Крыса солнце жрёт. Книга 1

Андрей Довгань, 2021

В мире, который по преданиям создан Всемогущим, вновь наступает мрачный период. Могучее королевство Тюльпанов пало под натиском Великой Унии Правии и Виртленда. Это большая победа на международной арене. Но ни огромная Велийсская империя, ни блистательный Эмират Хашимов не хотят терять свое влияние. Противоборство сверхдержав обостряется. Каждое событие может привести к страшной развязке. Слабые обречены стать лишь разменными монетами в коварных происках сильных. Выжившие, почуяв запах крови и страха, делаются еще беспощаднее. Жизнь в который раз теряет свою ценность, но как заведено у всех людей, в каких бы уголках Вселенной они не обитали, все преступления ловко оправдываются. Небольшое баронство у границ Великой Унии становится первой жертвой королевских амбиций сильного монарха Готфрида Висболда. Но барон Вук, несмотря на подлый заговор и попытку отравления, сдаваться не собирается. Более того, он готов посоперничать в жестокости с любым, кто придет к нему с огнем и мечом. В круговорот событий втягивается все больше и больше совершенно различных как по статусу, так и по характеру людей. Кому-то предначертано изменить ход истории, быть воспетым в героических песнях и стать символом своего народа. Кого-то ждут проклятия, забвение и тьма. Но всех, кто пытается обыграть судьбу, не минует одно. Боль и страдания, на которые обрекает их трудный путь борьбы за выживание и власть. В конце же всегда ждет Ангел Смерти. Найдет ли кто-то из участников игры способ остаться человеком там, где правят бал звери, и не быть зверем там, где еще помнят хоть что-то доброе о людях? И какова будет цена за это?

Глава IV. О странностях сердечных дел, последствиях грубого пьянства, а также о некоторых сторонах личности короля Готфрида Висболда

1

Мейнхард смотрел на Лунные горы. Их макушки прорезали небосвод и устремлялись ввысь, мужественно, и ничего не страшась. Пик Грома — главный колосс всего горного хребта вырастал более, чем на семь километров над уровнем моря. Самая высокая вершина Правии. Вокруг него выделялись Саградо, Перст Ведьмы и Маленький Монстр. Остальные уроженцы этой горной области не были столь значимы, но общий вид многочисленной семьи нерушимых гигантов внушал благоговение и смятенность. Гребень хребта укрывал густой снежный покров. Погода была ясная. Ни облачка. Солнце светило ярко, и пейзаж представлялся будто нарисованным. Природа порой создает столь прекрасные вещи, что человек должен понимать всю тщетность своих попыток покорить ее. И многие понимают.

Сын барона Вука не мог оторвать глаз от того, что он видел. Вид с этого холма заворожил его. Он, словно под гипнозом, сидел на коне и, не моргая, всматривался в Пик Грома. Его отпустили прокатиться. На удивление, юноша достаточно быстро заслужил доверие майора Астура. Он был расторопен и за всю последнюю неделю ни в чем не провинился, выполнял приказы исправно, и даже где-то проявлял смекалку, которая возвышала его в глазах Казимира. Потому тот и позволил Мейнхарду прогуляться за городом. Да и куда теперь возможно сбежать? Если он начнет чудить, его обязательно схватят и доставят назад. Дураков здесь нет.

Они уже продвинулись достаточно глубоко в Великую Унию, с того момента, как граф Астур узнал, что Мейнхард безупречно стреляет. Это был последний раз, когда Казимир гневно ругался на парня. С тех пор Вук-младший вел себя осторожно, а майор проникся к нему определенным уважением. Вкупе это предоставляло некоторые привилегии для новоиспеченного раба. И с каждым днем привилегий становилось все больше. Вот теперь он смог стать всадником, наслаждается днем без работы, имеет долю свободы, и все это под обещание вернуться к восьми вечера.

Мейнхард достал из кармана часы графа Астура. Тот дал их ему, чтобы следить за временем и не опаздывать. Опозданий Казимир не терпел. Однако, еще только шесть. Можно еще погулять. Юноша пришпорил коня и медленно двинулся вдоль холма. Теперь Мейнхард смотрел на Маленького Монстра. Из четырех именных вершин он был самым невысоким, но выглядел словно небольшой свернувшийся коренастый карлик. Сильный и мощный. Там, у подножия этого исполина располагается горка поменьше, где находится монастырь святого посла Стефана. Древний оплот веры. Одна из первых обителей монахов того времени, когда учение о Всемогущем только начало распространяться по земле. Очень давно это было. Монахи варят там отличный эль. Это не характерно для Правии, края вина. Но этот эль ценят даже в Виртленде, колыбели пива. Северяне — народ простой.

Монастырь окружают два ряда стен. Одни стены у подножия горы. Массивные, высокие и прочные. В былые времена они выдерживали ни один штурм, и многие пали под ними. Другой ряд находится выше, он призван защитить сердце монастыря. Капелла Звездного Круга — монументальное строение с витражами, кои считаются правским чудом света. Девять огромных стрельчатых окон: четыре в западной стене, четыре в восточной и одно, смотрящее на юг. Цветные стекла, играющие с освещением в свои невероятные игры, превращаются в изображения девяти чудес, сотворенных святым послом Стефаном, покровителем Правии. Он принес истинную веру в единого Всемогущего, он же и погиб за нее от рук проклятых язычников.

Со времен появления пороха никто не осаждал монастырь. Но в более древние времена здесь происходили кровопролитные битвы. Ни один снаряд катапульты, скорпиона, а позже и требушета, не попал в эти великолепные витражи и не затронул капеллу. Даже сейчас святой хранит это место.

Между первой и второй стенами располагались кельи монахов. Какие-то были в отдельно стоящих зданиях, какие-то находились в пещерах, созданных природой или человеком. Воздух в этих местах был особенно чистым и свежим. Кто-то говорил, что он лечит.

Одна из пещер уходила достаточно глубоко под землю. Там, под бдительной охраной монахов-воинов ордена Мудрой Благодати, покоился череп святого посла Стефана. Орден этот был создан с благословления верховного отца еще несколько сотен лет назад, когда власть его святейшества была неоспоримо крепкой, специально для охраны этих мощей. И состояла эта религиозная организация из двадцати воинов и батюшки-магистра. Денно и нощно молились эти люди Всемогущему, а в свободное время тренировались в военном искусстве, чтобы сложить свои головы, если придется защищать монастырь и веру. Никому они не подчинялись, кроме небес, и никто их не трогал, предоставляя полную автономию. Двадцать человек — не армия. Фанатики, сидящие в своих обителях, никому и не нужны. Повлиять на мир они все равно не смогут. Так и стал орден народной достопримечательностью, неотделимо связанной с монастырем.

Внизу же, прямо под холмом, Мейнхард уже оглядывал прекрасные сады Люменто, расположенного перед Лунными горами. Город был поделен на четкие прямоугольные кварталы, вокруг же был окружен четырьмя зелеными комплексами.

Первый комплекс был садом яблок, львиную долю которого занимали, как это ни странно, яблони. Назывался он садом Летиции, легендарной девы, которая по преданиям победила злого рыцаря Флавия, отравив яблоком. Его замок, твердыню страха и ужаса, Летиция разрушила, а на том месте посадила яблоневый сад, чтобы навсегда стереть из памяти людей трепет перед этим местом.

Второй сад именовали Колючим, так как здесь были высажены совершенно разнообразные хвойные породы деревьев, собранные с различных уголков света.

Третий комплекс носил гордое название: сады Мудрости. В нем возвышались древние, тысячелетние дубы, стволы которых были столь толстыми, что невозможно было обхватить их даже пятерым людям, вместе взятым.

Последний островок зелени являлся Лабиринтусом, где кусты были высотой около четырех метров, аккуратно выстригались садовниками, и создавали запутанные и хитросплетенные цепи прогулочных маршрутов, в которых было достаточно легко заблудиться. Потому на некоторых перекрестках там поставили мини-колокольни для подачи сигналов служащим, отвечающим за поиски пропавших.

Сам Люменто жил за счет туризма и лекарства. Войной здесь и не пахло. Климат у Лунных гор был великолепен. Многие ехали сюда отдыхать, лечиться, наслаждаться терренкуром, рекомендованным лучшими светилами целительской деятельности. Тут же находился Университет ботаники, зоологии и анатомии имени Луиджи Бруно, главное медицинское и научное учреждение Правии. Он занимал вместе со студенческим городком целый квартал, и был одним из самых древних университетов, когда-либо существовавших на землях Великой Унии. Учиться, работать и заниматься исследованиями в этом месте было крайне престижно. А архитектура зданий альма-матер, выполненная в стилях различных эпох, наслаивающихся друг на друга, создавала неповторимый эффект исторического столкновения времен.

Мейнхард направил свой взор на центральный квартал. Высокий шпиль дворца воеводы победоносно выделялся на фоне небольших, но аккуратных двух — и трехэтажных домиков. Улочки города были чистыми, убранными и опрятными. Но отсюда, с холма, Люменто казался игрушечным, словно осторожный мастер-великан сочинил, раскрасил и собрал это изумительное чудо, находившееся в окружении девственной и яркой природы, сотворенной и дарованной миру Всемогущим.

Там, в правом крыле дворца, и расквартировались солдаты графа Астура. Это был последний город, где нужно было подготовить встречу, возвращавшемуся в родные пенаты унийскому войску. Многие, раненые на войне с «цветочниками», остались здесь на лечение. Остатки рабов и пленных были распределены, и теперь Казимир мог двинуться со своими бойцами в ускоренном темпе прямиком в столицу, к самому королю. Что он и собирался сделать уже завтра, так как его больше здесь ничего не держало.

Свою часть добычи он предпочтет взять премией в виде денежных средств. Ни рабы, ни пленные в Виртленде не нужны. Своих наемных граждан, да крестьян хватает. Только Мейнхарда Казимир забрал бы, но, все-таки, это будет возможно лишь с позволения монарха. Астуры редко позволяли себе своевольничать.

