Крыса солнце жрёт. Книга 1

Андрей Довгань, 2021

В мире, который по преданиям создан Всемогущим, вновь наступает мрачный период. Могучее королевство Тюльпанов пало под натиском Великой Унии Правии и Виртленда. Это большая победа на международной арене. Но ни огромная Велийсская империя, ни блистательный Эмират Хашимов не хотят терять свое влияние. Противоборство сверхдержав обостряется. Каждое событие может привести к страшной развязке. Слабые обречены стать лишь разменными монетами в коварных происках сильных. Выжившие, почуяв запах крови и страха, делаются еще беспощаднее. Жизнь в который раз теряет свою ценность, но как заведено у всех людей, в каких бы уголках Вселенной они не обитали, все преступления ловко оправдываются. Небольшое баронство у границ Великой Унии становится первой жертвой королевских амбиций сильного монарха Готфрида Висболда. Но барон Вук, несмотря на подлый заговор и попытку отравления, сдаваться не собирается. Более того, он готов посоперничать в жестокости с любым, кто придет к нему с огнем и мечом. В круговорот событий втягивается все больше и больше совершенно различных как по статусу, так и по характеру людей. Кому-то предначертано изменить ход истории, быть воспетым в героических песнях и стать символом своего народа. Кого-то ждут проклятия, забвение и тьма. Но всех, кто пытается обыграть судьбу, не минует одно. Боль и страдания, на которые обрекает их трудный путь борьбы за выживание и власть. В конце же всегда ждет Ангел Смерти. Найдет ли кто-то из участников игры способ остаться человеком там, где правят бал звери, и не быть зверем там, где еще помнят хоть что-то доброе о людях? И какова будет цена за это?

Глава II. О жабе, жабятах и больном волке

Джон Вук стоял и смотрел на отца. Барон лежал в беспамятстве. Его била лихорадка. Тело было покрыто язвами. Как сказал главный придворный лекарь, мессир Корнелий Бром, раны в один момент странным образом перестали распространяться и кровоточить. Наоборот, потихоньку, они начали затягиваться и источать меньшую вонь. С того момента отец и впал в забытье. Джон потер рукой свой щетинистый подбородок, откинул сальные черные волосы назад и продолжал смотреть.

Он размышлял. Гонца отправила Кассандра, его мачеха. Значит она была уверена, что отец умрет. Но, странное дело, язвы начинают проходить. Может, ловушка? Нет, Кассандра была достаточно хитра, чтобы не угодить в ловушку. А эта странная болезнь? Все симптомы такие же, как и симптомы хвори, от которой скончалась эта тварь Изабелла! Похоже, ее все-таки отравили. И отца, видно тоже. А может просто странная и неизвестная зараза есть в наших краях? Джон волновался. И волновался сильно. Доверившись письму мачехи, они действовали непродуманно в отношении их братца. Не захотели марать руки в крови, а теперь, если отец выживет, то, что дальше?

Во-первых, они привезли с собой всю свою челядь назад, а это без малого два десятка человек. Нужно было сразу отправить их в хозяйские поместья за городом. Например, в поместье Родрика. Кассандра не пускала туда сына, поместье пустовало, можно было отдать приказ готовить его к тому, что сын барона скоро все же переедет туда жить и таким образом изолировать челядь. Потом уже, в случае необходимости, их передушили бы там, как только что родившихся котят. Теперь они разбрелись по городу, контактируют с другими людьми. А значит, слух о том, что Мейнхард продан в рабство может распространиться.

Во-вторых, если все же удастся справиться с этой проблемой, то Мейнхард все еще сопит в две дырки. Коли отец останется жив, а его поганый любимчик узнает об этом и каким-либо образом исхитрится передать ему весточку, то им придется совсем туго. А так можно было бы попробовать отбрехаться. Сказать, что волки сожрали его на охоте и тело не нашлось, или он просто пропал без вести. Уж если бы они убили его, то взяли бы с собой на это дело только самых проверенных слуг. Да они бы и втроем смогли его заколоть. Теперь ситуация была щекотливой, опасной и крайне неприятной. Их проклятая доброта сыграла с ними злую шутку.

А самое главное, что Джон был настолько уверен в смерти отца, что на вопрос мессира Логана Оукмана, генерала Особой гвардии, о том, где третий сын барона, первый наследник самонадеянно и властно ответил, что Мейнхард отстал от них в пути, где теперь шатается этот напыщенный болван никто не знает, да и не это должно волновать мессира Оукмана, а лишь охрана и забота об их отце. Как только генерал доложит барону, что Мейнхард пропал и достойного объяснения этому нет, Аластор Вук-старший, и без всяких слухов и откровений поймет, что дело нечисто.

Теперь Джон Вук нервно поглаживал рукоять своего меча. В голове промелькнула мысль, и он представил, как достает меч, сносит голову мессиру Корнелию Брому, который возился сейчас с больным, и точным ударом пронзает отцу сердце. Но отца любили и уважали, а его наследников нет. Разве что Мейнхарда за его страдания, причиняемые ему братьями, и за то, что он не задевал других людей, особенно тех, кто стоял ниже его. Он был строг, горд, гневлив, но никогда не являл жестокость и был способен на милосердие. Этими качествами не обладали ни Джон, ни Аластор, ни Родрик, впитавший в себя от первых двух только плохое. Кассандра Шульц дипломатично старалась не замечать влияние детей Вука и Мелинды Барр на ее собственного сына. Да и ее больше заботила вечная война с мужем, которая случилась после их разлада. Все ее мысли были поглощены тем, каким еще способом задеть барона или унизить Мейнхарда.

Итак, думая обо всем этом, Джон чувствовал целую плеяду острых ощущений, которых не испытывал никогда. Человек провинившийся, знающий, что его могут вот-вот поймать, представляет себе худшую кару. И Джон Вук уже видел палача, который заносит меч над его головой. По шее пробежали мурашки и Джона обдало дыханием смерти. Он встряхнул головой, чтобы отбросить эти мысли. Нужно взять себя в руки. Покои барона охраняет Особая гвардия. Десять человек. На что может рассчитывать первый наследник? Его верный пес Гилберт сможет отыскать человек тридцать самых отчаянных головорезов. Вот только отца охраняют лучшие из лучших, отобранные в Особой гвардии специально для этого. Десяток их перебьет сотню тупых громил. А заодно, и Гилберта, и самого Джона. Купить Оукмана? Что-то подсказывало Джону, что прежде чем он успеет договорить, генерал сломает ему нос, а потом пинком под зад кинет к ложу отца и прикует к нему кандалами до тех пор, пока барон не очнется. Да, и, в целом, первый наследник не был человеком, умеющим принимать ответственные и волевые решения в одиночку. Откровенно говоря, Джон и с Мейнхардом не рискнул бы так поступить, если бы Аластор и Родрик не настояли на том, что время пришло. Ха, пришло! Идиоты, и зачем он их послушал?!

— Мессир Бром, продолжайте делать все возможное, мы все очень ждем выздоровления отца, — Джон Вук постарался быть естественным, но сам чувствовал, как фальшиво звучит его голос. Корнелий Бром как-то странно посмотрел на него. Впрочем, Джону, наверное, только кажется. Нервы не в порядке. Он развернулся и вышел. Окинул гвардейцев оценивающим взглядом. Те стояли и не шевелились, будто статуи. В мощной руке каждого была алебарда, на поясе меч и пистоль. «Нет, они меня с Гилбертом на фарш переработают», — решил первый наследник и грустно вздохнул. Неожиданно его осенило: «Кассандра! Она найдет выход из положения. Ведь так всегда и было. А у ее отца, баронета Шульца, в подчинении одна из армий. Армия сможет перебить гвардейцев, они прикончат отца. А если не выйдет, то я буду все отрицать. Я — первый наследник, я больше всех нужен отцу. Я и вину за Мейнхарда скину на Аластора и Родрика. В конце концов, эти ублюдки меня и уговорили!»

Эти мысли приободрили Джона Вука, и, гордый тем, что нашел хитрое решение, он немедленно решил переговорить с мачехой. По дороге в ее покои вдруг появился Гилберт. Это был человек невысокого роста, с мерзким лицом хорька, гнилыми зубами и столь же гнилой душонкой. Он считался свободным наемным работником, обычным гражданином, но был для Джона Вука почти рабом, причем по своей собственной воле. Он льстил сыну барона как мог, выполнял все его поручения, даже самые грязные и преступные, участвовал в его низких и не очень увеселениях. В том числе часто помогал в подобных делах и Аластору Вуку-младшему, и Родрику. Джон не воспрещал, даже поощрял. Первому наследнику приятно было осознавать, что он не один такой. Это придавало уверенности в том, что не сам Джон Вук — испорченный и трусливый негодяй, а что это жизнь делает всех таковыми, и что если не брать от нее всего чего хочешь любыми способами, то жернова судьбы раздавят тебя, как таракана. Аластор был таким же. Родрик не отставал. Все нормальные и умные люди так живут. И нет в том ничего зазорного.

