Крыса солнце жрёт. Книга 1

Андрей Довгань, 2021

В мире, который по преданиям создан Всемогущим, вновь наступает мрачный период. Могучее королевство Тюльпанов пало под натиском Великой Унии Правии и Виртленда. Это большая победа на международной арене. Но ни огромная Велийсская империя, ни блистательный Эмират Хашимов не хотят терять свое влияние. Противоборство сверхдержав обостряется. Каждое событие может привести к страшной развязке. Слабые обречены стать лишь разменными монетами в коварных происках сильных. Выжившие, почуяв запах крови и страха, делаются еще беспощаднее. Жизнь в который раз теряет свою ценность, но как заведено у всех людей, в каких бы уголках Вселенной они не обитали, все преступления ловко оправдываются. Небольшое баронство у границ Великой Унии становится первой жертвой королевских амбиций сильного монарха Готфрида Висболда. Но барон Вук, несмотря на подлый заговор и попытку отравления, сдаваться не собирается. Более того, он готов посоперничать в жестокости с любым, кто придет к нему с огнем и мечом. В круговорот событий втягивается все больше и больше совершенно различных как по статусу, так и по характеру людей. Кому-то предначертано изменить ход истории, быть воспетым в героических песнях и стать символом своего народа. Кого-то ждут проклятия, забвение и тьма. Но всех, кто пытается обыграть судьбу, не минует одно. Боль и страдания, на которые обрекает их трудный путь борьбы за выживание и власть. В конце же всегда ждет Ангел Смерти. Найдет ли кто-то из участников игры способ остаться человеком там, где правят бал звери, и не быть зверем там, где еще помнят хоть что-то доброе о людях? И какова будет цена за это?

Глава V. О бароне и шпионе

1

Начинало светать. Но Модест Фотийон упрямо продолжал скользить пером по пергаменту. Он делал это почти всю ночь, лишь изредка прерываясь, чтобы выпить пару чашек чая. Этот человек не знал ни усталости, ни покоя. Он был как заведенный механизм. В работе и в делах таился весь смысл его существования. А также в службе. В службе себе и людям. На благо общества и государства. Впрочем, в свое время патриотизм его резко поостыл. Он сам так утверждал. Однако, дела его говорили об обратном. Просто патриотизм у него был своеобразным.

Когда-то давно Модест ночью прокрался в покои барона Вука. К удивлению правителя баронства, даже Особая гвардия не смогла потом раскрыть секрет того, как он это сделал. Лежа на постели в полном мраке, Аластор Вук-старший решил, что это враги подослали к нему убийц. Барон схватил со стола пистоль и готов был уже пальнуть по теням, метавшимся в комнате. Вук так и не смог дать себе ответ, почему этот тихий и мерный голос остановил его руку тогда, во тьме.

— Прошу вас, ваша светлость, не поднимайте шум. Я не убийца, и не враг вам. Я лишь хочу помощи. Причем не забесплатно.

— Тогда, какого демона ты прокрадываешься к правителю этих земель в тиши ночи? Так просят о помощи? — в голове Аластор Вук-старший лихорадочно пытался понять, откуда доносится этот голос, чтобы определить верное направление выстрела.

— Я понимаю, все это странно, но позвольте я зажгу свечу, покажусь, а потом все объясню?

— Зажигай.

Раздался щелчок, и через мгновение яркий свет от небольшой свечи немного ослепил барона. Несмотря на это, Аластор быстро сориентировался, увидел цель и направил на человека, стоящего неподалеку от его кровати, дуло пистоли.

— Ну, покажи вторую руку. Есть при тебе оружие? И капюшон снимай, быстро!

Человек, свободной рукой откинул капюшон, аккуратно и медленно, чтобы барон видел, достал из-за пояса кинжал и положил его на пол. Потом он преклонил колено и опустил свою начинающую лысеть голову в знак почтения перед благородным правителем.

— Больше оружия нет? Ты один?

— Один, ваше светлость.

— И кто ты такой? Какого черта тебе нужно? Впрочем, о чем это я? Позову-ка я своих людей. Им все расскажешь.

— Прошу вас, не делайте этого, мой господин! Обо мне никто не должен знать! Во всяком случае сейчас, — в глазах незваного гостя читалась такая мольба, что Аластор Вук-старший слегка заколебался. — Меня зовут Модест Фотийон, и я прячусь от убийц короля Людовика XIII Руатдида. Мне необходима ваша защита и покровительство. Я клянусь, я смогу отплатить вам так, что вы никогда не пожалеете, что связались со мной, ваша светлость.

Барон размышлял недолго. Потом устроился на своем ложе поудобнее и, продолжая целиться в Фотийона, небрежно бросил:

— Сядь на стул, руки держи на виду и рассказывай, чем это ты прогневил короля Тюльпанов? Связываться с ним опасно, так что мне нужны веские доводы, а пока я вижу перед собой только сумасшедшего, рискнувшего из пасти короля «цветочников» кинуться в пасть волка.

Модест слегка перевел дух, уселся на стул, выставил вперед руки, продолжая в одной держать свечу, и начал свое повествование:

— Ваша светлость, в свое время я был весьма уважаем при дворе Людовика. Более того, я скажу вам, что я был поверенным многих тайн короля. Я вижу, что вы сомневаетесь в этом, потому что ничего не слышали обо мне. Но это и правильно, так как род моей деятельности обязывал и обязывает меня к тому, чтобы обо мне ничего не знали. Я возглавлял Тайную полицейскую канцелярию Его Величества. И между прочим, не хочу хвастаться, но я благородных кровей. Мой отец был рыцарем в армии короля. Да, всего лишь рыцарем, но его титул я позже получил по наследству. И учили меня быть воином, и оруженосцем у некоторых сиятельных особ я побывал. В общем, готовился я стать таким же верным мясником, как и мой родитель.

Тем не менее, помимо сносного владения оружием, я любил читать книжки, а особенно меня интересовала наука шпионажа. Нет, ваша светлость, вы не подумайте, я никогда не испытывал тайных комплексов и не был вуайеристом. Просто я понимал, что я не смогу быть в бою так же бесстрашен и силен, как мой отец. А он хоть и был обычным рыцарем, но даже бароны и графы в королевстве признавали, что там, где бьется старик Оберон, внутренности и части тел врагов разлетаются в разные стороны, как будто сами демоны помогают ему. Ну не был он стратегом и тактиком! А был отличным рубакой, вот и все! Потому выше головы и не прыгнул. Я же хотел для Фотийонов большего.

— Да, про рубаку Фотийона я что-то припоминаю. Ходили какие-то рассказы о Буйной Росомахе.

— Так моего отца и прозвали, ваша светлость! Все точно, Буйная Росомаха. Он, в общем-то, таким и был.

— Говори дальше, — строго сказал барон.

— Как прикажете, ваша светлость. Мой отец вскоре умер. Много крови пролил он за династию Руатдидов и, в знак уважения к заслугам Оберона, меня посвятил в рыцари сам король, позволив вступить в права наследования. Но повторюсь, я больше любил книги и игры. Игры, в которые играют сильные мира сего. А потом оказалось, что вдобавок ко всему (простите за нескромность) я еще и обладаю природным талантом к этому роду деятельности. Я смог раскрыть парочку вражеских агентов. Один был из Эмирата Хашимов, другой из оппозиции королю. Тогда меня и заметили. Вот тут я пошел вверх семимильными шагами. После смерти отца и торжественного моего посвящения имя Фотийонов какое-то время помнили. Но потом умерла и моя мать, а я, единственный ребенок в семье, пропал из виду, потому что занимался уже совсем другими делами. Наш славный род стали забывать. Мне это было только на руку.

— То есть ты решил прославить имя Фотийонов таким образом? Странный способ, — по голосу Аластора было ясно, что симпатии к Модесту он пока не испытывает.

— Я прославил его для себя, на свой манер. Меня хорошо знали лишь самые сильные люди королевства. Их были единицы. Ну и конечно, сам Людовик XIII. Для остальных я старался оставаться серой мышью. В конце концов, я предложил королю проект новой организации, своего рода министерства. Так из моего проекта и получилась Тайная полицейская канцелярия Его Величества. А я возглавил ее. Я был верным псом короля, действовал по его приказу. Собирал для него такие сведения, которые никто не смог бы собрать. А ведь я еще и раскрыл несколько заговоров. Король не жалел, что отдал мне в руки такие серьезные полномочия. И тогда я чувствовал, что нет ничего, что было бы неподвластно Фотийону. Конечно, за исключением короля. Король всегда стоял для меня выше моей собственной персоны. Так что я прославил свое имя. Для себя самого, ваша светлость. А что до других, так мне на то плевать.

— Хороша слава, когда никто о тебе не знает, — усмехнулся барон.

— Зато я знал, что почти любой из этих неучтивцев по одному моему слову мог оказаться в казематах, где он был бы уже полностью в моей власти, — мрачные глаза Модеста на миг сверкнули злобой. От Аластора Вука-старшего это не ускользнуло. Он почувствовал, как дрожь пробежала по его хребту. Но это продолжалось недолго, барон был не из робких.

— Пока я не вижу никаких причин оказывать тебе помощь. Впрочем, продолжай, Модест Фотийон. Твоя история не закончена, а я не делаю скоропалительных выводов.

Бывший глава Тайной полицейской канцелярии вновь осунулся, принял жалобный вид и заговорил:

— Так вот я и стал вторым человеком в государстве де-факто, ваша светлость. Видит Всемогущий, я служил и королевству, и Людовику верой и правдой. Клянусь всем, что мне дорого, я не щадил ни жизни своей, ни здоровья. Да, я соглашусь и покаюсь, я упивался властью, но ведь любому тяжело совладать с собой, когда из простого рыцаря человек превращается в тень самого короля. Это мой грех. Но никто не упрекнет меня в том, что я был изменником или плохо делал свою работу. Для Людовика я был готов сложить голову. Но в итоге, я просчитался. Меня очернили перед моим повелителем. Те, кто боялись меня как огня. Те, кто не готовил заговор против короля, но кто о нем помышлял, я уверен в этом. Не успел я просто к тому времени еще собрать достаточное количество доказательств.

Людовик сместил меня с должности. Передал все полномочия моему первому констеблю, сделав его высшим лордом-констеблем Тайной полицейской канцелярии вместо меня. Ну, а Модеста Фотийона было приказано взять под стражу и провести следствие.

— Но мессиру Фотийону, как я понимаю, удалось бежать?

— Это так, ваша светлость. Удалось. Я даже был несколько поражен этим. Ведь чего уж скрывать, я прибегал к разным методам дознания. В том числе физическим. Некоторых людей просто необходимо порой подтолкнуть к тому, чтобы они начали говорить правду.

— Или начали говорить то, что хочешь ты сам, — в словах правителя баронства Вуков отразилось презрение. Модест заметил это. Он был крайне внимателен к мелочам.

— Или так, ваша светлость, врать не буду. Порой мне приходилось несколько, эм-м, мухлевать… За тем, чтобы подвести врагов государства под нужное мне обвинение.

Барон чуть не взорвался от ярости и прошипел:

— И ты, подлый змееныш, думаешь еще после всех этих слов получить от меня защиту и покровительство?

Но Модест Фотийон остался спокоен. Такое поведение даже слегка остудило пыл Аластора Вука-старшего.

— Ваша светлость, позвольте мне закончить мой рассказ? В конце концов, если совесть подскажет вам потом бросить меня в темницу, выдать королю Тюльпанов или просто пустить меня на ремни, вы будете в своем праве, а мне лишь останется подчиниться. Но я все же надеюсь, что, дослушав меня, вы примете другое решение.

Барон Вук с трудом подавил в себе желание засадить этому негодяю пулю в лоб и сухо бросил:

— Ну продолжай, коли так.

— Благодарю вас. Да, я выбивал показания, но лишь на тех, кто был истинно виновен. Ни одного благородного человека я не возвел на плаху безвинно. Людовик XIII не раз благодаря моим бесчестным, как вы думаете, поступкам, усидел на своем троне. Или, во всяком случае, оставался абсолютным монархом, власть которого ни у кого не получалось ограничить. Конечно, я не мог пытать благородных людей без санкции короля, а когда не хватало доказательств, приходилось их либо организовывать самому через сеть верных мне лиц, либо выбивать их силой у людей неблагородной крови. Крестьяне да горожане могли рассказать порой много чего интересного. Особенно, если было их слегка притопить в бочке с водой. Но поверьте, я делал это не столь часто как мог бы. Это были исключительные случаи. Как правило, мне всегда удавалось распутать загадку без крайних мер. А посему чаще всего я пытал не агнцев Всемогущего, а настоящих слуг демонов, суть жизни которых было лицедейство, алчность и разврат.

Но мы отошли от темы. Я убежал, как вы ловко подметили. И совершенно ясно, что я не смог бы сбежать от своего собственного детища (я имею ввиду канцелярию), если бы у меня не было в ней сочувствующих моему горю людей. Вы думаете, что я — чудовище. Но будь я им, скажите, помогали бы мне мои бывшие подчиненные? Конечно, нет. Именно благодаря низшим чинам, не развращенным жаждой власти, мне удалось упредить свой арест и сбежать еще до того, как за мной отправили вооруженных солдат. Я сам был удивлен, сколько друзей у меня оказалось в конечном счете. Несколько раз через этих же людей я пытался поговорить с королем, объясниться с моим правителем. Но видно ему задурманили голову слишком грамотно. Те, кого я отправлял к нему, были вывешены под ребра на крюках у ворот дворца в назидание другим моим помощникам. Тела бедняг даже не похоронили по-человечески, так их и склевали вороны. Но мои соратники не испугались. А я больше не стал пытаться связаться с Людовиком XIII. Я не хотел больше никого отправлять на верную смерть.

Потом, ваша светлость, да простите мне мою крамолу, но я начал задумываться. Столько лет верной службы, а что в итоге? Неблагодарность от хозяина, которому я служил и был предан сильнее, чем его охотничьи борзые. Я мучился, терзал и свое тело, и свою душу. Я в прямом смысле бился головой об стену. Видите этот шрам?

Модест показал длинным указательным пальцем с грязным ногтем на отметину, украшавшую правую сторону лба. Барон поморщился, но кивнул.

— Да-да, ваша светлость. Это осталось от ударов об кирпичную стену. Один раз я чуть и правда голову себе не проломил. Если бы мне не помогли все те же мои друзья и не нашли бы мне вовремя лекаря, не говорить бы мне теперь с вами. Я на самом деле переживал эту трагедию. И появлялись ведь мысли даже руки на себя наложить! Но, все-таки, я смог пережить эти душевные страдания. Разочаровавшись в своем предыдущем монархе, я решил найти кого-то другого. Того, кто оценит меня и мои умения по достоинству. И в то же время, я не хотел больше искать таких могущественных правителей, как Людовик Руатдид. Чем сильнее и больше государство, тем более отвратительные интриги в нем творятся. Я совершенно не желаю еще раз быть участником заговора, в результате которого меня оклевещут, а мой правитель плюнет на меня после стольких лет верной службы и втопчет меня в грязь, как это сделал король Тюльпанов. Нет уж, увольте!

