вып. 190. С. 104; Ю. Г. Алексеев считает, что «трудно только согласиться с Л. В. Черепниным, когда он видит в этом движении борьбу"за старину"» (Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота и её время… С. 214); Видимо, причины данного разногласия идеологического характера, ведь «прогрессивные низы», согласно советской идеологеме, не могли бороться «за старину», но, скорее, против «истинных угнетателей» — феодалов, и, безусловно, за объединение Руси, т. е. за централизованное российское государство под началом великого князя Московского. Можно усомниться, что черные люди и ремесленники Новгорода и Пскова «болели душой» за безусловную централизацию и полное подчинение великому князю. Скорее наоборот, чтобы ее избежатть, они искали союза с Великим княжеством Литовским, в состав которого к тому времени входили Брянск, Курск и Смоленск, но не для того, чтобы безусловно подчиниться его воле, а чтобы сохранить свою «вольницу», т. е. экономическую и, отчасти, политическую независимость как от западных соседей, так и от северо–восточных. Погром, устроенный в Новгороде столетие спустя, в 1570 г., был в символическом смысле именно актом мести за те демократические традиции, которые противостояли по своей сути политическим реалиям, сложившимся в Московском централизованном государстве (См.: Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991).

568

Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота и её время… С. 226.

569

Лабутина И. К. Историческая топография Пскова в XIV — XV вв. М., 1985. С. 46, 141, 142; Лагунин И. И. Изборск и Ганза. Нибуров мир. 1391 г // Вестник Псковского государственного университета. Серия: Социально–гуманитарные науки. 2013. № 2. С. 38.

570

Рыбина Е. А. Немецкий двор… С. 348.

571

Никаноров А. Б. Мастера колокольные // Великий Новгород. История и культура IX — XVII веков… С. 288.

572

Лившиц Л. И. Монументальная живопись Новгорода // Там же, с. 330.

573

Гордиенко А. Миниатюра книжная XI — XVII вв. // Там же, с. 295.

574

Коваленко Г. М. Матсон Юст // Там же, с. 289.

575

Янин В. Л. Новгород // Великий Новгород. История и культура IX — XVII веков… С. 353.

576

Примечательно, что русскими первомучениками стали варяги Фёдор Варяг и его сын Иоанн, на месте гибели которых была построена Десятинная церковь в Киеве.

577

Мусин А. Е. Юродивые новгородские // Там же, с. 544.

578

Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 128.

579

Рыбаков Б. А. Ремесло древней Руси… С. 781. Аналогичной с Рыбаковым точки зрения придерживается М. Н. Тихомиров, перенесший возникновение ремесленных корпораций в XVII в.: Тихомиров М. Н. О купеческих и ремесленных… № 1. С. 29–30, 33; Здесь точка зрения автора совпадает с мнением К. А. Пажитнова о том, что торговые ряды являлись только местом торговли, где отсутствовало производство; см.: Пажитнов К. А. Проблема ремесленных цехов… С. 19–20; Позиция Пажитнова совпадает с выводами, сделанными П. И. Лященко о том, что «в Московском государстве XVI — XVI вв. не имелось ни цеховой организации населения как промышленного класса, ни цеховой регламентации ремесла» (Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. Т. 1… С. 268); Схожую точку зрения см. у М. В. Довнар–Запольского. По его мнению, московские торговые ряды XVII в. находились в периоде «развития корпоративных стремлений». Среди существенных отличий от цехов Довнар–Запольский называл «объединение ремесленников и торговцев и административно–полицейские функции, навязанные организациям московскими приказами» (Довнар–Запольский М. В. Организации московских ремесленников… С. 163–164).

580

Аракчеев В. А. Средневековый Псков… С. 209.

581

См.: Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991.

582

Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1949. С. 94; Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города. Горожане, их общественный и домашний быт. Отв. ред. В. В. Покшишевский. М., 1978. С. 31.

583

Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973. С. 246.

584

Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города… С. 31.

585

Давыдова С. Г. Развитие малого предпринимательства в Великом Новгороде… С. 19; См.: Колчин Б. А. Ремесло // Очерки русской культуры XIII–XV веков. Ч. 1. Материальная культура / Под ред. А.В.Арциховского. М., 1969. С. 156–230.

586

Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города… С. 34.

587

Арциховский А. В. Новгородские ремесла // НИС. Новгород, 1939. Вып. 6. С. 3–15.

588

Отчет С.–Петербургской ремесленной управы за 1875 г. СПб., 1876. С. 16–17.

589

См.: Стоклицкая–Терешкович В. В. Основные проблемы истории средневекового города X — XV веков. М., 1960. С. 174–188, 193–194, 222–224.