Мейнхард ударил по бокам своего животного и пустился в обратную дорогу. Как раз успеет к восьми. Нужно показать майору, что он может доверять своему рабу-кутильеру даже в таких вопросах. Это обеспечит Мейнхарду еще больше поблажек в будущем.

Граф Астур отхлебнул из своей фляги. Огненная вода приятно согревала пищевод. Майор прогуливался по Колючему саду. Редко ему предоставлялась возможность вот так вот просто пройтись, отдохнуть и ничего не делать. Обычно в голове старого солдата постоянно звучали приказы, происходили баталии, роились мысли о том, что еще необходимо предпринять по службе. Сейчас он наслаждался запахом хвои. Графу особенно нравились ели. Это были его любимые деревья, и тут их было много. Тут даже росла твердая ель, которую особенно часто можно встретить в Астуршире. Этот вид источал самый сильный аромат хвои среди всех своих побратимов. Казимир наслаждался этим запахом, напоминавшим родные земли. Холодные, но столь обожаемые майором. Да, скоро он сможет очутиться в своих краях и отдохнуть. Он славно послужил, нужен отдых. В конце концов, подумал майор, годы все-таки берут свое. Колени вечером начинают болеть. Утром, бывает, спина разгибается с трудом. Конечно, он еще сможет изрубить в куски многих, кто считает его стариком. Но еще лет пять-десять и вряд ли Казимир останется прежним. Ангел Смерти начнет свой путь в сторону благородного воина и, со временем, настигнет Казимира, отправив его в другой мир своим Ледяным палашом, которым по преданиям дух подводит черту на этой земле под жизнью каждого человека. А что потом? Пекло или божественные сады? Граф Астур никогда серьезно об этом не задумывался.

Он тряхнул головой и сказал сам себе вслух:

— Да нет, Казимир! Пять-десять лет, пускай так. Но я их проживу без этих чертовых размышлений. Каким меня Всемогущий создал, то я и делал. Я — его творение, потому мне винить себя не в чем. Что создал, то и получил.

Казимир Астур верил в высшие силы, верил в то, что создатель этого мира один, но все-таки майор имел свои взгляды на религию и не очень почитал ее представителей среди людей.

Внезапно граф услышал шум шагов. Дорожки в садах Люменто в большинстве своем были выложены гравием. Ухо майора отчетливо ловило гремучий звук этой горной породы. Через минуту он увидел Мейнхарда. Тот бодро шагал в его сторону. Подойдя к своему господину, юноша почтительно произнес:

— Мастер-офицер! Я прибыл ровно к восьми, как вы и приказывали. Ваши часы, — третий сын барона Вука протянул Казимиру его вещь. Майор с любопытством посмотрел на парня, взял часы, проверил время и удовлетворенно сунул их в карман.

— Молодец! Но как ты меня нашел?

— Капитан Росс подсказал. Я специально прискакал пораньше, поставил коня в стойло, а потом отправился на ваши поиски. Как видно, я правильно рассчитал время.

— Смекалка — это самое главное для солдата. И не только для рядового бойца, но и для офицеров. В том числе, не побоюсь этих слов, для маршалов. Простой ты воин или полководец, если не будет у тебя смекалки, то грош цена твоим военным талантам, — Казимиру явно начал нравиться Мейнхард. — Что ж, там недалеко отличное место есть. Просторное. Там и потренируемся.

— Мы будем сегодня тренироваться?

— Будем. Хочешь нормально держать меч в руке, должен заниматься каждый день. День отдыха — это не причина отказываться от тренировки.

— Но у меня нет оружия.

— Я взял с собой учебные мечи. Они привязаны к седлу моего коня, он в конюшнях при входе в сад. Сбегай, возьми. Вот медальон с номером стойла. Покажешь привратнику.

Потом Казимир объяснил Мейнхарду, где он будет его ждать, и они разошлись. Майор зашагал медленно, желая еще немного насладиться воздухом и любимыми запахами. «Да, — думал про себя граф, — из этого щенка может выйти реальный толк. Мало того, что он великолепно стреляет, но еще все-таки не так глуп, как порой может показаться. Бывал заносчив, но быстро смекнул что к чему. Нет, он не стал раболепным, он в общем-то совсем не трус. Он просто понял где нужно молчать, где говорить. Хм, если Готфрид даст добро и не будет против, я его и правда сделаю своим кутильером. Все лучше, чем быть убитым собственными братьями-выродками. Да и от рабства его освобожу. Негоже это человеку, да еще благородному, быть рабом».

Пройдя к довольно крупной поляне, окруженной лиственницами, Казимир осмотрелся. Трава была выкошена, здесь часто собирались студенты и валялись под солнцем в свободное время. Сейчас уже никого не было. Небесное светило раскраснелось, готовясь к заходу за бесконечный горизонт, и зеленые кроны деревьев пропускали кровавые проблески.

Майор снял свой плащ и светло-коричневый дублет. Аккуратно все сложив, он разместил вещи под ближайшим деревом. На них положил магерку. Пояс с саблей также бережно повесил на крепкий сук, торчащий из ствола. Появился Мейнхард. В руках у него были обернутые в темную ткань мечи.

— Быстро обернулся, — молвил майор. — Ладно, готовься и вставай в позицию. Нечего терять время.

Буквально через пять минут Мейнхард весь был в синяках. Ему отшибли фалангу безымянного пальца правой руки. Из ссадины по капле стекала кровь. В конце концов, рука ей пропиталась и рукоять меча начала слегка скользить во время резких движений. На плече раба-кутильера вырос здоровенный кровоподтек. В падении Мейнхард содрал себе еще и левую коленку, попортив штаны.

— Так, конечно, мечом не дерись, но вот тебе интересный прием для сабли, — Казимир резко прокрутил меч, обманул Мейнхарда и слегка коснулся кончиком оружия виска Вука-младшего. Удар был наилегчайший, но это все равно было неприятно.

— Это почти верная смерть. Если крепко бить, конечно. Кто выживает, становится растением на всю жизнь. Так что лучше не выживать. А еще лучше не пропускать такого удара самому и наносить его другим. Но запомни, я повторяюсь, это движение только для сабли. Так достигнешь максимального эффекта.

— Я понял, мастер-офицер.

— Продолжим.

Ученик весь взмок под натиском учителя. Силы улетали быстро. Граф Астур, несмотря на почтенный возраст, был очень быстр. В конце концов, руки Мейнхарда бессильно повисли, и он начал пропускать удар за ударом, тычок за тычком. Через короткий промежуток времени, Казимир подставил парню хитрую подножку, несильно подтолкнул плечом и тот растянулся на земле, даже не пытаясь уже встать.

— Ну вот и все! Думаю, на сегодня достаточно, — решил майор.

— Да, хватит. У меня уже нет сил, — задыхаясь, прошептал Мейнхард. — Вы снова меня отделали, как сопляка.

— Ты и есть сопляк. Впрочем, смею заметить, что прогресс все-таки имеется. Твои движения стали плавнее, увереннее и быстрее. Ты этого, может быть, не замечаешь, но главное, что я вижу.

— Это правда? — третий сын барона Вука приподнялся на локтях и довольно посмотрел на графа.

— Я не вру, ты знаешь. Не задавай идиотских вопросов и не порти картину положительных впечатлений о тебе, — жестко сказал Казимир. Впрочем, глаза его скорее улыбались, нежели сердились.

— Так точно, мастер-офицер! — Мейнхард стал подниматься. Он растянул рот до ушей, пытаясь скрыть это от майора. Тот все-таки заметил, но не отреагировал. «Хороший знак», — решил юноша.

Они возвращались через аллеи Колючего сада. Граф Астур потягивал из фляги, был в наивысшем расположении духа, насвистывал себе что-то под нос. Хозяин и раб, оба молчали. Им было о чем подумать.

Вдруг они увидели людей, идущих навстречу. Уже начало темнеть, и невозможно было сразу разобраться кто впереди. Наконец, когда очертания фигур несколько приблизились, Мейнхард произнес:

— Мастер-офицер, впереди солдаты! Но только трое. В центре женщина. Точнее девушка.

— Да, так и есть, парень. Я узнаю ее. Леди Эдон, дочь майора Эдона, графа Эдонфолда. Единственная его дочурка. Жена не обделила графа детьми: у него семеро сыновей и одна представительница прекрасного пола. Он в ней души не чает.

Когда Вук-младший и майор Астур были уже совсем недалеко от дочери графа и ее эскорта, Мейнхард смог наконец рассмотреть девушку в свете освещавших ее факелов, которые несли сопровождающие. Она была невысока ростом, достаточно полновата, с круглым, но добродушным лицом, в верхней части которого сидели огромные янтарные глаза. Русые волосы были заплетены сзади в толстую и длинную косу. Курносый нос, неожиданно, придавал лицу очень милое и участливое выражение. На миг Мейнхарду показалось, будто что-то страстное, прекрасное и роковое есть в ней и ее движениях. Он с ужасом почувствовал, как напрягаются его чресла.

— О, мужественный рыцарь! Мы снова видимся, и здесь? — произнесла леди Эдон своим певучим, сладким голоском, увидев Казимира. Ее речь звучала немного пафосно, но это придавало ее словам какой-то особый любовный романтизм. Так подумал Мейнхард. Граф Астур отвесил самый почтительный поклон.

— Это так, милая леди! Рад видеть вас снова. Но, если я мог бы догадаться, что мужчины делают в столь поздний час в этом тихом месте, то уж точно буду удивлен и смущен, увидев здесь в вечернем полумраке такую молодую и прекрасную особу как вы. Разве такое может быть? — впервые Мейнхард услышал настолько вежливый тон из уст майора. Впрочем, он еще ни разу не присутствовал при общении Казимира с женщиной благородных кровей. Тем более в спокойной и неофициальной обстановке.

— Я гуляю. Я люблю гулять. Особенно с того момента, когда начинает темнеть и вплоть до наступления ночи. Вечером тихо и свежо. А лекарь как раз прописал мне умиротворение, тишину и чистый воздух, — ответила девушка, мечтательно блуждая глазами.

— Да, примите мои соболезнования. Слышал, что вы перенесли тяжкую лихорадку, — сочувственно покачал головой граф.