Мне помогли покинуть королевство Людовика XIII. Я скитался по разным княжествам и баронствам. Побывал в Велийсской империи, в Эмирате, в разных краях света. Отдыхал и думал. Заводил новые интересные связи, новые знакомства. Вот правда не бывал еще в Великой Унии. Туда я, собственно, и направлялся. И оказался в вашем баронстве. Честно говоря, я знал о доме Вуков и раньше, но никогда меня особо не интересовали столь мелкие сошки, простите мне мою дерзость, ваша светлость. А потому я никогда не углублялся в изучение микрогосударств, когда возглавлял Тайную канцелярию. Ведь никакой существенной угрозы для могучего королевства удельные корольки, князья и бароны практически не несут. Однако, ситуация изменилась. Как я и сказал, теперь я хочу работать именно на властителя небольших территорий.

Пробыв здесь какое-то время, как и в других местах, я углубился в изучение ваших обычаев, ваших традиций. Я очень любознательный. И все эти знания могли бы пригодиться моему новому хозяину. Ну, а потом мне начали рассказывать про вас, про ваш род. Про то, как вы правите своими землями. И мне показалось, что такой повелитель будет мне по душе. Я отбросил свои планы отправиться в Великую Унию. Это всегда успеется. И решил предложить вам свои услуги, в обмен на покровительство и защиту с вашей стороны.

Я не упомянул, но хоть мое путешествие по свету и было интересным и познавательным, меня преследуют люди Людовика. Точнее люди Бертрана Кавелье, моего бывшего подчиненного, а ныне как раз высшего лорда-констебля. Два раза покушались на мою жизнь, но я смог уйти. Трижды я сбрасывал хвост. Если я не остепенюсь где-нибудь, не получу нового имени, и не заживу тихо и спокойно у правителя, который примет меня и обеспечит людьми и охраной, то в конце концов Бертран меня настигнет. Он был хорошим исполнителем, хоть и не отличался умом. Но он упрям как баран. Это я в нем ценил. И клянусь вам, он не успокоится, пока не получит мою голову и не подаст ее королю на блюде. Ваша протекция и защита помогут мне сделать так, чтобы новоиспеченный глава Тайной полицейской канцелярии остался с носом. Вот, собственно, и вся моя история, ваша светлость.

Аластор молчал. Было видно, что он напряженно думает. Фотийон не шевелился и вдумчиво всматривался в отверстие дула пистоли, которая до сих пор была направлена прямо на него. Наконец барон Вук заговорил:

— А зачем ты пробрался ко мне ночью, да еще и тайно? Почему не пришел с официальным прошением?

— Во-первых, ваша светлость, мне совершенно не хотелось лишний раз светиться. Кто знает, смог бы я оторваться от очередного преследования? А что еще хуже, смог бы я пережить еще одно покушение? А во-вторых, я хотел продемонстрировать вам свои способности. Все мои слова — это, конечно, замечательно, но ничто не подкрепляет красивые речи так хорошо, как дела. Прокравшись сюда, я показал, ваша светлость, что я действительно способный человек.

— А если бы ты ошибся во мне? Понимаешь, что тебя ждало?

— Я надеюсь, ваша светлость, что вы увидели, что я далеко не дурак. Конечно, я понимаю, что меня ждало. Я думаю, что легкая смерть, вообще, была бы для меня подарком, если бы я ошибся. Но я верю, что в вас я не ошибся.

— Ты слишком самоуверен, — глаза Аластора Вука-старшего недобро сузились. Настал черед Модеста почувствовать, как вспотела его спина от этого взгляда. В уме бывшего главы Тайной полицейской канцелярии панически забегали мысли о том, что может он и вправду ошибся в правителе земель Вуков, и что Ангел Смерти все-таки заманил его в свою ловушку. Коли так, то это конец. Волк сожрет его со всеми потрохами.

— Ваша светлость, — Фотийон решил предпринять последнюю попытку спастись и получить желаемое, — поверьте, если вы решите в мою пользу, то вы, все-таки, не пожалеете. Подумайте еще раз хорошенько. У меня осталось много связей при дворе Людовика Руатдида. Я побывал в империи и в Эмирате. Там я тоже не сидел сложа руки. А сколько небольших земель и государств я посетил? Огромное количество. И везде я, по мере теперь уже моих скромных сил, налаживал агентурную сеть. Конечно, это все не Всемогущий весть что, так как у меня не было ни достаточной финансовой поддержки, ни достаточной поддержки человеческим ресурсом. Но тем не менее, это тоже результат. А если вы обеспечите меня деньгами и людьми, то я и в Великой Унии постараюсь создать организацию, которая сможет вести там наблюдение. Я не могу обещать вам золотых гор в международной политике, так как на это нужны попросту огромнейшие вложения. Не все могут себе позволить их. Но иметь что-то, это лучше, чем не иметь ничего. Ну, а внутри страны, только дайте мне соответствующие полномочия, и вы увидите результат незамедлительно. Я не прошу вас сразу полностью поверить мне. Я готов постепенно заслуживать ваше доверие, только не уничтожайте меня. Я молю вас!

Модест Фотийон рухнул на колени и сжался, в трепете ожидая решения барона. Вуку это не очень понравилось, но в конце концов история этого загадочного человека, а также его последние слова склонили чашу весов в его пользу. Аластор опустил пистоль, подумал еще немного и нарушил напряженное молчание, воцарившееся в покоях:

— Демоны с тобой! Вставай, мессир Фотийон, вставай. Быстро давай, пока я не передумал.

Всхлипывая, Модест устало поднялся на ноги. Барон схватил колокольчик и позвонил. Бывший слуга короля Тюльпанов испуганно съежился, но Аластор Вук-старший успокоил его:

— Не бойся, жить будешь. Пока что, во всяком случае. Но я не хочу, чтобы ты покидал меня так же, как явился сюда. Если второй раз окажется менее удачным для тебя, мои люди могут отрубить тебе башку до того, как ты успеешь объясниться. Они — отличные воины! И, как правило, хороший боец предпочитает не забивать себе голову лишними вопросами. А с мертвых, как ты знаешь, и спрашивать ничего не надо.

Когда мессир Деян Кос, постельничий его светлости, появился в помещении, его глаза чуть не вылетели из орбит. Настолько он был удивлен появлением неизвестного у ложа барона, что только после того, как Аластор в третий раз окликнул его, Деян пришел в себя и смог хоть как-то отреагировать.

— Да не переживай ты так, Деян, — рассмеялся Вук. — Это мой человек. Зовут его Драган Янко. Он выполняет порой некоторые мои поручения. А то, что он тут оказался так неожиданно, так это его работа.

— Как прикажете, ваша светлость, — ответил все еще изумленный постельничий.

Лицо барона вновь стало серьезным, и он продолжил:

— А теперь слушай внимательно. Ты его проводи в мое поместье, в Вукограде. То небольшое, что находится в переулке Барров. Я его обычно не посещаю, так что обустрой там все для того, чтобы Драган смог там жить. Но сначала накорми его у себя, а ко мне немедленно призови мессира Оукмана.

Деян Кос кивнул и бросился исполнять приказания. Модест Фотийон встал и, перед тем как пойти за постельничим, произнес с особенной учтивостью в голосе:

— Спасибо, ваша светлость. Я рад, что служу столь благородному правителю. Я вечно буду благодарить вас за это не только словами, но и делами.

— Поглядим еще. Ты пока обустраивайся, а там разберемся.

Фотийон поднял кинжал с пола, спрятал в складках своего плаща, поклонился и вышел за мессиром Косом.

Генералу Оукману барон Вук лишь частично раскрыл историю бывшего главы Тайной полицейской канцелярии, не называя настоящих имен, и дал недвусмысленные распоряжения по поводу Драгана Янки. Во-первых, нужно было понять, как он проник к барону. Но Логан так и не смог выяснить, как удалось незнакомцу проделать этот трюк. Аластор Вук-старший был крайне этим недоволен, но у самого Фотийона в будущем спрашивать не стал. Ему попросту было стыдно, что его Особую гвардию обставил, как сосунков, один-единственный человек, используя только голову и не применяя никакого оружия. Во-вторых, Оукману было приказано осторожно препоручить Драгана заботам старшего капитана Тадеуша Варги. От последнего требовалось выставить охрану у резиденции барона, где теперь поселился мессир Янко. Варга обязан был также выправить все необходимые документы для нового гражданина баронства. И естественно, старший капитан получил четкие инструкции по тщательному наблюдению за этим странным человеком.

Шли дни, недели, месяцы и даже годы, но Драган Янко не давал следящим за ним никаких поводов усомниться в своей честности. Да, он встречался с людьми, налаживал какие-то связи, но всегда давал четкие объяснения как мессирам Варге и Оукману, так и самому барону. По первому же требованию он знакомил командиров Особой гвардии и Аластора со своими информаторами и агентами. Таким образом, со временем, барон стал относиться к Модесту Фотийону гораздо теплее. Потихоньку, он даже стал отдавать некоторые сложные дела, которыми заведовали его приближенные, в том числе мессир Варга, на рассмотрение Драгану Янке. Тот же, получив все необходимые полномочия, раскрывал преступления, решал финансовые проблемы, находя, например, продажных чиновников, иногда давал политические советы. Ни разу барон Вук не смог в чем-либо упрекнуть своего протеже. До конца, конечно, правитель баронства не доверял Фотийону и не назначал его открыто ни на один пост. Так и сохранял он его при себе, скорее, как независимого консультанта, к которому можно было обратиться в случае надобности, содержа при этом Модеста в обстановке строжайшей секретности. Никто, кроме генерала Оукмана, старшего капитана Тадеуша Варги, мессира Деяна Коса, да десятка самых неболтливых и проверенных рядовых солдат Особой гвардии, не знал о существовании Драгана Янки, теперь уже проверенного и верного советника Аластора Вука-старшего.

В конце концов, барон Вук начал делать осторожные вложения в деятельность Фотийона. Тот незамедлительно воспользовался этим и предоставил барону список новых и весьма полезных знакомств, приобретенных на деньги казны. Аластор убедился, что этот шпион действительно имеет потрясающие таланты в своем деле. За внутренней и внешней политикой в государстве следили совместно: Особая гвардия и Дипломатическое ведомство, но Модест был прав, когда при первой встрече назвал небольшие страны ничтожной угрозой для таких гигантов, как, например, Великая Уния Правии и Виртленда или, скажем, Велийсская империя. Поэтому, в баронстве, попросту не могло быть настоящих профессионалов в области тайного сыска и внешней разведки. Точнее, они могли бы быть, но капиталы небольшого баронства не позволяли развернуться на полную мощь. Аластор Вук-старший решил, что судьба предоставила ему определенный подарок, когда свела с незнакомцем, который имел такие обширные связи и столь огромный опыт в подобного рода службе. Финансирование Модеста Фотийона увеличивалось. Пропорционально этому увеличивались и его возможности.

Потом грянула война между королевством Тюльпанов и Великой Унией. Последняя одержала сокрушительную победу. Людовик XIII Руатдид пал в бою. Потом погибли, сражаясь и два его сына, Шарль и Франсуа. Оставался еще последний отпрыск короля мужеского пола, десятилетний Людовик, названный в честь отца. Но при штурме Тюлипе, столицы королевства, какой-то рыцарь-лейтенант, его сержант и трое рядовых солдат из отрядов генерала Пистрикса нашли во время взятия дворца потайную комнату, где прятался малолетний наследник, никогда всерьез не готовившийся к этой роли, и три дочери павшего короля. Наследнику перерезали горло, а с дамами долго и жестоко развлекались по-солдатски. Изнасиловав женщин сначала по очереди, а потом и совместно, благородные воины Великой Унии особо задумываться не стали и поступили с ними также, как и с наследником, отправив мучениц в божественные сады Всемогущего.

Безусловно, когда об этом стало известно, всех участников незамедлительно нашли. Сам герцог Правский вел этот процесс. Рыцаря лишили титула, звания и наград. Наград лишили и его подчиненных, выгнав ко всем демонам из Сухопутных боевых сил. Граф Гобар Пистрикс даже не подумал вступаться за этих ублюдков. На площади Короны, что располагалась перед самым дворцом, где и произошло преступление, всех пятерых насадили на кол. Вот только злые языки поговаривали, что казненные были всего лишь разменной монетой в играх Ференца Сепрентоса. Вслух и громогласно этого, конечно, никто не заявлял, но все почему-то верили, что было именно так. Мол, герцог Правский и приказал покойникам сотворить эти чудовищные действия с последними носителями имени Руатдидов. А потом и сбросил все концы в воду, осудив на смерть этих людей. Или, вернее, нелюдей.

В целом, среди женщин еще оставались представительницы династии. Правда они уже носили совсем другие имена, принадлежащие их благородным мужьям. Да и закон в королевстве Тюльпанов строго запрещал носить корону лицам женского пола. Поэтому не совсем понятны были действия герцога в отношении бедных дочерей короля Тюльпанов. Они все равно не смогли бы претендовать на трон. Впрочем, Ференц прекрасно понимал, как меняются законы в случае необходимости. Он уничтожил всех, кто смог бы стать символом сопротивления. Ну, а для прочих это будет хорошей наукой. Опять-таки, если наместник Юга Великой Унии имел к этому бесчинству отношение.

Государство Руатдидов в итоге стало марионеткой в руках короля Готфрида Висболда. Земли Тюльпанов теперь управлялись Большим советом, в котором заседали все оставшиеся в живых знатные вельможи и благородные рыцари, дававшие в свое время присягу верности Людовику XIII. Не очень они чтили бывшего короля, да и попросту были трусами и лицемерами, так как все, кто был верен своим клятвам, отправились в иной мир, проливая кровь за свою родную страну. Председательствовал в Большом совете представитель завоевателей, барон Лукас Сепрентос, брат герцога Правского. Он стал временным легатом короля Готфрида на завоеванной территории до получения дальнейших указаний. В распоряжении Лукаса осталась его личная армия, часть армии Балинта Сепрентоса, и несколько эскадронов кавалерии, предоставленной Альбертом фон Кёнигом. Генерал армий Виртленда отлично осознавал, что поддержать порядок и подчинение на разоренных землях смогут и без его солдат, но он не доверял семье Сепрентосов, и ему нужны были свои наблюдатели. Поэтому он вылез из кожи вон, но вместе с Роджером Гудманом, наместником Севера, смог настоять на том, чтобы в покоренном государстве остались и войска северян.