590

Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города… С. 36; См.: Тихомиров М. Н. О купеческих и ремесленных объединениях Древней Руси // Вопросы истории. 1945. № 1. С. 22–23; Рыбаков Б. А. Ремесло… С. 729–776; Черепнин Л. В. О формах объединений ремесленников в русских городах XIV — XV вв. // Вопросы экономической истории и источниковедения периода феодализма в России: Сб. ст. к 70–летию А.А.Новосельцева. М., 1961. Бахрушин С. В. Ремесленные ученики в XVII в. // Бахрушин С. В. Научные труды. Т. II. М., 1954; Тальман Е. М. Ремесленное ученичество Москвы в XVII в. // Истор. зап. 1948. Т. 27.

591

Бахрушин С. В. Ремесленные ученики в XVII веке… С. 102–103.

592

Келлер А. В. Немцы в Москве XVI — начала XX вв.: их культурная и общественная жизнь // Немцы Москвы: исторический вклад в культуру столицы (сборник докладов Международной научной конференции, посвященной 850–летию Москвы. M, 1997. С. 55–56.

593

Там же, с. 59; Fechner A.W. Chronik der Evangelischen Gemeinden in Moskau. Bd. 1. Moskau, 1876. S. 279.

594

ПСЗ–1. Т. 1, гл. XIX, ст. 11, с. 109–110.

595

Там же, ст. 24, с. 112.

596

Орленко С. П. Ученики и организация ученичества в Оружейной палате XVII века // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. 2018. Т. 23. № 2. С. 50.

597

ПСЗ–1. Т. 1. Гл. XX. Ст. 45, 116. С. 123, 136; Бахрушин С. В. Ремесленные ученики в XVII веке… С. 105–108, 114.

598

Янин В. Л. Концы городские // Великий Новгород. История и культура IX — XVII веков: Энциклопедический словарь… С. 249.

599

См.: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города–государства Древней Руси… С. 172–173, 185–187.

600

Там же, с. 182.

601

Флоря Б. Н. Два этапа в развитии государства и общества в Новгородской земле // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Выпуск 4: Четвертые чтения памяти академика РАН Л.В. Милова. Материалы к международной научной конференции. Москва, 26 октября — 1 ноября 2015 г. М., 2015. С. 17.

602

См.: Данилова Л. В. Очерки по истории землевладения и х–ва в Новгородской земле в XIV — XV вв., М., 1955; Вернадский В. Н., Новгород и Новгородская земля в XV в., М.–Л., 1961; Янин В. Л. Посадники новгородские // Великий Новгород. История и культура IX — XVII веков: Энциклопедический словарь… С. 396.

603

По аналогии с тульскими литейными, кузнечными и оружейных дел мастерами, ставшими впоследствии известными заводчиками: Антюфеевыми (Демидовыми), Баташевыми, Мосоловыми, Ореховыми и др., более позднего периода (см. Струмилин С. Г. История черной металлургии в СССР. Т. 1… С. 34–35).

604

Флоря Б. Н. Два этапа в развитии государства и общества в Новгородской земле… С. 18.

605

Там же, с. 18–20; См.: Янин Л. В. Новгородская феодальная вотчина (историко–генеалогическое исследование). М., 1989.

606

Янин В. Л. Новгород // Великий Новгород. История и культура IX — XVII веков… С. 353.

607

Колчин Б. А., Янин В. Л., Ямщиков С. В. Древний Новгород. Прикладное искусство и археология. М., 1985. С. 11, 16.

608

Предметом «канительного дела» было производство плющеного, белого и позолоченного серебра и канители (ПСЗ–1. № 2186. Т. 4. С. 401–402).

609

См.: Кулишер И. М. Очерк истории… С. 49.

610

Постникова–Лосева М. М., Платонова Н. Г., Ульянова Б. Л. Золотое и серебряное дело XV — XX вв. [Территория СССР]. М., 1995. С. 119.

611

Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города… С. 40–41; Колчин Б. А. Становление ремесла древнего Новгорода // Тезисы докладов советской делегации на III Международном конгрессе славянской археологии. Братислава, сентябрь 1975 г. / АН СССР. Ин–т археологии. М., 1975. C. 56, 57.

612

Гольденберг П. И., Гольденберг Б. И. Планировка жилого квартала Москвы XVII, XVIII и XIX вв. М.; Л., 1935. С. 49–50; Цит.: Рабинович М. Г. Очерки этнографии русского феодального города… С. 41.

613

Название Кадашевской слободы произошло от бочкарей и кадочников, находившихся здесь ранее. Там же был построен в 1658–1661 гг. Хамовный двор; см.: Луппов С. П. История строительства Петербурга первой четверти XVIII века. M., 1957. С. 58.

614

Словарь русского языка XI — XVII вв… Вып. 9 (М). С. 38; см.: Русова Ю. С. Проблема производства царской одежды в структуре дворцового ремесленного комплекса в России XVII века в отечественной историографии // Преподаватель XXI век. 1 (2017). С. 253–265.

615

Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию. СПб., 1905. С. 281.

616

Богоявленский С. К. Московский приказный аппарат и делопроизводство XVI — XVII веков / Отв. ред. и авт. предисл. С. О. Шмидт. С. 61, 69, 99, 106, 135, 155, 160.

