Мистика Севера

Андрей Ефремов (Брэм)

Описаны загадочные и таинственные истории, происходившие в разное время на севере России, в частности, в Якутии. Основная часть книги – это рассказы на основе писем и отзывов людей, прочитавших мою книгу «Мистическая Якутия». За что я им выражаю огромную благодарность. Несколько рассказов в этом сборнике – это расшифровка диктофонных записей живых бесед и рукописных заметок. Уверен, читателю будет интересно.

Слизняк

Мой давний знакомый Алексей Борисович Сухоруков — старый опытный речник, капитан малого рыболовецкого судна. Стаж работы на реке Лена на различных судах сорок пять лет. Часто выходил в море. Не курит, не потребляет, портрет ветерана до сих пор висит на доске почета в речном управлении.

Недавно он попросил меня отремонтировать ему дома телевизионную антенну — я же по специальности радиомеханик. Пришел к нему в субботний день, отремонтировал быстро, пропаял, где надо, сели чай пить. Разговор начался с его любимой темы — с рыбалки, затем плавно перешли на больную тему — на экологию. От души поругали предприятия, своими выбросами отравляющие природу. Так как директоры и владельцы этих предприятий «мыслят по государственному», то и борьба с нарушителями экологии, а уж тем более их наказание, выходят за рамки нормального человеческого понимания.

В августе 2018-го года алмазодобывающая компания АЛРОСА своими ядовитыми выбросами загрязнила реку Вилюй, в официальных средствах массовой информации эту проблему обошли стороной, тем не менее, народ всколыхнулся благодаря сарафанному радио. Конечно, Вилюй источник воды и пищи для находящихся вдоль русла поселений и городов, и вдруг такое: в реку попала техническая вода с содержанием железа, цинка, марганца, меди, других тяжелых металлов. Это же яд, вредный не только для человека, но и окружающей среды, флоры и фауны. Людям приходится брать воду из озер, а на зиму заготавливать для питья озерный лед. Рыба в реке массово гибнет.

Обсудили мутирующих рыб с двумя ртами, которых еще до этой катастрофы выловили якутские рыбаки, и пойманных карасей с похожими на человеческие зубами — это что-то необычное, страшное, и опасное. В девяностых годах в Верхневилюйске теленок с двумя головами родился, жуть. Люди говорили — это последствия проводившихся когда-то ядерных взрывов.

— Совсем природу загадили, буржуи!.. Ты думаешь, раньше, в советское время, такого не было?! Еще как было! Не в таких масштабах как сейчас, но было, гадили природу! В некоторых местах рыбу опасно было ловить — сплошь отравленная, опасная для здоровья.

— Борисыч, а что, и раньше мутантов ловили?

После некоторого раздумья он ответил:

— Ну, мутантов я не встречал, конечно. Это вот, в двадцать первом веке началось.

— А что-то необычное было в твою бытность?

— Было. Один раз в жизни было. На реке.

— Расскажи!

Борисыч засомневался. Но вроде как отплатить же мне надо за ремонт, шлепнул рукой по колену:

— Ну, лан, — это у него такое персональное выражение «ну, ладно».

Вот что он рассказал…

В конце навигации это случилось, осенью. Сейчас год точно не помню, где-то в середине восьмидесятых. В речном заливе перед подъемом на берег для зимовки, судно следует «разоружить», то есть снять с него все прибамбасы, все, что снимается, и все это складировать. Конечно, днем работали всей командой, а на ночь я оставался на судне совершенно один: во-первых, я в то время холостой был, никуда не торопился: во-вторых — романтика, то да се, расставаться с рекой не хочется.

Уже поздно вечером дверь своей каюты плотно задраил, и после ужина лег спать. Луна в иллюминатор светит, волна за бортом потихоньку плещет, на стенах каюты блики от волны играют. Тишь, покой, благодать.

Вдруг, слышу, что-то необычное происходит: волна шустрее заплескалась, по правому борту звук пошел, будто кто-то на судно карабкается, и при этом какие-то чавкающие звуки издает. Леры — это тросовое ограждение вдоль бортов — заскрипели, видимо, вышедший с воды опирается на них.

Удивился, помню. А как тут не удивиться? Ну, лан, поначалу безмятежно так, спокойно, размышлять стал: кто, да что? А вставать никакого желания — так обычно бывает, когда уже расслабился перед сном — ленное томление. Но, думаю, все равно подниматься придется, узнать, что там такое делается. По крайней мере, послать незваного куда подальше.

Однако следом что-то жуткое происходить стало: на палубе шаги, похоже на шлепки мокрой шваброй. Некто по палубе таким образом побродил, затем шлепки до моей каюты, слышу, дошли. Стоит, сопит как-то громко и странно, чмокает, булькает, иной раз схоже со свинячим похрюкиванием. Про то, что встать хотел — уже и забыл, в матрас вжался, одеяло повыше натянул, не дышу. В общем, не герой уже. Чувствую, не человек это. Страшно и омерзительно.

Вижу, это существо пытается дверь каюты открыть, но у него ничего не получается: задрайка влево-вправо чуть люфтит, но не открывается, я же ее изнутри застопорил. Запах непонятный, и речной донной гнили, распространяются по всей каюте, жуть. В животе холодно стало, неприятно, я уже весь в испарине. Сердце натурально в пятки ушло, мурашки по телу, озноб. Какое там томление — весь напрягся как бревно.

Существо еще с минуту постояло, почмокало, посопело взахлеб, и ушлепало. Думаю, сейчас еще в иллюминатор заглянет, сил хватило со страху по ребячьи одеяло на голову натянуть, ну, типа, меня здесь нет… А потом по борту будто огромный слизняк в воду сполз: шарк, плюх… Когда на судне ночью один находишься все хорошо слышно.

И тишина… Ну, лан… Лежу, значит, лишний звук издать и двинуться боюсь. Буквально оцепенел от страха. Не знаю, спал или нет, но с первыми лучами солнца на ногах был. Холодно.

Дверь открыл, смотрю, снаружи, на задрайке уже замерзшая грязь ошметками с размазанными илом и тиной, и на палубе следы непонятные, тоже размазанные. До правого борта не решился дойти, смотреть не стал, боюсь. Воды попил, каюту задраил, и бегом до дома.

Дома давай мыться. Долго от рук прилипший ил с грязной слизью отмывал — видимо, за леры держался, а может, от задрайки поналипло. Гадость! Тьфу!.. Неделю, наверное, ни спать, ни есть, толком не мог. И на судно вернулся только через две недели, когда более-менее успокоился. Хорошо, в нашей поликлинике врач, мой товарищ старинный, друг детства, больничный нарисовал…

— До сих пор понятия не имею, что это такое.

Старый речник громко отхлебнул уже остывший чай:

— Ну, лан… Может, это слизняк какой-то гигантский а, Андрей? Не знаю, что и думать.

— А я откуда знаю, Борисыч? С чего ты взял, что это слизняк был?… Да и вообще, может, приснилось?

— Ну, следы, гадость липкая, то, се… Вот, улитка, или там, устрица типа — вот такое склизкое что-то на ум приходит.

Признаться, меня этот рассказ очень даже впечатлил. Даже легкий специфический запах речного ила, кажется, почувствовал. Тем не менее, выразил недоверие:

— Ты, Борисыч, слышал когда-нибудь, чтобы улитка-слизняк хрюкала?

Борисыч отстраненно пожал плечами. Я проследил направление его отсутствующего взгляда: он смотрел на стоящую на кухонном подоконнике замызганную трехлитровую банку почти до верху забитую кривыми пластами чайного гриба.