Кстати говоря, Модест Фотийон следил за этими событиями. Ему это было крайне интересно. Нет, бывший глава Тайной полицейской канцелярии не испытывал ни малейшей жалости к Людовику XIII. Более того, его не волновало и то, какая ужасная судьба постигла его детей. Модест решил, что раз Руатдид доверился каким-то ничтожествам и прогнал того, кто был верен ему годами, то сам он в своей судьбе и виноват. В том числе, и в том, что произошло с его отпрысками. Фотийона более всего интересовали две вещи.

Первая заключалась в том, что в убийстве, совершенном во дворце, он усмотрел умелую руку хитрого интригана. Пообщавшись с некоторыми людьми, Модест твердо стал придерживаться версии, что именно Ференц Сепрентос был первым делом повинен в страшном преступлении, которое произошло в столице. Человек, носивший теперь имя Драгана Янки, увидел в герцоге Правском достойного и умелого противника. Фотийон совершенно спокойно принимал для себя тот факт, что есть люди с таким же коварным и особенным умом, каким обладал он сам. И эти люди были Модесту не чужды. Ему мечталось вновь вступить с таким мастером в открытое противостояние, прямо как в былые времена. Именно в подобной борьбе и был смысл жизни. Так уже давно решил для себя Фотийон. Жаль, что барон не доверял ему полностью, потому в действиях шпион был ограничен. Тем не менее, Модесту удалось убедить Вука в необходимости профинансировать его поездку в Великую Унию. Пока союз Правии и Виртленда занят подавлением последних сопротивляющихся «цветочников», а также установлением собственного порядка в завоеванном королевстве, Фотийону было бы проще найти нужных и важных людей на землях Висболдов. Тем более, раз король Готфрид ведет столь агрессивную политику, стоит быть готовым к тому, что рано или поздно он может обратить свой жадный взор и на баронство Вуков. Модест наглядно показал Аластору Вуку-старшему на карте, сколь выгодным приобретением были бы земли баронства для Великой Унии. Да барон и сам это понимал.

Поездка состоялась, хоть и была недолгой. Фотийон приложил максимум усилий за такой короткий срок, но вернулся не с пустыми руками. Все же он смог завербовать нескольких агентов. Даже при дворе самого короля. Доверие барона к Модесту укрепилось еще сильнее.

Вторая вещь, которая интересовала бывшего главу Тайной полицейской канцелярии, замыкалась на Бертране Кавелье, высшем лорде-констебле. Конечно, герцог Правский смог выпытать у некоторых посвященных пленных информацию о том, что у покойного Людовика имелось тайное министерство. Многих впоследствии нашли и перебили по указке Сепрентоса. Но вот Кавелье чудом сбежал. Фотийона это не устраивало. Он жаждал банальной мести. Модест уже был не последним человеком, несколько встал на ноги и имел определенные возможности. Не те, что раньше, но все-таки. Он приложил все усилия, чтобы выйти на Кавелье. В конечном счете, в одном небольшом приграничном поселке, который был настолько мал и незначителен, что в него до сих пор еще не вошли отряды победителей окончившейся войны, местные рыбаки нашли изуродованное тело. Труп был отвратительно распухшим, с отрезанными пальцами на руках и ногах, с выбитыми напрочь зубами и выколотыми глазами. Местные жители настолько испугались страшной находки, что не сразу даже объявились смельчаки, которые выловили убитого из реки. Мертвяка приняли за одну из жертв кровавой мясорубки, постигшей бедное королевство Тюльпанов, и в итоге старостой было принято решение предать тело земле, не разбираясь в том, враг это был или друг. Так и окончилась судьба высшего лорда-констебля, занявшего место Модеста Фотийона.

А совсем недавно случилось совсем непредвиденное. Барона, покровителя Драгана Янки, постигла страшная болезнь, и все ждали, что вот-вот Аластор Вук-старший испустит дух. Модест понял: если это случится, ему вряд ли светит что-то хорошее. Он, через свои каналы, был прекрасно осведомлен о тех, кто мог занять трон баронства. Сыновья Аластора умом и сообразительностью не отличались. Кроме, разве что третьего сына, но зная о ненависти к нему со стороны братьев, Фотийон сомневался в возможности реального выживания Мейнхарда Вука. Ну, а как только к власти придет Джон, новоиспеченная вдова Кассандра Шульц, имеющая на первого наследника серьезное влияние, быстро узнает, к примеру от того же генерала Оукмана, о странном лице, которому покойный барон Вук покровительствовал. Учитывая последний момент, охранники Фотийона в один миг станут его могильщиками.

Модест стал панически бояться солдат Особой гвардии. Он сохранял внешнее спокойствие, когда к нему приходили мессир Варга или мессир Оукман. Но в душе… Каждый раз, когда эти люди появлялись у него (а в связи с ухудшающимся состоянием правителя земель Вуков, генерал Особой гвардии запретил Драгану встречаться с кем-либо и покидать резиденцию, в которой тот жил), Фотийон считал, что свершилось самое ужасное, и жить ему оставалось считанные часы. «Демоны побрали бы этого Вука и утащили проклятого в самое пекло! — ругался про себя шпион. — Столько лет, а он так и не дал мне какой-нибудь пост официально. Держал при себе как личную игрушку. А что теперь? А теперь я имею кучу связей, но не могу ими воспользоваться! И все по глупости и недальновидности моего очередного хозяина. Что ж тебе так не везет с ними, а, Фотийон? Похоже отпрыгался ты. Помрет барон и меня с собой прихватит, паскуда!»

Но ни старший капитан, ни генерал во время визитов к мессиру Янке не сообщали печальной и роковой для него новости. От этого Модест бесился еще сильнее. Наконец все пришло к тому, что он все-таки примирился с судьбой и просто начал активно заниматься тем, что умел лучше всего. Он сопоставлял факты, вспоминал, что ему когда-либо говорили о ситуации в высших кругах власти баронства, читал старые записи, и сделал тот же вывод, что и Корнелий Бром. Фотийон не был лекарем, но он не верил в случайные и неизвестные болезни, появляющиеся неизвестно откуда, и попросту использовал логику и свой опыт. Он был практически полностью убежден, что Изабеллу, вторую жену Аластора, отравили. А теперь отравили и самого Вука. Модест не сомневался также и в том, кто это сделал. «Эх, — решил Драган Янко, — та же ошибка, которую допустил Людовик Руатдид! И почему эти бараны мнят себя самыми умными? Теперь и этот без пяти минут покойник. А все потому, что так и не вывел меня из тени. Дай он мне все то, что требуется для грамотной, четко выстроенной и отлаженной работы, заговор был бы давно раскрыт. Даже сейчас виновники бы во всем признались, разреши мне барон использовать пытки. Я абсолютно уверен в моих подозрениях. Зря я пошел к этому олуху в услужение. Зря, зря, зря!»

Модест Фотийон все же оторвался от писанины, которой он занимался в силу привычки к постоянной, непрекращающейся деятельности. Он потер глаза, погладил короткую, но густую бороду, покрутил ус.

— Уже утро, — сказал вслух мессир Янко, — уже утро. Вот будет еще один день. Что он принесет? Очередную нервотрепку или смерть? Кто знает?

Вдруг за дверью послышались шаги. Модест разом почувствовал, как капли пота выступили на висках. У него всегда первым делом потели виски. Особенность организма, что ли? Он достал из выдвижного ящика стола двухзарядную пистоль, положил на стол и накрыл свитками. Шаги приближались. Обнажив меч, он молниеносно и аккуратно спрятал его за тумбой так, чтобы вошедший не смог заметить его, а сам Фотийон сумел бы незамедлительно воспользоваться клинком. Потом развернул стул в сторону двери, уселся поудобнее, взял в руку чашку с оставшимся, холодным чаем и, попивая противный уже напиток, внимательно следил за входом в комнату.

Наконец, дверь распахнулась. Вошли двое солдат Особой гвардии и маленький паренек, опасливо озирающийся по сторонам. Происходи все вне стен резиденции, могло бы показаться, что двое рослых мужей ведут неумелого воришку, которого они поймали на городском рынке. Один из охранников Драгана Янки заговорил:

— Мессир, к вам этот человек. С посланием от самого барона. У него при себе была грамота, заверенная печатью его светлости.

После этих неожиданных слов, воины развернулись и покинули помещение, захлопнув за собой дверь. Парнишка испуганно смотрел на Фотийона. Тот встал, оглядел вошедшего с головы до ног своим проницательным и мрачным взглядом.

— Что за грамота? — сухо поинтересовался Модест. — Кто ты вообще такой? От барона обычно приходят или мессир Варга, или сам мессир Оукман.

— О, мессир Янко, меня зовут Павле. Я один из учеников главного придворного лекаря Корнелия Брома. Он послал меня от имени барона, вручив эту запечатанную грамоту, которую мне приказано было отдать бойцам Особой гвардии, чтобы меня допустили к вам.

— Что в грамоте? Дай сюда.

— Не могу. Она осталась у людей мессира Варги. Там лишь было личное распоряжение барона о допуске к вашей персоне. Я же уполномочен устно изложить вам то, что велел передать мне Корнелий Бром. Сам мой учитель получил эти распоряжения от его светлости. Кстати, именно благодаря мессиру Брому барон пошел на поправку, — не без гордости вставил Павле.

— На поправку? — Янко не смог скрыть удивления. «Что это? — подумал про себя шпион. — Ловушка? Хитро придумано. Только зачем?»

— Да, именно. Более того в столице, да и отчасти в стране, творятся странные вещи. Отряды генерала Аксельрода совместно с солдатами Особой гвардии снуют туда-сюда, словно муравьи в разворошенном муравейнике, — Павле боялся Фотийона, не нравился ему холодный облик Модеста. А когда парень боялся, он становился не в меру болтлив. — Я в целом ничего не понимаю. Единственное, главный лекарь сам проводил меня к генералу Оукману, а тот выпроводил меня из Главного замка. Такое ощущение, что вся крепость взята под стражу, мессир Янко.

Вот этого бывший глава Тайной полицейской канцелярии Его Величества никак не ожидал. Что же, в конце концов, происходит? Внешне же Модест Фотийон оставался невозмутим. Опыт и закалка со временем врастают в душу человека, превращаются в своего рода инстинкт. Подойдя вплотную к Павле и смотря испытующим взглядом прямо в глаза парню, шпион спросил:

— Ну хорошо. Так что же требует от меня его светлость?

— Через три-четыре часа за вами явится старший капитан Варга и под охраной препроводит вас к барону через какой-то потайной вход в замке. А может выход, я точно не понял, — Павле в замешательстве опустил голову. Модест терпеливо сомкнул веки, чтобы скрыть гнев. — Вам нужно собрать все самое необходимое перед приходом старшего капитана. То, что вы сможете унести один. Больше вы здесь жить не будете. Потом остальные ваши вещи доставят в ваши новые покои в Главном замке. Его светлость желает поручить вам то, что вы умеете делать лучше всего. Вот, собственно, и все, мессир Янко.

— Все? — с каждой минутой Фотийон поражался все больше и больше. Ему становилось тяжело сохранять полностью равнодушный вид. — И больше никаких инструкций? Только то, что ты сказал? Не может быть!

— Но это так. А теперь мне пора срочно возвращаться. Учитель ждет меня. Наша работа никогда не прекращается. Да собственно лекарство — это образ жизни, а никакая не работа. Так что я пойду.

Павле условным стуком, как ему было приказано сделать солдатами Особой гвардии, постучал в дверь. Двое проводивших его сюда детин вернулись и под таким же конвоем увели парня прочь.

Мессир Драган Янко плюхнулся на кровать и уставился в потолок. «Так что же это такое получается? — мозг Фотийона крутил и вертел мысли, не останавливаясь. — Ничего не понимаю. Неужто Аластор Вук ожил? Если так, то его убийцы — полные идиоты! С другой стороны, от хороших ядов не выживают. Кто будет травить главу баронства средством, вызывающим банальный понос, в надежде что жертва умрет от обезвоживания? Нет уж. Раз Вука отравили, а опыт у убийц уже был на его бывшей женушке, значит, ему подсунули приличную порцию отличного вещества, которое запросто может отправить человека на последний разговор с Всемогущим. Может, чудо? Какое чудо, Модест? Совсем с ума сошел! Не бывает чудес. Забыл свое призвание, что ли? Тогда как барон остался жив? А он остался жив? Может это западня все-таки? Но тоже не вяжется. Зачем эти инсинуации? Эта резиденция и так находится в глухом переулке. Проще всего меня было здесь и прикончить, без всяких глупых выдумок? Стоп! Мне сказали собирать вещи. Самое важное. Вот он ключ! Они хотят, чтобы я собрал самые ценные для меня документы. А потом тут же и шлепнут. Хотят, чтобы работу я им упростил. Чтобы не копаться тут самим, вычленяя нужное и ненужное. Чтобы старый шпион сам им все подал на блюдечке. Ха, придурки! Не дождетесь. А что я, собственно, могу?»

Правую часть головы Фотийона вдруг атаковал приступ необычайно дикой боли. Он сморщился, повернулся на бок и согнулся, жалобно застонав. Мигрень. О, проклятая болезнь, приходящая так не вовремя! Когда со шпионом случались припадки, он не мог ни думать, ни действовать. Они длились от пары минут до нескольких часов, и их было абсолютно невозможно предсказать. Страдания были практически невыносимы, и только крепкая воля заставляла Модеста бороться с ними. Многие другие вполне могли бы покончить жизнь самоубийством во время очередного приступа, настолько ужасным он мог оказаться. Но Фотийон не сдавался. Он рухнул с кровати, постарался встать, но ноги не слушались. Голова! Сейчас она расколется. Как же больно! Он все же поднялся и нетвердо пошел к столу. Его сильно шатало. В ящике лежал порошок. Ему давно прописал один известный лекарь принимать этот препарат при очередной атаке чертовой болезни. Не всегда помогало, но иногда все же результат был. Наконец Модест дошел. Достав бумажку, он дрожащими пальцами развернул ее и высыпал все содержимое в рот. Чай, где же чай? А, есть еще чуть-чуть в чашке! Фотийон запил остатками. Не отпускало. Этот раз оказался неудачным. Все то время, что было предоставлено мессиру Янке на сборы, он провалялся на кровати, ворочаясь, ругаясь, моля Всемогущего смилостивиться.

Боль прошла также неожиданно, как и появилась. Модест сел на ложе. Он был весь мокрый от пота. Лицо осунулось, побледнело. Белки глаз покраснели от вздувшихся сосудов. Драган Янко посмотрел на часы. Всего пятнадцать минут и за ним придут. Жаль, не успел он продумать ничего. Впрочем, а что думать? Он соберет вещи, чтобы переодеться в чистое. Документы брать он никакие не будет. Профессионал все самое важное хранит в памяти, а эти глупцы даже не понимают этого. Остальное ему и не нужно. Потом принесут, если конечно счастливое исцеление барона правда. А в этом Фотийон очень сильно сомневался.