— Мой господин куда-то спешит?

— Да, спешу. Чего надо? Побыстрей докладывай.

— О, я буду докладывать по дороге, мой господин. Братья нервничают. После того, как сегодня утром объявили, что его светлости вроде как совсем немного получшало, они стали беспокоиться. Вы ушли проведать барона, но моего господина долго не было, и они совсем извелись. Тем не менее пришел слуга и объявил им, что их ждет баронесса. Теперь они в покоях леди Вук. Она приказала мне найти вас и попросить немедленно посетить ее.

— Ха! Мачеха моя поистине умна. Я как раз иду к ней, дружок мой, — новость эта, почему-то придала Джону Вуку больше смелости, и он стал почти сиять. — Пошли со мной. Впрочем, нет. В этом нет нужды. Иди в мои покои и прикажи сварганить ужин. Кстати, как у нас с охраной?

— Гвардейцы как всегда на страже.

— Ах ты, черт! Собери-ка, десять проверенных парней, которые примелькались в замке и которые верны мне и моему кошельку. По-тихому проведи в мои покои. Скажешь, что я намечаю отличную попойку. К этому привыкли все. А сам вооружи их хорошенько. Может стать горячо.

— Так все серьезно?

— Вполне. И поменьше вопросов. Только сделай все без сучка и задоринки. Чтобы было все очень тихо и бесшумно. Чтобы никто не подозревал, что в моих покоях отряд отлично вооруженных людей. За твою расторопность я тебя и держу при себе. Не подведи меня, собака!

— Что вы, мой господин?! — маленькие глазки Гилберта сверкнули, крысиные усы задергались. — Это будут самые опасные и проверенные ребята. Я обо всем позабочусь.

Гилберт пропал также быстро, как и появился. Джон Вук понимал, что в случае схватки, опасным и проверенным ребятам выпустят кишки быстрее, чем они успеют пернуть. Но Джону нравились важность и напыщенность его приказаний. Его настроение было уже не таким плохим, и он вернулся в свое обычное состояние. А в обычном состоянии он всегда старался показать то, какой опытный и разумный мужчина он есть. Отдавая Гилберту распоряжения, он просто упивался звуком собственного голоса, серьезного и сурового. Так командуют взрослые парни. И барон из него получится не хуже отца. Он даже сможет увеличить славу дома Вуков. Это уж наверняка! В этих мыслях первый наследник дошел до покоев баронессы.

Кассандра Вук, урожденная Шульц, сидела на одном из удобных кресел, сделанных специально под нее на заказ. Она была уже немолода. Пятнадцать лет, прошедших с момента рождения ее собственного сына, не сделали ее красивее, тем более что данным качеством она никогда и не обладала. Как только муж стал относиться к ней с неприязнью (что сказано не совсем верно, ведь он ее когда-то почти полюбил, а, как известно, чем сильнее любится, тем сильнее потом ненавидится) Кассандра начала еще и стабильно толстеть. Год от года она набирала по несколько килограммов и к моменту данного повествования представляла собой уже достаточно дородную даму, с обвисшими щеками, маленькими водянистыми глазками и большим ртом, устроенным так, что создавалось впечатление, будто Кассандра все время саркастически ухмыляется. На верхней губе девичий пушок уступил место отчетливо выделяющимся жестким усикам. Голову баронессы покрывал аттифэ, украшенный пером и различными драгоценностями, а в небольшие уши ее были вдеты огромные золотые серьги с маленькими сияющими бриллиантами.

Когда Джон вошел, леди Вук закинула в рот очередную порцию фундука, откинулась в кресле и довольно заработала челюстями. Братья также были в помещении. Аластор высматривал что-то в окне. Родрик, как и мать, сидел у стола и блаженно жевал спелые сливы с огромного подноса.

— О, а вот и мой старший сын! Наконец-то мы тебя дождались, — жеманно улыбнулась Кассандра. Она и сыновья барона от Мелинды Барр давно уже обращались друг к другу словно настоящие дети и их мать.

— Приветствую вас, матушка! А вы, паршивцы, не могли меня дождаться?

— Тебя посылать только за смертью! — недовольно сощурил глаза Аластор. Его светлые волосы были собраны сзади в небольшой пучок, подбородок украшала козлиная бородка.

— Это тоффно! — вторил ему Родрик с набитым сливами ртом, плюясь фруктовым соком.

— Да пошли вы! — огрызнулся первый наследник.

— Успокойтесь! Вам не время сейчас выяснять, кто выше писает на стенку. Ну, что там твой отец и, по совместительству, мой муж? — леди Вук пристально посмотрела на Джона.

— Знаете, матушка, кажется, отцу действительно стало лучше.

— И в чем же это проявляется, мой возлюбленный сын?

— Язвы подсохли, не кровоточат. Его бьет лихорадка. Организм борется с хворью.

— Хм, больше похоже на предсмертную агонию.

— Да, но язвы…

— Ах, сын мой, что язвы? Он очнулся?

— Нет.

— Он заговорил с тобой? Или, может, он что-то бормочет в бреду?

— Нет.

— Не вижу причин беспокоиться, — Кассандра вновь расслаблено развалилась в кресле. Взяв со стола чашу с вином, она отпила. Огромный сапфир блеснул на ее указательном пальце. Она позвонила в колокольчик, и вбежал слуга. — Подавай мой любимый малиновый пирог.

Джон пораженно смотрел на мачеху.

— И это вся ваша реакция, матушка?

— А что ты от меня хочешь?

— А если отец выживет?

— И что? Разве мы не ждем скорейшего выздоровления моего мужа и вашего любимого отца? Вот лично мне его будет очень не хватать, я люблю его. И я всем сердцем желаю, чтобы он выкарабкался.

— Вы с ума сошли! Не ломайте перед нами комедию. Все мы знаем, как вы его любите. Но опустим шутки. Если он выкарабкается, вы же знаете, что мы сделали с Мейнхардом! Понимаете, что нас ждет?

— Догадываюсь, — глазки леди Вук ехидно улыбнулись. Джону даже показалось, будто мачеха подмигнула ему. Ярость вскипела в нем.

— Вы что, думаете, что он пощадит вашего Родрика? А заодно и вас, которая родила его? Родрик не меньше других орал, что Мейнхарда нужно прикончить.

Родрик чуть не подавился. Вскочив, он заорал:

— Это неправда! Не ври, ты, свинья! Прикончить его хотел Аластор, а потом я поддержал тебя, и мы вместе уговорили Аластора, что Мейнхарда лучше продать!

— Твоего мнения вообще не спрашивали, сопляк, — Аластор решил, что и ему пришло время вступить в разговор. Он был глуп и скор на опрометчивые решения. Инстинктивно его рука сжала рукоять меча.

— Заткнитесь все! — ледяным тоном молвила Кассандра Шульц. — Вы что, всему замку решили рассказать о ваших идиотских поступках?

Джон повернулся к мачехе, взял себя в руки и как можно спокойнее спросил:

— Наших поступках? Да вы ведь, матушка, не меньше нашего ждали, чтобы с этим отцовым сыночком случилось что-нибудь на редкость неприятное. И не рассказывайте, будто написав нам письмо, вы не желали, чтобы этот сукин сын сюда не возвращался.

На сей раз братья вмиг сделались единодушны. В один голос Аластор и Родрик воскликнули:

— Именно, матушка! Вы же написали нам письмо!

Леди Вук прошипела:

— И что, кретины, я написала в письме, чтобы вы прибили Мейнхарда? Утопили его в озере? Продали его в рабство? Я это написала?

— Нет, вы написали, что отец при смерти и вы ждете нас, — неуверенно молвил Аластор. Его ум дал слабину, он потупил взгляд.

— Так я и ждала вас здесь! Я написала вам, что жду вас, а вы, идиоты, даже не удосужились меня проведать наедине. Мы обменялись приветствиями при всех. Вы убедились, что отцу хуже и хуже. Он был в очень слабом сознании, мало кого узнавал, говорить уже не мог. И вы ничего лучше не нашли, как начать пьянствовать и гулять. А спустя несколько дней, когда он впал в забытье, и когда, по-вашему, ему начало становиться лучше…

— Так объявил мессир Бром, матушка, — пробормотал Джон Вук.