617

Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 48; См.: Вельтман А. Ф. Московская Оружейная палата. М., 1860; Савваитов П. И. Описание старинных русских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов и конского прибора. СПб., 1896; Оружейная палата Московского Кремля. М., 1958.

618

История России с древнейших времен до конца XVII века / [Милов Л. В.…]. С. 583–584.

619

Там же, с. 554.

620

Там же, с. 554–555.

621

Там же.

622

См., об аналогичных процессах в Германии: Kocka J. Unternehmer in der deutschen Industrialisierung. Göttingen, 1975. S. 29–30.

623

История России с древнейших времен до конца XVII века / [Милов Л. В.…]. С. 561.

624

Там же, с. 558. «Из 28 металлургических мануфактур, действовавших в разные десятилетия XVII в., на средства казны было основано 3, русских торговых людей — 3, феодальной знати — 2 и иностранным капиталом — 20» (Там же, с. 559).

625

Lucassen J., De Moor T., and Zanden J. L. van. The Return of the Guilds: Towards… P. 7: «We have the Great Divergence debate that recently stimulated new research into the comparative institutional and economic development of the different parts of Eurasia»; Термин «Великого расхождения» или «Великой дивергенции» введен политологом Самюэлем Хантингтоном. Он известен также под названием «Европейского чуда», который ввел в 1981 году австралийский экономист и историк Эрик Джонс (Jones E. The European Miracle: Environments, Economies and Geopolitics in the History of Europe and Asia (2rd ed.), Cambridge University Press, 2002. P. 6); Этот термин подвергся критике излишнего евроцентризма (Mokyr J. The Enduring Riddle of the European Miracle. 2002. URL: https://pdfs.semanticscholar.org/cd8f/1e78fb87473b8325987a30aa575592fa06f5.pdf (дата обращения: 10.11.2017); Blaut J. M. The colonizer’s model of the world: geographical diffusionism and Eurocentric history, New York, 1993, p. 64; Mokyr J. The Gifts of Athena: Historical Origins of the Knowledge Economy. Princeton, 2002; Mokyr J. The Enlightened Economy: an Economic history of Britain, 1700–1850. Harmondsworth, 2004.

626

См.: Пажитнов К. А. Ремесленное устройство в Московской Руси и реформа Петра… С. 163–166.

627

Там же, с. 46–47.

628

См.: Дитятин И. И. Устройство и управление городов России… Т. 1. С. 268–287, 281.

629

Рычков Н. Д. О цехах в России и Западной Европе… С. 811.

630

Довнар–Запольский М. В. Организации московских ремесленников… С. 137–139; Пажитнов К. А. Проблема ремесленных цехов… С. 14; Ефименко T. П. Очерк организации… С. 114–162.

631

Сахаров А. М. Цехи в России // Советская историческая энциклопедия. Т. 15. С. 762–763.

632

Лященко П. И. История народного хозяйства СССР, т. 1… С 268–269; Пажитнов К. А. Организация ремесленной промышленности в Московской Руси…; Он же. Проблема ремесленных цехов…; Полянский Ф. Я. Городское ремесло… С. 15; Сербина K. Н. К вопросу об ученичестве… С. 148–168; Она же. Очерки из социально–экономической истории…; Она же. Ремесло и мануфактура в России в XVI–XVII веках…

633

Дементьев E. M. Цехи в России… С. 131–134.

634

Фриз Г. Л. Сословная парадигма и социальная история России // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Имперский период: Антология / Сост. М. Дэвид–Фокс. Самара, 2000. С. 143; «Посвященная сословной парадигме статья Грегори Фриза удачно дополняет работы Раева и Бушковича, в ней подчеркивается контраст между социальной структурой в России и сословными системами Западной Европы. Работа Фриза, поражающая широтой охваченных проблем, где предпринят синтез самых разнообразных материалов из области социальной истории, в какой–то мере стала кульминацией научной деятельности всего поколения"детей"» (Дэвид–Фокс М. Введение: Отцы, дети и внуки в американской историографии царской России // Американская русистика: Вехи. С. 28–31).

635

Пажитнов К. А. Проблема ремесленных цехов… С. 27.

636

Там же, с. 28.

