Цельсиус

Андрей Гуртовенко, 2021

Снежная королева из сказки Андерсена, Смилла Ясперсен из знаменитого романа Питера Хёга… Похоже, среди женщин с очень специальными взаимоотношениями с холодом, снегом и льдом новое имя: Жанна Борген, высокомерная красавица с норвежскими корнями и архитектурным образованием. Она ездит на большой белой машине, в ее снах промерзшие, покрытые инеем стены. Она видит вокруг себя строгие геометрические паттерны и умеет превращать мужчин в неподвижных ледяных истуканов. Но однажды случается непредвиденное – Жанна влюбляется. В человека горячего настолько, что ледяные кристаллы у нее в груди вибрируют и плавятся от одного только его взгляда. И тогда она узнает про себя много такого, о чем никогда даже не подозревала… Для тех, кто сомневается, эта книга – доказательство. Доказательство того, что настоящая любовь существует. Для всех остальных это роман-предостережение. О том, что любовь может быть опасна для жизни. И даже – несовместима с ней, и это не фигура речи.

Она

Это не моя спальня. Я знаю это наверняка. У меня в спальне не может быть ионических колонн. Мне не нравятся колонны. Никогда не нравились. Колонны вообще. А тем более ионические. Я не перевариваю эти дурацкие капители в форме скрученной подушки. Хорошо хоть фриз совершенно гладкий. «Орнамент как преступление». Я напишу это несмываемым маркером на лбу любому, кто скажет, что это не так.

И все-таки это все мое. Несмотря на колонны. Несмотря на чудовищную архаику и помпезность. Потому что на всем вокруг лежит снег. Изморозь. Наледь, иней и наст. А главное — арктический холод. И этот холод постепенно проникает в меня. Прямо из воздуха. Растекается по венам снотворным умиротворением. Сердце замедляет ритм. Работает все медленней. Все медленней и медленней. Еще медленней. Еще.

Не о чем беспокоиться. Нечего ждать. Нечего бояться. Все неподвижно. Заморожено. Незыблемо. Неизменно.

Здесь всегда зима. Внутренняя, окаменелая, не подверженная колебаниям климата. С температурой, которая постоянно ниже нормы. Ниже нуля, ниже любых ожиданий, предчувствий и разочарований. Именно поэтому мне здесь так хорошо. Так спокойно. И хорошо.

Я проснулась в семь утра. Светодиодная подсветка, спрятанная по периметру идеально ровного белого потолка, смягчала острые углы спальни. Белые стены. Белые — от потолка до пола — шторы. Белую, со сглаженными выступами мебель. Продуманно-рукотворный отголосок моих снежных снов.

В комнате не было часов. Но я точно знала: сейчас ровно семь. И еще я знала, что сегодня позволю себе десять лишних минут в постели. Такие сны приходили ко мне нечасто, и я хотела насладиться подзабытыми ощущениями. Казалось, ледяной покой все еще был осязаем. Он поселился в воздухе. Поселился во мне. Только что пережитый сон был еще здесь, у моего изголовья. И я совсем не хотела его отпускать.

Если бы только уметь вызывать эти сны…

Несколько месяцев назад я даже записалась на курсы медитации. Надеялась научиться сознательно входить в это состояние. Тайком, с черного хода. Занималась дыхательными упражнениями. Замирала на полчаса в одной позе. Фокусировала мысли на том, что видела в снах.

Все было тщетно. Стражей зимы было не обмануть. В обледенелую комнату с ионическими колоннами не было другого входа, кроме как через сон.

Я глубоко вздохнула и села на кровати. Опустила ступни на мягкий белый ковер. В сущности, даже моя привычка спать голой под тонким одеялом — не больше, чем напряженное ожидание этих снов. Боязнь ненароком отпугнуть от себя обледенелое сновидение.