— Он объявил, что возможно ему немного стало лучше, но говорить о каком-либо реальном улучшении ситуации слишком рано и неразумно. Но вы запаниковали, это естественно. Ведь от ваших вечных пьянок у вас совершенно прохудились мозги. Если они вообще у вас есть! Но и снова вы не пришли ко мне. Вы сидели и тряслись. И так до тех пор, пока я сама не собрала вас, словно стаю безмозглых, напуганных и разбежавшихся кто куда шавок!

— Вы забываетесь, баронесса! Я — первый наследник!

Кассандра лишь небрежно отмахнулась рукой.

— Повторяю, вы — стая трусливых шавок! А теперь, вы мне говорите, что если мой муж очнется и узнает о вашем поступке в отношении Мейнхарда, то мне что-то грозит! Я тебя умоляю, сын! Я не такая дура. В отношении меня нет ни одного доказательства. Даже письмо к вам я писала в присутствии всего Личного Совета. Ну, а уж Родрику все простят в силу его малолетства. Ему всего пятнадцать. Впрочем, если не простят, так уж вряд ли казнят или применят серьезное наказание. Мой муж не отличался жестокостью никогда. Разве только ко мне.

Родрик облегченно вздохнул. Тем не менее баронесса строго взглянула на него.

— Я бы на вашем месте столь не радовалась бы, мой сын. В конце концов, это лишь предположения слабой и неуверенной в себе женщине. Я лично не собираюсь вас защищать за ваши глупости. Если я ошибаюсь в вашем отце, и он окажется жесток, что тоже вероятно, сладко вам не придется. Как и вашим сводным братьям.

Леди Вук гордо подняла голову, поглядела в окно. В тишине было слышно пение птиц. Все молчали. Наконец, Джон Вук примирительно произнес:

— Матушка, простите нас. Мы были глупцами, это так. Я не спорю. Я вообще шел к вам за советом, а вышло как-то все не так. И мы действительно после прибытия должны были проведать вас. Конечно, сразу после отца, мы были обязаны броситься именно к вам, очертя голову. Теперь я чувствую себя виноватым и пристыженным. Уверен, что и мои братья тоже.

— Конечно, мама, прости меня, — сказал Родрик и слезы навернулись на его глаза.

— Да, прости меня, — как попугай, повторил Аластор. Он все еще не мог понять, что происходит, и мозг его уже закипал.

— Я не могу на вас злиться. Вы все равно дороги мне, — улыбка Кассандры растянулась до ушей. Она победила, как и всегда. — Я пекусь о вас, забочусь о вас. И если с вами что-то случится, я не прощу себе. Но вы должны понимать, что, конечно, не любовь к проклятому выродку ведьмы Изабеллы заставляет меня осуждать вас за ваши действия. Осуждаю я вашу неосторожность, неосмотрительность. Нужно было явиться в город всем сыновьям в полном составе. Стоило дождаться смерти барона. А потом Джон, ты бы наследовал. И уже будучи бароном, ты бы поступил с Мейнхардом так, как он того заслуживает. То есть, по справедливости.

— Он не заслужил справедливости, — зло бросил первый наследник.

— Именно это и есть справедливость по отношению к нему, сын. Но никто не посмел бы косо взглянуть на тебя, потому что титул барона — это не титул его первого наследника. Ты был бы верховным сюзереном всех и каждого в наших землях. И твои слова могли бы стать законом. Во всяком случае, я и мой отец всегда стояли бы на твоей стороне. А у Шульцев есть и влияние, и армия.

— Да, еще раз признаю, что мы вели себя как ослы.

Леди Вук уже чуть ли не светилась от счастья.

— Так бы сразу. Хорошо, сын мой, говори. О каком совете шла речь?

— Да все тоже. Я так понимаю, что вы не считаете, что нам следует беспокоиться об отце? Я просто нервничаю, и оттого подумал, что возможно он выкарабкается. Вот мне и хотелось бы, как это сказать, хм… Принять меры какие-то, что ли. Чтобы, хм… Обезопасить нас от его гнева в случае чего. Я и решил посоветоваться.

Лицо Кассандры похолодело. Еще не хватало, чтобы эти дураки натворили чего-либо почище выходки с Мейнхардом и подписали себе смертный приговор, втянув ее родного сына. В душе ей немного взгрустнулось. И как она просмотрела тот момент, когда ее Родрик стал таким же бараном, как и эти олухи?

— Что вы имеете ввиду, Джон?

— Я не знаю, я и хотел поговорить с вами…

— Зато я знаю. Все что вы думаете, держите в своей голове и никогда и никуда не выпускайте этого из нее. Это мой совет. Поверьте, в противном случае все вы кончите плохо.

— Вы так считаете?

— Я в этом абсолютно уверена.

— Ну хорошо. Я верю вам, — Джон Вук был раздосадован. Он чувствовал себя беспомощным глупцом в присутствии этой женщины и злился от того, что это так и было на самом деле. — В таком случае, нам нужно вести себя так же, как и прежде?

— Безусловно. Как будто ничего не происходит. С той лишь поправкой, что старайтесь хотя бы изображать радость, если приходят новости об улучшении здоровья вашего отца. И изображать печаль, если ему вновь станет хуже.

— Можно вопрос?

— Конечно, я всегда открыта для вас.

— А если все-таки случится, что отец выздоровеет. Как нам себя вести, что делать? Ведь правда о Мейнхарде…

— Если случится, что он выздоровеет, то возблагодарим Всемогущего за это. Будете молить у него прощения. И я буду молить за вас. Только молить будем правильно. Как только узнаете, что он выздоравливает уже по-настоящему, приходите сначала ко мне за инструкциями, не поднимая паники, а там будет уже видно. Но что-то мне подсказывает, что он уже не встанет со своего ложа.

— Выглядел он все-таки лучше, — упрямо сказал первый наследник.

— А я боюсь, что это лишь временное улучшение, которое часто бывает при смертельных болезнях, — с нажимом произнесла Кассандра Вук, урожденная Шульц.

Джон посмотрел ей в глаза. Вдруг что-то вспыхнуло в его мозгу. Он ужаснулся этой мысли, но неожиданно ему стало спокойнее. Вошел слуга с подносом, на котором аппетитно возвышался малиновый пирог. Лицо баронессы вытянулось, она в нетерпении начала потирать руки.

— Ставь на стол. Какой же ты долгий! В следующий раз велю тебя сменить, и больше никогда не получишь эту работу. Никакую работу не получишь. Лучше было доверять такие вещи рабу. Ступайте, дети мои, я хочу насладиться моим любимым блюдом одна. Я порядком утомилась. И помните, что только молитвы, обращенные к Всемогущему, могут спасти нашего почитаемого и светлейшего правителя. Молитесь. Молитесь также усердно, как я молюсь.

«Да уж, молитесь…! Молиться также, как ты — это значит не молиться вовсе, хитрая карга!» — подумал про себя Джон Вук, когда покидал покои мачехи вместе с братьями.

Барону Аластору Вуку снились летающие псы. Он любил охоту и содержал огромную псарню. Он не был кровожаден в миру, но, когда брал след жертвы, превращался в беспощадного убийцу. Любому попавшемуся на его пути загнанному зверю приходил конец. Даже медведю. О, скольких барон лично заколол! Бэренбайсеры барона считались самыми сильными и свирепыми среди всех псов баронства. Они настигали медведя, неистово кидались на него и грызлись не на жизнь, а на смерть, пока не подоспевал хозяин. Быстрым и смертельным ударом пики Аластор Вук-старший пронзал зверя и украшал помещения своего замка еще одной шкурой. Один раз пика сломалась, медведь кинулся на барона, но тот был в такой ярости, что смог добить хищника кинжалом, чудом уцелев сам. Видно, в глазах барона, даже медведь увидел что-то демоническое, когда умирал.

Теперь сам барон лежал поверженный и беспомощный, почти мертвый. Он летал на псах в своих галлюцинациях, его убивали медведи и поедали его внутренности, он мучился и терзался. То его поднимало ввысь, то кидало в темную бездну. Потом тошнило во сне, выпадали волосы и зубы. Несколько раз барона живьем заколачивали в гробу, и он чувствовал вибрацию от ударов комьев земли, бросаемых сверху на деревянную крышку. Он кричал, но звуков его воплей не было слышно.