637

Сахаров A. M. Города северо–восточной Руси…; Тихомиров M. Н. Древнерусские города… С. 33; Он же. О купеческих и ремесленных…

638

См.: Richardson G. A Tale of Two Theories: Monopolies and Craft Guilds in Medieval England and Modern Imagination, Journal of the History of Economic Thought, 23 (2001), pp. 217–242; Lis C. and Soly H. Craft Guilds in Comparative Perspective: The Northern and Southern Netherlands, A Survey, in Prak et al. (eds.). Craft Guilds in the Early Modern Low Countries, pp. 1–31, 2–5; Epstein S.R. Craft Guilds in the Pre–modern Economy: A Discussion, Economic History Review, 61 (2008), pp. 155–174; Kluge. Die Zünfte, pp. 13–21; Lucassen J., Moor T. d., and Zanden J. L. van. The Return of the Guilds: Towards… P. 7: «Twenty years ago, guilds were decidedly out of fashion with historians. The accepted wisdom was that guilds were a European medieval phenomenon which stifel d entrepreneurship and innovation by laying down specific rules for the production of goods and services, and had therefore become less important in English towns by the seventeenth century, and never became established in the Americas. On the European continent their importance dwindled towards the end of the ancient régime, when economic corporations were toppled along with the rest of the old order» (По мнению авторов статьи, двадцать лет назад цехи не были в моде у историков. Общепринятая истина гласила, что цехи в средневековой Европе были феноменом, тормозившим развитие предпринимательства и появление инноваций за счет установления определенных правил для производства товаров и услуг и поэтому к XVII веку их значение в городах Англии падает, а на американском континенте они не получили никакого развития. На европейском континенте их значение упало с концом «старого режима», когда экономические корпорации были упразднены вместе с остальной частью старого порядка).

639

См.: Стоклицкая–Терешкович В. В. Очерки по социальной истории немецкого города в XIV–XV веках. М.–Л., 1936. С. 31–104.

640

Можно согласиться с мнением Манфреда Хильдермайера, считающего, что в средневековой Руси не было достаточно значимой социальной, политической или экономической силы, способной инициировать или поддержать возникновение таких профессиональных корпораций как цехи (Hildermeier M. Geschichte Russlands. Vom Mittelalter bis zur Oktoberrevolution. München, 2013. S. 79, 81, 94–95, 196–198).

641

Аракчеев В. А. Средневековый Псков… С. 64.

642

Там же, с. 96.

643

Там же, с. 60; См.: Алексеев Ю. Г. Черные люди Новгорода и Пскова: К вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины // ИЗ. М., 1979. Т. 103. С. 269.

644

Аракчеев В. А. Средневековый Псков… С. 108.

645

Петрухинцев Н. Н. Внутренняя политика Анны Иоанновны (1730–1740). М., 2014. С. 131.

646

Анисимов Е. В. Юный град… С. 13, 44–45, 74–146, 262–290.

647

Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников / Ключевский В. О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли / Сост., вступ. ст. и примеч. В. А. Александрова. М., 1991. С. 220–221.

648

Петр Великий: Воспоминания. Дневниковые записи. Анекдоты… С. 166.

649

Анисимов Е. В. Петр Великий… С. 17.

650

Weber F. Ch. Das veränderte Russland… Vorbericht.

651

См. об образе просвещенного монарха и «темного русского народа» у британцев в XVIII в.: Binney M. Empire, Spectacle and the Patriot King: British Responses to the Eighteenth–Century Russian Empire // Quaestio Rossica. Vol. 5. 2017. № 2. С. 385–405.

652

Анисимов Е. В. Петр Великий… С. 27.

653

Ключевский В. О. Петр Великий, его наружность, привычки, образ жизни и мыслей, характер // Он же. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. / Сост., вступ. ст. и примеч. В. А. Александрова. М., 1991. С. 176–177.

654

Савари де Брюлон Ж. Экстракт Савариева лексикона о комерции / Пер. с фр. С. Волочков. [СПб.], [1747]. С. 21–22.

655

Ларина Я. Осмысление роли образования в государственном строительстве: проекты Генриха Фика первой четверти XVIII века // «Регулярная академия учреждена будет…». Образовательные проекты в России в первой половине XVIII века / ред. И. Федюкин, М. Лавринович. М., 2015. С. 71.

656

См.: Гайсинович A. И. Цехи в России в XVIII в… С. 523–568; Кошелева О. Люди Санкт–Петербургского острова… 226–242; Луппов С. П. История строительства Петербурга… С. 89–92; Полянский Ф. Я. Городское ремесло… С. 20.

657

Первоначально установлен в 1910 г. Скульптор Леопольд Адольфович Бернштам. Николай II подарил Заандаму в 1911 г. копию этого памятника. Повторно ─ в 1996 г. Этот памятник подарен городу Санкт–Петербургу королевой Нидерландов Беатрикс и открыт наследным принцем Нидерландов Виллемом–Александром. Данный жест доброй воли был повторением того, что был сделан Николаем II в 1911 году, когда в Заандаме был установлен подаренный им памятник «царю–плотнику» (см.: Хвостова Г. А. Памятники царю–плотнику в Санкт–Петербурге и Саардаме // Сообщения Российско–Нидерландского научного общества / ГЭ, СПб. фил. архива РАН. СПб., 2003. Вып. 1. С. 286–291; Вагеманс Э. Царь в республике. Второе путешествие Петра Великого в Нидерланды. (1716–1717). Перевод с нидерландского В. К. Ронина. СПб., 2013. С. 193, 196; Он же. Образ царя–плотника в литературе // Он же. Петр Великий в Бельгии. СПб., 2007. С. 53–68).