Я встала, подошла к высокому — во весь рост — зеркалу. Внимательно осмотрела себя. С одной стороны, с другой. Грудь, живот, ноги, попа. В принципе — все неплохо. Ну может, только живот слегка уплотнился. Нужно будет поговорить с тренером. Надеюсь, что обойдусь без дополнительного дня в спортзале. Я и так хожу туда четыре раза в неделю. Хоть грудь у меня и не очень большая, без мышечного корсета все равно никуда.

Я положила обе руки себе на груди, приподняла их. Опустила. Как это, интересно, работает? Всегда хотелось понять. Даже не понять, нет — почувствовать. Увидеть то, что исходит от меня. Увидеть самой, а не по реакции на себя одноклеточных. Но пока я этого не поняла, приходится довольствоваться несколькими простыми правилами. Выделить, акцентировать грудь. Подчеркнуть одеждой разницу между талией и бедрами. Позаботиться, чтобы попа была хорошо очерчена. Убрать волосы на затылок, открыв шею.

Все.

Если после этого вы сможете спокойно пройти мимо меня — значит, вам надо к врачу. Или к молодому любовнику-педерасту.

А мне нужно в душ.

О Руслане ничего не было слышно больше недели. За время работы в бюро я была свидетелем, наверное, десятка его романов. А потому знала: волноваться не о чем. Все в пределах нормы. К тому же встреч, требующих присутствия гендиректора, в ближайшие дни не было. А оперативным управлением компанией Руслан все равно не занимался. Этим занималась я. Однако, придя утром в офис и увидев на столе Вероники стопку требующих подписи гендиректора документов, я все-таки решила ему позвонить. И попросить хотя бы на полчаса заехать в R.Bau.

Я набрала номер Руслана и услышала механический женский голос: его телефон оказался выключен. Я подумала, отыскала в списке контактов еще один номер, который был только у самых близких ему людей: та же история. Я отложила телефон. В принципе, можно было придумать этому сколько угодно правдоподобных объяснений. Но в чем в чем, а в самоуспокоении я не нуждалась — я слишком хорошо знала, что все это значит.

Я вышла в приемную. Сказала Веронике, что не пойду сегодня обедать. Попросила заказать греческий салат и свежевыжатый апельсиновый сок в офис. Подписала несколько счетов. И тут мой телефон зазвонил. Я посмотрела на экран, и у меня скрутило живот. Я торопливо вернулась в кабинет и плотно прикрыла за собой дверь.

Это, видимо, и есть равновесие. Баланс белого и черного. Утром — снежный завораживающий сон. Днем — куча проблем и черт знает еще что.

— Да, мам. Привет.

Она никогда не звонила просто так. Тем более в рабочее время. Сегодня мне только этого не хватало. На непослушных ногах я дошла до рабочего стола, опустилась в кресло перед большим «яблочным» монитором.

Мама начала говорить, и мне стало немного легче. На первый взгляд все казалось довольно безобидным. Но все равно нужно быть предельно аккуратной.

Очередная мамина подруга затеяла очередной большой ремонт. Наняла дизайн-студию. И даже внесла предоплату.

— Жаннуль, студия называется «Смирнов и пространство». Знаешь такую?

— Как, как называется? Извини, я не расслышала. Повтори, пожалуйста, еще раз, — сказала я в трубку, торопливо набирая название дизайн-студии в поисковике.

«Смирнов и пространство». Вот кто вообще обращается в студию с таким названием? Сайт, правда, у них есть. Уже неплохо.

Я быстро пролистала несколько законченных проектов. Лучше бы не было никакого сайта, честное слово…

— Студия «Смирнов и пространство». Жанн?

— Да, да, я поняла. «Смирнов и пространство». В принципе, я о них слышала.

— В принципе?

Я сделала глубокий вдох. Сейчас нужно быть осторожной. Максимально собранной. Если я не хочу, чтобы на меня повесили еще и квартиру маминой подруги.