Иногда ему являлась Изабелла. Та, которую он любил всю жизнь. Наступал покой. Он становился перед ней на колени, прикладывался лицом к ее животу и плакал. Она гладила его по голове и говорила, что теперь все будет хорошо и бояться больше нечего. Аластор, словно наяву, ощущал прикосновение ее нежных и любящих рук. Потом все рассеивалось, и барон плакал еще больше. Все было обманом, иллюзией.

Так проходили дни, когда правитель баронства Вуков боролся с хворью, которая, разрушая еще крепкое тело, пыталась свести его в могилу. Никто уже не сомневался, что скоро барону придет конец. Все удивлялись: как еще в нем теплится жизнь?

В этот вечер мессир Корнелий Бром продолжал проводить все необходимые лечебные процедуры. Многие не замечали, насколько отчужденным стал Корнелий с момента заболевания барона. Он был теперь совсем нелюдим, сосредоточен и вечно погружен в свои мысли. Время тянулось, главный лекарь методично выполнял те действия, которые могли, по его мнению, дать положительный результат. Он пускал кровь, вливал необходимые настои, вкалывал нужные лекарства, прикладывал компрессы на язвы. Лоб мессира Брома взмок от пота. Густые брови напряженно сошлись на переносице. Вздувшиеся вены на висках пульсировали. Облысевшую голову лекаря покрывал черный шаперон. Стекло монокля в правом глазу запотело. Но всего этого Корнелий не замечал, ему было не до того.

Главный лекарь узнал кое-что. Узнал давно и теперь был носителем этого бремени. Он бы, наверное, никогда и не поделился ни с кем своей тайной, так как сам не был до конца уверен. Но болезнь барона все изменила. И теперь вопрос стоял только в одном. Сможет ли барон выжить. Если нет, то это одно. Если да… То, о Всемогущий, это совсем другое дело! Мессир Бром старался проводить с Аластором много времени. Как можно больше. Тем более, что в этом не было ничего подозрительного, а главное — это еще было необходимо и с медицинской точки зрения.

Погода на улице удалась по-летнему хорошей. Было тепло, но не жарко. Заходящее солнце бросало в комнату свои последние в этот день лучи. Они скакали по комнате, отражаясь на стекле, доспехах и оружии, предметах из драгоценных металлов, которыми были богато обставлены покои правителя баронства Вуков. Целая плеяда взблесков и сияний устроила настоящее представление, кружась по помещению в своем удивительном танце. Но пляска их становилась все менее зажигательной и стремительной. Одного за другим, солнце забирало своих детей из комнат замка, уступая место царству ночи: темному, мрачному, полному тайн. Наступало время тихих дум и аскетического спокойствия для многих созданий этого мира.

В этот самый момент, мессира Корнелия Брома, вырвал из его мучительных дум хриплый и тяжелый, словно из самого пекла, голос:

— Во-дыыыы…

Главный лекарь подскочил от страха и посмотрел на ложе барона. Перед ним лежал живой мертвец. Бледный, осунувшийся, с полузажившими язвами, с окончательно поседевшей бородой и усами, Аластор Вук сначала приподнялся на локтях, а потом жадно протянул руку с ее длинными и тощими пальцами к Корнелию.

— Во-дыыыы…, — повторил барон своим страшным голосом.

Мессир Корнелий Бром был главным лекарем, человеком медицинского склада ума. Он достаточно быстро взял в себя в руки и справедливо рассудил, что живых мертвецов быть не может, какие бы о них сказки не пели, и что перед ним, пускай и в весьма плачевном состоянии, но оживший наконец барон. Все меры, предпринятые Корнелием, все же привели к тому, чего он так долго ждал. Да, барон совсем не выглядел бодрым и здоровым. Но сознание вернулось к нему. А раз так, то самое страшное для его здоровья уже позади. Бром схватил кувшин с водой, плеснул в металлический стакан и протянул своему повелителю.

— Держите, ваша светлость. Тут только треть стакана. Если хотите жить, то клянусь Всемогущим, вам придется довольствоваться этим. Либо прикажите меня казнить сразу, пока дар речи вернулся к вам.

Аластор Вук смотрел на главного лекаря дикими и непонимающими глазами. Но это продолжалось недолго. Корнелий удовлетворенно увидел проблеск некоего понимания действительности в лице барона. Наконец, Вук медленно и аккуратно поднес стакан ко рту дрожащими руками. Маленькими глоточками, наслаждаясь, Аластор выпил всю воду. После чего обессилено откинулся на подушки.

— Я у себя? — медленно, с трудом выговаривая слова, произнес барон.

— Да, в ваших покоях.

— Долго я провалялся?

— Достаточно долго, ваша светлость. Около полутора недель.

— Демоны меня разорви! Что это за болезнь такая? Последние мои осознанные мысли были о том, что я уже не увижу этот свет.

— Та же болезнь, ваша светлость, что погубила вашу вторую жену.

Барон с болью посмотрел на Корнелия.

— Как это могло произойти? — Аластор покачал головой. Слезы наворачивались на глаза. — Она. Теперь я. Ох, лучше бы эта зараза забрала тогда меня, но мою милую жену пощадила.

Мессир Корнелий Бром странно осмотрелся по сторонам. После чего пододвинул стул ближе к ложу барона, и, взволнованно, тихим шепотом произнес так, чтобы только Аластор слышал его:

— Эта зараза — не совсем зараза, ваша светлость. Изабеллу отравили. Тогда, девятнадцать лет назад. А теперь и вас.

Если бы у правителя баронства Вуков было больше сил, он бы взревел. Ослабленный, он смог лишь немного возвысить тон, но глаза его сверкали молниями:

— Что ты несешь? Я уже устал от этих слухов. Все это россказни! Но ты, человек науки, тоже ударился в этот бред? Да уж, многое изменилось за время моего беспамятства.

— Ваша болезнь есть борьба не с заразой, а с ядом, — невозмутимо продолжал главный лекарь. — И, если бы я в свое время не понял, что это яд, вы бы уже были двумя ногами в могиле. Еще пара-тройка дней, максимум неделя. И все бы кончилось навсегда, ваша светлость.

Барон очень пристально посмотрел на мессира Брома.

— Раз так, — тихо молвил он, — говори дальше.

— История следующая, ваша светлость. Еще тогда мне не давала покоя эта странная хворь леди Вук. Эти многочисленные язвы, эта лихорадка. Симптомы указывали скорее на отравление. Но яда обнаружить не удалось. Я проводил опыты на этот счет, как во время болезни вашей жены, так и после ее смерти. Ничего. И тем не менее, я не верил в естественные причины этой трагедии. Недоучки, поглупее меня, конечно, купились на этот обман. Но я посвятил медицине всю жизнь. Я не знал такого яда, которого при должном опыте нельзя обнаружить. Здесь же я столкнулся с проблемой. В конце концов, я почти убедил себя, что все это действительно болезнь. Загадка природы. «Да прибудет Всемогущий с этой загадкой», — решил я. Как будто их мало в жизни? Но потом вы дозволили мне отправиться на Международную конференцию медицины и лекарского искусства. Она проходила в Велийсской империи, если помните.

— Помню. Продолжай, Бром.

— Так вот там я познакомился с мессиром Пироговым. О, видный был лекарь, гремел на всю империю! Жаль, что уже умер. Но я продолжаю. Мессир Пирогов был приятно удивлен моими способностями и познаниями, когда в нашей короткой беседе я рассказал ему о своей точке зрения на один медицинский вопрос, который вам совершенно не будет интересен. Светило пригласил меня к себе для более детальной дискуссии. И уже вечером того дня я поднимался по ступеням ко входу в его роскошный особняк. Ужин был прекрасен, велийсский мед восхитителен, а тот наш научный диспут я никогда не забуду. Но, когда я собирался было откланяться, меня будто остановили высшие силы. Я вспомнил ту проблему, которую так и не смог решить. Проблему отравления вашей жены. Я обо всем рассказал подробно мессиру Пирогову, и, на мое счастье, этот ученый муж нисколько не удивился. Он сразу определил по описанным мною симптомам, что это за яд.

Оказывается, у них в империи есть один небольшой островок, ранее населенный язычниками, которые тем не менее были покорены велийсскими армиями. В этой части мира, обычно лояльные велийцы, принялись ожесточенно насаживать свою культуру и веру. В конце концов, от язычников не осталось и следа. Но велийсские мужи науки сохранили кое-какие остатки знаний, имевшихся у язычников. К ним и относится создание этого хитрого яда из сока деревьев, которые растут только на этом острове. И яд этот невозможно обнаружить никакими способами. Тем не менее, если сразу правильно начать лечение верно приготовленными специальными настоями, инъекциями и компрессами, то действие яда отступит, и потом организм скорее всего сможет справиться с хворью. Всеми этими рецептами любезный мессир Пирогов меня снабдил. Теперь вы живы, ваша светлость.