— Однако, так просто я этим упырям не дамся. Меч мне, естественно, с собой взять не позволят, но все-таки, — прошептал он сквозь зубы.

Силы постепенно вернулись. Быстро вернулись, кстати. Это удивительно, впрочем, особо думать об этом у Модеста времени не было. Может порошок наконец-то помог. Бывший глава Тайной полицейской канцелярии резко поднялся, выхватил из-за тумбы спрятанный клинок, всунул его в ножны и прикрепил к поясу. Потом он достал из гардероба небольшой походный рюкзачок и стал закидывать туда чистую одежду. Закончив с этим, он надел плащ, закрепил его простой медной застежкой и подошел к столу. Пистоль он решил взять с собой. «Если, конечно, перед выходом меня не обыщут. Или вообще сразу не пустят пулю в лоб, — мрачно подумал шпион. — Постараюсь забрать парочку тварей с собой». От этой мысли Модесту даже стало как-то повеселее. Он достал из кармана ключ, открыл один из ящиков стола и извлек оттуда пару-тройку исписанных листов.

— А вот это последнее, что могло бы быть вам интересно, но что еще хранится на бумаге, а не только в моей голове, — зловеще улыбнулся мессир Янко. — Пусть вам демоны жопу покажут вместо ценной информации!

Он положил свои записи на тарелку, в которой совсем недавно еще было овсяное печенье. Вздохнул с грустью. Похоже больше не попить ему чайку со своим любимым лакомством. Выругавшись, Фотийон схватил со стола подсвечник с горящей свечой и поджег листы.

Они уже догорали, когда Модест услышал, как за ним пришли. Он положил руку на рукоятку пистоли, взвел оба курка. Этот человек умел стрелять навскидку. Прямо из-под плаща. Так что вполне смог бы уложить двоих при удачном стечении обстоятельств. А так как Фотийон умел сохранять хладнокровие в опасных ситуациях, его врагам следовало бы соблюдать крайнюю осторожность и внимательность. Особенно, если они готовили что-то недоброе по отношению к Модесту.

Дверь открылась, в комнате появился старший капитан Варга. Он был один. Это показалось странным Фотийону.

— Добрый день, мессир Янко! — быстро проговорил Тадеуш. — Вы готовы? Простите, что без церемоний. Время не терпит.

«Он что, сам хочет меня положить, без чьей-либо помощи? Вот урод! Дорого же тебе встанет эта самонадеянность», — шпион был уже морально готов к смертельной схватке.

— Да, мессир Варга. Меня здесь больше ничего не держит. Вы пришли один? — любезно спросил Модест.

— Да нет! Все, кто охраняют резиденцию, пока останутся на своих постах. А внизу нас ждет двое моих капитанов и лейтенант. Лучшие мои воины. Самые искусные бойцы. Кстати, — Варга как-то странно окинул взглядом Драгана Янку, — оружие при вас?

— А что, не должно быть? — с вызовом произнес Фотийон. Старший капитан не обратил никакого внимания на тон этого мужчины, которого он должен был сопроводить в замок. Его голова была забита совершенно другими мыслями. И было ему не до выяснения причин явного недовольства, демонстрируемого Драганом.

— Наоборот. Если не взяли, то берите. Мало ли что? Странные дела сейчас творятся в баронстве, мессир Янко. Я должен отвести вас к барону, а на улице может быть небезопасно.

Модест совсем перестал что-либо понимать. Но недаром он был мастером своего дела. Он быстро смекнул, что похоже все-таки случилось чудо, и скороговоркой сказал:

— Тогда идем. Нечего здесь задерживаться. Барон не любит опозданий.

Через несколько минут после ухода мессиров Тадеуша Варги и Драгана Янки в пустую комнату зашел боец Особой гвардии. Он запер дверь, прислонил алебарду к стене. В центре комнаты солдат поставил стул и, вальяжно раскинувшись, расположился прямо на нем. Взведенную пистоль он держал в руке, в любой момент готовый пустить ее в дело. Гвардейцу приказали охранять помещение до прихода слуг, которых отправят за вещами мессира Янки в положенное время.

2

Джон Вук лежал в каменном гробу. Ледяное, обезображенное пулей, лицо покойника полностью утратило какие-либо человеческие черты. Казалось, что это лежит кукла. Казалось, что и не было в ней жизни никогда. Как будто эта личность, которая превратилась в неодушевленный труп, с самого своего появления была такой бесстрастной, неживой. Но нет, совсем не так. Когда-то в этом теле сердце перегоняло кровь, глаза были способны видеть, рот говорить. Теперь губы словно срослись в зловещей и кривой усмешке.

Первый наследник баронства Вуков не был ни выдающимся воином, ни великим стратегом. Неординарным умом он тоже не обладал. Для этого времени, где жизнь человеческая стоит чего-либо, только если сам человек уже и не человек, а зверь, да еще к тому же сильный зверь, Джон был всего лишь посредственностью, на которого волею судьбы свалилась тяжкая ноша. Нести ее он, в принципе, был не в состоянии. Конец его оказался закономерен, хоть и предугадать этого всего не мог никто. Ни сам первый наследник, ни его убийцы.

Генерал Оукман стоял в фамильной крипте рядом со своим повелителем. Когда глава Особой гвардии доложил барону о случившимся, тот ничего поначалу не сказал. Молчание это пугало Логана сильнее, чем открытый гнев правителя земель Вуков. Долго Аластор сидел на троне в тишине и размышлял о чем-то. Мессир Оукман стоял и боялся пошевелиться. Продолжалось все это действо где-то около получаса, а потом барон спросил тихим голосом, который показался генералу шепотом Ангела Смерти:

— Остальные дети?

— С ними все в порядке, ваша светлость. Почти все в порядке. Родрик сразу повел себя правильно, старший капитан Плятер справился великолепно со своей задачей. А Аластор… ваша светлость, вы знаете Аластора. Он сначала делает, потом спрашивает. Однако, старшему капитану Гауке-Босаку удалось все уладить малой кровью. Синяк под глазом, не более того. Так что оба парня целы. Что касается баронессы…

— Я про нее не спрашивал, — барон закрыл глаза, и вновь в тронном зале воцарилось безмолвие. Это были самые страшные минуты в жизни мессира Оукмана. Ему чудилось, что сидящий на троне Аластор с каждой минутой теряет часть жизненных сил и превращается в бездушного мертвеца. Еще чуть-чуть и перерождение произойдет. Тогда Логану придется совсем туго. Труп барона встанет, протянет свои сухие, мертвячьи руки к горлу генерала и будет душить его, пока тот не покинет этот бренный мир. Логан тряхнул головой. Он понимал, что все это бред. Но его повелитель был воистину похож на порождение пекла в этот час.

И снова нечеловеческий голос прорезал воздух, подобно ножу убойщика, скользящего по горлу несчастного животного:

— Омойте тело, оденьте подобающе случаю, в черное. Пусть займется главный лекарь. Это, конечно, не его работа, но мессир Бром справится. Снесите Джона в фамильную крипту под Главным замком. Раз лицо обезображено, то я не смогу его выставить на обозрение перед моими подданными. Это вызовет ненужные толки. Да и заявлять во всеуслышание о смерти первого наследника рано. Для начала нужно решить все проблемы, а уже потом все и объявим. Когда все веревки сплетем в единый крепкий узел.

С трудом проглотив комок, застрявший в горле, генерал спросил:

— А что касательно меня, ваша светлость? Я не исполнил приказ. Что ждет меня?

Неживыми глазами барон посмотрел на мессира Оукмана.

— Да уж. Убивать моего сына я тебе не велел. Однако, ты — верный рыцарь. Сейчас у меня таких нехватка. Ты мне нужен. Я не буду тебе обещать, что, когда все закончится, тебе сойдет с рук халатность, с которой ты выполнял приказ. Ведь эта халатность привела к гибели не кого-то там, а первого наследника, официально объявленного и утвержденного. Нет, ты понесешь наказание. Но я обещаю тебе, что это будет не смерть.

— Как прикажете, ваша светлость! Я — ваш верный слуга, не более, — Логан почтительно поклонился. В конце концов, будет жить. А это уже хорошо. Так решил про себя генерал Особой гвардии.

— Когда тело будет полностью готово к погребению, сообщите мне, — на том барон разговор и закончил.

Каменные гробы для крипты правителей баронства Вуков готовились заранее. Как только рождался ребенок в семье, сразу же сооружали ему и саркофаг. Эта была традиция рода. Честно говоря, уже даже сам Аластор Вук-старший не знал по-настоящему откуда традиция эта взялась и что она значила. Поэтому особых хлопот с подготовкой к захоронению Джона Вука не было. Мессир Корнелий Бром крайне не хотел заниматься этим делом, но приказ барона выбора ему не оставлял. Он и его помощники, в числе которых был и Павле, достаточно быстро омыли тело первого наследника, одели его в роскошные черные одеяния и отчитались о проделанной работе генералу Оукману. Тот открыто заявил, что о смерти Джона говорить никому не следует, об этом будет объявлено самим правителем и тогда, когда он посчитает нужным сделать это. В убеждениях ни Корнелий, ни его ученики не нуждались. Видя, что даже столь высокие лица государства начали падать в объятия Ангела Смерти, лекари более всего хотели оставаться в стороне, ничего не видеть, не слышать и молчать как рыбы. Предел же их мечтаний заключался в том, чтобы вообще пропасть на пару месяцев из Главного замка и вернуться только тогда, когда барон расправится со всеми, кто ему не угоден, и жизнь войдет в обычное русло.

Труп наследника гвардейцы мессира Оукмана аккуратно перенесли и положили в каменный гроб. Оставалось только закрыть последнее ложе Джона тяжелой крышкой, и обряд похорон можно считать завершенным. Позже уже мастера выбьют все необходимые надписи, а сейчас Логану хотелось поскорее завершить дело и больше не видеть покойника, напоминавшего ему о собственной неосторожности и поспешности при выполнении приказа Аластора Вука-старшего. «Эх, опростоволосился ты, Логан! Как же ты опростоволосился! После стольких лет верной и безупречной службы!» — поедал себя изнутри генерал.

Когда барону было доложено о том, что сын его уже подготовлен к прощанию, старый охотник, опираясь на свою трость, спустился в крипту. Он выгнал всех, кроме мессира Оукмана. Генерал хотел уйти, но Аластор запретил ему:

— Смотри, смотри. Никогда нельзя отводить глаз от того, что ты содеял. Даже если тебе это противно и омерзительно. Ты ведь не сопливый щенок. Сам все должен понимать, генерал. Разве не так?

— Все так, ваша светлость. Простите.

Теперь они стояли и, молча, каждый думая о своем, смотрели на страшного мертвеца, который усмехался им. В усмешке этой читалось презрение к обоим. К генералу, что допустил убийство. К отцу, что оставил его безнаказанным.

Крипта освещалась всего тремя факелами. Два были закреплены у гроба, один держал Логан. Тени в пьяном безумстве плясали по стенам, по полу и потолку, по лицу покойника. Создавалось впечатление, что Джон шевелится во сне. Но это было шевеление смерти. Нервы мессира Оукмана вибрировали, как перетянутые струны на лютне, готовые вот-вот лопнуть. Сам же барон в эту минуту почти не отличался от убитого сына. Та же бледность, та же скорбь, та же отрешенность.

— Мессир Варга уже отправился за Драганом Янкой? — гулким эхом разнесся голос Аластора Вука-старшего по крипте.

— Да, они скоро прибудут. Должны прибыть.

— Дай сюда, — барон протянул руку, и генерал Особой гвардии со вздохом облегчения передал своему повелителю факел. — А теперь иди вон. Жди меня у входа. Люди, которые закроют саркофаг, на месте?

— Конечно, ваша светлость. Они ждут моего приказа, а я жду вашего.

— Хорошо. Иди.

Мессир Оукман вышел, довольный тем, что может наконец глотнуть свежего воздуха. Конечно, трудно было назвать мрачную атмосферу Главного замка полезной для душевного здоровья. В нем объединялись высокая влажность и промозглая сырость. Роскошь убранств отражала тяжелый, прямой и в чем-то неистовый характер рода Вуков. Естественного освещения всегда было мало. Оттого кожа обитателей сердца баронства со временем становилась бледной. Так сказывалась нехватка солнечного света. Порой, бродящие по замку люди, пугались друг друга, путая тусклые силуэты в коридорах твердыни с призраками давно почивших мужчин, женщин и детей, живших тут когда-то. Отчасти это, безусловно, накладывало свой отпечаток на характер тех, кто проводил в Главном замке большую часть своего бытия. На самого барона, на его детей и жену, конечно, тоже. Гости, которые здесь оказывались на какое-то время, отмечали, что не зря в народе это место прозвали «волчьим логовом». Это как нельзя кстати соотносилось с гербом Вуков, волчьей стаей. Но все равно Логан был рад подняться по винтовой лестнице и снова очутиться в замке. По сравнению с криптой здесь были почти божественные сады Всемогущего.

Место, где покоились Вуки, делилось на две части. В первой, куда и выводила винтовая лестница, лежали сами «волки» чистой крови, их жены и дети, в том числе незаконнорожденные сыны. Бастардам-мальчикам не суждено было лежать рядом со своими женами и отпрысками. Таково было правило. Ни одни мольбы, ни одни посулы, ни одни угрозы не заставили баронов за все четыре столетия правления изменить этот устой. Более того, после воцарения рода Вуков, все останки из фамильного склепа (хоронившиеся по такому же принципу), были перенесены в крипту.

Во второй части лежали другие фамилии, правившие этими землями до победы предков Аластора в войне за трон. Но никто не мог уже перечислить всех поименно. Помнили только тех, чьи деяния сохранились в летописях. Хэрет Вук, первый барон из «волков», еще при своей жизни приказал расширить крипту и пробить в ней второй зал. Потом все могилы были разрыты, разграблены, а труху и кости предыдущих властителей сбросили в общую яму, вырытую как раз в новом помещении. Вуки не собирались ни с кем делить свою славу. Хэрет был прозван за это кощунство Гробокопателем. В народе не очень-то любили сего доблестного мужа, сталью и коварством уничтожившего всех своих соперников. Впрочем, он правил с истинно звериным инстинктом. Не было еще на этих землях более страшного хозяина. Виселицы стали делом обыденным, казни совершались пышно и повсеместно, пытали настоящих и мнимых врагов новой правящей фамилии безжалостно и умело. Жители баронства вопили и стенали, но никто не мог остановить Ангела Смерти, поселившегося на какое-то время в этих краях и косившего население Ледяным палашом, без жалости и сострадания. В конце концов, Хэрета Вука поразило безумие, и собственный его сын Слободан, не в силах больше видеть творения рук отца своего, перерезал барону глотку и занял трон. Хоронили Хэрета со всеобщей скорбью, но с первого же дня новый правитель, начал вводить законы, значительно меняющие положение подданных в лучшую сторону. В целом, именно Слободан I и укрепил династию, отныне возглавлявшую баронство. Укрепил и возвеличил. Мало кто уже помнил Гробокопателя. Последующие лидеры были, как правило, весьма в народе почитаемы. Да и, не кривя душой, можно сказать, что многое Вуки сделали хорошего и разумного на этих территориях. Постигали их и неудачи, но побед было несравненно больше. Потому, к моменту правления Аластора Вука-старшего, его полюбили уже заранее, как только он появился на свет, а в конечном счете любовь эту он только приумножил.