— Да нет, все с ними в порядке. Немного эклектично, конечно, — я еще раз посмотрела на чудовищную полиуретановую лепнину, вездесущие розетки, орнамент из завитков, и мне стало стыдно, — но это как раз сейчас в тренде. Главное, не увлекаться. Без фанатизма.

— Ну слава богу, ты меня успокоила. А то Зинаида мне уже все мозги проела с этой своей дизайн-студией. Я предлагала ей, кстати, твое бюро, — сказала вдруг мама.

Повисла пауза.

— Мам, у нас очередь на два года вперед, ты же знаешь. И ценник совершенно заоблачный.

— Ценник, ценник… Ты что, для своих не сделала бы разве исключение?

Для своих? Я лихорадочно пыталась придумать, что мне на это ответить. И вдруг услышала в трубке стук и почти сразу звук открываемой двери.

— Да, да, заходите. Я уже освободилась.

Затем мама рассмеялась, сказала несколько фраз по-итальянски, и связь прервалась.

После совещания с ведущими я еще несколько раз набрала Руслана. Глухо.

Нужно было ехать. Теперь уже без вариантов.

В начале пятого я позвонила Евгении Михайловне, домработнице Руслана. Она едва не плакала.

— Вы не представляете, Жанна. Пришла сегодня убираться, а Руслан Константинович меня выгнал. И не просто выгнал — обматюгал да еще и ботинком в меня кинул.

Я не верила своим ушам. Это было слишком даже для Руслана.

— Он был пьян?

— Не то слово, Жанна.

Мы договорились встретиться через час.

Я собралась. Взяла документы на подпись. Веронике решила пока ничего не говорить. Не хотелось пугать ее раньше времени.

В холле бизнес-центра оказалось неожиданно многолюдно. Я посмотрела на часы — так и есть, я очутилась в эпицентре окончания рабочего дня. Мужские взгляды были повсюду. Нужно было, наверное, хотя бы макияж снять. Впрочем, грудь ведь все равно никуда не уберешь. Так что мне оставалось только терпеть. Презрительно, но терпеть. Невозможно идти на каблуках с выпрямленной спиной и смотреть при этом в пол.

Я добралась до дома Руслана быстрее, чем рассчитывала. С трудом втиснулась между двумя внедорожниками у тротуара на Большой Конюшенной. И все десять минут, что я ждала появления Евгении Михайловны, рассматривала дом гендиректора.

Руслан, конечно, не промах. Живет в доме, построенном самим Лидвалем. Этот грубооколотый камень в сочетании с серовато-коричневой, почти оранжевой штукатуркой ни с чем не перепутать. Камнем отделан весь второй этаж и частично цоколь, в камень закованы основания трех эркеров. И даже под самой крышей проходит сплошной пояс из талькохлорита, намеренно уводя центр тяжести здания кверху. Угловой цилиндрический эркер с двойным куполом. Башня скандинавского замка в центре Петербурга. Неодинаковой формы окна, по-разному сгруппированные на каждом этаже. Северный модерн в дистиллированном виде. Какая-никакая, но все же компенсация. За то, что мне сейчас предстоит.

Наконец появилась Евгения Михайловна. Она отдала мне комплект ключей от квартиры. Но подниматься наверх наотрез отказалась. Сумел все-таки Руслан довести и эту свою домработницу. И года не прошло. Жаль, другую такую он вряд ли найдет. Я только спросила, в котором часу она у него была. Евгения Михайловна сказала, что в полдень. На этом мы попрощались.

Я поднялась на третий этаж. Постояла, прислушиваясь, перед дверью. Несколько раз позвонила. И только после этого отыскала на связке нужный ключ и вошла в квартиру.

Тишина и кислый запах блевотины. У меня даже глаза защипало.

Прихожая отделана минималистскими панелями из черного дерева. Очень дорогими. Только для тех, кто в теме. Я положила ладонь на зеркально гладкую поверхность. Благородную и уютную одновременно. Шри-Ланка. Тропический лес. Многодневный ливень. Стопроцентная влажность. Я в теме.

