Цельсиус

Андрей Гуртовенко, 2021

Снежная королева из сказки Андерсена, Смилла Ясперсен из знаменитого романа Питера Хёга… Похоже, среди женщин с очень специальными взаимоотношениями с холодом, снегом и льдом новое имя: Жанна Борген, высокомерная красавица с норвежскими корнями и архитектурным образованием. Она ездит на большой белой машине, в ее снах промерзшие, покрытые инеем стены. Она видит вокруг себя строгие геометрические паттерны и умеет превращать мужчин в неподвижных ледяных истуканов. Но однажды случается непредвиденное – Жанна влюбляется. В человека горячего настолько, что ледяные кристаллы у нее в груди вибрируют и плавятся от одного только его взгляда. И тогда она узнает про себя много такого, о чем никогда даже не подозревала… Для тех, кто сомневается, эта книга – доказательство. Доказательство того, что настоящая любовь существует. Для всех остальных это роман-предостережение. О том, что любовь может быть опасна для жизни. И даже – несовместима с ней, и это не фигура речи.

Он

— Добрый день. Меня зовут Никита. Компания «Цельсиус», умное тепло. Вам удобно сейчас разговаривать?

После этих слов я замолкаю и внимательно слушаю — этот момент самый важный. Что бы ни говорил человек на другом конце провода, интонации невозможно подделать, и в следующие несколько секунд мне все становится ясно. В большинстве случаев холодный звонок полностью, без зазоров совмещается со своим названием, и из трубки веет безразличием, трупным окоченением и вечной мерзлотой. Тогда я извиняюсь, завершаю разговор и тут же перехожу к следующему контакту: набор номера — приветствие — холод в трубке — отбой. Но иногда — два-три раза за утро, не больше — голос телефонного собеседника окатывает меня таким жаром, что у меня потеют ладони и кровь начинает пульсировать в висках. В таких случаях мой разговор с клиентом затягивается на две-три минуты и почти всегда заканчивается назначенной встречей. Или как минимум отосланным коммерческим предложением.

Час ритмичной механической работы, сотня звонков, и с телемаркетингом покончено.

Естественно, мне, человеку с ненароком полученным техническим образованием, пришлось реанимировать свое дипломированное прошлое и вспоминать матчасть, все эти насильно вложенные в меня знания о типах отопительных систем, передаче тепла и теплоизоляции. Вот уж не думал, что это может мне когда-нибудь пригодиться, обучение в Политехе я всегда воспринимал исключительно как жертвоприношение на алтарь сыновьей любви и благодарности. Отец грезил о династии инженеров-энергетиков, так что шансов пройти мимо лучшего технического вуза города у нас с Гришей не было никаких. И все, что мне оставалось, это по возможности отыскать маленькие прелести в негуманной негуманитарной среде. Неожиданно мне удалось это сделать еще до поступления в университет. В день открытых дверей, когда после общего собрания в актовом зале потенциальные абитуриенты разбрелись по лабораториям, я, смешавшись с толпой, толкнул дверь в первую попавшуюся аудиторию. И все — завис, застыл как вкопанный, даже не сел, хотя свободных мест было достаточно, так и остался стоять с открытым ртом, совершенно завороженный демонстрацией экспериментов по теплопередаче. Помню, больше всего меня поразил опыт с излучением. Сотрудник университета поставил на стол радиометр Крукса, вертушку на игле с лопастями, покрашенными в черный и белый цвет с противоположных сторон. Затем он осветил радиометр мощной лампой, и лопасти вертушки немедленно пришли в движение, закрутив последовавшие за этим обстоятельства таким образом, что спустя четыре года в графе «специализация» своего диплома я прочитал: «теплотехника».

Первые дни обитатели опенспейса отдела продаж компании «Цельсиус» настороженно присматривались ко мне, ну а я с нетерпением смотрел в календарь в ожидании обещанной Гришей быстрой наживы. Я уже съездил на несколько встреч и подписал пару контрактов, так что дождь из разноцветных билетов Банка России вот-вот должен был пролиться на мою высушенную мальтийским солнцем платежеспособность.