— С детьми же мне, как видно, не повезло, — сказал сам себе барон, продолжая смотреть на мертвого сына. — Похоже слабоумие Хэрета передалось через поколения. Впрочем, он был болен кровожадностью, сумасшедшим он стал только под конец своего правления. А Джон, Аластор и Родрик еще молодые, а уже такие глупцы, коих еще поискать надо. Что сделали вы с Мейнхардом?

Вдруг, в ярости, Вук подскочил к лежащему телу, схватил за ворот и, притянув к себе, прошипел:

— Что молчишь? Что сделали с Мейнхардом?

Джон лишь продолжал усмехаться. «Что ты хочешь? Я уже не в твоем мире. Что ты хочешь, подлый отец? Можешь делать со мной что угодно, я уже не отвечу ничего и не почувствую ничего. Я там, где ты бессилен». Со страхом барон Вук разжал пальцы, и мертвая голова с противным звуком шмякнулась об камень. Безобразное лицо все смеялось и смеялось. Не по себе стало Аластору. Ком подкатил к горлу. Но старый охотник подавил в себе страх и вдруг ясно и четко проговорил:

— Каждый сам виноват в своем горе. Ты виноват в своем, сын! Закончил ты так, как вел себя. А Мейнхарда я найду. Таким как вы не править здесь. Иначе все, что с таким трудом выстраивали наши отцы, рухнет прахом. Я этого не допущу. А ты… Ты сам выбрал судьбу, что постигла тебя. Видит Всемогущий, я хотел для тебя большего. Мне жаль, что так получилось. Но вышло как вышло. Ты ответил за свои ошибки, я отвечу за свои.

Глаза Аластора на мгновение увлажнились. Он наклонился к своему первенцу, поцеловал покойника в лоб и прошептал:

— Покойся с миром, сынок. Прости меня, и… Покойся с миром.

Потом барон Вук быстро развернулся и побрел к выходу. Были слышны лишь звонкие удары его трости об булыжники пола. Мертвый Джон зловеще улыбался. Ему были ни к чему извинения отца.

— Закрывайте гроб, я с ним окончил. Больше мне там делать нечего, — устало бросил Аластор Вук-старший и прислонился к стене. Вернувшись из крипты, он стал вновь похож на человека. Генерал Оукман отметил этот факт, и на душе стало легче. Впрочем, барон-человек выглядел устало, и ненависть продолжала читаться в его взгляде.

— Я отдам все необходимые распоряжения, — и Логан нырнул в небольшую дверцу, располагавшуюся рядом. Там ждали слуги и пару солдат Особой гвардии. После короткого разговора с генералом, они тихо направились в крипту, чтобы навсегда огородить каменной плитой первого наследника баронства Вуков от мира живых.

— Что теперь, ваша светлость? — спросил мессир Оукман.

Ответить правитель земель Вуков не успел. С другого конца коридора к ним, прихрамывая, спешил мессир Гауке-Босак. В его лице явно читалось беспокойство. «Вот и началось», — подумал барон. Старший капитан быстро поклонился Аластору, затем Логану.

— Что случилось, Витольд? — генерал Особой гвардии тоже увидел, что с его подчиненным творится что-то неладное. «Если что-то произошло с Аластором-младшим, то все! Можно рассылать всем родственникам письма о том, чтобы готовились к тяжбам за мое наследство», — живот Оукмана стянул неприятный болезненный спазм.

Видно мессир Гауке-Босак понял генерала без всяких слов. По привычке он погладил свою бороду-лопату и заговорил низким басом:

— Со вторым сыном его светлости все в порядке. Он ведет себя смирно, происшествий нет. Во всяком случае с ним. А вот баронет Шульц атаковал солдат Особой гвардии и Основной армии. Генерал Аксельрод уже там и командует операцией по подавлению мятежников.

Вся усталость немедленно покинула барона. Чувствовалось как неведомая энергия, подогреваемая злобой и жаждой мщения, сильными потоками устремилась на тех, кто сейчас был рядом со своим законным сюзереном.

— Как это произошло? Говорите кратко и по сути, — приказал Аластор Вук-старший.

— Я выполнял распоряжения мессира Оукмана и отправился лично проверить отряды, взявшие в кольцо резиденцию баронета. Им было приказано не светиться и вроде бы было все тихо, но в какой-то момент ко мне подошли трое солдат баронета. Видать, старый хитрец все-таки заметил нас. Да и не удивительно. Нас же не пара человек было. Они поинтересовались, что происходит. Я ответил, что мы выполняем распоряжения барона Вука. А ваша светлость приказали поставить под охрану Особой гвардии несколько объектов в городе. Сначала они как будто дар речи потеряли. Сказали, что, мол, барон же в болезни лежит. Я поставил их в известность, что ваша светлость изволили выздороветь. Напомнил им, как и инструктировал меня генерал, что мы подчиняемся исключительно правителю государства, а стало быть без вашего приказа здесь оказаться не могли. Они в задумчивости вернулись в резиденцию. Я сразу почуял неладное. Нашел людей генерала Аксельрода и попросил немедленно известить его об этой ситуации. Как выяснилось позже, не зря.

Через некоторое время ворота распахнулись и из резиденции появился сам баронет во главе своего небольшого войска. Они даже фальконет один выкатили. Тут я уже понял, что дело плохо. Если зарядят картечью, то многих положат. Тем не менее я отдал условный сигнал, чтобы все были готовы, а сам двинулся к восседавшему на своем жеребце баронету. Он меня повелительно спросил, что за балаган мы устроили. Я ему ответил ровно то же, что и его людям. Он усмехнулся и сказал, что ложь он за километр чует. Это меня оскорбило, и я ему заявил, что уж где-где, а как раз в Особой гвардии лжецов встретить можно с наименьшей вероятностью. А он как и вовсе не слушал меня. А потом пафосно так продекларировал, что получил информацию о готовящемся мятеже и ему необходимо срочно покинуть Вукоград и отправиться в Суботицу, городок недалеко от столицы. Говорил, что там и находится гнездо зреющего мятежа.

Естественно, я ему пояснил на это, что город закрыт для въезда и выезда. И что его вообще-то генерал Аксельрод все равно за ворота не пустит. Да и мне приказано максимально поддерживать порядок и следить за обстановкой в этом районе Вукограда. Так что идея плохая, и я ему порекомендовал дождаться официального разрешения вашей светлости. А вот тут он неожиданно словно с цепи сорвался. Крикнул: «Бей, убивай узурпаторов! Они и есть мятежники». И пустил в меня пулю из своей пистоли, потом вторую. Вторая, кстати, по шлему проскользила. Будь он более метким, мог бы и пробить шлем. Вот тогда бы мы уже не разговаривали, ваша светлость.

Барона похоже это нисколько не волновало.

— Это все лирические отступления. Ты дальше давай. По делу.

— Завязался бой. Подключились и солдаты Аксельрода. Да только столь яростно люди баронета сражались, что не так просто с ними совладать было. Я, признаться, в бою ничего вокруг не замечал. Слышал, как фальконет пару раз грохнул. Гражданских тоже задело. Видел трупы, десятки тел. Спасло то, что сам генерал Аксельрод прибыл с подкреплением. Вот тут мы паршивцев и прижали. Фальконет люди генерала в миг отбили и обезвредили. В итоге заползли негодяи обратно в резиденцию и забаррикадировались там. С генералом порешили так, что он берет на себя командование, а я мчусь в Главный замок и сообщаю вам всю ситуацию. Я отдал наших оставшихся людей в распоряжение Аксельрода. Когда вскочил на коня и поскакал к вам, он как раз послал солдат за своей артиллерией. Сказал, что или заставит их сдаться, или в землю втопчет. Я, если честно, абсолютно согласен.

Прискакав в замок, хотел сразу к вашей светлости пойти, но только тогда увидел, что мне мечом бедро ранили. Наверное, в бою эмоциональный взрыв произошел, ведь даже боли не чувствовал. А тут смотрю кровь хлещет и ощущения неприятные появляются. Да и вид у меня был, прямо скажем, непристойный. Весь в грязи, потный, куски внутренностей человеческих на доспехах. Я как мог быстро доковылял до главного лекаря. Мессир Бром и его люди меня со всей скоростью отмыли, перевязали, пилюлями какими-то накачали, переодели. Все прошло очень оперативно. Я им объяснил, что на доклад к вам мне нужно срочно. Профессионалы они, все-таки. Да и рана несерьезна оказалась. Набедренник в бою отвалился, вот мне кусок мяса и отсекли. Заживет, ваша светлость.

— Вот и началось, — в задумчивости молвил барон, словно обращаясь к кому-то незримому, невидимому, но присутствующему здесь. Мессиры Оукман и Гауке-Босак переглянулись. — Где дети Шульца?

— Карл и Генрих сражались с ним бок о бок. Вместе с отцом и засели в резиденции. А малолетний Уц находится в Белом замке, оплоте Шульцев. Естественно, за него ведет дела первый секретарь баронета Йозеф Готбанд. Кстати, обе сестры вашей жены тоже вроде под опекой Йозефа. Судя по всему, там же и живут, вместе с братом.

— Ясно. Вы в состоянии сесть на лошадь, старший капитан?

— Ваша светлость, даже если мне отрубят обе ноги, я смогу выполнить ваше поручение, клянусь.

— Хорошо. Скачите обратно и скажите генералу Аксельроду, что сам Шульц и один из его отпрысков, любой, должны быть взяты живыми. Со всеми остальными пусть делает, что угодно. Безусловно, мятежникам смерть. А все произошедшее — это явное неповиновение мне. В сказки о каком-то пресловутом заговоре, который баронет пытался раскрыть, я приказываю не верить. Так Петару и передайте. Справитесь?

— Конечно справлюсь, ваша светлость!

— Тогда не теряйте времени, мессир Гауке-Босак.

Старший капитан откланялся, покинув барона и его генерала.

— Как думаешь, мессир Варга вернулся?

— Мне должны были бы сообщить, ваша светлость. Впрочем, вполне возможно, что они ожидают вас, а посланники Тадеуша могут и не найти меня сразу. Приказ ведь был препроводить мессира Янку прямо к вам.

— Тогда пошли, Логан, — Аластор Вук-старший не собирался терять ни минуты.

— Вы готовы, Горан? — барон твердо смотрел на мессира Опачича. Первый канцлер дома Вуков быстро закивал. Ему было очень не по себе. Мало того, что утром Особая гвардия заперла Горана в собственных покоях, словно какого-то преступника, а теперь его еще пригнали сюда под очи Аластора Вука-старшего в достаточно грубой и бесцеремонной манере. А ведь первый канцлер — это чин почтенный и уважаемый. Неужто опала? Но за что? Верой и правдой служил все это время мессир Опачич барону. Приворовывал, конечно, но в конце концов не больше, чем другие. А уж в заговорах всяких и прочих безобразиях, он вообще не участвовал. Даже не слышал о них.

— Тем лучше, — удовлетворительно продолжил правитель земель Вуков. — Пишите. Приказ всеобщий барона Аластора Вука, законного правителя этих земель, сюзерена благородных людей и властителя прочих граждан сего славного баронства. Дату ставьте. Поставили? Отлично. За сим приказываю: с этого момента учредить новую организацию, подконтрольную только мне самому и никому более другому. Имя дать ей: Ведомство дел безопасности. Образовать место руководителя данного ведомства. Должность обозвать: Протектор баронства. Дабы он был одним из главных защитников нашего рода, рода Вуков, получивших благословение Всемогущего на правление этой прекрасной страной.

Присутствующих в тронном зале было немного. Генерал Оукман, старшие капитаны Особой гвардии Варга и Плятер, некто мессир Драган Янко, которого привел Тадеуш, постельничий барона Деян Кос, да еще с десяток людей Особой гвардии, призванных охранять персону Аластора Вука-старшего. Но с каждым словом барона, людям становилось все более неуютно здесь. Странное чувство грозных перемен охватывало умы и души. Генерал Оукман неожиданно осознал, что никогда уже жизнь населения его родины не станет прежней. Он не мог даже объяснить, почему к нему пришло это озарение. Но что случилось, то случилось. И это очень неприятно поразило Логана. Его подчиненные ощущали примерно то же самое. У мессира Коса кольнуло сердце. Канцлер Опачич с ужасом заметил, как тряслись его руки, пока он писал приказ. Теперь его светлость точно решит, что он в чем-то виновен. Только Драган Янко стоял мрачный, спокойный, тихий. Когда в тронном зале появился барон, он не обмолвился ни словом со своим протеже, которого приказал доставить к себе в целости и сохранности как можно скорее. Этим он очень удивил Тадеуша Варгу. Потом последовало требование немедленно призвать первого канцлера. И вот теперь новые распоряжения.

— Протектор будет обладать неограниченными полномочиями в пределах своей компетенции. Приказания и распоряжения протектора обязаны выполняться столь же незамедлительно, как если бы это были приказания самого барона. Подотчетен протектор будет лишь мне, как своему непосредственному правителю. Назначить и снять с должности протектора сможет только барон земель Вуков.

Аластор продолжал диктовать, а генерал Оукман все отчетливее понимал, что отныне начинается самая настоящая война. Война первым делом внутренняя, война с непокорными и несогласными. И что теперь вряд ли его светлость будут любить также сильно, как прежде. Теперь его, пожалуй, что будут только бояться, а может и ненавидеть. Хуже всего то, что вокруг маленькой страны бродит достаточно хищников, мечтающих приобрести эти земли в свой личный карман, а не сотрудничать с удельным барончиком. Справится ли Аластор с тем, что задумал? А сколько новых врагов появится у Вука, когда полетят невинные головы? То, что они полетят, Логан уже не сомневался. Ему стало совсем паршиво от того, что первое убийство произошло по его вине, из-за его собственной самоуверенности. А был ли так уж виноват Джон Вук в измене? А заслужил ли он такое безразличие со стороны отца к своей судьбе? Уж не помутился ли сам барон рассудком, потеряв человеческий облик, подобно Хэрету Вуку?