Запах уже не казался таким пронзительным. Я прошла через затемненное помещение к его эпицентру. Приоткрыла дверь в спальню. Мягкий свет струился откуда-то из внутренностей многоуровневого потолка. Руслан лежал на огромной кровати, зарывшись лицом в подушки. Одетый, в джинсах и пиджаке. С одной туфлей. Ну что, уже неплохо. Похоже, что он вырубился сразу после того, как швырнул обувью в домработницу. Получается, пять часов сна.

Я открыла окно. Впустила в спальню звуки центра города. У кровати стояла полупустая бутылка виски «Blue Label». Еще одна опорожненная бутылка валялась на полу возле кровати. На противоположной стене — мокрое оплывшее пятно. Внизу под ним осколки стекла.

Я зашла в отделанную микроцементом ванную комнату с безрамными зеркалами, внимательно ее осмотрела. Чисто. Вернулась в спальню. Взяла бутылку с остатками виски. Прошла на кухню. Вернее, в огромную гостиную с кухонной нишей в стиле хай-тек. Простые и четкие геометрические формы. Глянцевое покрытие, отсутствие выступающих деталей и ручек. Спрятанная от глаз бытовая техника. Рабочие поверхности из стали и алюминия. Плюс видимый лишь посвященным налет иронии — Руслан почти всегда питался вне дома.

Я вылила виски в раковину. Залезла в холодильник. Удовлетворенно кивнула, не обнаружив там спиртного. Достала телефон. Отыскала номер, который с удовольствием удалила бы раз и навсегда из списка контактов.

— Герман Николаевич? Жанна Борген. Да, снова Руслан. Сможете сейчас подъехать? Нет, нужно прямо сейчас — и чем раньше, тем лучше. Да хоть тройной тариф, вы же знаете. Спасибо.

Я вернулась в спальню. Не могло быть и речи, чтобы приводить сюда посторонних. Я вытащила из встроенного шкафа чистый комплект белья, одеяло, подушку. Застелила диван в кабинете. Подумала, уменьшила температуру кондиционера на пару градусов. И только после этого растолкала Руслана.

Он ничего не мог. Совсем ничего. Даже говорить. По стеночке я отвела его в ванную. Принесла из кухни стакан холодной минеральной воды. Заставила выпить. Затем еще один стакан. Деликатно подождала за дверью, пока он блевал. Мучительно, долго и жидко. Проследила, чтобы он умылся. Уложила на диван в кабинете, предварительно сняв с него пиджак.

Герман Николаевич был пунктуален. Именно поэтому его номер до сих пор у меня в телефоне. Хороших наркологов в городе не так уж мало.

Совместными усилиями мы восстановили события последних суток из жизни Руслана. Было важно, что он ничего не употреблял, кроме алкоголя. И не пил последние несколько часов. Герман Николаевич измерил Руслану давление, уровень сахара в крови, снял ЭКГ. И долго колдовал над составом капельницы.

Было уже почти девять часов вечера, когда Герман Николаевич уехал. Оставил номер, по которому можно звонить. Если понадобится — круглосуточно. Под конец он добавил в капельницу седативное. Так что у Руслана начали слипаться глаза. Он даже попытался незаметно уснуть. Но я ему не позволила.

Я поставила рядом с диваном одно из находившихся в кабинете имзовских кресел. И заставила Руслана подписать документы, привезенные мной из бюро. А когда с формальностями было покончено, сказала:

— Руслан, тебе нужно извиниться перед Евгенией Михайловной.

Руслан посмотрел на меня. Потом куда-то мимо меня. Кивнул. И снова попытался заснуть.

— Ты не понял. После вчерашнего она, скорее всего, уйдет. А домработница, которая месяцами терпит твои похождения и пьянки и при этом не ворует, — очень большая редкость.

— Так ведь не бесплатно, — Руслан неохотно снова открыл глаза.