— О, я уже вполне здорова! Слава Всемогущему, болезнь не попортила мое тело.

— Да, вы бодры и благоухаете, словно роза в период своего расцвета.

— Не льстите мне, майор! Не такая уж я и красавица, — улыбка леди Эдон придала ее личику кокетливость, которая заставила Мейнхарда смутиться еще больше. — А кто ваш прелестный спутник?

Казимир кашлянул, несколько смешанно поглядел на своего протеже, и прохрипел:

— О, леди, вам не стоит обращать внимание на этого юношу. Он всего лишь мой раб.

Третьему сыну барона Вука захотелось вырвать майору язык. Но он уже инстинктивно склонился в раболепном поклоне. Не в его интересах было загубить те достижения, коих он добился. «Нет, все-таки щенок, реально, молодец! — вскинул брови граф Астур. — Есть у него будущее!»

— Я не люблю рабства, майор! Хоть я и правийка до мозга костей, но я считаю владение людьми, как собственностью, пережитком прошлого. Прошу, не называйте при мне этого человека рабом, — голос девушки был мягок. Мейнхард чуть не бросился пред ней на колени.

— Как прикажете. Я не могу отказать вам, милая леди! Тем более мне будет приятно исполнить вашу просьбу, так как я тоже против того, чтобы люди были рабами. С этим парнем вышла особая история.

— Какая же? Я сгораю от любопытства, — леди Эдон чуть ли не подпрыгивала в предвкушении интересного рассказа.

— Может быть поведаю вам как-нибудь, в другой раз. Такие повести лучше не рассказывать молодым особам. Ваше сердечко создано для любви и нежности, а не для жестокости и беспринципности этого скверного мира.

— Благородный рыцарь, вы пугаете меня! — янтарные глаза дочери графа Эдонфолда выражали наигранный страх. — Я не думаю, что я столь мала, чтобы не понимать суровой реальности, окружающей меня. Мне семнадцать, и я не такая глупая, какой могу показаться.

— Не смел даже мысли допустить, что вы глупы! — воскликнул Казимир. — Прошу простить меня, если позволил вам так предположить.

Леди Эдон сменила тему.

— Хорошо, я вас прощаю. Представьте меня этому симпатичному молодому человеку. Может вы и одарили его нелестным статусом, но я вижу, что в нем течет благородная кровь.

— Ничего от вас не скрыть, юная леди! Он действительно из наших. Зовут его Мейнхард, — майор улыбнулся, что выглядело несколько странно для его серьезного и строгого лица. Он повернулся к юноше. — Это леди Эдон, дочь графа Эдона, майора Сухопутных боевых сил Великой Унии, владетеля земель Эдонфолда. Будь с ней особенно любезен.

Мейнхарду не нужно было повторять последнее предложение дважды. Он снова отвесил леди Эдон поклон, но уже не как раб, а как сын барона Вука. С достоинством, полный мужества и чести. Она сделала реверанс и с большим интересом посмотрела на него.

— Вы обладаете манерами рыцаря, милостивый государь, — слова девушки заставили сердце Мейнхарда забиться быстрее.

— Если бы я мог быть рыцарем, вы бы во мне не разочаровались, милая леди. И когда-то я был посвящен в рыцари.

— Да, — прервал их майор Казимир. — Но здесь это не имеет никакого значения. Ты уже не рыцарь. Впрочем, по мне, так рыцарем становятся не когда получают титул, а когда окропят его кровью в бою.

— Слова майора Астура справедливы, — молвила юная леди, — но я уверена, что вы, Мейнхард, с честью подтвердили бы свой титул. А какого вы рода?

— Я рода Вуков.

— Вуков? Я знаю, есть баронство Вуков. Какое совпадение!

— Это не совпадение, моя леди, — особенно выразительно произнес Мейнхард последние два слова. — Я — сын барона Вука.

Глаза девушки округлились от удивления.

— Но как?.. — начала было она, но Казимир снова встрял.

— Так сложились обстоятельства, леди Эдон. Тут уж ничего не попишешь, — голос Казимира был вновь неумолим, отдавал хрипотцой. — Нам пора идти. К моему глубокому сожалению, я вынужден откланяться. И мой подопечный тоже.

Леди Эдон молча и холодно посмотрела на майора, затем перевела взгляд на Мейнхарда, и тот отметил, что к нему девушка похоже, наоборот, испытывает жалость и уважение.

— Меня зовут Марта, Мейнхард Вук! И я все равно считаю вас рыцарем. Рыцарь — это не титул. Рыцарь — это состояние души, — слова ее были легки, деликатны и столь сладки сердцу раба-кутильера, что он будто врос в землю, подобно упрямому ослу. Майор Астур жестко схватил его под локоть и уволок прочь в беспросветную тьму ночи, окутавшую Колючий сад.

Мейнхард ждал, что майор разорвет его на части. Прямо здесь, в темноте, пока никто не видит. И какого демона он так беспечно позволил себе лишиться рассудка? Ну девчонка, и что? Не видел он их, что ли?

Казимир шел рядом, словно клещами держа его под руку. «О Всемогущий, у него пальцы похоже из стали сделаны!» — морщился Вук-младший от боли. Юноша слышал угрюмое сопение у его уха. Недобрый знак.

— Ты понимаешь, что пока ты — раб, ты даже смотреть на нее не можешь во все глаза? — раздался вдруг железный голос графа Астура. Гравий шумно скрипел под их ногами.

— Понимаю, — печально отозвался Мейнхард.

— Так а чего ж ты пялился на нее, как баран на новые ворота, а? — странно, но парню показалось, будто майор слегка обеспокоен чем-то.

— Я… Я не знаю.

Неожиданно Астур схватил Мейнхарда за плечи и развернул к себе:

— Мейнхард! Ты — раб. Если вдруг кто-то подумает, что ты заглядываешься на свободную дочь почтенного графа, тебя кастрируют заживо!

— В Виртленде я не буду рабом. Вы сами говорили, мастер-офицер.

— Да, демоны меня раздери! Но в Правии ты — раб. А главное, что даже если получишь свободу, то кто ты такой де-факто? А уж тем более для Великой Унии? Что ты сделал для этих земель? Или твой отец выступит от твоего имени? Когда это бароны, правители государств, позволяли своим отпрыскам делать выбор партнера для брака самим, без политической составляющей, то есть просто по любви? А если у власти твои братья? То у тебя, как только они прознают, что ты вновь свободен, через минуту ни титулов, ни состояния, ни доброго имени не будет. На официальном уровне. Парень, пойми. Если такое произойдет, то граф Эдон освежует тебя, и никто, даже я, не сможет ему помешать.

Мейнхарда, конечно, поразило, что граф Астур стал таким заботливым по отношению к нему. Но вдруг природное чувство гордости и собственного достоинства вновь пробудилось после длительной спячки.

— То есть мне теперь даже в сортир сходить нельзя? Там меня тоже могут убить, потому что рабам самое место срать под кустами?

Третий сын барона Вука сам удивился, как смог уклониться от кулака, летящего ему в глаз. Но в следующий миг тупая боль пронзила грудную клетку. Он стал задыхаться и повалился на колени, хватаясь за плащ майора.

— Ты, щенок, вновь забылся? А я-то уж начал полагать, что ты все-таки чего-то стоишь.

Мейнхард хотел ответить, но не хватало воздуха. Удар в солнечное сплетение был отличным.

— Я хотел взять тебя с собой завтра, но, пожалуй, пропади оно все пропадом! Останешься здесь, со всеми рабами. Перейдешь в подчинение воеводы Базиле. И пускай Всемогущий помогает тебе, раз ты лучше знаешь, что тебе нужно. Жаль твои некоторые таланты, но бабы еще нарожают умельцев.

— Май… Майооор! Кха-кха! — юноша еще не мог нормально изъясняться. — Подожди… Кха! Подождите.

— А чего тут ждать? Я тебе давал шанс. Ты все профукал.

— Я не… Я не могу порой… Вы же не хотите этого! — Мейнхард, наконец, встал. — Вы же не хотите этого делать! Я снова не смог себя сдержать. Но я стараюсь. Вы же видите, мастер-офицер.

— Ты мнишь себя человеком благородным. Рыцарем, как ты недавно изволил выразиться.

— Но ведь, мастер-офицер, откровенно говоря, это не совсем неправда. И вы это знаете.

— Знаю, парень, знаю. Поэтому ты еще не кормишь своим мертвым телом ворон.

— Дайте мне еще шанс. Я исправлюсь.

— Ну раз ты рыцарь, как ты говоришь… — граф Астур некоторое время колебался, но это длилось лишь секунду. — Тогда клянись. Клянись своей рыцарской честью и всем, что тебе дорого, что будешь делать то, что я говорю. Я не любитель пафосных и изысканных фигур речи, потому не требую от тебя столь громогласных заявлений за просто так, нет. Я даю тебе свое слово чести, а какая-никакая она есть и у меня, что я сделаю из тебя солдата. И если ты сам не просрешь свой талант, твое имя еще загремит. Тогда и отомстишь всем тем, из-за кого ты оказался в такой паршивой ситуации.

— Клянусь. Клянусь своей честью и своей жизнью. Клянусь именем моего дома, дома Вуков, — Мейнхард верил в свои слова. Верил в то, что станет тем, кого видит в нем Казимир Астур.

— Бери мой кинжал, режь себе руку и клянись на крови!

Мейнхард, не задумываясь, схватил оружие, провел по ладони и, обхватив лезвие, повторил свои слова.

— Тем лучше, — удовлетворенно сказал граф Астур. — Помни этот день. Сейчас я общался с тобой, как со свободным человеком. Но вольную я тебе пока официально не дам. Заслужи ее. Докажи, что достоин своей клятвы. Теперь уж посмотрим, чего ты стоишь на самом деле.

— Я сделаю это. Будьте покойны, мастер-офицер, — Вук-младший потер грудь. Еще болело.

— Поглядим. А теперь пошли в кабак.

Мейнхард чуть не подавился.

— В смысле?