658

Пушкин А. С. О ничтожестве литературы русской. ─ Полное собрание сочинений в 10 тт. Т. 6. Критика и публицистика. М., 1959–1962. Т. 6. С. 408.

659

Нартов А. К. Достопамятные повествования и речи Петра Великого / Предисл. и коммент. Л. Н. Майкова // Записки Императорской Академии наук, 1891. Т. 67. С. 46.

660

Загорский Ф. Н. Андрей Константинович Нартов… С. 28.

661

Луппов С. П. История строительства… С. 25, 27; См. указы с 1700 по 1719 г.: ПСЗ–1. Т. 4. № 2449: О сборе мастеровых людей; Т. IV. № 2485: О смотрении губернаторов, чтобы в числе высылаемых из Губерний плотников и мастеровых людей не было дряхлых и увечных; Т. V. № 2626: О выдаче провианта мастеровым людям; Т. V. № 2862: О недержании никому у себя в доме никаких пришлых людей без поручных записей; Т. V. № 3016: О высылке на житье в Санктпетербург купецких и ремесленных людей.

662

См., напр.: Артель и артельный человек… С. 171–187; Тихомиров М. Н. Древнерусские города… С. 127–137; Сахаров А. М. Города Северо–Восточной Руси XIV — XV вв… С. 131–132; Хорошкевич А. Л. «Брань» из–за смердов в Пскове в 80–х годах XV в… С. 48–50.

663

Нартов проходил до 1712 г. первоначальное обучение в токарной мастерской в Сухаревой башне у Иоганна Блюхера. В 1712 г., когда старший токарь, конструктор и строитель токарных станков Блюхер умер, станки были переданы его ученику, переведенному в этом же году в Петербург // Загорский Ф. Н. Андрей Константинович Нартов… С. 10–11; Нартов А. К. Достопамятные повествования… Т. 67. С. 91.

664

Нартов А. К. Достопамятные… С. 2–3; Заандам (нидерл. Zaandam; ранее также Saenredam, Saardam и Zaardam), устаревшее Саардам, сегодня часть муниципального образования Zaanstad. Название Саардам в русском языке появилось из некорректного немецкого варианта Saardam.

665

Я.–К. Номен. Записки о пребывании Петра Великого в Нидерландах в 1697–1698 // Петр I: воспоминания, дневники, письма / составитель, [вступительная статья, подготовка текста и примечания] Я. А. Гордин. СПб, 2018. С. 193–194.

666

Я.–К. Номен. Записки о пребывании Петра Великого в Нидерландах в 1697–1698. С. 34.

667

Там же. С. 35, 53–54.

668

Там же, с. 54–55, 115; Известно, что царь охотно носил обувь голландского производства.

669

Лесков Н. С. Островитяне // Полное собрание сочинений. Изд. 3. Т. 12. СПб., 1902; Келлер А. В. Петербургский немец. Из истории токарного ремесла на примере повести Н. С. Лескова «Островиятне» // Вестник Томского государственного университета. 2020. № 451, с. 124–131.

670

Загорский Ф. Н. Андрей Константинович Нартов… С. 11–12.

671

Нартов А. К. Достопамятные… Т. 67. С. 60, 123.

672

Борисов В. П. Токарные художества Петра Великого // Природа. № 7. 2004. С. 93–94; М. Э. Гизе дает подробное описание двух видов токарно–копировальных станков: «Токарно–копировальные станки XVIII в. по специфике выполняемой на них работы можно подразделить на две группы. К первой относятся"персонные", или"медальерные"станки. Свое название они получили от того, что с их помощью на плоских торцевых плоскостях обрабатываемых предметов наносили рельефные изображения, или узоры. Украшенный таким образом предмет называли"медалью", или"медальоном". Эти станки были впервые созданы в"Токарне"Петра I. Кроме создания барельефов, в меньшем масштабе повторяющих рельеф образца, или копира, станки этой группы служили для нанесения на плоские донца и крышки табакерок и всевозможных коробочек сложных линеарных узоров, или"роз", которые наносились с помощью специальных бронзовых копировальных шайб. В движение эти станки приводились вручную, но процесс обработки был уже механизирован и не требовал от работающего на нем человека умения обращаться с резцом. Его роль взял на себя изобретенный в это время самоходный суппорт, которому было суждено сыграть исключительную роль в осуществлении промышленного переворота. Изобретение и дальнейшее усовершенствование и использование самоходных суппортов как средства, заменившего"не какое–либо особенное орудие, а самую человеческую руку"и давшего возможность"машинным способом придавать необходимые для отдельных частей машин строго геометрические формы: линии, плоскости, круги, цилиндры, конусы и шары"К. Маркс считал необходимым и исходным условием развития крупной промышленности, предоставившим ей возможность"производить машины машинами". Вторая большая группа токарно–копировальных станков предназначалась для изготовления и украшения сложных по форме объемных художественных изделий, сходных по жанру и с декоративно–прикладным (Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 49–51; Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 23. М., 1954. С. 396).