— Но и на то, что на нее будут орать матом и кидать в лицо ботинком, она тоже не подписывалась.

Руслан уставился на меня.

— Только не говори, что ты ничего не помнишь.

Руслан отвел взгляд и ничего не ответил. Мы помолчали.

— Жанн, почему каждый раз одно и то же? Объясни мне, — наконец проговорил он, — почему они меня постоянно бросают?

Я посмотрела на небритое лицо Руслана, на круги под глазами, на проступившие на лбу морщины. В который раз отметила, что его сорокалетний возраст можно увидеть, только когда он с похмелья. Причем с очень тяжелого похмелья.

— А сам-то ты как думаешь?

— Ничего я не думаю. Тут думай не думай…

— Ты хоть их считаешь?

— Кого?

— Их. С начала года это уже третья твоя несчастная любовь. А сейчас только апрель.

Руслан вздохнул.

— Что же я могу поделать? Сердцу не прикажешь, — он грустно улыбнулся, и я даже замерла на мгновение, настолько преобразилось его лицо.

— Может, это не сердце, Руслан? Может, это какой-то другой орган?

Руслан перестал улыбаться.

— Хочешь сказать, ты достаточно компетентна, чтобы это обсуждать?

— Что обсуждать, Руслан?

— Да вот хотя бы орган, которого у тебя нет.

— Ты про сердце?

Руслан не выдержал моего взгляда, отвернулся, прикрыл глаза.

— Жанн, я очень устал. Правда.

— А хочешь, я тебе скажу, от чего ты на самом деле устал? Ты устал от безделья. У тебя слишком много свободного времени. С которым ты совершенно не знаешь, что делать. И поэтому…

— И поэтому сплю с кем попало? — перебил меня Руслан, по-прежнему продолжая лежать с закрытыми глазами.

— Ты прекрасно понял, что я имею в виду.

Руслан не пошевелился.

Ладно, это действительно не мое дело. Пусть спит, с кем хочет. Кто я ему, в самом деле, жена? Моя задача — стабильность компании. Именно для этого Руслан меня и нанимал. Будем считать, что прерывание запоя на дому — одна из моих служебных обязанностей. К тому же де-факто так давно уже и есть.

Я поднялась с кресла, попрощалась и вышла из квартиры.

Когда я добралась до дома, было уже начало одиннадцатого. День подходил к концу. И это был не самый легкий день. Я набрала воды в джакузи. И чуть ли не час отмокала, смывая с себя запой гендиректора.

И все равно он гений. У меня было с чем сравнить. С тех пор как я начала работать в бюро, я познакомилась, наверное, со всеми дизайнерами в городе. По крайней мере, со всеми, кто хоть что-то из себя представлял. И никто из них даже близко не стоял рядом с Русланом. С тем, что он делал.

Минимализм. Прямые линии. Геометрически выверенная визуальная организация. Простота и дыхание пространства. Асимметричное оформление. Целое, не распадающееся на части. Как ни вглядывайся, как ни анализируй. Как ни расчленяй.

Да даже название бюро. Куда уж проще. Ruslan Baurov. R.Bau. Только и всего. Но между R и Bau стоит точка. Не дефис, не тире и не пробел. Именно точка. Сконцентрированная до бесконечности прямая. Это мелочь, конечно. Но это мелочь, которая все меняет.

Я вылезла из джакузи. Надела халат. Дошла до холодильника. Налила себе минеральной воды с лимоном и со льдом. В гостиной уселась за стол. Положила перед собой лист белой плотной бумаги. Формат А3, пейзажная ориентация. Приготовила графитовые карандаши разной толщины и твердости.

Нарисовала с левой стороны листа крупную черную точку. Равновесие тотчас послушно сместилось влево. Асимметрия сделала свое дело, я физически ощутила вносимый ею в рисунок диссонанс. Это и был он, изначальный позыв к тому, чтобы начать что-то делать. Этому меня научили еще в детстве, в кружке живописи. Элементы имеют различный вес. Равновесие же достигается правильным распределением визуального веса по композиции. Точка интенсивно черная, она визуально тяжелая. Но совсем небольшого размера. Моя задача очень проста — уравновесить ее тенью с правой стороны листа. Светло-серой, местами едва заметной. Зато большой, протяженной. Я взяла несколько карандашей и приступила к работе.