— Но ведь яд невозможно обнаружить?!

— Да, но для него существует только такое лечение, о котором я говорил выше. Компрессы и настои эти не лечат ровным счетом ничего, как и инъекции. Только отравление данным ядом. Этот секрет мессир Пирогов тоже раскрыл мне. Таким образом, раз мое лечение спасло вас, значит сомнений нет. Эта неизвестная болезнь есть самое настоящее отравление. Конечно, о вашей жене мы так судить со сто процентной уверенностью не можем, ведь единственный способ открыть этот яд заключается в правильном лечении. Но если мессир Пирогов по симптомам, которые я всего лишь описал, сразу верно поставил диагноз, то я, который видел смерть Изабеллы и вас, когда вы корчились в муках, могу совершенно недвусмысленно заявить: чудес не бывает! Ее отравили, как и вас. Все сходится.

Аластор Вук лежал бездвижно. Спустя какое-то время главный лекарь заметил, как барон плачет. Но это длилось недолго. Скорбь и печаль по любимой, уступили место ярости и жажде мести. Барон приподнялся и посмотрел на Корнелия Брома. Тот был поражен. Лицо Вука налилось кровью. Он вдруг даже стал как будто бы намного здоровее и сильнее, чем это было возможно. Наконец, правитель баронства Вуков прорычал:

— Я должен знать, кто это сделал. На себя мне плевать, но за Изабеллу я уничтожу поганого отравителя без суда и следствия. Я этими вот руками схвачу его, привяжу к стулу и буду отрезать кусочек за кусочком, наслаждаясь его мерзкими воплями.

Глаза барона отражали в себе животную дикость. Таким озверевшим главный лекарь не видел его никогда. Даже когда Аластор Вук-старший выходил на охоту, он не наводил столько ужаса на окружающих, как сейчас.

— Но ваша светлость, дело в том, что мы не знаем точно, кто именно это сделал.

— О, поверь мне, мы это обязательно узнаем, Бром. Ты спас меня, я благодарен тебе. Но многие будут проклинать тебя за это, верь мне. Я всегда старался быть справедлив, но никогда не получал справедливости взамен от Всемогущего. Да, я предал Джона Барра, но я не любил его сестру. Он не должен был настаивать на этой свадьбе. Он вел себя слепо, но я пошел у него на поводу. Я расплатился тем, что потерял лучшего друга, потерял первых двух детей, которые ненавидят меня и выросли такими ублюдками. Потом я потерял ту, ради которой пошел на все это. Моя следующая жена дала мне сначала надежду, но потом я увидел ее истинное лицо: алчность, жажду власти, ненависть к моему единственному сыну, которого я люблю. Меня окружают в большинстве своем лицемеры. А теперь я узнаю, что не сам Всемогущий наказал меня. Он просто вложил свой карающий меч в руки каких-то мерзких и трусливых тварей, которые бьют в спину. Он даже не захотел марать об меня свои божественные руки. И что еще хуже, он также поступил с Изабеллой. Она была просто женщиной, которая полюбила барона. Которой ничего не нужно было взамен. Которая мечтала просто жить и быть счастливой. За что? Нет, это не тот, в кого я буду верить. Отныне и навсегда, Всемогущего для меня нет! Будь он проклят, и прокляты все, кто встанет на моем пути, Бром! Я посею смерть среди непокорных и вознагражу тех, кто будет помогать мне в моих замыслах. Встань! — голос барона Вука уже гремел, лицо и тело было еще покрыто заживающими язвами, но гнев словно излечил этого могучего человека. Характер и дух победили бренное тело.

В трепете Корнелий Бром встал и склонил голову перед бароном. Тот властно произнес:

— Мой постельничий здесь?

— Да, он в своей комнатке, как и положено. Мессир Деян Кос следил за всеми, кто приходил и уходил. После каждого посещения, он лично заходил к вам и проверял все ли в порядке. Естественно, и после моих визитов тоже.

— Сюда его.

— Ваша светлость, может не стоит так быстро раскрывать то, что вам стало гораздо лучше? Я думаю…

— Мессир Бром, повторяю. Сюда его. Немедленно.

— Как прикажете.

Через пару минут главный лекарь вернулся с постельничим. Мессир Деян Кос был крупным и пухлым человеком, неуклюжим, но физически сильным, с огромными каштановыми усами, заложенными за уши. Глаза его сияли счастьем. Он пробасил:

— Ваша светлость!

— Да, Деян. Я тоже рад видеть тебя, — сказал барон и улыбнулся. Но спустя секунду лицо Аластора Вука-старшего вновь сделалось суровым. — А теперь слушай мои приказы и следуй им быстро, точно и неукоснительно. Для начала выполни свой официальный долг, открой мой железный шкаф и надень на меня символ моей власти.

Мессир Кос подбежал к шкафу. Он вставил сначала один огромный ключ, быстро выбранный из его увесистой связки, в нижний замок. Потом второй, поменьше, в средний замок. И, наконец, самый маленький в верхний замок. Далее он повернул ключи в одной ему известной последовательности и открыл массивную дверь шкафа. Деян извлек оттуда тяжелую золотую цепь с таким же гербом, изображавшем стаю волков, символ рода Вуков. Герб был украшен зелеными изумрудами. Торжественно, постельничий одел, на сидящего в постели барона, эту регалию. Барон отбросил одеяло.

— Ваша светлость, вы должны лежать! — воскликнул мессир Корнелий Бром.

— Отныне я лежать не буду. И вы не заставите меня, Бром! Даже если мне суждено умереть, то пусть будет так! Если же нет, то демоны помогут мне, — барон встал на ослабшие ноги, покачнулся, но, опершись одной рукой на стену, выпрямился. Стопу левой ноги пронзила боль. Там была одна из самых кровоточащих язв, и хоть отрава теряла свое влияние на организм, все же не все раны затянулись достаточно хорошо. Небольшой кровавый след остался на ковре, покрывавшем каменный пол.

— Корнелий, перевяжете позже, — бросил барон кинувшемуся к нему главному лекарю. — Постельничий, приказываю тебе: принести мне мою подобающую домашнюю одежду, найти для меня крепкую трость, мне будет трудно ходить. А также принести мне мои пистоли, меч и кинжал. Оружие должно быть рядом. И не смей распространяться, что я уже на ногах! Очень скоро все узнают, но для начала мне нужно сделать соответствующие приготовления.

Мессир Кос послушно закивал головой и бросился к выходу, но правитель баронства Вуков остановил его:

— Еще не все!

— Прошу прощения, ваша светлость, — вытянулся в струнку Деян.

— После всего этого, ты бегом помчишься к мессиру Оукману. Скажешь, что я вновь в сознании и прикажешь ему усилить вдвое охрану всего замка; втрое охрану моих покоев, и, самое главное, никого из замка не выпускать, и никого в замок не впускать, кроме генерала моей Основной армии мессира Аксельрода. К нему генерал Оукман должен будет послать гонца немедленно, как выполнит мои распоряжения. А когда мессир Аксельрод явится, они вдвоем должны будут прийти ко мне незамедлительно. Ты все запомнил?

— Да, ваша светлость! Все будет сделано в точности, как вы приказали.

— Беги.

Как только постельничий выбежал, Аластор взглянул на Корнелия.

— Перевяжи мне ногу, а то я все кровью заляпаю.

— Ну я же просил, ваша светлость! Это так опасно! — с горечью в голосе запричитал главный лекарь.

— Не ворчи. Нога не главное. Есть у меня и для тебя поручение, тебе я могу доверять. Но скажи мне, есть ли у тебя среди твоих помощников и учеников какой-нибудь расторопный малый, которому ты сам можешь доверять?

— Кажется, есть один, — подумав немного, ответил Бром, — я спас его от ужасных родителей, увидев в нем определенные таланты. В наше время верить нельзя никому, но этому парню я относительно могу довериться.

— Это годится. Поручение не столь тяжелое. Ему предстоит всего лишь передать весточку кое-кому, — и барон устало опустился на кровать.

Мессир Логан Оукман бодро шагал по коридорам замка в направлении покоев первого наследника. Его сопровождали семеро гвардейцев. Да уж, ну и утро выдалось! Уже почти рассвело, а генерал успел выполнить несколько поручений своего «воскресшего» повелителя и главнокомандующего. В том числе, побывать у него на аудиенции вместе с генералом Петаром Аксельродом.