673

Нартов А. К. Достопамятные… Т. 67. С. XIX.

674

Согласно Жалованной грамоте городам 1785 г. состояние цеховых ремесленников входило в сословие городских обывателей; см.: Бугров К. Д., Киселев М. А. Рец. на: А. К. Smith. For the common good and their own well–being: social estates in Imperial Russia. N.Y., 2014 // Российская история. 2016. № 1. С. 172–175; Побережников И. В. Протоиндустриализация как субпроцесс… С. 14–34; Kriedte P., Medick H., Schlumbohm J. Eine Forschungslandschaft in Bewegung: Die Proto–Industrialisierung am Ende des 20. Jahrhunderts // Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte, Bd. 1998/2, S. 9–20; Mendels F. Proto–Industrialization: The First Phase of the Industrialization Process // The Journal of Economic History. 1972. Vol. XXXII, № 1. P. 241–261.

675

Кошелева О. Е. Люди Санкт–Петербургского острова… С. 228.

676

История России XVIII — XIX веков / Л. В. Милов, Н. И. Цимбаев… С. 288; см.: Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. С. 418 — 493.

677

Милов Л. В. Великорусский пахарь… С. 487; Структура крестьянских промыслов Европейского Севера, описанная В. А. Саблиным, может быть распространена за некоторыми исключениями на все рассматриваемые старопромышленные районы: «Условия, в которых приходилось вести хозяйство северному крестьянину, способствовали складыванию многоотраслевой структуры деревенского производства. Для восполнения дефицита своего бюджета крестьянин издавна прибегал к различным промысловым занятиям. […] Степень вовлечения северного крестьянства в промысловые занятия была различной. На их географию влияли, в первую очередь, природно — климатические условия, определявшие интенсивность развития сельского хозяйства. Если сравнительно мягкий климат Вологодской и Северо — Двинской губерний позволял крестьянину сосредоточить свои усилия в основном на земледелии и скотоводстве, то в лесной и тундровой зоне Архангельской губернии, территории Карелии и Коми такой возможности не было. […] Среди кустарно ремесленных промыслов Карелии получили развитие сапожный, кузнечный, портняжный, плотничий, столярный, печной, слесарный, бондарный […]. В Архангельской губернии — косторезный (Холмогорская волость) промысел, баржестроение в Шенкурском и Пинежском уездах, бондарное, сапожное, пенько — прядильное, точильное производство и др. В Коми — замшевое производство (Ижмо — Печерский уезд), плотницкий, сапожный, портняжный, валяльный и столярный промыслы и другие. В Вологодской губернии — кузнечный, кружевной (22 185 кружевниц по данным 1927/28 года), роговой (718 мастеров по тем же данным), сапожный, мельничный, гончарный, корзиночный, валяльный и другие. В Северо — Двинской губернии кустарно — ремесленными промыслами было занято 18,3 процента — 19 процентов дворов. Наибольший удельный вес среди домашних промыслов принадлежал группе промыслов по изготовлению одежды и обуви (валяльное, портняжное и сапожное занятие) и обработке дерева (выгонка смолы, бондарное, столярное производство, плетение корзин). Меньшее развитие получили металлообработка (кузницы), производство продовольственных продуктов (водяные мельницы и маслобойки), обработка глины (посуда и кирпич), производство инвентаря, инструментов, выделка кож и овчин. Ежегодно из Кемского уезда Карелии и приморских волостей Летнего берега и Онежского уезда Архангельской губернии на промысел уходило до 2700 — 2800 «промышленников » (Саблин В. А. Промыслы и их роль в крестьянском хозяйстве Европейского Севера в 1910–е — 1920–е годы // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко–культурного наследия / Гл. ред. Г. В. Судаков. Сост. С. А. Тихомиров. Вологда, 2007. С. 258 — 267. URL: http://www.booksite.ru/fulltext/suda/kov/2_12.htm (дата обращения: 29.01.2016).

678

История России с древнейших времен до конца XVII века / [Милов Л. В.…]. С. 561.

679

См.: Заозерская Е. И. Мануфактура при Петре I…; Она же. Развитие легкой промышленности в Москве…

680

Милов Л. В. Великорусский пахарь… М., 2006. С. 487.

681

Там же, с. 488.

682

Там же.

683

Там же.

684

Там же, с. 489.

685

Заозерская Е. И. Бегство и отход крестьян в первой половине XVIII в… С. 183; Сакович С. И. Социальный состав московских цеховых ремесленников… С. 238–261.

686

Олеарий А. Описание путешествия… С. 154–155. Олеарий побывал в Москве в 1634, 1636, 1639 и 1643 гг. в качестве секретаря посольства шлезвиг–голштинского герцога Фридриха III, пытавшегося наладить торговлю с Персией через Россию.