— В прямом. Тебе надо нажраться. Ты юн, мужская сила в тебе играет, даже если ты сам этого не осознаешь. Отравление алкоголем в данный момент для тебя наилучший способ. Завтра у тебя и мыслей не будет о бабах. То есть будут. И даже очень. Но больше всего тебя будет волновать: как бы тебе не сдохнуть.

— Но я не хочу.

— Хочешь страдать и мучиться? Думаешь, я не видел, как ты смотрел на леди Эдон?

— Да она не одна такая.

— Не одна, согласен. Но спроси себя сейчас, ты не почувствовал чего-то особенного, увидев ее? Если почувствовал, а так и было, то она-то может и не одна, но твоя душа вряд ли смирится с выводами твоего разума. Пить — не лучший способ. Но в данном случае он будет весьма оправдан. Впрочем, это единственное, что я могу сейчас тебе предложить. Не хочешь, иди спать. А мне надо выпить. Водка не берет. Нужен ёрш.

— Я с вами, мастер-офицер.

Они двинулись в путь. «Вот демоны проклятые! — думал про себя Казимир. — И на черта я так привязался к этому сопляку? На кой он мне? Вожусь с ним, словно он мой сын. Как будто мне проблем с собственными драгоценными чадами не хватает! Да, я конечно был поражен, как щенок стреляет, ну и что? Он что, один такой? Вообще, конечно, такой меткости я никогда не видел. А уж я всякого повидал. Твою мать, опять колени начинают болеть. Вот и знак. Ты на самом деле стареешь, несчастный хрен! Отсюда эта сентиментальность. Ишь ты, клятву с него взял! А то многие в этом мире держат данное ими слово? Таких днем с огнем не сыщешь. Есть, безусловно, фанатики, вроде Альберта фон Кёнига. Но это исключение. А оно лишь подтверждает правило. Вляпаюсь я с этим паршивцем, как пить дать, в нелепую историю. Еще бы головы не лишиться. Правда, все равно помирать рано или поздно. Эх, чего сделано, того не вернуть! Может и получится, как я думаю. Я вроде в бойцах никогда не ошибался. С другой стороны, все бывает впервые. Прочь эти мысли, прочь и долой! Я еще покувыркаюсь. Так просто ты меня не заберешь, Ангел Смерти! Кукиш тебе, мерзавец, а не майора Астура!»

«Странный человек, — Мейнхард шел рядом, тоже погруженный в свои размышления. — Вроде купил меня в рабство, а в тоже время и спас. Сказать, что я в положении настоящего раба, так мне грех жаловаться. Многие невольники уже покинули этот мир, пока мы ехали. После тех стрельбищ, барон Ланге так и не простил Йургену того, что тот толкнул его случайно в самый неподходящий момент. Этот высокородный гад бил и унижал провинившегося раба, пока тот не решил, наконец, бежать. Тут уж знаменосец майора окончательно отыгрался на нем. Убил Йургена из своего поганого ружья, как собаку. Еще и поиздевался, прострелив сначала парнишке обе руки, а потом только добил пулей в голову. Сука! А майор все это позволил, и сам еще смеялся. А теперь вот учит меня сражаться на мечах, а еще и оберегает от всяких возможных неприятностей. И обещает научить искусству войны, и помочь мне стать свободным. А ведь отпусти он меня сразу, куда бы я пошел? Братья меня уничтожат, если я вернусь в замок. В Великой Унии я — никто. Попасть в земли Виртленда я смог бы только через Правию. А тут уж неизвестный бездомный бродяга наверняка стал бы рабом у первого же попавшегося ему навстречу благородного ублюдка. Да уж, Всемогущий, твои пути воистину неисповедимы!»

Мейнхард посмотрел на темное звездное небо. Сверчки пели свои ночные серенады. Ночь накрыла город своим волшебным одеялом и все вокруг словно заснуло, укутавшись в него потеплее. Только вдалеке светилось окошко кабака «Пик Грома», куда и направлялись двое этих разных, но в чем-то, нашедших странное притяжение друг к другу людей.

— Эх, Мейнхард, ежели б ты только знал, как у меня с моей первой бабой дела обстояли, то ты бы так не заморачивался! Слово даю, — после пятой кружки пива, смешанной с водкой напополам, даже у Казимира голова загудела.

— Да неужто, мастер-офицер? — Вук-младший был изрядно пьян, но еще соображал.

— Так и есть, паренек, так и есть. Хочешь расскажу?

— Конечно. Я весь внимание.

— Звали ее Руби Фриволт, дочь барона Фриволта. Фриволты — старый род, давно существуют на моих землях и верно служат дому Астуров. Но тогда я был таким же щенком, как и ты. Отец смолоду таскал меня по шлюхам. Не мог же мужчина опозориться перед почтенной леди в первую брачную ночь? Но мне хотелось большего. Я неплохо держал меч в руке (не познал еще всей прелести сабли), да и в мужской силе уже кое-что понимал. Ха, на самом деле был еще большой вопрос, кто искусней в постели: шлюха или Руби? Но мне было все равно, да и ничего я тогда в этом не смыслил. Я увидел эту прекрасную девушку и влюбился. Да, без памяти влюбился. Как сейчас помню ее темные, томные губы и эти красивые рыжие волосы. Я решил, что она будет моей. Даже если придется жениться. Какой же олух я был!

— Вы добились своего?

— Добился. Казимир Астур всегда добивается своего! — майор стукнул кружкой по столу. — Во всяком случае в те времена всегда добивался. Эта стерва не смотрела на меня. Вообще никак. Но я проявил смекалку. Ночью я прокрался в их замок. Тоже мне замок! Твою мать, до сих пор Фриволты именуют этот сарай замком! Не было ничего проще, чем проникнуть туда.

— И вас не поймали?

— Куда там?! Какова крепость, такие же в ней и солдаты. В общем, я похитил ее любимого кота Лохматика. Эта рыжая бестия любила проклятого мышелова с идиотским именем больше, чем всех тех, кто побывал в ее постели. Наверное, потому что мышей она боялась сильнее, чем окончания времен. Поднялся такой шум, что описать страшно! Ее отец приперся к моему и объявил о пропаже, словно Лохматик являлся его первым наследником. Думаю, Руби заставила его это сделать. Она умела настоять на своем. Тем более в отношении такого остолопа, как ее отец.

— А что сделал граф Астур-старший?

— Да выставил дурака за дверь! Признаться, мне даже жалко было беднягу. Барон все-таки. Но что поделаешь?

— Ну, а потом? — майор уже двоился в глазах Мейнхарда.

— А потом я предстал перед ней в лучшем своем наряде, с Лохматиком под мышкой, и заявил, что нашел его, когда он игрался с козлячим говном в каком-то трактире. Точнее, я как бы случайно оказался в трактире, когда ехал к леди Фриволт, чтобы еще раз высказать свои чувства, а тут вдруг неожиданно и обнаружил Лохматика. Я поведал ей страшную историю о том, что пока этот балбес игрался с какашками, его как раз удумал поймать какой-то бродяга. Но я мужественно спас кота.

— И она поверила?

— Конечно! В то время у нас были некоторые проблемы с продовольствием, урожай не выдался. Крестьяне и горожане победнее начали даже отлавливать бездомных животных, чтобы было чем забить желудок. Голод всех превращает в хищников. Когда хочешь жрать, то меню не выбираешь, Мейнхард.

— И цель была достигнута?

Майор отхлебнул, но в рот попало далеко не все. Часть напитка промочила усы, другая часть стекала по подбородку.

— Похоже, и я надрался, — язык графа начал заплетаться.

— А я ни в одном глазу! — провозгласил Мейнхард.

— А то и видно, как тебя пошатывает, — усмехнулся Казимир. — Мне-то не лопочи.

— Как скажете, мастер-офицер, — юноша улыбнулся, словно умственно отсталый. — Так все-таки, получилось вкусить сей прелестный плод?

— Да, демон меня возьми! Еще как! Руби растаяла в моих объятиях и дала то, чего я так вожделел.

— В итоге, вы поженились, верно?

Глаза графа Астура слегка увлажнились. Мейнхард от удивления даже немного протрезвел.

— Да нет, конечно, — сказал Казимир изменившимся голосом. — Все осталось при нас. Она продолжала гулять. Мне со временем эти любовные утехи тоже надоели. Старого Фриволта прикончил Ангел Смерти. А его сын оказался настоящим бароном, не в пример отцу. Он узнал, какова его сестра на самом деле. Провел показательный процесс, не побоявшись огласки. Руби отправили в монастырь. Опозоренную, презираемую и никому ненужную. Через год она покончила с собой, наевшись какой-то отравы для крыс. Ничего она так и не сообщила о нашей связи, хотя думаю ее и били, и пытали, чтобы понять, как много людей нанесло почтенному дому оскорбление. Какой бы легкомысленной девицей она не была, я чту ее память. Для меня она много значила.

Мейнхард молчал, потом набрался мужества или питье одарило третьего сына барона Вука этим качеством, и он спросил:

— Вы отомстили? Ведь нужно было…

— Заткнись! Барон служил мне преданно. На войне с «цветочниками» он сражался как лев. Я бы на его месте поступил также, и не дай Всемогущий мне оказаться на его месте! — твердо сказал граф Астур. — Главное в этой жизни — следовать правилам и принципам. Не тем, что прописаны всеми, парень. А тем, что живут в твоей душе.

Майор приложил руку к груди и сжал ее. Мейнхард посмотрел на него, но даже, пропитавшись насквозь парами зеленого змия, смог увидеть всю боль и страдание, отражавшиеся в глазах Казимира.

— Мне жаль, мастер-офицер, — неуверенно промолвил раб-кутильер.

— Да ладно. Это все былое. Хей, хозяин! — заорал граф. — Быстро сюда.

Мейнхард увидел, как трое недобрых людей за столом на другом конце помещения подозрительно поглядели на майора. Тощий кабатчик «Пика Грома» мигом подбежал к Астуру.

— Что угодно, милостивый государь?

— Тащи еще вашего пойла, которое вы пивом зовете!