— Провозгласить протектором баронства с этой минуты верного нашего подданного мессира Драгана Янку. Объявить об этом по всем принадлежащим дому Вуков территориям через наше Ведомство глашатаев. Выписать все необходимые документы и грамоты поставленному протектору. На первое время генерал Особой гвардии Логан Оукман становится главным помощником протектора по силовой части. Особая гвардия временно переходит в подчинение Ведомства дел безопасности. Отменить приказы протектора вправе только барон. Однако (это не пишите), я призываю всех следовать просьбам и требованиям протектора с должным рвением, чистосердечно и добросовестно, ибо я доверяю мессиру Янке вполне. К вам, мессир Оукман, особая просьба грамотно и недвусмысленно донести всем вашим людям то, что было только что сказано. С генералом Аксельродом я буду разговаривать сам. Мессир Опачич, записывайте дальше…

Долго еще диктовал Аластор Вук-старший и долго еще его слушали те, кто находился в зале. Все были серьезны, крайне напряжены. Никто не ждал такого поворота событий. Не ждал этого и Модест Фотийон. Впрочем, он был единственным, кто перестал переживать за свою жизнь. Переживать следовало теперь всем остальным. Барон наконец-то доверился ему, а делать свою работу Модест умел. Он понимал, что Аластор неспроста пошел на столь радикальные меры. Если дело дошло до того, что теперь Вук дарует Фотийону такие полномочия, то причины данного поступка весьма и весьма основательны. Похоже, барон и сам понял, что загадочная болезнь его была вызвана не заразой, а обставлена кем-то из племени людей. Тем, кому не очень хотелось, чтобы барон оставался на этом свете. И все же с трудом шпион верил в чудеса. Как же его светлости удалось выкарабкаться? Это, конечно, сейчас не было первостепенным вопросом для ума Модеста, но все же и он оставался человеком. Его просто-напросто терзало любопытство.

— Давайте сюда, я распишусь. И приказ мой вступит в силу.

Первый канцлер раболепно протянул правителю земель Вуков свиток и перо. Поставив подпись, барон встал со своего трона и, опираясь на трость, зашагал к мессиру Янке.

— Мессиры, я прошу всех вас, кроме нового протектора, покинуть меня. Генерал Оукман, вы ожидайте мессира Янку на выходе. Я думаю, после нашего разговора у вас будут общие темы для обсуждения. Первого канцлера препроводите-ка обратно в его покои. Мессиры Плятер и Варга, прошу вас, далеко не пропадайте. Пока что у вас есть время, проверьте своих подопечных: мою жену и младшего сына. Да, мессир Гауке-Босак занят, навестите еще заодно и Аластора. Мессир Кос, вам генерал Особой гвардии выделит людей, и отправляйтесь с только что заверенным мною документом прямиком в Ведомство глашатаев. Пусть выполняют волю барона.

— Ваша светлость! — мессир Опачич рухнул на колени. Нервы первого канцлера не выдержали. — За что меня опять под арест? Неужели вы меня в чем-то подозреваете?

Барон холодно посмотрел на него:

— О, я вас ни в чем не подозреваю. Но время такое, что доверяй, но проверяй. Теперь у нас есть мессир Янко. Протектор, уж поверьте, сумеет разобраться в том, кто предатель, а кто нет. Я думаю, вскоре вы с ним еще пообщаетесь. Мой вам совет: будьте максимально честны, и если вы ни в чем не виноваты, то вам ничего не угрожает, мессир Опачич.

Горан продолжал валяться в ногах Аластора. Он был не в силах встать, лежал и всхлипывал. Вряд ли он вообще хоть что-то уразумел из того, что сказал ему правитель баронства. Логан Оукман брезгливо кивнул своим солдатам. Гвардейцы все поняли без слов. Сильные руки подхватили первого канцлера под локти и в один момент вынесли несчастного вон.

— Итак, леди Вук, я рад с вами познакомиться.

— «Ваша светлость». Прошу называть меня именно так. Это будет по принятому этикету. Да и потом, вы обязаны выражать мне почтение.

— К сожалению, леди Вук, мы вступили в ту пору, когда нет времени на глупые условности.

Дряблое лицо Кассандры исказилось от гнева. Ей захотелось швырнуть увесистый кубок, из которого она попивала летнее вино, прямо в голову этому высокомерному подлецу.

— Традиции для вас всего лишь глупости? Как странно, что мой муж доверил вам возглавить столь серьезную политическую структуру. Я лично абсолютно поддерживаю создание нового ведомства, которое займется раскрытием заговоров против нашей семьи, но все ж таки следует и об обычаях не забывать. А иначе те, кто борются с нашими врагами сами перестанут нас ставить во что-либо.

Мессир Драган Янко слегка улыбнулся. Вот только глаза его совершенно не улыбались. Не нравились баронессе эти глаза. Очень не нравились.

— Не вам, леди Вук, судить о традициях. Я — человек прямой, и скажу вам без ложного лицемерия. Я вообще считаю, что вас поместили в чрезмерно удобные условия, — Драган указал пальцем на Сенку, забившуюся в угол и переминавшуюся с ноги на ногу. Девушка опустила голову и делала вид, что изучает что-то на полу. Ее до крайности напугало внезапное появление этого человека.

— Наличие прислуги вы называете удобством? Может так бы оно и было, но одной девицы недостаточно. К тому же, она отвратительно выполняет свои обязанности.

Кассандра Шульц сильно слукавила. Ей в общем-то грех было жаловаться на Сенку. Она все делала быстро и в срок. Понимала баронессу с полуслова. А леди Вук была крайне озабочена словами и манерами мессира Варги перед тем, как он тогда покинул покои ее светлости. Позже старший капитан несколько раз заходил проведать взятую под стражу жену барона. И он всегда просил Сенку выйти из помещения, очевидно желая наедине поинтересоваться все ли у нее в порядке. «Как же легко поймать мужиков на привязанности к тому или иному смазливому личику. Хотя не только в личике дело, а еще и в сладком женском месте», — повторяла себе Кассандра старую, известную истину. Но находясь в таком положении, она не рискнула вести себя фривольно по отношению к навязанной служанке. Ей хотелось оттаскать ее за волосы так сильно, чтобы проклятая мерзавка поняла, кто здесь благородного происхождения. Но желания не всегда бывают разумны. Леди Вук, урожденная Шульц, это знала очень хорошо. Дурой она не была.

— Тогда меня это лишь удовлетворяет, — сказал мессир Янко.

— Вы пришли меня оскорблять?

— Нет, ни в коем разе. Просто чем меньше вы получаете комфорта, тем проще мне будет вынуть из вас необходимую мне информацию.

— Это какую же?

— Начнем с простого. Вы сами решили отравить барона или отец вас надоумил?

У Кассандры было достаточно времени проанализировать ситуацию, пока она находилась под бдительным наблюдением Особой гвардии. Да и весомый срок, чтобы сориентироваться, этой женщине не требовался. Она презрительно поглядела на протектора баронства и сказала с нескрываемым отвращением:

— Свои фокусы оставьте для простачков. Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. И скажу больше, даже понимать не хочу.

— О, это я предвидел! — Янко с удовольствием потер руки. Повернувшись к своему личному писцу, человеку которого он сам призвал к себе в услужение с разрешения Аластора Вука-старшего, он тихо заговорил: — Вы все фиксируете в письменном виде, Мико?

Парень с изуродованным оспой лицом важно кивнул.

— Отлично. А мы продолжим. Дело в том, что вы пока еще слабо представляете в какую пренеприятную ситуацию вы попали. Мне-то совершенно очевидно это. Впрочем, попробую вам растолковать.

— Хм, ну что ж. Валяйте.

— Я думаю, что с момента своего заточения вы были лишены возможности получать последние новости. В свете этого вы вряд ли знаете, какие события творились вокруг. Но я расскажу. Началось все с того, что после вашей вполне успешной попытки отравить его светлость, удача отвернулась от вас. Я лично все просчитал сам, помощи в этих делах мне не нужно. Я всегда говорил себе: «Драган, ищи мотив». Мотив убить барона был только у вас, вашего отца и его семейства, а также Джона и Аластора, детей барона от Мелинды Барр. Мейнхард, которого отец любил, вряд ли бы пошел на это. Тем более он, со слов проверенных свидетелей, был мало способен на совершение какой-либо подлости. Разве только в ответ на нанесенные ему несправедливые оскорбления.

Вы же спелись с первым наследником и его братом, сдружили их со своим сыном, а может они сами сдружились, и практически в открытую ненавидели барона и Мейнхарда. Во всяком случае, слухи ходили весьма серьезные. А серьезные слухи подразумевают определенную долю правды, которая в них сокрыта. Да и за что вам любить мужа? За то, что вы шпыняли нелюбимого пасынка, а его отец, увидев это, старался прекратить ваши бесчинства? Аластор Вук-старший — человек крутой. Вряд ли он упрашивал вас нежными словами и добрыми посулами.

Потом я решил сравнить симптомы недуга. О, я много видел хворей и отравлений! Вы знаете, как правило, я не верю в единичные вспышки невероятной болезни спустя многие годы, поражающие не простых людей, а элиту, которая крутится в мире лжи и интриг. Конечно, есть люди, кроме вашей семьи, заинтересованные в смерти правителя земель Вуков. Но я уверен: у них духу не хватило бы. И выгоды их совершенно несравнимы с риском подобной акции. Наш народ сейчас барона любит и уважает. Ваши же приобретения были бы куда более впечатляющими, в отличие от всех остальных. А еще вы имеете влияние на всех наследников. Мейнхард ведь пропал. Но к этому мы вернемся.

Итак, ваш отец отравил Изабеллу. Ее терпеть не могли подданные барона, а баронет хотел для начала надломить дух Аластора. Это в какой-то степени получилось. Впоследствии, Шульц мечтал убедить его снова жениться. Уже на вас. А может на ваших сестрах. Как видим, и это мессиру Шульцу удалось.

Вряд ли вы тогда знали, что ваш отец — отравитель. Но пришел момент, и вы уже не смогли более терпеть своего супруга. Наверное, вы все рассказали баронету. И он предоставил вам верное средство. Вот только был еще один неожиданный участник этой партии. Он подозревал, что в истории Изабеллы все было не так просто. Мессир Корнелий Бром оказался крайне проницательным. Он и спас нашего повелителя. Он и доказал окончательно, что все это не чудо-болезнь, а банальное преступление. Точнее не банальное, а вполне себе особенное. Травили-то не кого-то, а первое лицо баронства, самого хозяина.

Ваш отец прибыл в столицу с отрядами своих верных людей. Это было сделано на случай того, если вдруг кто-то из других баронетов начнет своевольничать. Случись такое, Шульц бы быстро взял соперников в железные тиски. Мало кто из этих вассалов ожидает подобного коварства. Все съехались сюда, пораженные тем несчастьем, что постигло барона. Первые рыцари спешили, и никто не готовился к этому неожиданному для них путешествию. Кроме вашего отца. Только он привел вооруженных людей. Еще одно косвенное доказательство вины Шульцев.

Кассандра улыбнулась, обнажив маленькие, кривоватые зубки:

— Милая сказка. Но у вас нет доказательств. А потом вы, кажется, упоминали, что Джон и Аластор также могли быть заинтересованы в смерти отца. Мое нежное отношение к ним, которое и подобает любящей мачехе, не говорит о том, что они не могут действовать вне моей воли. Я им не указ.

— Конечно, нет. Но Джон Вук был трусом, а Аластор — вспыльчивый дурак. Так что, я уверен: они не при делах. Во всяком случае к покушению на жизнь барона они отношения не имеют.

— А что значит «был»? Вы сказали, что Джон был?.. — вот тут тень беспокойства пробежала по лицу леди Вук.

— Вы крайне наблюдательны. Джон Вук оказал сопротивление при аресте. Нервы сдали. Его убили. Случайно.

— Что? Этого не может быть! Где мой муж? Вы все — заговорщики! Аластор никогда бы этого не позволил. О, Всемогущий, я пропала!

— Да, это вполне реальная возможность. Но пропадете вы не потому, что мы — заговорщики. А потому, что вы сама и есть ключевое звено этого омерзительного сговора.

— Снова ваши обвинения голословны. Я отказываюсь разговаривать с вами. Пусть мой муж сам придет и подтвердит мне ваше назначение. Докажет собственным присутствием, что он жив и здоров. Что Джона убили по его приказу. И что он так низко пал, обращаясь со своей законной супругой подобным образом. Подумать только?! Присылать ко мне таких подонков, как вы!

— Вы можете притворяться немой сколько угодно. Но я обещаю, что вы заговорите. Впрочем, вы уже сейчас нарушите свое слово, ведь в праведном гневе, вы не поинтересовались о том, жив ли и здоров ли ваш Родрик.

Баронесса и впрямь перешагнула через данное ей обещание молчать, но страха в голосе не было:

— Если с моим сыном что-то случилось, то твои дни будут сочтены, сукин сын.

— Пустые угрозы. Отравить меня не выйдет, леди Вук.

— Мой отец тебя прикажет скормить своему ручному леопарду.

— Мессир Шульц? О, у него своих проблем по горло. Я, кстати, не закончил…

— Что с моим сыном и отцом?

— Ну вот. Я устал от вас. Теперь мой черед помолчать.

Кассандра с диким криком бросилась на мессира Янку в надежде вцепиться ногтями ему в лицо. Но присутствующий в покоях лейтенант Особой гвардии схватил ее и с силой толкнул обратно в кресло. Баронесса в полном недоумении заморгала водянистыми глазками.

— Что вы себе позволяете? Сволочи безродные! Вы все за это поплатитесь! Я вам клянусь, слезами умоетесь! И кровью заодно!

— Вот это уже больше похоже на ваше истинное лицо, — Драган с интересом изучал Кассандру. — Только хватит болтать. Шутки в сторону. Сделаете так еще раз, и вам сломают руку или ногу.

Тон шпиона был очень серьезен. Леди Вук поняла, что попала в настоящую западню. Она все-таки решилась говорить, но отвечать на вопросы следовало аккуратно, прощупывая противника. Ей требовалось узнать как можно больше о том, что сейчас творилось в Главном замке, в столице, в самом баронстве, наконец.

— Хорошо, будь по-вашему, мессир Янко. Или мне называть вас «мессир протектор»?

— Как хотите, так и называйте. Но я рад, что разум восторжествовал. За это я поощрю вас и скажу, что с Родриком все в порядке. Он под стражей, но он не противился приказам своего правителя, потому с ним все благополучно. Я ручаюсь, потому что сам с ним недавно беседовал.

— Вы?

— Да. Я побеседовал уже и с Аластором Вуком-младшим, и с Родриком. С ними обоими все хорошо.

— А что вы говорили про моего отца?

— Э, секундочку. Мне бы тоже хотелось получить что-либо взамен. Например, вы так и не соизволили признаться в том, что отравили барона.