687

Артель — объединение мастеровых, преимущественно крестьян, работающее в области строительства домов и дорог. Артельщики жили на месте работы и питались всем «обществом».

688

Белые слободы на землях светских и духовных феодалов устранялись Соборным Уложением 1649 г., а их население приписано к посадам, в черные слободы и черные сотни, которым вменялось несение повинностей и уплата налогов, за исключением ремеслеников, живших на подворьях светских и духовных феодалов для удовлетворения их нужд. Крестьянские кустари не составляли осбой конкуренции для посадских ремесленников, играяя скорее роль поставщиков дополнительных товаров. Указом 27 сентября 1723 г. крестьянам запрещалось торговать в городе и содержать там «заводы» в том случае, если они не захотят «быть в тягле в сотнях и слободах и во всяких податях и службах» (ПСЗ–1. № 4312. С. 123).

689

Егоров В. Г. Социальный состав ремесленного населения России во второй половине XIX в. // ВИ. 2011. № 1. С. 28.

690

Анисимов Е. В. Государственные преобразования… С. 129.

691

Анисимов Е. В. Юный град… С. 12–13.

692

Янгфельд Б. От варягов до Нобеля… С. 155.

693

Семенова Л. Н. Быт и население Санкт–Петербурга… С. 5.

694

В петровское время среди прочих имеются исключительно ремесленные или слободы с большим количеством ремесленников на Городовом острове: Оружейная, на Васильевском острове: Французская, на Адмиралтейском острове: Кузнечная, Немецкая, одна или две Пушкарские, Прядильная, причем «улицы» и «слободы» были синонимами; см.: Анисимов Е. В. Юный град… С. 328.

695

Валк С. Н., Дякин В. С. (ред.). История рабочих Ленинграда. Т. 1… С. 21.

696

Анисимов Е. В. Петр Великий: личность и реформы… С. 106.

697

Кулишер И. М. История русского народного хозяйства. 3–е издание стереотипное. Челябинск, 2008. С. 99.

698

Семенова Л. Н. Рабочие Петербурга… С. 113.

699

Луппов С. П. История строительства… С. 63.

700

Гизе М. Э. Очерки истории художественного конструирования… С. 108.

701

Семенова Л. Н. Рабочие Петербурга… С. 117.

702

Андреева Е. А. Петербург Петра I — «Город на костях»: Миф или правда. (1703–1712) // Меншиковские чтения — 2006: Материалы чтений / Отв. ред. П. А. Кротов. СПб.: Историческая иллюстрация, 2006. Вып. 4. С. 15.

703

Кошелева О. Е. Люди Санкт–Петербургского острова… С. 88.

704

См.: Казанцев Б. Н. Законодательство русского царизма по регулированию крестьянского отхода в XVII–XIX вв. // ВИ. № 6. Июнь 1970. C. 20–31.

705

Луппов С. П. История строительства… С. 89–90.

706

Шапиро А. Л. Крестьянские отходы и крестьянский наем… С. 42.

707

Там же, с. 36.

708

См.: Анисимов Е. В. Юный град… С. 87–93, 101–112, 119–128, 135, 140–146, 151, 159–165, 175–176, 193, 318, 311–318, 325, 339–343, 346–347; Кошелева О. Е. Люди Санкт–Петербургского острова… С. 82–98, 218–220, 228–233, 235–241, 248–249.

709

Курносов С. Ю. Ремонты и реставарации ботика Петра I // Труды Центрального военно–морского музея: Сб. науч. ст. СПб., 1999. С. 87.

710

Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России: собранныя из достоверных источников и расположенные по годам. Ч. I. М., 1788. С. 240–242; см.: Быховский И. А. Петровские корабелы. Л., 1982.

711

Изучение опыта кораблестроения в Голландии и Англии. URL: http://russiaflot.ru/statihistory/809–izuchenie–opyta–korablestroeniya–v–gollandii–i–anglii.html (дата обращения: 05.05.2020); «Еще в Воронеже голландские корабельные плотники рассказывали [Петру] о верфях на реке Зан». Петр остановился в домике у Геррита Киста, работавшего когда–то в Москве (Вагеманс Э. Царь в республике… С. 191).

712

Золотарев В. А., Козлов И. А. Три столетия российского флота… С. 63–64; Scholl L. U. Früher Niederländischer Schiffbau. Rezension zu Richard W. Unger: Dutch Shipbuilding before 1800. Ships and Guilds. Assen/Amsterdam, 1978 // Deutsches Schiffahrtsarchiv. 1980. 3. S. 142.

713

Hoving A. Niederländischer Schiffbau im 17. Jahrhundert (transl. W. Bruns) // Das Logbuch. 2004. 40. H. 4. S. 140.

714

Scholl L. U. Früher Niederländischer Schiffbau… S. 141.

715

Там же, с. 142.