— А чего это вам наше пиво не нравится? — заорал здоровый амбал из тех, кого приметил Мейнхард. Детина встал. По его лицу было видно, что разговаривать он не очень любит. Человек действия. Пускай и необдуманного действия.

Казимир уставился на него пьяными и удивленными глазами.

— Я все принесу, — быстро затараторил кабатчик. — А ты, Куик, рот закрой! Не видишь, благородные люди здесь сидят? Тебя еще не хватало.

— Да они все тут благородные. Так себя кличут, — прогрохотал амбал. — А на деле от их благородства и следа не остается, когда их лупишь хорошенько.

Граф Астур просто встал, держа кружку с ершом, и подошел к Куику.

— А скажи мне, почтенный, ты много отлупил благородных? — спросил Казимир и не дав опомниться амбалу, разбил кружку об его голову. Куик лишь пошатнулся, но следующий удар был в пах. Товарищи забияки сидели молча, боясь шевельнуться. Майор же схватил табурет и стал наносить удар за ударом по голове упавшего Куика. Через минуту лица амбала было не узнать, все оно было в крови. Казимир отбросил табурет и крикнул снова:

— Пива, кабатчик! Точнее этих помоев.

Хозяин быстро обернулся и на столе стояло четыре кружки со стекающей по ним пеной. Майор уселся, выплеснул половину, и долил остатки водки из фляги:

— Твою мать! — выругался Казимир. — Тут на две кружки точно не хватит. Кабатчик, водка есть?

— Конечно, как прикажете. Все будет.

— Так неси. Сдается мне, мы тут надолго.

Мейнхард смотрел на то, как дружки выносят амбала с пробитой головой из кабака. Он почувствовал непреодолимое чувство уважения к майору. И парень особо возгордился, что является помощником этого человека.

— Спасибо, мастер-офицер!

— А? Чего? За что? — Казимир терял ориентацию. Мейнхард сделал огромный глоток и вдруг понял, что ему нужен отдых. Он рухнул головой на стол и уснул, промямлив: — За все, масте…

— А! Обращайся, — невнятно ответил майор Астур. Он пил, с трудом подпирая рукой голову, и вспоминал Руби. Да, хорошая была девица. Граф даже скучал по ней. Он обожал Лиллиан, свою жену, подарившую ему детей, но первый опыт настоящей любви Астур получил именно с Руби. Как же недалек этот щенок! Как осуждающе он посмотрел на майора, когда Казимир заявил о преданности Джарода Фриволта. Как можно обвинять благородного человека в том, что он погубил, обесчестившую славное имя сестру? Человека, который столь храбро сражался за короля и так героически пал от пули неприятеля.

Граф Астур отпил еще. Все, что его окружало, вдруг поплыло перед глазами. Так храбро сражался, и так храбро пал… Кабатчик наливает водку в кружку. Хороший человек, понимает все с полуслова. Сражался, как лев! Пуля неприятеля прямо в затылок. Вот чудеса! Майор вспомнил, как спустил курок. Он редко промахивался. В суматохе битвы никто не заметил. Пуля сразила Джарода. А чья пуля? Да кто теперь разберется. Что этот щенок знает о мести?

Мейнхарда снова выворотило наружу. В голове гудело, на языке привкус дерьма, губы слипались. Он блевал уже в третий раз за сегодняшнее утро. Слезящиеся глаза щипало, веки отяжелели и все время опускались. Вук-младший чувствовал, как распухло его лицо. Как же тяжело ему было! Член стоял, как бравый солдат королевского полка. Но от одной мысли о любовных утехах Мейнхарду становилось только хуже. Дверь в прекрасный кабинет, отданный воеводой Базиле в распоряжение графа Астура, с шумом распахнулась. О, какой грохот! Голова юноши чуть не лопнула. Боль была ноющей и очень сильной. Казалось, что виски сжимают тисками.

Мейнхард посмотрел красными, воспаленными глазами на вошедшего. Майор, что б его демоны взяли! Казимир выглядел бодро, хоть и бледнее обычного. Надо сказать, что Астуру было тоже не по себе. Спина разгибалась с трудом, опять ныли колени, сухость во рту невыносимо раздражала. Мозг соображал не так ясно, как обычно. Тем не менее, майор не мог себе позволить дать слабину. Необходимо выдвигаться в путь. Через несколько дней они въедут в столицу, где их ждет король Готфрид.

— Что, паршиво себя чувствуешь? — поинтересовался Казимир.

— Не очень хорошо, мастер-офицер, — прокаркал Мейнхард, не узнав собственного голоса.

— Я тебе говорил, что сегодня ты вряд ли будешь вздыхать по даме твоего сердца, — усмехаясь, майор уселся в роскошное кресло. — Я вот тебе принес бутылочку вина.

Лицо Мейнхарда перекосило от отвращения.

— Меня сейчас снова вырвет.

— Да, но выпить придется. Вчера мы, откровенно говоря, выжрали немало. Но хуже всего, что пили мы редкостную шмурдячину. Хороший эль здесь есть только в монастыре. Не знаю, какого черта они его не поставляют в город? Пиво в Правии — просто гадость. А еще смешанное с водкой. Бррр! Меня, парень, даже в дрожь бросает, как вспомню, что мы пили. С тем же успехом можно было наглотаться мышьяка.

— И вы еще хотите заставить меня продолжить банкет?

— Нет, конечно. Я буду тебя лечить, и только. Вино в Правии — одно из лучших в мире. По правде сказать, его и стоило пить, но нажраться им тяжело, а цель была такая. Я принес крепленое. Одна тысяча триста двадцать седьмого года. Более трехсот лет, Мейнхард. Оно достаточно крепкое, чтобы немного привести тебя в норму. В тоже время оно достаточно качественное, чтобы не травануть тебя еще больше. Так что советую выпить.

— А вы?

— А я тоже буду пить. Неужто позволю тебе одному наслаждаться этим красным Петрарским? Хотя наши языки сейчас вряд ли оценят питие по достоинству, но везде есть свои минусы и плюсы.

Выпив бокал вина, Мейнхард действительно почувствовал себя лучше. Оно было на вкус словно сок, алкоголь даже не чувствовался. Но крепость и впрямь оказалась достойной, потому что через пару минут, организм юноши уже приятно согревало целебное тепло, подаренное напитком. Ум начал проясняться, руки переставали дрожать.

— Ну как, повеселел? — участливо поинтересовался майор, которому самому пришлось по нраву сие возлияние.

— Да. Помогает. Спасибо, мастер-офицер.

— В самый раз, чтобы жить дальше, и мало для того, чтобы вернуться к тяжким думам о прекрасных наших пассиях, не так ли?

— Так и есть.

— Вот и славно, — граф Астур опрокинул еще стакан и отдал бутылку Мейнхарду. — Мне хватит. А ты допивай, приводи себя в порядок, и через час, чтобы был на конюшне. Запрягай свою лошадь. Скоро мы выдвигаемся.

— А ваш конь? Он ведь у Колючего сада, разве нет? Мне нужно доставить его сюда?

— Я уже сам все сделал. Видишь ли, я был несколько бодрее тебя, парень.

— Понятно. Все поедут с нами?

— Нет. Питер де ла Крю останется. Он первый встретит все армии Сухопутных боевых сил. Ему я могу доверить это. Ну, а потом мы уже поприветствуем их в столице, со всеми возможными почестями. И препроводим весь командный состав к королю. Того требует церемониал, принятый в нашем королевстве.

— Как прикажете, мастер-офицер.

Перед уходом майор Астур развернулся и, подозрительно посмотрев на Мейнхарда, спросил:

— Скажи, я могу быть уверен, что ты не выкинешь какой-либо фортель?

— Можете. Я не буду искать встречи с леди Эдон. Обещаю.

— Молоток, парень! Помни о клятве, — граф вышел, довольно напевая себе под нос какую-то песенку.

Но Марта Эдон нашлась сама. Когда Вук-младший, приведя себя в относительный порядок, проходил через главный холл дворца, она как раз стояла посреди зала и о чем-то ворковала с воеводой Лукой Базиле.

На ней было распашное изумрудное платье роб, под ним котт цвета индиго с веерообразным огромным воротником, декорированным кружевом. Широкие рукава с манжетами придавали движениям леди некую воздушность. Выглядела девушка в этих красках подобно морской ундине, янтарный блеск глаз которой отдавал мистической силой, заставляющей преклониться перед богиней. Несмотря на полноту, Марта двигалась очень грациозно и невероятно изящно, будто вся жизнь ее была танцем, а она — его главным хореографом.

Мейнхард встал как вкопанный, и не мог оторвать глаз от прелестной нимфы (так он нарек ее при первой встрече). Нимфа увидела его, любезно и быстро распрощалась с воеводой, и пошла в сторону третьего сына барона Вука. Юноша в беспамятстве смотрел, как величественно приближается к нему дева, окруженная сияющим ореолом. Безумство любви охватило Мейнхарда, все ему казалось идеальным в леди Эдон.

— Приветствую вас, Мейнхард, сын Вука, благородный рыцарь! — произнесла Марта. Отравление прохудившимся пивом, смешанным с водкой, вмиг улетучилось из организма парня, словно его и не было.

— И я имею честь приветствовать вас, прекрасная леди!

— Вы странно смотрите на меня, — леди Эдон слегка улыбнулась. — С вами все хорошо?

Мейнхард был не из тех, кто умеет красиво говорить с женщинами. Он не был их знатоком. Но в данный момент раб-кутильер сам не узнавал себя. Никогда он не был так смел с дамами, и никогда его голова не соображала в этом вопросе лучше, чем сейчас. Во всяком случае так полагал сам Мейнхард.

— Я смотрю на вас так, потому что вы прекрасны. Зачем отрицать очевидное?

Марта покраснела, но странное дело, ей нравились слова юноши. Она много слышала подобных речей, многие кидались к ее ногам, но ей все было безразлично. К Мейнхарду же она чувствовала необычное притяжение. Почему? Девушка не могла понять.

— Вы слишком быстро делаете выводы, Мейнхард, сын Вука. Я такой же человек, как и все.

— Для всех вы такой же человек, но я не все. Для меня вы исключительны, леди Эдон.

— Отчего же?