— Дорогой Драган, — леди Вук улыбнулась столь искренне, безобидно и простодушно, что протектор баронства невольно восхитился ее актерским мастерством. — Вы же понимаете, что если я сознаюсь вам в этом, то мне тут же снесут голову. Ну зачем мне подписывать себе смертный приговор? Вы скажете из-за сына? Возможно, но вы не верите мне, а я не верю вам. Казните меня, а потом все равно расправитесь с ним. Нет, упрощать жизнь я вам так просто не собираюсь. Хватит считать меня за дурочку.

— Я и не считаю. Но разница всегда есть, баронесса. Принять смерть в муках и принять ее легко — это существенное различие.

— Не угрожайте мне пытками. Я прекрасно вижу, какой вы человек, мессир Янко. Скажу вам более, я уверена, что к тому все и идет. Мое молчание позволит вам убедить барона в необходимости телесных истязаний. Вы к этому ведь клоните?

«Хитрая змея! — подумал Модест Фотийон. — Угадала ж все-таки». Вслух же он произнес:

— Допустим, к этому. И для вас эти выводы должны быть неутешительны. Поэтому вам не следует ставить мне условий.

— Послушайте, моя жизнь с Аластором Вуком-старшим — это пытка. Морально вам меня не сломать. Физически, возможно. Я привыкла к комфорту, и я уже немолода. Но вы же сами знаете, что всегда лучше договориться. И я тоже этого хочу. Умные люди смогут найти общие точки соприкосновения при столкновении любых интересов. Давайте начнем помогать друг другу, милый Драган. Допустим, я помогу вам раздобыть доказательства того, что мой отец отравил Изабеллу Вук. Я знаю мужа. Для начала этой информации ему хватит за глаза. Вы, конечно, можете меня искалечить, заставить подписать все, что угодно. Но ведь для вас же будет лучше, если у вас будет добровольный свидетель.

— Ха, мессир Шульц и так себя скомпрометировал. Так уж и быть, вновь пойду вам навстречу, расскажу. Он решил силой пробиться из Вукограда. Это была ошибка. Снова непрямое, но очень существенное событие, подтверждающее его виновность.

— И что с ним?

— Когда вырваться не получилось, он заперся с остатками войск в резиденции. Генерал Аксельрод сровнял с землей поместье Шульцев в столице. Не знаю как, но почтенный полководец выполнил приказ барона Вука. Ваш отец в темнице здесь, в Главном замке, с простреленной рукой. Ваш брат Генрих, кстати, в соседней камере. Цел и невредим. А вот Карла изрубили в куски. Слишком он неистово сопротивлялся. К слову, мессир Аксельрод поручил полковнику Деяну Опачичу, брату нашего первого канцлера, возглавить войско и отправиться в поход на Белый замок. Надеюсь, мессир Готбанд будет сговорчив, тогда ваш младший брат и сестры не пострадают.

К удивлению Янки, леди Вук даже ухом не повела на все эти известия. Похоже было, что ее вовсе и не интересует судьба своих родичей.

— Что ж, из того, что вы сказали, напрашивается один вывод: мой отец сам себя и погубил. И более того, как видите, именно он — главный заговорщик. Я здесь сижу тихо и смирно. Да и какую опасность, простите, может представлять женщина, в которой бьется уже не такое юное и горячее сердце, как прежде? Он отравил Изабеллу. Есть вероятность, что он отравил и барона.

— Никак невозможно. Он редко в последнее время покидал Белый замок. У него не возникало ситуаций, благоприятных для того, чтобы дать его светлости яд.

— Сообщники?

— Именно. И ваша кандидатура — наиудачнейшая, леди Вук.

Кассандра вздохнула и посмотрела на протектора баронства так, как будто перед ней сидел несмышленый мальчишка, только что получивший удачное назначение, но ничего не понимающий в сути дела.

— Мессир Янко, неужели мы так и не сойдемся хоть в чем-нибудь? Может, я недостаточно четко излагаю свои мысли?

— Нет, мне все ясно. Вы хотите скинуть всю вину на отца. Возможно предоставить еще какую-то информацию в обмен на то, чтобы самой выйти сухой из воды. Но вы виновны не меньше других, это непреложный факт. И вы будете отвечать. И как я уже имел честь вам доложить, если не хотите более серьезных последствий, то лучше идите на сотрудничество.

— Хорошо! Не понимаете намеков, скажу открыто. Баронет Шульц отравил Изабеллу. Мой муж был отравлен. Кем? Мне неизвестно. И вы не имеете доказательств. Но есть у государства более серьезный враг. Потому что отец действовал не один. Кстати, я не удивлюсь, если смерть первого наследника на самом деле не случайность.

Тогда глава нашего дома действительно хотел выдать свою дочь замуж. Выбор пал на меня. Но со временем, жажда власти отца росла. И он решил в принципе свергнуть династию Вуков. У отца имеются тайные связи с теми, кто просто грезит прикрепить территории баронства к своим владениям. Именно ради этого все и устраивалось. А Шульцы были бы управителями в этих краях. Пока вы с вашим мудрым правителем банально занимаетесь местью за смерть Изабеллы, обычной заграничной шлюхи, да хотите вздернуть кого-нибудь за покушение на барона, настоящие кровопийцы точат свои кинжалы и очень скоро разорвут это баронство на лоскутки. Так вам яснее, милый Драган?

— Выйдете все, — приказал мессир Янко.

— Но, мессир протектор… — начал было лейтенант Особой гвардии. Однако, мрачное лицо Драгана заставило мужчину замолчать и немедленно подчиниться.

Когда все ушли, Модест Фотийон молчал несколько минут. Но все же заговорить пришлось именно ему, так как Кассандра просто смотрела в окно, задумчиво продолжая попивать свое вино.

— Вы пытаетесь просто выкарабкаться?

— Думайте, что хотите. Скажу вам только одно. Вы можете продолжать в том же духе, можете начать применять пытки. Но я повторяю: я немолода, мой организм может не выдержать физического воздействия и тогда, я унесу все свои тайны в могилу. Вы — опытный человек, видно сразу. Вам ли не знать, как из-за глупости можно потерять все, хотя победа у тебя уже почти в кармане. Я это тоже прошла, — Кассандра проницательно посмотрела в глаза мессиру Янке.

«Она отравила! Точно она, но не сознается, — прочитал в ее взгляде Фотийон. — Скорее подохнет, но не сознается. Стерва!».

— А главное, — леди Вук продолжала говорить, а сама, между тем, медленно снимала цепочку с шеи, — если вдруг моего здоровья и хватит терпеть бесчеловечные муки, что вы готовите мне, то знайте: у вас не так много времени. Допустим, вы вытащите из меня все, что хотите. Только потом, поверьте, вы ничего не успеете сделать. Судьба этих земель висит на веревочке, и к ней уже поднесен нож, готовый ее перерезать. В любую минуту это может случиться.

На цепочке болтался ключик. Леди Вук, урожденная Шульц, не спеша встала и подошла к небольшой картине, изображавшей лодку, бьющуюся о волны грозного шторма. Она сняла морской пейзаж, за которым располагалась маленькая железная дверца. Ключиком Кассандра открыла ее. Внутри лежали различные украшения, свитки и несколько склянок с духами. Покопавшись немного, Кассандра достала оттуда монету и небрежно бросила протектору баронства. Тот ловко поймал.

— Это коронный Висболдов. Узнаете?

— И что, думаете я не видел коронных, баронесса?

— Видели. Только присмотритесь повнимательнее. Там, на реверсе.

— И? Изображение короля Готфрида. Как и на многих коронных Великой Унии.

— Раз плохое зрение, то возьмите со столика лупу, мессир протектор. Внизу, под профилем короля, слева, выгравирована монограмма Готфрида. Знаете, что это значит?

— Нет.

— На обычных коронных ее не изображают. Эту монограмму делают на монетах, которые служат передачей каких-либо тайных посланий и сообщений. Теперь понимаете?

— Так вы еще и в сговоре с Великой Унией Правии и Виртленда?

— Можете думать так. Но только я бы на вашем месте, наконец, открыла глаза. В сговоре с королевством Висболдов баронет Шульц. И пока вы тут собираетесь хорошенько прижать меня, ваше время и время моего драгоценного супруга нещадно заканчивается.

— Ладно. Что вы хотите?

— Я обладаю достоверными сведениями. Они предназначались отцу, но я сумела перехватить их в самый последний момент.

— Перехватить? Вы наверняка были связующим звеном.

— Перехватить, мой друг, перехватить. Если вы хотите, чтобы государство уцелело, то я и мой сын должны остаться вне подозрений. Более того, я не хочу терять власть.

— Это уже чересчур! К власти вас не подпустят. Барон не простит жену-изменницу.

— Хорошо, но мы не должны остаться без средств к существованию. Пусть обеспечит нам хотя бы безбедную старость. А потом, все-таки мой сын — возможный наследник.

— Вот этого как раз не будет.

— Что это значит?

— Я вам говорил, что мы вернемся к Мейнхарду? Он будет единственным и законным наследником. Всех остальных барон лишит такого права.

Если бы у баронессы была пистоль и она умела ей пользоваться, она выстрелила бы в лицо Фотийону, не задумываясь. Но пистоли не было, ей пришлось проглотить это.

— Да будет так! Всемогущий накажет моего мужа за это.

— Вы поистине не боитесь ничего и считаете свою правду самой высшей справедливостью в последней инстанции! — от наглости Кассандры мессир Янко даже начал злиться, хотя шпион отлично умел быть невозмутимым.

— Оставим этику. В общем, думайте. Я требую, первым делом, переселить моего сына ко мне. И мне нужны гарантии. Как вы их предоставите, ваше дело. Ну, а потом, я расскажу вам весь план по уничтожению власти Вуков на этой земле, предоставлю все тайные послания к моему отцу и членам нашей семьи, скрепленные печатями Висболда и первых лиц Великой Унии. Конечно, явных призывов к конкретным действиям там не будет, но для опытного агента вроде вас не составит труда расшифровать эти документы и вникнуть в их суть. Если думаете, что войско короля Готфрида в полном составе находится в графстве Коинс, то вы ошибаетесь. Поверьте, они хитры и коварны. И вот-вот они нанесут удар. Можете меня убить, но коли будет так, я не переживаю. Вы все сами очень скоро найдете свою смерть. Я буду отмщена.

Модест ушел в свои мысли. Все это путало ему карты. Если она говорит правду, то угроза, нависшая над Аластором Вуком-старшим настолько опасна, что времени действительно терять нельзя. Если же она блефует, то явно затем, чтобы выскользнуть из удушающих объятий возмездия. Как понять? Протектор баронства ответа пока не находил. А время шло. «Ладно, подумаем. Сейчас все равно решения не принять».

— Хорошо. Сына к вам приведут. Ответ по остальным вашим, эм… просьбам, получите завтра. Есть еще одно, леди Вук.

— Слушаю вас?

— Где Мейнхард?

— А с чего вы взяли, что я знаю?

— Тут утверждать не могу, но хотелось бы верить.

— Я не знаю, мессир Янко.

— Пусть так. Тогда давайте договоримся здесь и сейчас. Согласны?

— Давайте.

— Я переселяю к вам Родрика, вы свидетельствуете против отца. Вы обещали доказательства?

— Они будут. Есть письмо, где он предлагает мне использовать «одно верное средство, чтобы избавиться от мужа». Письмо без подписи, он передал мне его в руки, так как, и у стен есть уши. Я его не сожгла, оставила, знаете ли, на память.

«Какая же, все-таки, тварь!» — Модест все больше убеждался, что ошибался в способностях этой женщины.

— По почерку мы установим, что это баронет.

— Да, именно. Еще я укажу вам тайник, где есть склянка с остатками яда. А еще, мне удалось найти алхимика из Велийсской империи, который этот яд для отца готовил. Я думала, что он уже Всемогущему душу отдал, но это не так. Он теперь старец, но вполне еще соображающий. Я в свое время сумела выйти на него и выкрасть у баронета. С тех пор он живет под строгой охраной верных мне людей. Он так и не узнал, кто его взял под стражу, но жаловаться ему не на что. Живет лучше многих в баронстве. Если тряхнете его, он вам расскажет для кого он всю жизнь готовил этот яд. Во всяком случае, ту часть своей жизни, которую он провел в наших краях.

— С этим решили. Родрика пришлют вам к вечеру, а вы подготовьте все и распишите на бумаге.

— Писать я ничего не буду.

— Тогда покончим с этим и приступим к пыткам. Здесь поблажек не будет. Вы мне все предоставите в письменном виде, либо сделки не будет.

Леди Вук хотела было упереться, но решимость в голосе мессира Янки навела ее на мысль, что в данном вопросе он на попятную не пойдет, даже если всему государству грозит полное разорение, а его самого ждет мучительная смерть. Она была права. Модест все и всегда сначала фиксировал пером, а потом, запомнив наизусть, сжигал рукописи в огне.

— Будь по-вашему. Я могу лишь довериться вам. В конце концов, если вы захотите, мне все равно не выжить. Пусть моя смерть будет на вашей совести.

— Не все так плохо. С этим разобрались. Далее: завтра, если я сочту нужным, и если первая часть наших договоренностей будет выполнена безукоризненно, я предоставлю вам гарантии вашей безопасности и безбедной старости. Такие же гарантии я дам и вашему сыну. Вы же взамен даете мне информацию о готовящемся вторжении Великой Унии. Я надеюсь, вы не тянете время? Помните, если вы лжете, спасти вас все равно не успеют. Пуля пресечет вашу жизнь и жизнь Родрика очень быстро.

— Я не лгу. Мы договорились.

— Ну и последнее. Я вам говорю, вы пока слушаете.

— Да.

— Джон, Аластор и Родрик продали будущего наследника Мейнхарда в рабство. Продали его некоему майору Сухопутных боевых сил Великой Унии. Точное имя майора знал только Джон Вук. Он и оформлял незаконную сделку. Аластор и Родрик сами мне это рассказали. Я верю им. Как правило, я знаю, когда мне лгут. Чаще всего. Особенно, такие дураки, как Аластор, и такие сопливые слюнтяи, как ваш сын. Простите, но это правда. Джон Вук мертв. Я спрошу у вас последний раз. Знаете ли вы имя человека, который купил Мейнхарда? Если потом, даже после всех выполненных соглашений, мы узнаем, что вы солгали нам в отношении Мейнхарда, то вас будет ждать холодная и сырая земля. Клянусь вам!

— А я клянусь, что не знаю. Эти болваны продали его без моего ведома. Я сама отчитала их за это. Пошлите запрос на границы. Ведь Аластор дал право прохода войскам Великой Унии. Там должны были записать имя того, кто вел отряд через наши земли.

