Паника

Андрей Ждань, 2021

Ты приходишь в себя, открываешь глаза и видишь рядом труп. И все указывает на то, что убийца – ты. Выход один – бежать. Бежать до тех пор, пока не разберешься в произошедшем. Пока не поймешь, как тихое и безмятежное утро закончилось убийством незнакомого человека, и почему эти события напрочь стерты из памяти. Город мобилизован на поиски преступника. Расследования ведут опытные детективы. Они гонятся по его следам, все глубже погружаясь в череду непредсказуемых событий. Охотникам и жертве предстоит найти себя в новом мире, который уже никогда не будет прежним.

1

Паника. Наверное, именно это чувство испытывают люди вроде меня видя тело в луже крови.

Сейчас я мало что понимал, единственным отчетливым ощущением оставалась паника от картины лежащего у моих ног мужчины. От места, где его лицо соприкоснулось с полом расплывалась лужа неестественно красной крови, в ней дрейфовали куски чего-то белесого. Жидкость поглощала швы между грязной бежевой кафельной плиткой, словно визуализированная картина распространения чумы в Европе, иллюстрировавшая исторические фильмы каналов, вроде Дискавери.

Мое дыхание начало сбиваться, паника проникала в глубины мозга липкими, зазубренными метастазами вгрызаясь в мое душевное равновесие. Я стоял, пошатываясь, в тщетных попытках осознать произошедшее и понять, что последнее я помню. Это было сложно, потому что шок мешал думать. Меня вряд ли можно в этом винить — когда ты, открыв глаза обнаруживаешь труп, лежащий подле тебя, мыслительные процессы слегка… притормаживаются.

Кстати, а труп ли?

Я аккуратно опускаюсь на колени, и пытаюсь перевернуть мужчину на спину, судорожно вспоминая все полицейские и медицинские сериалы, виденные мною. С гулким звуком мне все-таки удается перекатить несчастного на спину.

Мне открывается чудовищная картина. От лица фактически не осталось ничего человеческого. Нос вбит в череп, осколки оставшихся зубов частоколом проглядывают из приоткрытого, разбитого рта, ссадины и царапины везде, довершает картину внушительная вмятина в лобной части с рваной кожей, из которой, похоже и сочится основная масса крови с сопутствующим биоматериалом.

Естественно, что подобное зрелище вывернет желудок любому нормальному человеку. Но, я не замечаю даже рвотных позывов. Виной тому, наверное, спокойное и будничное восприятие смерти, установившееся у меня с четырех лет, после того как на моих глазах под прибывающий состав бросилась женщина. Ну, и не стоит сбрасывать со счетов выжигающую могильным холодом панику, затормозившую, кажется, все процессы в моем организме.

Собрав всю волю и отбросив отвращение, я двумя пальцами дотрагиваясь до шеи мужчины. Копируя действия героев телевизионных шоу, я поводил пальцами по еле теплой коже. Ни намека на пульс. Дабы отбросить все сомнения я взял его запястье — тот же результат. Он был мертв.

Решив фундаментальную проблему определения состояния мертвеца, я сконцентрировался на окружении. Я находился в туалете. Две кабинки, два умывальника, два писсуара, дверь и небольшое окно под потолком возле писсуаров. Память начинала возвращаться.

Я пришел в закусочную. «У Эбби» так она называлась. Это место было элементом моего утреннего моциона. Обычно утро у меня начиналось позже, чем у обычных людей, виной тому был свободный график и любовь к работе по ночам. Я прогуливался два квартала к этой закусочной, и, избежав наплыв завтракающих клиентов, наслаждался омлетом и кофе, листая свежие новости или книгу. Потом выкуривал сигарету возле входа, или же в туалете, если погода не располагала к лишнему нахождению на улице.

Так было и сегодня. Или должно было быть.

Мой взгляд скользнул мимо разбитой головы моего нового знакомого к писсуару. Белый фаянс был в крови и трещинах, нижняя часть была отколота и лежала на полу. Чуть выше, на уровне головы виднелось свежее пятно, запекающейся крови.