— Я не знаю, клянусь вам. Сам не понимаю, что происходит, но вы интересны мне, вы притягиваете меня. И я готов разорваться от мысли, что я — раб.

— Не называйте себя так!

— Уходить от правды, лишь тешить себя иллюзиями. Кто это делает, тот никогда не найдет выход во тьме. Я признаю открыто, я — раб. Но поверьте, леди Эдон, будет время и я перестану им быть. Настанет этот момент уже вскорости. И тогда я буду говорить с вами по-другому.

Бедная девушка засмущалась еще больше. Зачем она подошла к нему? Марта не смогла ответить себе. Видно ее тоже толкала какая-то высшая сила к этому человеку с такой своеобразной судьбой. А ведь она всего лишь хотела спросить, как его дела, узнать его получше. А теперь слушает столь неожиданные признания, и, что ужасно, они нравятся ей.

— Вы пугаете меня, — дрожащим голосом сказала она. Мейнхарду стало жаль ее, как будто он прикоснулся к хрупкому, но прекрасному существу, а потом случайно причинил ему боль своими грубыми пальцами.

— Не бойтесь. Простите меня, милая леди, прошу, простите. Я не смел, не должен был говорить вам этого. Еще действительно, слишком рано.

В холле нарастал шум. Они оглянулись. Оруженосец де ла Крю стоял в другом конце зала и громко болтал о чем-то с Фердинандом Ланге. К ним шли Мигель Росс и Ян Гейсек. Скоро придет Стивен Бейкер, да и сам граф Астур. На улице уже слышны крики солдат. Отряд собирается в дорогу. Не все конечно поедут. Многие остались в городах и селах помочь контролировать пленных и работы перед приходом армии. Но человек тридцать наберется. С ними и намеревался отправиться майор в столицу.

Мейнхард принял официальный вид, потом спокойно и сухо произнес:

— Леди Эдон, я вынужден распрощаться с вами. Я вас не забуду. Хотите вы того или нет, но я обещаю, что я вернусь. Я найду вас везде, где бы вы ни были. И буду верить в то, что вы ответите мне взаимностью. Если вдруг я вам хоть немного оказался не безразличен, прошу, дождитесь меня. Впрочем, я приму любое ваше решение. Но поверьте, я добьюсь всего, чего хочу. Ради вас я готов на все. А теперь прошу меня извинить. Прощайте. Точнее, до свидания.

Мейнхард почтительно поклонился. Взгляд его выражал лишь учтивость, не больше. Он резко развернулся и оставил леди Эдон одну, потерявшуюся и не знавшую, что и думать. Юноша шел в сторону выхода, когда увидел, что майор Казимир уже находился какое-то время здесь. Старый вояка с недоверием глядел на своего раба, но потом заметил ошарашенное личико дочери графа Эдона и несколько успокоился.

Вук-младший подошел к графу, холодно посмотрел на него.

— О чем говорили? Ты не напортачил? — спросил Казимир.

— Мастер-офицер, будьте покойны. Я объяснился с девушкой. Я не опозорю ни себя, ни вас. Я помню свои клятвы.

Мейнхард хотел идти, но майор схватил его за руку.

— Подожди, парень! Ты — молодец. Правильно поступил. Будут еще на твоем веку птички и покрасивше, — посмотрев на юношу, граф Астур понял, что говорить так не стоило. — Ладно, забудь. Я сказал не то, что надо. Вот, возьми. Я забыл тебе отдать. Это вообще-то надо было сразу сделать, но я не видел тебя пьяным до этого. А ты знаешь, что твоей смерти я не жажду.

Майор протягивал Мейнхарду кинжал, на котором тот принес Казимиру свою клятву.

— Это же ваш?

— Теперь твой. На нем была твоя кровь, когда ты говорил то, что мы оба хорошенько запомнили. Так что теперь он принадлежит тебе по праву. Повесь на пояс и носи все время.

— Как скажете, мастер-офицер, — Мейнхард взял клинок, но глаза его не излучали радости. — Я могу идти?

— Иди. Скоро двигаемся.

Когда третий сын барона Вука ушел, майор подошел к своим подопечным. Они поприветствовали его.

— А где капитан Бейкер? — спросил Питер де ла Крю.

— Да он на улице, — ответил Казимир. — Готовит солдат.

— Мастер-офицер, — вкрадчиво произнес барон Ланге. — Вы дали молокососу кинжал. Я так понял, он теперь все время его будет носить?

— Любишь подглядывать, капитан?

— Нет, — смутился знаменосец Астура. — Просто безопасно ли это? Я понимаю, что парень способный, у вас чуйка на таких. Но все же он — раб. Вряд ли он питает любовь ко всем нам.

— Мне на хрен не нужна его любовь, Ланге! Мне нужны его способности. Не суй свой нос, куда не просят. А если боишься за мою безопасность, так на кой черт тебе твое ружье? Следи за рабом, чтобы не выкинул фортеля. Усек?

— Так точно, мастер-офицер!

— И помни, если ты пристрелишь его из-за своего больного воображения, я тебе нос отрежу. И будешь ты Фердинанд Безносый.

— Все будет хорошо. Я же не дурак.

— Тогда не задавай больше бестолковых вопросов.

Серые глаза графа Астура сверкнули, брови сдвинулись.

— Пора. Думаю, Бейкер всех согнал уже. Да и раб готов. Он — парень расторопный. Выдвигаемся к нашему обожаемому монарху. Долгих лет Готфриду, милостивые государи! — крикнул Казимир.

— Долгих лет его величеству! — откликнулись его подчиненные. Вся компания, гремя оружием, двинулась к выходу.

2

В углу большого и роскошного помещения стоял дубовый резной стол. На нем в беспорядке валялись пергаменты, книги и карты. На высоком дорогом стуле с изящными подлокотниками сидел мужчина лет сорока пяти. Спина его была прямой, плечи широки, темная борода и усы аккуратно выстрижены. Волосы спускались к плечам, за ними тоже тщательно ухаживали. Небольшая седина тронула их, но это лишь придавало сидящему более мудрый вид. В прямом носе, волевом рте, твердом взгляде, словом, во всех чертах лица, читалось, что личность этого человека была весьма незаурядна. Он медленно перебирал листы, руки его были крепки, движения плавны и спокойны.

В большой и великолепной кровати, которая занимала треть комнаты, вдруг что-то зашевелилось. Из-под одеяла вылезла головка с белокурыми, вьющимися волосами, и ее обладательница широко зевнула. Потом посмотрела своими голубыми глазами на мужчину и заулыбалась:

— Доброе утро! Я думаю, что теперь я смогу даровать тебе еще одного наследника, мой милый.

Мужчина неспешно повернул голову. Окинул девушку проницательным и обжигающим взором. Потом молвил приятным, басистым голосом:

— Когда нас сосватали, ты была ребенком, радость моя. Под столом ползала, я помню это. Словно вчера все было. Я не хотел жениться на ребенке, но такова была воля короля. Теперь не жалею. Ты выросла. Ты — прекрасная и добрая женщина. Мать моего единственного наследника. Могу ли я мечтать о большем? Не разгневает ли это Всемогущего?

— А почему это должно разгневать его? Мечты сбываются, если думать о них постоянно. И мне кажется, что это как раз его воля. Ты был мне как старший брат, но, когда мне пришло время уже по-настоящему, а не для виду перед всеми, стать женщиной, твоей женщиной, мне не хотелось никого, кроме тебя. Ты стал моей половиной уже не по обязательству, а по любви. Я не была разочарована этим.

— Да, то что случилось с нами, это редкость. Династические браки далеко не всегда бывают счастливыми.

— Печально, что мир так устроен. Но не нам жаловаться, милый мой.

— Я и не жалуюсь. Наоборот, я благодарю Всемогущего. Каждый день. Каждую ночь. Благодарю и боюсь просить чего-то еще. Он и без того, похоже, слишком оберегает меня.

Мужчина встал, заложил руки за спину и подошел к окну. Девушка, звали ее Эрмелинда, легко спрыгнула с постели и в два счета, прямо голой, оказалась за спиной мужа и обняла его. Он изучал какое-то время горизонт вдалеке, потом вздохнул, повернулся и поцеловал Эрмелинду в губы. Она вся напряглась, внутри нее зашевелилось что-то приятное. Мужчина тоже начал чувствовать возбуждение, но долг был превыше всего. Он вернул себе выдержку, нежно отстранил жену и прошептал:

— Не сейчас. Государственные дела не могут ждать, родная.

— Но милый, даже десять минут потерпеть не смогут?

Глаза его были красноречивее слов. Эрмелинда знала своего супруга, прекрасно понимала его душу, несмотря на то, что была младше его почти на два десятка лет. Она понурила свою прелестную головку и сказала:

— Я все понимаю, ты — король. Король никогда не свободен, король лишь наполовину человек.

— Да, это так. Ты хорошо усвоила этот урок. И это очень важно для меня и для тебя. Оденься, Эрмелинда, солнце мое. Иначе мне будет еще труднее, чем сейчас. А я этого совсем не хочу.

Эрмелинда надела свою шелковую ночную сорочку. Готфрид Висболд, а это был именно он, вновь склонился над своим столом и внимательно читал какое-то письмо. Королева еще раз утвердилась в мысли, что, все-таки, ее повелитель очень красивый мужчина. Несмотря на свои сорок пять он был достаточно высок, статен, физически силен. Умное лицо излучало благородство, губы были тонкими, но ничего не было для Эрмелинды слаще этих губ. В синих, глубоких и вдумчивых глазах короля можно было утонуть. Девушка постоянно окуналась в этот водоворот с головой, душой и телом отдаваясь своему избраннику.