— Мы не глупцы, баронесса. Конечно, голуби уже улетели к комендантам приграничных крепостей. Но мы ценим время. Да вы и сами нам советуете это делать. Потом, я никогда не исключаю обычное разгильдяйство. Запись могли и не сделать.

— Надеюсь, ваши поиски увенчаются успехом.

— Да, хочется в это верить. Что ж, засим распрощаемся. Вечером я зайду к вам.

— Разрешите вопрос?

— Слушаю.

— А что остальные баронеты, Драган? Неужто только мой отец поднял бучу?

— Только он. Впрочем, вам на заметку. Все баронеты сейчас находятся в своих резиденциях, все равно что под стражей. Каждый уже написал письма своим верным людям, сидящим вне столицы, о том, чтобы те не сеяли смуту и не вздумали бряцать железом. Ибо слово барона твердо, воля барона неприступна, приказ барона — закон. Без своих лидеров вряд ли кто поднимется. А главное, что очень скоро все эти благородные люди станут обычными рыцарями. Больше в стране не останется ни одного баронета.

Загадочно улыбнувшись, мессир Драган Янко, протектор баронства, откланялся.

— Иди, иди, — прошептала Кассандра Вук, урожденная Шульц. — Мне нужно только время. Немного времени.

— Я не знаю, о чем она говорит. Ааа! Прекратите! Я больше не могу! — завопил Генрих Шульц. Валики вращались, веревки тянули руки за запястья, ноги за лодыжки. Суставы начали рваться.

— Да перестаньте уже! Он не знает, я тоже не знаю. Будь проклята эта сука! — старик был прикован к стене кандалами. Раздетый до пояса, с пробитой пулей рукой. Он не мог смотреть на страдания сына.

— Я почему-то не решаюсь вам поверить, баронет, — протектор баронства стоял перед Рупертом Шульцем. — Не решаюсь и все. Простите меня. Похоже вашему сыну не так плохо, как нам кажется. Давайте еще немного растянем его.

— Нет, не надо! Все равно вы ничего не узнаете. Потому что все, что мы говорим — истинная правда.

— Тяните.

— Ааааа!

— Будь ты проклят, бесчеловечный урод! Гореть тебе в пекле! Чтобы черви сожрали твои глаза!

— Перестаньте! Ааааа! — вопли Генриха сотрясали стены. Он корчился на дыбе. Страдания становились нестерпимыми. Сын Шульца постепенно начинал терять понимание происходящего вокруг. Боль, боль, только бы прекратилась эта боль!

— Всемогущий, покарай этого подлеца! — заорал баронет. — Садиста вонючего! Порази его мучительной болезнью, чтоб в муках подыхал!

— Остановитесь, — мессир Драган Янко, с видом знатока, осмотрел стонущего молодого человека. — Пока хватит.

Протектор развернулся к отцу Генриха, подошел вплотную, схватил за волосы и поднял голову так, чтобы видеть стариковские глаза. В зрачках Драгана баронет отчетливо увидел отсутствие всякого милосердия. Видно, легкой смерти они не получат. Скупая слеза прокатилась по щеке Руперта, совсем недавно еще такого могущественного мужа баронства.

— Давайте по новой. Итак, девятнадцать лет назад вы отравили Изабеллу, верно?

— Да, — прохрипел Шульц-старший.

— Зачем?

— Барра казнили. Кто-то из баронетов должен был выйти в фавориты. Побеждает всегда сильнейший. Тот, кто не сидит сложа руки.

— Хорошо. Что потом?

— Я был инициатором в Личном Совете, чтобы найти барону новую супругу.

— И?

— Некоторые члены совета меня поддержали и предложили кандидатуру моей дочери. Я заранее заплатил им, пообещал поддержку. Было бы странно, если бы я сам настаивал на Кассандре.

— Вы изначально планировали именно ее отдать в жены правителю баронства Вуков?

— Да. Только эта хитрая бестия справилась бы с этой задачей. Теперь еще и отца продала, тварь!

— Да, змею вы вырастили. А ведь верить не хотели, пока я не предоставил вам ваше к ней письмо и ее личные показания против вас. Скоро и склянка с ядом будет у нас. Да и ваш ученый алхимик тоже.

— Сука, проклятая сука, — покачал головой Руперт. — Жаль, что не могу свернуть ей шею.

— Увы, здесь помочь не могу. Но мы отвлеклись. Итак, вы породнились с домом Вуков. Прошло много времени, и вот в один день Кассандра заявила, что хочет смерти Аластору Вуку-старшему?

— Да.

— И вы предоставили ей яд?

— Да.

— А потом, когда барон слег, вы решили подстраховаться и явиться в столицу с небольшим войском?

— Да. Тем более меня насторожило то, что пропал алхимик. Теперь-то ясно, кто все это провернул.

— Допустим. Но вы утверждаете, что барона вы не травили?

— Нет. Это сделала моя дочь.

— А она утверждает, что это осуществили именно вы.

— Подумайте сами, наконец! В письме-то явно написано, что я предлагаю ей яд, как решение ее проблемы. Как способ уничтожить мужа, которого она ненавидит.

— Соглашусь, там это написано. Но, откровенно говоря, все изложено не совсем ясно. Письмо можно трактовать двояко. Вы упоминаете о яде, которым можно воспользоваться. Но вы не указываете, что именно ей необходимо поставить точку в этой трагедии. Ей или ее людям. Письмо написано в общих фразах. А ведь вполне возможен следующий расклад: вы делаете предложение, она на него соглашается. Затем снабжает вас необходимыми сведениями, а потом уже ваши люди совершают отравление. Так же, как совершили отравление Изабеллы. Вы же ведь не марали руки сами? Вы же утверждаете, что вторую жену барона отравил ваш верный раб?

— Да, так и было. Он уже умер. Я клянусь в этом.

— Хорошо. Вот и здесь вы могли все организовать сами, с помощью другого верного раба.

— Теоретически, конечно, мог. Но я не травил барона, я устал это повторять.

Мессир Янко вдруг мягко произнес.

— Баронет, да в этом я не сомневаюсь. Я просто показываю вам, что вы оперируете только словами. И на ваши слова можно ответить другими словами. Баронесса же предоставляет реальные доказательства, которые можно увидеть и потрогать. А то, что барона отравила она, я абсолютно уверен. У меня чутье, натасканное годами.

Руперт Шульц как-то странно уставился на мессира Янку.

— Так если вы знаете, что это она, то почему ее не подвергнете истязаниям?

— О, мой дорогой баронет, все не так просто. Вы же отказываетесь в итоге признаться в сговоре с Великой Унией?

— Да потому что сговора не было! Это ее выдумки. Поверьте мне.

— А коронные с монограммой Готфрида?

— Я не знаю, откуда они взялись.

— Вы думаете, что я должен в это поверить? В руинах вашей резиденции я нашел тайник. Хитрый тайник, уж в этом я разбираюсь. И там были коронные, а еще вот эти бумаги с печатями герцога Правского, а заодно и унийского короля. Давайте еще раз посмотрим, что написано в одной из них.

Протектор развернул свиток и прочитал:

— «Если вашему сыну Уцу нездоровится с ногами, то я могу отправить к нему некоторых своих верных лекарей, специалистов в этой области. Как только будете готовы принять их должным образом, известите меня. Они тут же отправятся в дорогу. С глубочайшим уважением, Ференц Сепрентос, герцог Правский, наместник Юга». Что скажете?

— Еще раз повторяю, я не знаю герцога Правского. То есть, знаю. Все знают семью Сепрентосов. В нашей части света — это известная фамилия. Но никогда мы не встречались и не общались.

Фотийон вздохнул.

— Вот и я про то же. Вы не даете мне возможности помочь вам, баронет.

— Я клянусь вам, что все так, как я говорю.

— Я не верю вам, уж извините. Вам придется это понять. Вы бы на моем месте вели себя также.

— Тогда будь ты проклят! И ты, и Кассандра, и барон! Что б вы все подохли, выродки!

— Все ясно. Ладно, я пойду. А вы, — повернулся Модест к палачам, — для верности, еще немного растяните мессира Генриха. Но не переусердствуйте. Если баронет будет все также упорствовать, поджарьте его сыну пятки. Ночью жду вас с отчетом.

Под страшные ругательства и проклятия, которыми Руперт Шульц осыпал протектора баронства, мессир Драган Янко покинул пыточную, аккуратно притворив за собой массивную дверь. Его ждал барон Вук.

Ему было тесно на троне, но он не шевелился. Он так и не покинул зал после раздачи всех приказов. Аластор Вук-старший посчитал, что именно здесь сейчас его место. Как же все повернулось? Ведь еще пару недель назад даже не было в помине такого бардака. А теперь? Как много узнал барон, как много прочувствовал.

«Я пуст. Совершенно пуст, — размышлял про себя правитель земель Вуков. — К чему все эти метания? Всемогущий, зачем ты оставил меня в живых? Мести ради? Но сладка ли эта месть? Да, сладка. Я хочу видеть муки моих врагов. Я хочу видеть муки тех, кто забрал у меня любимую. Они решили лишить меня еще и нашего сына. За это я их всех покараю. Только вот облегчения не наступает. Я просто делаю, что должен. А радости нет никакой. Впрочем, какая теперь может быть радость? Я исполню свой долг. То, ради чего быть может и отправлен в этот грязный мир. А потом, наконец, уйду. Уйду к Изабелле и отдохну».

Барон встрепенулся. Он не заметил, как вошел протектор баронства.

— А, Модест, — протянул устало Аластор Вук-старший. — Я заждался тебя.

— Я предпочел бы, что бы вы называли меня Драганом Янкой.

— Опротивело свое имя?

— Нет. Но у стен могут быть уши.

— Хорошо, мессир Янко. Мне пришло письмо, — барон помахал перед лицом Фотийона листком, который он уже около часа не выпускал из руки.

— Надеюсь, новости хорошие?

— Хороших новостей уже нет и не будет, Драган. Это от полковника Опачича. Белый замок пал.

— Так быстро? Мессир Опачич не мог добраться до замка в такие короткие сроки.

— Он и не добрался. Навстречу его войску выступил сам Готбанд с отрядом кавалерии. Он и сдал оплот Шульцев. Уже через треть суток мои люди займут крепость и поднимут флаг волков.

— Не окажется ли это ловушкой?

— Нет. Мессир Готбанд сдал Опачичу Уца и дочерей Шульца. Они уже закованы в кандалы.

— Спасает свою шкуру, — усмехнулся протектор баронства.

— Плевать. Когда все уляжется, я все равно вздерну Готбанда. Предателей с меня хватит.

— Это правильное решение, ваша светлость.

— Что у тебя?

— Он во всем сознался. Кроме сговора с Великой Унией.

— То есть Изабеллу отравил он? — глаза барона сверкнули.

— Именно.

— Зачем?

— Обыкновенная борьба за влияние на правителя государства и за власть.

Ни одного мускула не дрогнуло на лице Аластора Вука-старшего.

— Что его сын?

— Пока продолжаем пытать. Может сможем все-таки заставить отца сказать больше.

— А ты уверен, что он действительно знает что-то про замыслы короля Готфрида? Моя женушка могла все это навыдумывать.

— Могла. Я был даже почти уверен в этом. Но тайник, ваша светлость? Сомнительно, что бумаги от герцога Правского и Висболда, а также коронные, подбросила она. Да и когда бы она успела?

— Хм, как выяснилось, она способна на разные комбинации.

— Это да. Я не удивлюсь, если все-таки окажется, что это все и вправду ее хитрая игра. И что баронет не якшался с унийцами. Но если есть вероятность, что она все же говорит правду, то мы в очень неприятной ситуации. Сейчас любое наше предположение может оказаться верным. Но времени выяснять истину у нас практически нет.

— А если все-таки ее растянуть на дыбе?

— Она не крепка здоровьем. Лишний вес, больные кости, слабые легкие. Баронесса страдает от сквозняков. Она, к сожалению, может не выдержать даже легкого давления. Потеряем ее, можем все потерять.

— И здесь эта жаба нас обскакала! А может ли быть, что баронет — крепкий орешек? Может все-таки он — главное звено, связанное с иноземцами.

— Мой опыт говорит, что скорее нет, чем да. Но все-таки, Руперт Шульц не слабак, не дурак и не трус. Я не могу поручиться, что не ошибаюсь. Единственное, в чем я уверен, что вас пыталась отправить на тот свет ваша жена. Но выходит, что пока мы не можем ее покарать.

— Она жаждет гарантий, говоришь?

— Да.

— А что думаешь про Мейнхарда?

— Думаю, она не при делах. Ваши дети действовали сами. Вся история с Мейнхардом пропитана глупостью и нелогичностью. А это как раз почерк Джона, Аластора и Родрика. Почерк недоумков.

Барон вдруг громогласно расхохотался. Модест Фотийон не понимал, что он мог сказать такого смешного. Протектор баронства вообще не находил поводов для веселья. Успокоившись, Аластор с улыбкой произнес:

— Знаешь, Янко, я как-то читал труды одного философа. Так вот он написал, что проводил статистическое исследование и установил, что каждый третий житель мира является человеком неглупым и образованным. Остальные же — законченные идиоты! Забавно то, что Мейнхард у меня третий сын. Это, конечно, натянуто, но мысли философа не так уж невероятны.

— Возможно, ваша светлость, — Драган слегка поклонился. — Я человек практики и действия. Философия — не мой конек.

— Ладно, иди отдыхай. Завтра вечером будет собран Личный Совет. У тебя все готово?

— Да.

— Утром зайдешь ко мне. Отчитаешься еще раз по поводу Шульцев. А еще я скажу тебе свое решение по поводу Кассандры. Ха, дам я этой суке гарантии! Надеюсь, она ими подавится. В конечном счете, я все равно отправлю ее в пекло.

— Безусловно, оставлять леди Вук безнаказанной нельзя.

— Мы и не оставим. Ступай.

Вернувшись к своим новым покоям, расположенным в Главном замке, мессир Янко встретил Йосифа Петреску, являющегося его доверенным лицом и правой рукой уже около года. Йосиф подобострастно склонил голову.

— Доброй ночи, мессир протектор! Мико оставил все записи и отчеты на вашем столе, как вы и приказывали.

— Хорошо, — зевнул Фотийон. — Что еще?

— Ваша деликатная просьба тоже выполнена. Девушка ждет вас в ваших покоях.

— Красива?

— Одна из прекраснейших цветков Вукограда.

— Ты заплатил ей?

— Да. Можете делать с ней все, что угодно. Оплачено сверх любой нормы, мессир протектор.

— Отлично. Свободен.

Петреска исчез тихо и бесшумно, словно тень. Модест Фотийон устал. Ему нужно было отдохнуть и немного поспать. Времени не было, поэтому он решил его не терять. Шлюха с рыжими волосами ждет его. У опытного шпиона была слабость к рыжим женщинам.