Через час рисунок был закончен. Сегодня точку удалось уравновесить почти идеально. Я с удовлетворением рассмотрела свою работу. Повращала лист бумаги под разными углами. Поиграла с освещением. Идеально. На дальней стене гостиной висела специальная пробковая доска для крепления моих идеальных рисунков. Я торжественно добавила к ним еще один. Сняла халат, бросила его на пол. И сонно побрела в спальню.

Руслан позвонил через два дня. Сказал, что собирается уехать на какое-то время. Прийти в себя после всего, что произошло. Спросил, нет ли чего-нибудь срочного в бюро. Чего-нибудь, требующего его вмешательства/участия/одобрения. Я сказала, что нет. И еще подумала, что он совершенно прав. Несколько дней отдыха будут ему сейчас как нельзя кстати.

— Куда ты едешь? — поинтересовалась я.

— Да тут недалеко. Ты не знаешь. Приеду — расскажу.

— О’кей. Помнишь наш разговор про твое сердце?

— Ну помню, — было слышно, как Руслан напрягся.

— Вот и хорошо, что помнишь. Счастливо отдохнуть.

Руслан уехал. А на следующий день я осталась одна в приемной. Рано утром позвонила Вероника. И сказала, что ее близнецы разболелись, а муж в командировке. Так что мне пришлось обойтись в этот день без спортзала.

Уже в девять часов я была в бюро. Переключила телефон секретаря на свой офис. Была мысль посадить на место Вероники кого-нибудь из менеджеров. Но я решила не рисковать. Все-таки у работы с ВИП-клиентурой своя специфика. Позиционирование — это все. Одно неправильно сказанное слово, неверная интонация, недостаточная или, наоборот, излишняя доброжелательность — и весь годами выстраиваемый имидж летит в мусорную корзину. А вместе с ним и наш космический, заоблачный прайс-лист.

А ведь я, получается, и не подозревала, от чего Вероника ограждает меня каждый день. Сколько звонков ежедневно принимает мой секретарь-референт. Скрытая от моих глаз деятельность Вероники оказалась совершенно немыслимого масштаба. Телефон не молчал больше десяти минут. В течение всего рабочего дня и даже после его окончания. И только в нескольких случаях это были звонки, ради которых я решила лично заменить Веронику. Звонки от клиентов бюро, звонки от людей из верхней части листа ожидания. Еще несколько телефонных разговоров касались текущих проектов R.Bau. Все остальное — непрошеные коммерческие предложения. Наивно-неуместные запросы на услуги нашей компании. Реклама, нелепые предложения о сотрудничестве. Один из менеджеров по имени Никита умудрился позвонить целых два раза. Видимо, посчитал, что в первый раз я недостаточно убедительно отказалась покупать у его компании отопительное оборудование. Так что во второй раз мне пришлось достаточно жестко исправлять возникшее недоразумение.

Назавтра весь этот кошмар повторился. Казалось, он стал даже плотней. Интенсивней. Звонки следовали один за другим. И каждый раз, поднимая трубку, я чувствовала, что ступаю на минное поле. Раздражаться нельзя. Выходить из себя тоже. Нельзя показаться грубой, бесчувственной, равнодушной. R.Bau работает только с ВИП-клиентурой. И оказывает исключительно ВИП-услуги.

Под конец второго дня я всерьез задумалась, не увеличить ли Веронике зарплату. Или хотя бы оплачивать ей няню в совсем уж экстренных случаях. Вот как сейчас.