Моя паника начала приобретать новые, шокирующие формы. Руки, оказавшиеся в крови, затряслись мелкой дрожью. Кровь. Это от моих попыток нащупать признаки жизни у лежащего, или… Нет, не может быть. Я обернулся, дверь в одну из кабинок была распахнута. Я вспомнил, что сегодня у меня было настроение выкурить обязательную сигарету туалете — все из-за невыносимой духоты, в которую погрузился июльский Сиэтл.

Но, что потом? Что-то произошло. Что-то, результатом чего стал мужчина с разожжённой головой и я, сидящий на коленях возле него, словно в покаянии.

Мысли запрыгали, подгоняемые невероятным количеством адреналина. В туалете были двое… Или трое, или четверо. К черту, так можно продолжать до бесконечности. Исходим из самого простого объяснения. Я был в туалете, туда зашел мужчина, потом пустота и — вот, я гляжу на его обезображенный труп с расстёгнутой ширинкой. Может стоит застегнуть ему штаны, как-то неправильно, если его найдут в таком виде. Но, невесть откуда, взявшаяся брезгливость, гонит от меня этот порыв.

В висках стучит кровь, дыхание учащается до космических скоростей, а руки от дрожи скоро перестанут слушаться. Бритва Оккама. Простое объяснение зачастую самое верное. Я убил этого мужчину. Жестоким и грязным способом, который совершенно претил моему спокойному и миролюбивому характеру, как и сам факт причинения вреда кому-либо. Почему? Зачем? Так много вопросов, так мало ответов. Еще меньше времени.

У меня не было желания давать сбивчивые и пустые объяснения полиции. Тем более, что вся картина говорила сама о себе. Тут сквозь паутину паники и растерянности пробился мой инстинкт самосохранения. Я не могу отправится в тюрьму. Только не я! Я этого не заслуживаю, черт, я даже не помню, что я сделал.

Но, несмотря на свое пограничное состояние я прекрасно понимал, что подобные аргументы не удовлетворят никого. Они даже меня не удовлетворяли. А значит вариант один — выбираться отсюда, а потом уже думать, что делать.

Я рывком поднялся, выдохнул, на секунду прикрыл глаза. Времени все меньше. Несмотря на то, что я был единственным посетителем на момент своего отлучения в туалет, явно видно, что клиентов «У Эбби» прибавилось. Вопрос был ли мужчина один. Это уже неважно — осталось вверить себя в руки судьбы, которая не слишком мне сегодня благоволила.

Стараясь сохранять спокойствие, дабы не выскочить отсюда с визгом и размахивая руками, я подошел к раковине и включил воду. Посмотрев на себя в зеркало, я удовлетворился — восковое бледное лицо с мешками под глазами и пустотой в самих глазах, ничего необычного для меня. Главное, что на лице не было видно следов побоев или схватки, что уже слегка уменьшало количество возможных вопросов на выходе. Я тщательно вымыл, все еще дрожащие, руки. Потом снял кроссовки, за которыми тянулась цепочка багряных следов, и тщательно вымыл их. Бегло оглядев одежду, я с удовлетворением отметил свою прозорливость, из-за выбора темных цветов. На футболке, в месте светлых вставок виднелись несколько пятен крови, но это ничего, за столом я оставил спортивную куртку. По такой жаре она мне была ни к чему, но я думал устроить небольшую пробежку после завтрака. Да, я тот еще спортсмен.

Закончив приведения себя в видимый порядок, я огляделся, стараясь не останавливать взгляд на человеке, возможно убитом мной. Вроде бы ничего не оставил. Аккуратно прокравшись к кабинке, огибая расползающуюся лужу крови, я бегло осмотрел ее. Так и есть — пачка сигарет лежала на бачке. Схватив ее, я, так же аккуратно прошел к двери и замер.