716

Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XVIII в. М., 1958. С. 108–110; Морской атлас. Т. III. Военно–исторический. Ч. 1. М., 1958. С. 12; Быховский И. А. Петровские корабелы… С. 11; Аммон Г. А. Морские памятные даты. М., 1987. С. 30–31; Золотарев В. А., Козлов И. А. Три столетия российского флота… С. 131.

717

Вагеманс Э. Царь в республике… С. 199; Анисимов Е. В. (автор проекта). Биохроника Петра Великого (1672–1725). URL: https://spb.hse.ru/humart/history/peter/biochronic/persons/244564556 (дата обращения: 05.05.2020).

718

Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. Ч. 1. СПб., 1875. С. 109; См: Золотарев В. А., Козлов И. А. Три столетия российского флота. Т. 1: XVIII в… С. 63–66; Вагеманс Э. Петр Великий в Бельгии. СПб., 2007. С. 53.

719

Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1858. Т. 3. С. 88.

720

Веселаго Ф. Очерк русской морской истории… С. 109–110; Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого… С. 90–91; Отставание голландцев в теории, флот которых доминировал весь XVII век, позволило французам и англичанам вступить в борьбу за первенство на море в XVIII в., закончившуюся окончательной победой английского флота над франко–испанским в Трафальгарском сражении в 1805 г., после чего Англия надолго становится «владычицей морей».

721

Scholl L. U. Früher Niederländischer Schiffbau… S. 142; Живой интерес государя к голландскому кораблестроению выразился в публикации в в 1709 г. в Москве книги под названием «Новое галанское корабельное строение». В 1722 г. в Петербурге опубликована первая книга по механике ученика Нартова Г. Г. Скорнякова–Писарева «Наука статическая или механика» (Данилевский В. В. Нартов и «Ясное зрелище машин»… С. 171).

722

Веселаго Ф. Очерк русской морской истории… С. 111; См.: Davis R. The Rise of the English Shipping Industry in the Seventeenth and Eighteenth Centuries. London, Macmillan, 1963; Среди важных заимствований было введение постоянного штата военно–морского флота по примеру Англии (Cozens K. J. 18th Century Shipbuilders & the Building of the Russian Fleet of Peter the Great. URL: https://gre.academia.edu/KennethCozens (дата обращения: 31.03.2019). P. 1–2); Шубинский С. Н. Исторические очерки и рассказы С. Н. Шубинского. 5–е изд., доп. и испр. СПб., 1908. С. 12–26.

723

Cozens K. J. 18^th Century Shipbuilders… P. 1–14; см.: СИРИО. Т. 61. СПб., 1888. С. 561–566; Cross A. G. By the Banks of the Neva. Cambridge University Press, 1997. Chapter 5. P. 166; Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России. М., 2007.

724

Заозерская Е. К вопросу о зарождении капиталистических отношений… С. 81–82.

725

См.: Быховский И. А. Петровские корабелы…; Голиков И. И. Деяния Петра Великого… С. 280–281.

726

См.: Быховский И. А. Петровские корабелы…

727

Anderson M. S. Great Britain and the Growth of the Russian Navy in the Eighteenth Century // Mariners Mirror. 1956. Vol. 42. No. 2. P. 132, 146.

728

Несмотря на петровский указ, запрещавший «доски топорного дела», еще в XIX в. во многих местах дрова рубили, а не пилили (Струмилин С. Г. Технический прогресс за 300 лет: чёрная металлургия // АИНТ. Вып 2. Л., 1934. С. 81–82); С. Г. Струмилин имеет в виду обработку цельных стволов деревьев, так как уже в Древней Руси: Великий Новгород, Старая Ладога, Белоозеро, хорошо известны и широко применялись различные виды пил продольного и поперечного пиления, полотна ножовок и лучковых пил (См.: Сингх В. К. Железный инструментарий средневекового Новгорода… С. 164–166).

729

Материалы для истории русского флота… С. 46–47, 153–155, 259–260, 264–265, 277, 280–281; См.: Гейман В. Г. Мануфактурная промышленность… С. 252–256; Валк С. Н., Дякин В. С. (ред.). История рабочих Ленинграда. Т. 1… С. 9–19.

730

Материалы для истории русского флота… С. 259–260.

731

Там же, с. 154–155, 265, 280.

732

Там же, с. 46–47, 153–155, 259–260, 264–265, 277, 280–281.

733

См.: Семенова Л. Н. Рабочие Петербурга… С. 59–73.

734

Кирилов И. К. Цветущее состояние всероссийского государства, в каковое начал, привел и оставил неизреченными трудами Петр Великий, отец отечествия, император и самодержец всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая: собрано трудами статского советника и бывшего в Сенате обер–секретаря г. Ивана Кирилова, из подлиннейших сенатских архивов в феврале месяце 1727 г.: кн. 1–2. Кн. 1. М., 1831. С. 15–16.

735

Схожее положение дел наблюдалось в Османской империи на военно–морском арсенале Галлиполи (Schulz K. Handwerk… S. 294).