Мессир Оукман был верным солдатом, службу свою нес исправно и стоял во главе Особой гвардии его светлости. Особая гвардия выполняла роль хранителя общественного порядка в баронстве, обеспечивала безопасность важных военных объектов, тюрем и замков. Лучшие из лучших охраняли самого барона и его твердыню. В данной организации существовало всего пять видов званий: солдат, лейтенант, капитан, старший капитан и генерал. Генералом был Оукман, единственным и бессменным в течение последних сорока пяти лет. Он начал свою службу почти сразу же после официального принятия Аластором Вуком-старшим титула барона, передававшегося в доме Вуков по праву наследования. Старших капитанов было всего три. Это были первые помощники мессира Оукмана. Мессир Тадеуш Варга был ответственным за общественный порядок. Мессир Витольд Гауке-Босак ведал заключенными и местами их содержания. Мессир Марек Плятер руководил обороной замков, фортов, резиденций и прочих стратегически важных укреплений. Все трое были проверены, крепки в бою и дисциплинированны. Капитаны и лейтенанты являли собой высший и низший офицерский состав соответственно и выполняли различные функции, в зависимости от времени, места и тех или иных нужд.

В замке барона царил настоящий военный бум. На аудиенции барон велел генералу Аксельроду проверить боеготовность Основной армии, и, не поднимая лишнего шума, провести частичную мобилизацию. В столице Вукограде, городе, расположенном вокруг Главного замка, войска должны были быть особенно внимательны и готовы к немедленным действиям, если этого от них потребует правитель баронства Вуков. Вход и выход в город теперь был возможен только по специальному разрешению генерала, и только после консультации с самим главнокомандующим. Также необходимо было разослать гонцов по всем границам государства и вверить им особые поручения от его светлости. Мессир Аксельрод принялся осуществлять все вышеперечисленное с особым рвением и тут же покинул замок, так как ему было сказано незамедлительно вернуться по выполнении всех приказаний. И не просто вернуться, а с пополнением для гарнизона в количестве сотни рейтар, двух сотен пеших стрелков и трех сотен пехотинцев-пикинеров.

Мессиру Оукману были даны аналогичные приказания в отношении Особой гвардии. Но это было еще не все. Барон приказал тайно призвать к нему его сыновей. Тогда-то Логан и рассказал Аластору Вуку-старшему о том, что совершенно неизвестно, где находится третий сын барона. А также поведал о странном ответе Джона Вука, когда генерал решил поинтересоваться у первого наследника о тех причинах, почему Мейнхард не явился на призыв мачехи, узнав, что отец при смерти. Барон помолчал немного, сдвинул еще суровее свои брови, и лишь молвил:

— Что ж, мессир Оукман, это не является неожиданностью для меня. В таком случае, я несколько расширю перечень моих последующих распоряжений к вам.

Далее барон поинтересовался о том, все ли баронеты и его вассалы сейчас находятся в столице. Генерал ответил, что оповещены были все, а долг каждого вассала явиться к своему сюзерену в час беды. Поэтому, все баронеты прибыли в Вукоград и устроились в своих резиденциях. Единственное, что показалось странным командующему Особой гвардией, так это то, что мессир Шульц, генерал Правой армии баронства Вуков, прибыл в сопровождении нескольких отрядов пехоты и кавалерии. На вопрос Петара Аксельрода зачем все это нужно, баронет ответил, что хочет лишь усилить безопасность столицы. «В то время, когда наш досточтимый барон лежит и борется со смертью, могут найтись такие, что будут покушаться на его титул. Я, как верный слуга, буду биться против каждого недостойного узурпатора, решившегося на это!» — высокопарно заявил старик и двинул свою маленькую армию прямиком в резиденцию Шульцев. По мнению генерала Аксельрода, это все было ни к чему и весьма странно. Генерал Особой гвардии считал так же.

Аластор Вук-старший с минуту размышлял. Какое-то подобие улыбки появилось на его губах:

— Да, вы правы. Вы и Аксельрод. Это ни к чему. И очень странно. Но, все-таки, раз баронет Шульц хочет усилить безопасность столицы, мы поможем ему. Генералу Аксельроду распоряжения даны. Вам тоже. Но добавлю еще кое-что. Я хочу, чтобы несколько самых проверенных и испытанных отрядов Особой гвардии постоянно дежурили у резиденции каждого баронета. Ну и конечно, они должны быть готовы к бою в любую минуту. Желательно, чтобы их было не видно, но если они и обнаружат себя, то пусть заявят, что действуют исключительно по распоряжению барона Вука. Тем более, они никому и не подчиняются, кроме меня.

— Но зачем все это? — недоуменно поинтересовался Оукман.

— Как и сказал наш дорогой Шульц, вдруг придется сражаться с узурпаторами, — улыбка барона стала шире.

— Будет сделано, ваша светлость.

— Еще не конец, Логан. Теперь, главное. К тому веремени, как справишься со всем этим, я думаю, уже рассветет. Все, кто есть в замке, не должны покидать своих покоев до моего распоряжения. Все, кроме тебя, твоих солдат, генерала Аксельрода и его солдат, а также моего постельничего, и кроме Корнелия Брома и его подопечного, которого он отправит за стены крепости по моему распоряжению. Кого именно, он сам тебе укажет. Особенно важно, чтобы была выставлена охрана перед покоями баронессы и трех моих сыновей.

— А если они попытаются выйти? Ведь новость о вашем выздоровлении…

— Нет! И тем более, если они попытаются выйти. Кстати, коли вдруг кому-то покажется перспективной идея оказать сопротивление, расценивай это, как ослушание моего приказа во время войны. Казни от моего имени любого. Кроме баронессы и детей. Им можешь просто что-нибудь отрубить, но они должны быть живы.

— Отрубить, ваша светлость?! — воскликнул генерал. Его лицо словно озарила какая-то мысль. — Неужели, это может быть необходимо? Неужели, измена?

— Да, мой верный друг, — вздохнул барон. — И уже давно. Однако, я вырву этот сорняк с корнем, раз и навсегда!

И вот теперь, действуя в строгом соответствии с инструкциями главнокомандующего, мессир Оукман шел объявить первому наследнику волю отца. К Родрику он послал Марека Плятера, так как тот был дружелюбен и мягок. Он с легкостью справится с мальчишкой. К баронессе отправил Тадеуша Варгу, ибо тот славился умом и всегда выполнял свой долг с честью. Он не поведется на хитрости леди Вук. А к Аластору Вуку-младшему уже направлялся мессир Гауке-Босак, который имел опыт общения с самыми опасными бандитами и преступниками баронства. К тому же, Витольд обладает недюжинной силой, он скрутит буйного Аластора в бараний рог голыми руками, если потребуется. И заставит повиноваться.

Покои Джона Вука охраняло четверо гвардейцев. Мессир Оукман подошел, почесал свои густые бакенбарды, отер усы. Помялся немного, потом выражение лица его стало решительным и твердым. Он спросил:

— Наследник у себя?

— Да, генерал, — отчеканил гвардеец, которого звали Томас.

— Один?

— Нет, там человек десять. И его вечный хвост Гилберт. Вроде как пьянствуют.

— Десять? — Оукман призадумался. — Черт, похоже не обойдется все-таки миром. Как они выглядят? Пропойцы или что посерьезнее?

— Сущие бандиты, генерал.

— Ну тогда пусть будет так. Ты и он, — сказал Логан Томасу, указав на еще одного стража покоев Джона, — пойдете с нами. Двое других будут стоять здесь. Никого не впускать и не выпускать, что бы внутри не происходило. Все ясно?

Оставшиеся у дверей гвардейцы молча кивнули.

— Ну что ж, — мессир Оукман проверил легко ли выходит меч из ножен, — тогда пусть поможет нам Всемогущий!

Леди Вук, урожденная Шульц, просыпалась рано. Прислуга помогла ей совершить утренний туалет, так как пищу ее светлость предпочитала принимать при параде. Кассандра приказала подать себе завтрак, когда было уже светло. Через какое-то время она решила, что приносить еду ей никто не собирается. Это стало причиной ухудшения ее настроения. А когда это происходило, она становилась опасной. В том числе, для слуг и служанок. Баронесса считала за лучшее держать наемных работников, но условия этой службы были кабальными. Фактически, все ее подчиненные были ей чем-то обязаны, и чаще всего такими немаловажными вещами как деньги, доброе имя или жизнь. Поэтому, в любой момент, леди Вук могла снова превратить их существование в кошмар.