Готфрид любил жену. Он не врал, когда говорил, что первоначально не хотел жениться на ней. Ему был двадцать один, а ей всего три, когда его отец Ульрих Висболд решил, что она выйдет за принца, наследника короны Великой Унии. Более того, это был отличный политический союз с династией Элвов, которая правила и до сих пор правит королевством Аскония. Пускай союзник Великой Унии был достаточно мал в территориальном плане (некоторые, лицезря географическую карту, злорадно называли Асконию чирьем на заднице государства Висболдов), зато только на этих землях водились и даже специально разводились асконийские лисицы, мех которых был настолько ценен, мягок и великолепен, что благодаря торговле пушниной и правильному перераспределению капиталов, в конечном счете, Элвы превратились в одну из самых богатых династий мира. Брак между Готфридом и Эрмелиндой был устроен с обоюдной выгодой. Элвы получали весьма грозного заступника, находящегося рядом с границами государства. Висболды же обретали отличную «золотую жилу», способную поддерживать Великую Унию в экономическом и военном плане, что также дало некоторый толчок к новому развитию науки и культуры в Правии и Виртленде.

Впрочем, у Элвов не было особо большого выбора. Ведь потенциальный друг в случае отказа, мог превратиться в лютого врага, который забрал бы все богатство силой. Конечно, правители Асконии могли бы найти себе других защитников, но только Великая Уния была под боком, а, скажем, Велийсская империя или Эмират Хашимов находились достаточно далеко. И к тому времени, как Ярополк рода Громова или эмир Аббас Хашим пригнали бы свои полчища, чтобы спасти бедное королевство от агрессора, от асконийских городов остались бы одни руины. Более того, Висболды даже успели бы уже пустить сокровища Элвов в оборот. Нет, такой расклад короля Бьорка III Элва совсем не устраивал, и он принял дальновидное и верное решение породниться с Висболдами. Да и вера у них была общая. Велийцы хоть и верят во Всемогущего, но неправильно верят. А народ Хашимов, вообще, завзятые еретики. Их место в пекле!

На том и порешали. Девочка росла, приближаясь к моменту, когда сможет достичь брачного возраста. Ей сразу начали активно прививать мысли о том, что она — будущая королева великой страны, суженая принца очень уважаемого государства. Эрмелинда росла, крепла, набиралась сил и соков, и многие воочию могли убедиться, как из маленького кустика, вырастает благородное, стройное и прекрасное деревце.

Готфрид же совершенно старался не замечать ее. Они жили при разных дворах, и принца только радовало это обстоятельство. С детства отец Ульрих приучал своего наследника к осознанию того, что такое власть и правление. И Готфрид усваивал все это с удивительной легкостью. В юношеском возрасте, он без малейших пререканий согласился на брак, зная, что того требуют интересы королевства, но в душе, конечно, как простого человека, данная ситуация его тяготила. Короли ведь тоже люди. Пускай и наполовину, как говаривали Висболды.

В тридцать два года Готфрид был уже известным и почитаемым человеком, истинным преемником отца. Пора было играть свадьбу. Принцессе Элвов стукнуло четырнадцать, самое время для брака. Но сын Ульриха был весь поглощен делами государства, и никакая любовь взрослого уже мужчину не интересовала. Конечно, он удовлетворял свою похоть, когда возникала в том необходимость. Более того, в постели он был умел и искусен. Но его настоящей женой было его будущее королевство. Видел он Эрмелинду раз в несколько лет. И так получилось, что ко времени торжества они не встречались уже очень долго.

Увидев ее по прошествии этого времени Готфрид был несколько поражен. Он всегда сохранял спокойствие, но в душе у него начал постепенно подниматься вихрь неясных ему чувств. Когда церемония состоялась, принц Великой Унии еще раз обратил свое пристальное внимание на девочку. Поразмышляв немного и оценив ее внешность, он вдруг понял, что через несколько лет она будет женщиной такой красоты, о которой ему, черствому правителю, и мечтать не положено. Не дарует Всемогущий королям счастья в личной жизни, не их это удел! Но Готфрид не мог справиться с собой. А что, если ему в этом повезет? Ведь не каждые так готовятся стать королем, как готовился Готфрид. А он делал это успешно, с отличием даже. Разве не заслужил он награды за свой труд? Он решил выждать какое-то время, а потом уже сделать окончательные выводы о дорогах, которыми ведет его Всемогущий.

Эрмелинда должна была лишиться девственности в первую ночь. Готфрид сделал это очень аккуратно и по-особенному нежно. Боли практически не было, и девушка в конце даже почувствовала определенное наслаждение. Страх ее куда-то улетучился. Причем изначально причиной этого страха был сам Готфрид. Теперь наоборот, он стал ее щитом, оберегающим от всех ужасов, порожденных расшатанными нервами молодой принцессы. Если бы он ушел, кошмары вернулись бы к ней. Но принц Великой Унии не ушел. Он завел серьезный разговор:

— Эрмелинда, ты — хорошая девочка. У тебя будет все, что нужно, но в ближайшие два-три года больше не повторится того, что произошло сегодня ночью.

— Почему? — Эрмелинда с одной стороны не хотела, чтобы этот взрослый мужчина вновь сделал с ее телом то, что было сделано им сегодня. С другой стороны, девушке было и приятно. Она не решалась признаться себе, что сладость, которую она испытывала в конце процесса, обладала каким-то волшебным качеством, заставлявшем тело томиться в предвкушении новых ощущений подобного рода.

— Слишком рано тебе развлекаться в постели с мужем. Многие так не считают, но я в этом уверен. Мы подтвердили брак официально, на простынях доказательства. Но пока хватит. Твой организм должен окрепнуть. Ты должна стать старше и мудрее. Ты должна стать королевой в душе, ведь именно эта участь тебя ждет. Быть королевой. И поверь, это совсем непросто. Мне нужна женщина со здоровым умом и хорошими нервами. А также крепким телом. Смотри, живи, учись. Помни о своем долге. И если ты со всем справишься, то поверь, у тебя не будет недостатка ни в чем. В том числе в мужней любви и уважении.

На самом деле Готфрид уже полюбил ее. Просто он сделал вывод, что сей бутон еще не до конца раскрылся. Он выполнил свой долг перед королевством, а дальше решил не трогать эту милую девчушку до тех пор, пока она не расцветет во всей своей красе. Он уже тогда понимал, что если будет бережно и аккуратно с ней обращаться, то не будет у него жены вернее и моральной опоры крепче, чем Эрмелинда. А Готфрид Висболд прекрасно научился разбираться как в жизни, так и в людях.

Все вышло так, как и предвидел будущий король. Эрмелинда превратилась в прекраснейшую женщину королевства. О ее красоте ходили легенды, и многие, увидев ее вживую, превращались в сопливых мальчишек, с тоской вздыхающих по ее неземной красоте и рыдающих ночами в своих постелях от осознания того, что никогда эта богиня не будет принадлежать им. Когда принцесса стала королевой, народ полюбил ее еще сильнее, за ее мягкий характер, за ее доброту, за ее тонкий ум. Готфрид и Эрмелинда великолепно смотрелись вместе. И мало кто в Великой Унии смог бы возразить, что эти два существа словно были вылеплены Всемогущим друг для друга. Мудрый, сильный правитель и его обворожительная и добрая жена.

Чтобы до конца понять, насколько король и королева были связаны духовно, следует отметить также, что каждая ночь выполнения супружеского долга между ними была полна страсти и огня. И Готфрид, и Эрмелинда любили друг друга так, словно это был их первый и последний раз на сей грешной земле. Они забывали обо всем, что происходит вокруг, не чувствовали ничего, что выходило за грани их слияния, и, наверное, лишь это помогало им потом брать себя в руки и твердо помнить о своих обязанностях по отношению к Великой Унии.

— У тебя запланировано на сегодня что-то важное, милый? — спросила королева.

Готфрид оторвался от письма, которое читал, и задумчиво прошептал:

— Каждый день важен, родная, — потом король тряхнул слегка головой, будто отгоняя какие-то мысли. И сказал уже во весь голос:

— Хочу пообщаться с Великим князем в неофициальной обстановке. Интересно, что нужно его отцу? Вряд ли он бы так поспешно пригнал сюда своего сына только за тем, чтобы выразить свое восхищение и уважение за победу в войне. Ярополк рода Громова — хитрый политик. Его второй сын — известный воин. Я впервые увидел Кирилла. Он оставил интересное впечатление о себе. Что ты о нем думаешь?

Готфрид всегда интересовался мнением жены. Король был очень самостоятелен в принятии решений, но старался слушать всех. Суждение каждого было для него ценным. К словам же Эрмелинды он относился особенно чутко. Многие вещи женщины замечают лучше мужчин. Пускай они могут истолковать их неправильно, но для Готфрида это не было проблемой. Истолкует он все и сам, а вот подметить может не все. Все люди, и все способны пропустить что-то важное, даже если они особенно наблюдательны от природы.

— Я думаю, что он — человек весьма уважаемый и обходительный, — ответила Эрмелинда. — Но он только играет эту роль. Кирилл далеко не такой простой, каким кажется. Его ум гибок. Он не прямолинейный, обыкновенный вояка. Тем не менее, он прикладывает все усилия, чтобы окружающие о нем думали именно так. Зачем? Я не знаю. Но я чувствую, что он опасен.

Король молчал, обдумывая слова жены.

— Будь с ним осторожен, муж. Он не внушает мне доверия, — продолжала королева. — Великий князь чем-то напоминает мне Ференца Сепрентоса. Они, конечно, совершенно не похожи, но от них обоих идет эта аура холода и какого-то необъяснимого зла. Я знаю, ты не любишь, когда я говорю о герцоге Правском в таком тоне, но ты сам спросил моего мнения.

— Все нормально. Мне важно знать, что ты на самом деле думаешь, а не то, что я хочу услышать. Про герцога Правского мы говорили ни один раз, он — верный слуга. И это не обсуждается. Однако, это совершенно не значит, что ты не можешь сравнивать с ним кого-то, — Готфрид улыбнулся на миг, но потом вновь стал серьезен. — В целом, Кирилл рода Громова и у меня вызывает подобные чувства. Я согласен с тобой. С ним стоит быть поаккуратнее.

— Надеюсь, я смогла тебе помочь.

— Смогла. Ты часто помогаешь мне, моя королева. Но пора идти. Дела ждать не будут.

Готфрид поцеловал на прощание жену, накинул легкий плащ, сцепив его на груди золотой застежкой в виде весов, на которых чаша со свитками перевешивала горсть золотых монет, и покинул свою опочивальню.