Я только сейчас осознал гигантскую вероятность того, что кто-то войдет в туалет. До этого я был слишком поглощен оценкой такой вероятности, но сейчас мириады потенциальных вариантов развития ситуации, просто-таки, захлестнули меня. Вдруг мужчина пришел с компанией, после игры в баскетбол, и они уже утолили жажду апельсиновым фрешем и, теперь выстроились в очередь перед уборной. Или, может он завез перекусить своих престарелых родителей, которые сделали остановку в Сиэтле, по пути в Ванкувер, чтобы повидать единственного, любимого сына. Или… О, господи, вдруг он зашел угостить свою маленькою дочурку молочным коктейлем перед школой.

От этих мыслей в горле стал ком и глаза начали наполнятся предательской влагой. Голова закружилась и, словно кто-то, от души, зарядил мне ногой в живот. С трудом я взывал к первобытному инстинкту самосохранения, который куда-то подевался, в тщетной попытке отыскать хоть одну причину спасения своей, вмиг обесцененной смертным грехом, жизни. Чем дольше я искал, тем большим становилось желание забиться в угол, обнять колени и выть навзрыд, пока сталь наручников не коснется кожи моих запястий.

И лишь одна ускользающая мысль заставила меня двигаться. Я никого не убивал. Пока это не доказано. Все остальное — лишь фатальное, нелепое стечение невероятных обстоятельств. Я рывком открыл дверь, все еще ожидая встретить за ней кого-то, хоть Санту, хоть самого Люцифера — я бы никому не удивился.

За дверью было пусто. Коридор, ведущий в зал закусочной, тускло освещался лампой дневного света, на стене все так же безмятежно висела картинка с котиком, махающим лапой с пожеланием хорошего дня и удачи. Да уж, удача именно то, что мне сейчас жизненно необходимо. Из зала доносилось тихое пение Долли Партон и приглушенный звук беседы.

Я сделал несколько вдохов-выдохов и двинулся вперед.

Столик, занятый мной, находился у окна, прямо напротив кассы. Придя, я бросил спортивную куртку, в кармане которой был бумажник, на сидение, телефон и солнечные очки положил на стол. Там они и находились, прямо возле тарелки с недоеденным омлетом и свежей чашкой кофе, заказанной мной перед злополучной отлучкой в туалет.

Я уверенно, насколько мог, проследовал к своему месту, скосившись, по дороге, в сторону стойки. Там мирно беседовал Рэндалл, сегодняшний повар, обладающий потрясающим умением сжигания всех видов блюд из яиц, и, какая-то, незнакомая мне женщина. Она отпила кофе из чашки и скромно рассмеялась. Никто не обращал на меня внимания, лишь Рэндалл мельком бросил, ничего не значащий взгляд, в мою сторону. Что ж я был постоянным клиентом вот уже последние два года, чем-то вроде элемента интерьера. Ничего, сегодня все изменится.

Я подошел к столику, неловко сгреб куртку и попытался быстро ее натянуть. Естественно, это не вышло, я принялся возится, пытаясь попасть рукой в рукав и не поддаваться панике, которая волной цунами двигалась на меня, ускоряясь по мере тщетности моих попыток. Долли закончила петь, заиграл Джон Денвер. «Сельские дороги».

— О, это же моя любимая песня, прибавь немного! — женщина за стойкой игриво рассмеялась и стала тихонько подпевать, виляя бедрами и совершая ритмичные пассы руками в такт песни. Рэндалл направился к проигрывателю, еще раз взглянув на меня. Я, разобравшись, наконец, с курткой и достал из бумажника двадцатку, которую, показав ему бросил на стол. Он кивнул.

Я направился к выходу, бросив последний взгляд на стол. Денвер все уговаривал сельские дороги доставить его домой, это желание резонировало в моей душе как никогда. Но, что-то мне подсказывало, что домой я попаду нескоро. И, из обоймы постоянных посетителей «У Эбби» я, кажется, выпал.

Дверь распахнулась, обдавая меня томным жаром городского лета.