Я покончил со своим сегодняшним списком контактов и прислушался к происходящему за соседним столом, отделенным от меня невысокой и формальной, словно квадратные скобки в середине предложения, перегородкой. Там сосредоточенно шелестел измятым скриптом продаж Кирилл Булгаков, до дыр протирая свою неприлично литературную фамилию об отказы и возражения не желающих покупать газовые котлы и радиаторы клиентов. Именно Кирилл — или Кир, как все его здесь звали, — с первых дней стал для меня поводырем в отделе продаж, отгороженном от всего остального мира занавесом из специальных терминов и нарочитого новояза преимущественно заокеанского происхождения. Почти весь сленг менеджеров по продажам выглядел так, словно никогда не слышавший о транскрипции неуч пытался запомнить произношение английских слов, на слух записывая их кириллицей в общую тетрадку с портретом Стива Джобса на обложке: адженда, апсайд, инсайдер, ассесмент, ритейл, заапрувить, фидбек, косты, реквест…

От Кира я много чего узнал; например, что руководителя отдела продаж и моего непосредственного начальника здесь все называют РОПом — разумеется, за глаза. Но главное — Кир оказался настоящим информационным хабом, его пытливый, не желающий ничего пропускать ум стягивал к себе невидимые ниточки слухов и сплетен со всех семи этажей бизнес-центра. И когда я заикнулся о высокой блондинке с вымораживающими сине-зелеными глазами, Кир задал только один уточняющий вопрос: «На чем она ездит?»

С тех пор как я начал работать в «Цельсиусе», я видел ее лишь раз, и это опять случилось в вестибюле бизнес-центра. Я вновь стоял, пойманный в ледяной расплох, замороженный и деревянный, и обалдело смотрел, как она неторопливо проходит мимо меня. Мимо превратившихся в дурацких неподвижных истуканов мужчин в холле перед лифтами, мимо застывших вымученными улыбками охранников, мимо почтительно разошедшихся в стороны да так и заклинивших в этом положении автоматических стеклянных дверей. Морозный воздушный поток тянулся за ней, словно шлейф королевского платья, и грациозное покачивание ее бедер отдавалось оглушительным метрономом в моей голове. Я оцепенело проводил ее взглядом, стеклянные двери, натужно скрипнув, сомкнулись за ее спиной, и в тот же миг кто-то словно щелкнул пальцами, разрушая всеобщее ледяное наваждение. Люди в холле снова начали двигаться и разговаривать, меня оглушили их голоса, звонки телефонов, звук прибывшего на первый этаж лифта, мое собственное тяжелое дыхание. Сквозь огромные — от пола до потолка — окна я видел, как она не торопясь подошла к своей машине. Солидно моргнули, повинуясь хозяйке, фары, хлопнула дверца, и через минуту от моего обморожения осталось только незанятое парковочное место на стоянке бизнес-центра — между приплюснутым спортивным «Мерседесом» и угловатым и грубым — словно ему позабыли скруглить края — черным «Рендж Ровером».

— Так на чем она ездит? — спросил меня Кир.

— Белый «Порше Кайен».

— Это Жанна Борген из R.Bau, они занимают весь седьмой этаж, — Кир посмотрел на меня и сочувственно похлопал по плечу. — Никого попроще не мог найти?

— Попроще только святые мощи, — ответил я и отправился гуглить новообретенное знание.

Компания R.Bau оказалась архитектурно-дизайнерским бюро полного цикла, и не просто бюро — это была монументальная распальцованная контора, которая, судя по портфолио («строгие, геометрически выверенные интерьеры, визуально простые и очень дорогие одновременно»), работала исключительно с ВИП-клиентурой — одних только загородных коттеджей я насчитал больше двух десятков. Владельцем и генеральным директором бюро был некто Руслан Бауров, согласно информации на сайте компании — «один из самых известных и востребованных дизайнеров в городе». Поисковик на запрос о нем выдавал множество ссылок и фотографий, в основном с нескончаемых светских мероприятий — выставок, приемов, презентаций: около сорока лет, легкая небритость, фотогеничная внешность профессионального нарцисса, футболка, пиджак и немного уставший взгляд. Один из модных глянцевых журналов даже признал его недавно человеком года в номинации «Дизайн». Я прошелся по фотоотчету с церемонии награждения и вдруг вздрогнул, примерз взглядом к экрану — на одной из фотографий по правую руку от смущенно-счастливого обладателя статуэтки стояла она, в фантастическом синем платье с открытыми плечами, и от молочной белизны ее кожи хотелось зажмуриться и в то же время не хотелось больше вообще ничего. Я с трудом оторвался от фотографии и посмотрел на подпись к ней:

Жанна Борген, заместитель генерального директора компании R.Bau.