Кассандра, в очередной раз, позвонила в колокольчик, но никто не отозвался. В ярости она подняла с кресла свое грузное тело и, ругаясь про себя самыми грязными словами, пошла в сторону двери. Но внезапно дверь отворилась, и в комнату ввалилось четверо вооруженных гвардейцев. Они окружили смешавшуюся баронессу. Двое держали руки на пистолях, воткнутых за пояс; двое сжимали рукояти мечей. На секунду ей показалось, что ее сию минуту убьют. Но тут в покои вошел старший капитан Особой гвардии Тадеуш Варга и отвесил леди Вук почтительный поклон.

— Доброго вам утра, ваша светлость! — тоном наивысшей любезности заговорил мессир Варга. — Надеюсь, мои люди не напугали вас? Если это так, я накажу подлецов!

— Напугали, мессир! И сильно! — ответила леди Вук, немного придя в себя. — Вам действительно следует поучить их манерам.

— Это сделаем незамедлительно! — старший капитан строго посмотрел на своих гвардейцев, и те в растерянности отступили. Потом также почтительно Тадеуш продолжил: — Ваша светлость, конечно, они переборщили! Но, на самом деле, все это от праведного рвения, с которым они выполняют приказы своего начальства, то есть мои приказы.

Баронесса снова ничего не поняла. Но на этот раз злоба сверкнула в ее маленьких глазках.

— Что все это значит, мессир? Вы понимаете, что это звучит смешно? Я не в настроении терпеть ваши шуточки, — ледяным тоном сказала она. Но мессир Варга лишь улыбнулся своими зелеными глазами. Гладко выбритый, статный, воспитанный, он был достаточно красив, мог быть обходителен, и никто и никогда не видел его в неистовстве. Даже сражался он с легкостью, словно танцевал, в полнейшем спокойствии.

— Повторюсь, ваша светлость, они выполняли мой приказ. Я же выполнял приказ генерала Оукмана. А он в свою очередь выполнял приказ барона, правителя этих земель.

Голова леди Вук закружилась, она зашаталась и отступила назад. Мессир Варга молнией метнулся в ее сторону и подставил для нее кресло. Баронесса плюхнулась в него. Ей не хватало воздуха. Она жадно глотала его, словно рыба на суше, раскрывая и закрывая свой большой рот, теперь казавшийся просто огромным.

— О, ваша светлость, прошу простить меня! Мне следовало бы подумать о том, что счастье, которое переполняет вас теперь, может и плохо сказаться на здоровье. Я знавал одного старика, который потерял сына. Точнее, сын его был разбойником и его отправили за решетку на всю жизнь. Но наш милостивый правитель помиловал негодника спустя двадцать лет. Так вот, когда он вернулся домой, отца от счастья удар хватил. Впрочем, он умер с улыбкой на устах, — старший капитан говорил так серьезно, что Кассандра не до конца поверила в то, что над ней насмехаются. Однако, она уже взяла себя в руки, встала и выпрямилась, одела на свое лицо маску полного безразличия и непоколебимого смирения.

— Я буду молиться Всемогущему и благодарить его за чудесное исцеление моего мужа. Благодарю вас, милейший мессир Варга, что именно вы сообщили мне эту новость. Нет человека более вежливого и благородного. А теперь проявите ко мне еще немного терпения и сообщите, пожалуйста, приказ моего мужа, который он передает в отношении меня через мессира Оукмана и, следовательно, через вас.

— О, тут нет ничего необычного. Ходят странные слухи об измене и…

— Измена? Нет, этого не может быть! Вы меня разыгрываете, мессир! — леди Вук настолько искусно изобразила испуг, что будь перед ней человек немного менее смышленый, чем Тадеуш Варга, то он бы непоколебимо поверил в искренность чувств баронессы. Но не таков был Тадеуш. Он лишь учтиво наклонил голову и, без тени улыбки, продолжил:

— Я всего лишь солдат и не знаю подробностей, ваша светлость. Но барон считает, что измена витает в воздухе. А посему, он поручил усилить охрану всех самых близких ему людей. В первую очередь, его сыновей и вас. И самое главное, он считает, что никто в замке не должен покидать отныне свои покои до тех пор, пока барон не устранит угрозу или не решит сам вызвать кого-либо к себе, или не отдаст иные распоряжения.

Этот удар Кассандра приняла достойно:

— Как будет угодно его светлости. Я всего лишь женщина, и мой долг подчиняться мужчинам в опасный час и повиноваться моему мужу.

«Отличная игра, миледи!» — подумал мессир Варга.

— Тем не менее, — продолжила баронесса после некоторого молчания, — неужели, я останусь одна? Вы дадите мне в услужение нескольких моих слуг? Я уже немолода, мне тяжело со всем справляться одной. Или и это мой любимый муж посчитал опасным?

— О, нет! Естественно, ваша светлость является особой не того ранга, чтобы обслуживать себя самой. Это было бы нарушением всех традиций. Но вашу прислугу я к вам не допущу. Барон мало кому доверяет. Тем не менее, я сделаю лучше, и эта моя идея была одобрена моим генералом, а через него и самим повелителем.

Старший капитан быстро вышел из комнаты и через несколько минут вернулся, ведя под руку светловолосую девушку. На вид ей было около двадцати пяти. Симпатичное личико, тонкий стан, грациозная поступь. Она была в самом расцвете своих молодых лет, и некоторые гвардейцы огорченно понурили головы. Она посмотрела на баронессу. Большие и робкие голубые глаза излучали покорность и готовность услужить. Девушка сделала реверанс, выражая почтение баронессе, и получилось у нее это так просто и непринужденно, будто она слегка парила в воздухе. Леди Вук холодно посмотрела на нее. Все это ей совершенно не нравилось.

— Мои слуги знают меня, угадывают каждую мою нужду. Эту я не знаю. Думаете она справится, мессир?

Тадеуш лишь печально улыбнулся:

— Ей придется. Но поверьте, она очень способна. А главное, я могу ей доверять. Я отдаю вам свою служанку, ваша светлость. Она самая умелая в моем штате работников, и пусть молодой возраст не обманет вас. Как верный слуга дома Вуков я отдаю вам лучшее, забирая это у себя. Ее зовут Сенка.

Сенка слегка улыбнулась. Она была действительно самой ценной для Тадеуша служанкой. И он действительно ей доверял в определенной мере больше остальных и считал, что она годится для выполнения данной работы. Много раз, лежа с ней в постели, после очередных любовных утех, мессир Варга думал и приходил к выводам, что в пище и условиях проживания он непритязателен, а вот столь искусная любовница ему просто необходима. Так он снимал усталость, остальное Тадеуша заботило мало. И хоть дела хозяйственные Сенка делала весьма посредственно, ночами она компенсировала свои слабые стороны перед старшим капитаном.

При всем этом Сенку нельзя было назвать глупышкой. Она вполне себе соображала, где нужно промолчать, где вставить какое слово. Но главное, хоть она и была по происхождению простой горожанкой из бедноты, она умела читать и являлась особой довольно начитанной. Со временем Тадеуш Варга увидел и оценил ее ум и тихий характер, и она стала по-настоящему дорогой для него женщиной.

Жену старшего капитана Бианку утехи мужа совершенно не заботили. Она была из семьи достаточно обеспеченного купца, горожанина столицы, и выскочила замуж за Тадеуша, сугубо по расчету. Ей нужен был статус жены титулованного рыцаря и его герб, тем более Варга занимал не последний пост в государстве. Ему нужны были деньги ее отца, потому что тратить сей воспитанный и благородный муж любил больше, чем зарабатывать. Жили они порознь, встречались редко, общались дружески. Интимную жизнь каждый вел, какую хотел. Сначала их осуждали. Но барон Вук, сам будучи в этом вопросе небезгрешен, значительно упростил брачное законодательство. На остальное семье Варгов было плевать. Время все сгладило, и никто не обращал уже внимания на то, что Тадеуш и Бианка на постельном фронте мужем и женой никак не являются. При таком положении дел наследника у них быть не могло, но и тут счастливая пара проявляла полное безразличие к этому вопросу.

— Сенка так Сенка. Подойди-ка, милочка! — баронесса намеренно больно схватила девушку за подбородок и повернула ее голову сначала одним боком, потом другим, оценивающе разглядывая. Мессир Варга сдвинул брови. От леди Вук это не ускользнуло, и она удовлетворенно улыбнулась. — Ладно, сгодится. Посмотрим, что она может. Пока подай мне воды, а я хочу еще кое-что спросить у мессира Варги.