— Я рад, что император так внимательно следит за успехами Великой Унии, великий князь. Это приятно, когда сильные мира сего смотрят на тебя, как на равного. Ярополк ведь именно это хотел показать, отправляя вас ко мне? — Готфрид посмотрел Кириллу рода Громова прямо в лицо. «Чего только не бывает в нашей жизни? — подумал король. — У него глаза такого же цвета, как и у моей жены. Но у нее они теплые и добрые. А у него ледяные и колючие».

Великий князь не смог долго терпеть взгляда короля. Он был человеком сильной воли, но бездонного взора Готфрида не выдерживал никто и никогда. «Демоны меня разорви! — начал ругать себя Кирилл. — А он и вправду не так прост. Похоже у отца теперь действительно есть достойный соперник». Однако спустя секунду великий князь улыбнулся и ответил:

— Так и есть, ваше величество. Могущественные державы должны дружить, а не воевать. Это поможет им привнести мир на земле. А в мире так нуждаются наши народы.

— Любопытно, — тихо произнес Готфрид. Они с великим князем прогуливались по одной из аллей королевского сада. Здесь росло очень много кустовых роз. Многие бутоны уже распустились. Их вид и аромат наполнял короля бодростью. Висболд любил розы. Хотя мало кто об этом слышал лично от короля. Ему не нужны были сплетни об изнеженном монархе. Хотя, как раз многие выдающиеся и твердые духом люди в душе крайне склонны к прекрасному.

— Так значит император печется о мире? — продолжил правитель Великой Унии.

— Только о нем, ваше величество, — с поклоном ответствовал Кирилл рода Громова.

— Согласитесь, — улыбнулся король, — ведь это странно. Человек, который покорил столько земель. Который сталью и кровью проложил себе путь к могуществу. Вернее сказать, продолжил дело своего отца и его предков. И теперь говорит о мире? Что-то здесь не вяжется. Мне больше следовало бы опасаться вашего отца, чем кинуться в его распростертые объятия. Разве не так? Кто знает, может он и на мое королевство положил глаз?

Готфрид вновь пронзительно посмотрел на Кирилла, и снова тот почувствовал себя не в своей тарелке. Очень не нравились великому князю эти недобрые и хмурые вихри, что кружились в глазах Висболда. Но второй сын императора тоже был личностью неординарной и опять смог взять себя в руки. Деликатно и учтиво он ответил королю:

— Справедливое замечание. Но наша политика, ваше величество, направлена именно на мир. На мир внутри государства. А чтобы мир внутри был крепок, государство должно постоянно следить за своими границами, следить за своей экономикой, следить за исполнением своих законов. За законами мы следим. Экономику мы обеспечиваем за счет своих природных ресурсов и ресурсов завоеванных нами земель. Границы мы расширяем постоянно, руководствуясь принципом: «Лучшая оборона — это нападение!». И, конечно, со стороны мы кажемся агрессорами, но на самом деле мы — обычные патриоты, которые любят свою страну. Не больше и не меньше. Император прекрасно понимает, что рано или поздно, завоеваниям придет конец. Мы не можем захватить весь мир. Во всяком случае, опыт истории показывает, что это невозможно. Но мы являемся ярыми сторонниками того, что чем меньше мы имеем партнеров для сотрудничества, тем проще нам в конечном счете будет обеспечивать порядок и развитие внутри страны, а также спокойствие и правильные взаимоотношения на международной арене. Скажите, ваше величество, если вы задумываете великое дело, то лучше, чтобы в детали плана было посвящено лишь несколько человек, которые непосредственно будут участвовать в его выполнении? Или лучше разболтать всем и обо всем, чтобы потом в случае неудачи весь честной люд тыкал в тебя пальцем?

— Конечно, чем серьезнее задуманное, тем меньшее количество людей в него нужно посвящать.

— Так же и здесь. Лучше, когда всем миром правят несколько государств. А все остальные им подчиняются. Во-первых, тут же отпадают мелочные распри ничтожных княжеств, баронств, земель и прочих дураков, что мнят себя великими правителями. Потому что их судьба зависит от их протекторов. А их протекторы всегда смогут договориться, не обращая внимания на этих недомерков, кои только пыль с их подошв. Во-вторых, двум-трем соседям проще найти общий язык, чем если бы их было скажем десять, пятнадцать, полсотни и так далее. Ведь у каждого свое мнение, каждый тянет одеяло на себя, и каждый будет стремиться поставить палки в колеса другому. Когда же общаются и решают серьезные вопросы только трое, а лучше двое, то всегда можно найти выход. Большой и кровопролитной войны с опасным соперником не захочет никто. Ведь неизвестно, чем все кончится. Мир всегда в таком случае будет предпочтительнее. Вы думаете, почему отец ведет столь агрессивную политику? Да ведь из всех этих его остолопов-врагов ему и в подметки никто не годится! Потому все эти горе-правители и оказываются под каблуком у Велийсской империи, а то и в ее составе. Тигр не будет щадить свою жертву. Но тигр никогда не нападет на хищника, столь же крупного, что и он сам. Потому что даже победив, он может получить такую рану, что уже не выживет в дикой природе. Также и здесь. Начни войну с мощным противником, возможно ты его и одолеешь, но потом у тебя уже не достанет сил удержать свое собственное государство в целости. Потому, ваше величество, я и говорю с вами о мире, а никак не о войне.

— Что ж, отбросим в сторону пустые разговоры, — король резко повернулся к посланцу императора. — Знаки уважения Ярополка рода Громова я принял. Что конкретно хочет предложить ваш отец для обеспечения мира, как он говорит?

— Тайный союз. Ведь Великая Уния не закончит свою экспансионистскую политику, захватив королевство Тюльпанов?

— Возможно да, возможно нет. Уния Правии и Виртленда будет исходить из конкретных интересов в конкретный промежуток времени, великий князь.

— Как и Велийсская империя, ваше величество.

— Так что за тайный союз?

— О невмешательстве в дела друг друга, ваше величество.

— И все?

— А также о взаимопомощи в случае агрессии третьих держав. Я подразумеваю серьезные угрозы, а не мелочные локальные войны.

— Вы имеете ввиду Эмират Хашимов?

— Например, его. Еще я слышал, что в землях соленых воителей какой-то ярл провозгласил себя конунгом, и теперь с бешеной скоростью подчиняет всех остальных ярлов своей власти. Если молодчик разрастется до внушительных размеров, то соленые воители могут стать очень опасной угрозой. Они от рождения только и заняты войной.

— Какую помощь вы имеете ввиду? Финансовую или военную?

— В идеале и ту, и ту.

— Скажите, а почему Ярополк обращается именно ко мне? Аббас Хашим, например, не ведет сейчас с первым наследником императора переговоры о том же, о чем мы с вами здесь мило беседуем?

— Сейчас не ведет, ваше величество.

— Почему я вам должен верить?

— Не должны. Но я не буду врать, скажу прямо, — голос великого князя был очень спокойным. Ни мускула не дрогнуло на его лице. — Ярополк выбрал вас, потому что наши вера и культура хоть и не одинаковы, но родственны друг другу. Ему показалось, что ему будет проще и интереснее найти точки соприкосновения с Великой Унией, а не с Эмиратом. Тем не менее, если вы откажетесь, император будет искать других союзников. В том числе менее приятных, но более дальновидных. Надеюсь, я не оскорбляю вас, ваше величество?

— Нет. Рад, что вы заговорили прямо. Ну а теперь, позвольте мне задать вопрос?

— Вы — король этих земель. Вам не стоит спрашивать у меня разрешения.

— Вы вскользь сказали, что идеальный вариант для поддержания мира — это два государства, которые мир поделят, так?

— Это самый идеальный вариант, о котором император и не помышляет мечтать, ваше величество.

— Таким образом, если я правильно понимаю, коль мы заключим с Ярополком этот тайный союз, эмиру Хашиму придется рано или поздно оказаться под нами?

Кирилл рода Громова слегка кашлянул и произнес тихо-тихо, что Готфрид едва услышал его:

— Ему самому не будет места в этом мире. А вот его государство мы справедливо поделим. И если будут появляться новые угрозы, как например вышеописанный ярл-конунг, то мы будем пресекать их в зародыше. На то и нужны могучие союзники друг для друга.

Внезапно к ним подбежал запыхавшийся слуга. С низким поклоном он, еле отдуваясь, сказал:

— Ваше величество, можно ли мне говорить?

— Говори, — ответил король, но мысли его витали где-то далеко.

— Во дворец прибыл граф Астур со своей свитой. Он просит чести засвидетельствовать свое почтение перед вами.

Готфрид словно очнулся ото сна.

— Граф Астур? Великолепно. Немедленно зови его в тронный зал и распорядись подготовить хороший обед для гостей. Все явившиеся будут есть сегодня с королем. Если кому-то будет необходимо подготовиться, предоставь им помещения и все, что потребуется. Шевелись.

Слуга убежал, а Висболд уже хотел было обратиться к великому князю, но тот заговорил первым:

— Ваше величество, позвольте отобедать с вами? Я знаю графа Астура и его людей. Я с удовольствием бы поговорил с ним и справился о его делах.

Брови Готфрида поползли вверх.

— А вы откуда его знаете, великий князь?

— Дело в том, что мы встретились в Ривилье. И даже провели вместе некоторое время. В том числе и развлеклись маленько. Но я спешил к вам, а у графа Астура было еще много дел по дороге в столицу. Он ведь распределял рабов и готовил встречу для вашей блистательной армии. Естественно, я и мой небольшой отряд двигались быстрее и сильно опередили его на пути сюда. Мы быстро расстались, но я с удовольствием пообщаюсь снова с этим человеком. Если, конечно, ваше величество позволит мне, — Кирилл рода Громова слегка наклонил голову.

— Позволю. А по дороге обратно расскажете мне поподробнее, как вы там с Казимиром маленько развлеклись? Так вы, кажется, изволили выразиться? — Готфрид крепко схватил великого князя за его огромный локоть и с уверенностью двинулся к выходу из королевского сада.