Я начал с самого — как мне показалось — простого, с того, что было созвучно моей текущей продажной сущности в компании «Цельсиус». Я решил дозвониться до замдиректора R.Bau и попытаться продать ей инновационные системы отопления для коттеджей, интегрируемые в систему «умный дом», — налицо стремительная профессиональная деформация.

Как ни удивительно для компаний такого размера, на мой звонок ответила сама Жанна, но на этом мое везение сдулось и окоченело — из телефона на меня хлынул такой поток обжигающего холода, что к концу нашего недолгого с ней разговора я начал всерьез опасаться, как бы трубка не примерзла намертво к уху. Согревшись и немного придя в себя, я снова набрал номер R.Bau, словно какая-то часть меня так и не поверила в то, что холодный звонок действительно может взять и превратиться в самый что ни на есть ледяной.

Телефонная неудача только раззадорила меня, и сегодня я собирался встретиться с Жанной Борген лично. Главное — отнять у нее фактор неожиданности, заставить его работать на себя, а дальше — дело техники, везения и импровизации. Я вышел в коридор, подошел к окну, через которое было видно стоянку, и убедился, что автомобиль Жанны на месте. После чего на лифте поднялся на последний, седьмой этаж.

Сразу за лифтом я увидел вычурную, как, наверное, и полагается дизайнерскому бюро, стойку ресепшен — светящийся белый многогранник с проступающими буквами R.Bau — и стоящую за ней девушку модельной внешности, преувеличенно кукольную копию Марго Робби. Других офисов на этаже не было, чужие здесь не ходят, так что я поздоровался и без предисловий выложил на стойку все свои крапленые карты: здравствуйте, меня зовут Никита, я двоюродный брат Жанны Борген. Девушка молча моргнула, затем еще раз, ее улыбка, выпестованная ежедневной работой с ВИП-клиентами, начала сползать к идеальной формы подбородку, но я не позволил ресепшионистке далеко отойти от зоны комфорта и быстро ввел ее в курс дела. Я рассказал, что сегодня утром приехал из Москвы, что мы договаривались с Жанной созвониться, но я, как назло, потерял свой телефон с корпоративной SIM-картой, — наверное, оставил в поезде. Естественно, еще на вокзале я купил себе новый (на этих словах я вытащил из кармана пиджака смартфон), но теперь я не могу дозвониться до Жанны, она не подходит к незнакомым номерам… На последней фразе девушка радостно закивала, очевидно отыскав во всех этих словесных завалах, которые я стремительно, не давая ей опомниться, воздвигал, рациональное — а главное, узнаваемое — зерно достоверности.

— Да, это правда, — сказала она мне, — про незнакомые номера. Одну минуту.

Она подняла трубку, дождалась соединения и произнесла:

— Жанна Юрьевна, на ресепшен ваш брат из Москвы.

И тут настала моя очередь удивляться:

— Жанна Юрьевна сейчас подойдет, — сказала девушка.

Серьезно? Так просто? Первая же пришедшая мне на ум дурацкая выдумка неожиданно сработала, оказавшись волшебным ключом к двери в сложно устроенный мир дизайна и архитектуры класса luxury.

— Меня Саша зовут, — сказала девушка с кукольным лицом, заинтересованно рассматривая меня, новообретенного родственника заместителя гендиректора.

Я даже непроизвольно расправил плечи, прибавив к своему росту пару сантиметров — кто его знает, насколько завышенные у нее могут быть ожидания от брата Жанны — извиняюсь, Жанны Юрьевны. «Эх, Саша, жаль, что я не играю в куклы», — я машинально поднял руку и поправил шарф, и тут моего лица коснулся пронзительный арктический холод, заныл шрам на шее, я повернул голову, и сердце ухнуло куда-то вниз: зря я на что-то рассчитывал — к этому было не подготовиться. Жанна стояла в трех метрах от меня, красивая настолько, что у меня заболели глаза, в горле пересохло, я судорожно сглотнул, но лишь оцарапал гортань морозной наждачной бумагой. Пауза затягивалась, нужно было срочно что-то сказать, но я был не в силах даже пошевелиться. К моему удивлению, Жанна тоже молчала, рассматривая меня так, словно я был кустарно выполненной копией одной ей известного оригинала: похож — непохож — или все же похож? Наконец я сделал над собой чудовищное усилие и сложил одеревеневшие лицевые мышцы в улыбку.