Сенка даже бровью не повела от того, что с ней обошлись столь бесцеремонно. Она покорно подошла к столу, взяла графин и, наполнив чашу, подала ее леди Вук. «Все-таки, она у меня умница! — решил про себя старший капитан. — Надеюсь, все пройдет гладко, и моя птичка выдержит прихоти этой уродины. Тем более не думаю, что змее осталось долго плеваться своим ядом».

— Вы не знаете, сколько это может продлиться, мессир? — спросила Кассандра, осушив чашу одним залпом.

— Боюсь, что сроки может озвучить только барон, а он не давал на этот счет никаких комментариев. В любом случае, не думаю, что наш правитель позволит себе держать свою драгоценную жену в таких условиях дольше, чем это будет необходимо.

— Хорошо. Я вообще не могу выходить?

— К сожалению, так. Необходимая комната для гигиены у вас в покоях имеется. Еду вам будет приносить Сенка. Она же, под присмотром моих гвардейцев, сможет покидать ваши покои и возвращаться в них. И, если вам что-то потребуется, отправляйте ее ко мне со своими просьбами, замечаниями и жалобами. Я все буду передавать мессиру Оукману, а если вдруг выйдет, то и самому барону.

— Что ж, любезный рыцарь, я благодарю вас за все. У меня нет выбора, и я должна подчиниться. Это мой долг! — торжественно произнесла баронесса. — А теперь, Сенка… Так тебя, кажется, зовут? Подавай завтрак. Я так и не поела, и я голодна. Мои предпочтения, я думаю, выяснишь сама. Мои повара не немые.

— Как прикажете, ваша светлость, — приятным голоском откликнулась Сенка и собиралась уже было направиться исполнять поручение, но за дверью послышался какой-то шум. Сначала не очень громкий, потом он стал нарастать. Со временем стали отчетливо слышны крики, ругательства и грохот. Даже выстрелы. Кто-то сражался.

— Двое за мной! Остальные охраняют покои ее светлости, как и было приказано. Позже пришлю пополнение, — мессир Тадеуш Варга кинулся к выходу, выхватывая меч. У двери он неожиданно остановился и развернулся к баронессе. Безо всякой любезности и учтивости он очень спокойно, с почти явной угрозой в голосе, произнес: — Ваша светлость, я напомню вам один раз и только сейчас. Сенка — моя служанка, и я вам ее не дарю, и не продаю. Не забывайте этого и помните о том, что доброе и любезное отношение к людям — прекрасная добродетель.

Старший капитан и его бойцы поспешно исчезли, захлопнув за собой дверь. Леди Вук услышала звук щелкнувшего замка.

Джон Вук, в присутствии собранных друзей, и, в то же время, бесшабашных наемников, успокоенный мачехой, вскоре действительно решил, что опасаться ему нечего. И, как человек, по натуре, любящий отдохнуть и провести время праздно, повелел подать побольше различных яств и, особенно, напитков, стирающих грань между реальностью и фантазией.

В тот самый момент, когда фантазировавшие чудаки поднимали очередной тост, и явился генерал Оукман со своими людьми.

— Мессиры, я имею огромную просьбу соблюдать всем спокойствие и выслушать приказ барона и правителя этих земель, его светлости Аластора Вука! — громогласно продекларировал генерал.

Сказать, что первый наследник и его прихвостни были удивлены — это не сказать ничего. Покои Джона Вука превратились в музей восковых фигур. И фигур этих, не считая бойцов командующего Особой гвардии, было двенадцать. Зрелище было достойно Главной книги притч Всемогущего. Но никогда эта история не украсит собой страницы святого писания. Первым опомнился сам первенец Аластора Вука-старшего. Разгоряченный спиртным, он воскликнул:

— Что вам нужно, отребье? Вы не запамятовали, что это покои первого наследника?

Молчание было ответом. После чего мессир Оукман продолжил:

— Наш досточтимый правитель повелевает вам, благородный наследник, и вашим людям, выполнить его волю. Воля же его заключается в том, что необходимо оградить вашу милость от коварных помыслов врагов дома Вуков и, соответственно, вверить свою судьбу тем, кто создан для того, чтобы этот дом защищать. Посему я, генерал Особой гвардии Логан Оукман, повелеваю: всем немедленно покинуть это помещение, дабы обсудить с первым наследником частные вопросы его безопасности и сообщить ему приватные распоряжения его отца.

Джон Вук понял, что его самые худшие опасения были не напрасны. Отец вернулся в этот мир. Джон страшился его всегда, потому что барон читал сына, как раскрытую книгу. Ничего не было для него страшнее гнева Аластора Вука-старшего.

Когда ему было десять, и его отец воевал с Джоном Барром, в честь которого первый наследник был назван, Джон нарисовал карикатуру на Изабеллу. Рисовать он умел. Пожалуй, это был его талант. Рисовать карикатуры, а не быть всенародным достоянием, великим наследием дома Вуков. Многие в окружении барона смеялись. Но когда барон прилюдно выпорол Джона до крови, то никто из смеявшихся и одобрявших умения первого наследника не вступился за него. Тогда и закрался этот благоговейный страх перед отцом. Джон Вук боялся и любил барона. И люто ненавидел его за предательство матери и сюсюканье с Мейнхардом.

Теперь же Джон вообразил, что Аластор Вук-страший решил убить его. Вино и пиво, возбудившие организм, только придали смелости бедняге. Он завопил:

— Предатели и негодяи!!! Мой отец не знает ничего, но хочет моей смерти! Живым не дамся! И эта сука, Кассандра, пусть сгорит в пекле!

Его друзья хором крикнули:

— Бей! Убивай!

Клич ознаменовал их кончину. Гвардейцы действовали молниеносно. Прежде чем кто-либо из баловней судьбы успел схватиться за пистоли, четыре алебарды достигли цели в своем смертоносном ударе. Войско Джона Вука бросилось врассыпную. Но выверенные действия гвардейцев были беспощадны. Один за другим собутыльники, и в тоже время опасные бандиты, падали замертво от уколов, рубки и выстрелов, устроенных людьми генерала Оукмана. Со стороны убиваемых слышались крики и проклятия. Гвардейцы убивали молча, словно бесчувственные посланцы Ангела Смерти, чуждые чему-либо человеческому.

Гилберт с остервенением бросился на защиту своего господина, но выстрел сразил его раньше, чем меч гвардейца Томаса разрубил ему лицо. Верный соратник Джона, изуродованный, пал к его ногам. Первый наследник со страшным криком махнул мечом, но удар не достиг цели.

Внезапная боль пронзила лицо Джона. Теплая жидкость потекла по щеке. Вот и отец, вот и мать. Радостно играются с сыном. Мелинда произносит своим мягким голосом:

— Не бойся, сыночек! Мы с тобой. А если и случится что-то плохое, то отец защитит тебя. Так ведь, Аластор?

Добрые и смеющиеся глаза отца вторили:

— Конечно! Что ты удумал, мелкий? Плакать? Еще чего! Конечно, если хоть кто подумает что-то сделать тебе плохое, то будет иметь дело со мной. Не бойся ничего и помни: ты — сын барона, ты — будущий правитель государства. Другие побоятся после этого с тобой связываться.

— Отец любит тебя, — сказала мать. Джон плакал и радовался от ее слов. Наконец-то он там, где его любят, где о нем помнят.

— Отец, — Джон Вук потянулся руками куда-то вверх, но неожиданно стал захлебываться. Пуля ударила в скулу и кровь затекала в рот. — Отеееец! — упрямо воскликнул первый наследник.

Мертвые тела заполонили покои Джона Вука. Ни один гвардеец не пострадал. Только у Томаса была разорвана выстрелом мочка уха. Но это царапина. Люди, которых собрал Гилберт, лежали в лужах собственной крови. Некоторые еще бились в судорогах предсмертной агонии.

— Отеееееееееееееееец!!! — возопил хрипло Джон Вук.

Генерал Оукман отер пот со лба. В это время дверь распахнулась и влетел старший капитан Варга с подкреплением.

— Генерал! Все целы? Что делать?

— Ничего! — устало молвил Логан. — Все сделано. Но я подвел нашего барона.

— О, Всемогущий! Наследник мертв? — с ужасом воскликнул Тадеуш, увидев бездыханное тело Джона Вука.

— Да. Похоже моей службе наступил конец. Я бы послал за лекарем, но я точно знаю, что его не спасти. Похоже я опозорился перед бароном так, как еще ни один генерал Особой гвардии не позорился, — и мессир Оукман грустно посмотрел на Тадеуша Варгу. Ему было только грустно, не более.