— Жанна, Жанна, привет! Сколько лет, сколько зим! Сколько весен, сколько осень. И столетий, мимолетий… Все так же восхитительна и прекрасна. Иди скорей, я тебя обниму.

Жанна не сдвинулась с места.

— Саша, это кто?

— То есть как, Жанна Юрьевна? Это Никита…

— Да, Жанна Юрьевна, то есть как? — я постепенно вживался в роль, и, хотя предательское онемение уже расходилось по телу, драматическая инерция мизансцены заскользила теперь по сюжетной дуге практически без моего участия. — Смотри, я ведь и отцу могу пожаловаться…

На этих словах Жанна вздрогнула, мне показалось, кто-то на секунду приглушил холод ее сине-зеленых глаз, но уже через мгновение притихшая было стужа обрушилась на меня с новой силой.

— Никита, Никита… — Жанна в задумчивости перевела взгляд с меня на Сашу и обратно. — Ах да, компания «Цельсиус»?

— Ну разве она не великолепна? — сказал я, обращаясь к совершенно растерявшейся Саше. — Какой ум, какая сообразительность!

— Поздравляю, Саш, — сказала Жанна, — вас только что обвел вокруг пальца обычный продажник.

— Ну нет, Жанн, — запротестовал я. — Какой же я обычный? Я не обычный. Я совсем необычный. Я…

— Я по телефону все уже сказала, — перебила меня Жанна. — У нас есть свои поставщики, с которыми мы много лет работаем. Поэтому «Цельсиус» и его отопительные системы наше бюро не интересуют. Выход вон там.

— Бюро не интересуют, это я понял. А как насчет тебя?

Собравшаяся уже было уходить Жанна остановилась и снова обернулась ко мне — красивая, господи, какая все-таки красивая.

— Ты ведь даже не выслушала меня. Ни по телефону, ни сейчас. И ведь наверняка понятия не имеешь, что такое девять и шесть десятых микрометра. Ведь не имеешь?

— Нет, не имею, — сказала Жанна и переглянулась с Сашей. — Зато я точно знаю, как именно закончится этот наш разговор.

— Тогда запиши себе скорей или запомни — девять и шесть десятых микрометра. Это то, чем питаются наши тела, это самая вкусная инфракрасная волна во Вселенной. И солнце нам безвозмездно ее отдает, — я увидел, как Саша опустила руку куда-то под белую стойку ресепшен, и ускорился. — Но это лишь половина правды. Наши тела тоже излучают инфракрасные волны. Той же самой длины — девять и шесть десятых микрометра. А значит, каждый из нас тоже может быть солнцем. Для окружающих. Для кого-то другого. А что, если я — твое персональное солнце? Только твое и больше ничье? Разве это не повод со мной пообедать?

— Не думаю, — сказала Жанна, и в этот момент сбоку отворилась неприметная дверь, и к нам присоединился высокий мужчина в строгом черном костюме, вооруженный той разновидностью взгляда, которой можно обзавестись только в специально оборудованных местах вроде стрельбища или клетки октагона для боев без правил.

— Ну о’кей, пусть не сегодня и не завтра. Пусть даже никогда. Но оставь себе хотя бы возможность передумать — возьми мой номер телефона.

Я вытащил из кармана смартфон, но было уже поздно — Жанна развернулась на каблуках и направилась обратно, в дизайнерские недра своего неприступного бюро, передав меня на попечение охранника, с которым совершенно не хотелось о чем-либо дискутировать.

— Как же, наверное, трудно быть Борген, — сказал я все еще находящейся в состоянии легкой прострации Саше и наконец отступил к выходу.

Я покинул R.Bau, на лифте опустил свое непослушное окоченевшее тело на первый этаж и с трудом протащил его через холл бизнес-центра на улицу. Мой любимый инфракрасный излучатель висел высоко над головой в беззвучном, ослепительно голубом небе, но мало чем мог сейчас мне помочь — май есть май, он совсем не июль, а Петербург — ни разу не Мальта. Тем не менее кровь постепенно делала свое незаметное теплое дело, и холод понемногу отступал, прятался куда-то вглубь, размягчая мою одеревеневшую кожу. И вместе со способностью двигаться, жить и дышать ко мне начала возвращаться память. Я вспомнил, что этот ледяной паралич разбивал меня не впервые. И мне не зря все это время казалось, что где-то я уже видел взгляд этих пронзительных сине-зеленых глаз.