Впрочем, я мучилась эти два дня не просто так. Утром на асфальте проступили следы ночных заморозков. Я стояла у окна и не могла отвести взгляда от ровной засахарившейся поверхности. Иней был тонким, едва различимым. Но это был иней. Я раскрыла настежь окно и полной грудью вдыхала неразбавленный, концентрированный холод. Я же говорила, что ничего у него не получится, у этого апреля. Слишком уж он суетился. Чересчур напирал. Вот и не дотянул даже до первых дней мая.

Вероника наконец появилась в офисе. Поблагодарила, что я вошла в ее положение. Немного располневшая после родов, спокойная, излучающая уверенность. Я с облегчением сняла со своих плеч секретарские обязанности. Подумала, что все-таки подниму ей зарплату. Не сейчас, через пару недель. Чтобы избежать неправильных выводов и ненужных интерпретаций. Но обязательно подниму.

Я внесла это в свой список дел. И впервые за три дня отправилась на утреннее совещание.

А в конце недели в моем кабинете неожиданно появился Руслан. Глядя на него, невозможно было догадаться, в каком состоянии он был всего несколько дней назад. Если бы я своими глазами не видела, ни за что бы не поверила. Здоровый цвет лица. Аккуратно уложенные волосы. Шелковый платок на шее. Пиджак не совсем обычного покроя. И блеск в глазах. Но не влюбленности, нет. Чего-то совсем другого. Нового. Даже запах от Руслана исходил какой-то незнакомый. То ли соли, то ли мореного дерева.

— Привет, Жанн, — улыбнувшись, сказал Руслан, и я вдруг поймала себя на том, что не прочь провести ладонью по его округлившейся небритой щеке.

— Какие люди, — сказала я, поднимаясь из-за стола.

Руслан сделал движение мне навстречу. Даже не движение — намек. Но почти сразу подавил его, остановился.

— И где, интересно, ты так отдохнул? Я тоже хочу.

Руслан снова улыбнулся. На этот раз немного смущенно.

— Ты не поверишь. На яхте.

Я не поверила.

В кабинете вдруг задрожал воздух. Тонко-тонко. И очень тревожно.

— Провели три дня в заливе, почти до Скандинавии дошли. Очень круто, — Руслан посмотрел на меня и добавил: — Правда круто.

— С кем провели?

— Да там… С друзьями… — Руслан неопределенно махнул рукой.

Что-то не сходилось, но я пока не понимала что.

— Знаешь, я тут подумал… О том, что ты мне сказала. Тогда… ну после того, как нарколог ушел. И вообще, — Руслан вдруг сделался серьезным. — В общем, ты совершенно права, так больше не пойдет. Мне в самом деле пора встряхнуться. Хватит уже киснуть.

Руслан сделал паузу.

— В общем, я решил снова начать работать. Решил взяться за большой амбициозный проект.

Воздух стал хрупким, неподвижно-стеклянным. Разбить его можно было сейчас одним-единственным словом.

— Что за проект? — осторожно спросила я.

— Я взял заказ на редизайн яхт-клуба.

Главное было произнесено, и теперь Руслан смотрел на меня спокойно и уверенно. И немного сверху вниз. Так, как не смотрел уже очень давно. Года два, не меньше. Он гендиректор, я заместитель директора, его правая рука.

— Для этого проекта мне понадобятся лучшие из лучших — уверен, ты и без меня это прекрасно понимаешь. С понедельника начинай собирать команду и готовить встречу с клиентом. Вот его визитка.

Я продолжала молчать.

Руслан положил визитную карточку на стол.

— Слушай, как ты здесь сидишь? — он поежился, посмотрел по сторонам. — Кондей, что ли, глючит? Околеть ведь можно…

После ухода Руслана я несколько минут просидела неподвижно. Визитка так и лежала на дальнем конце стола. Мне очень хотелось ошибиться, хотя бы раз в жизни ошибиться. Но я знала — не в этот раз.

Как, интересно, они сумели это провернуть?

Я встала, подошла к окну. Раздвинула жалюзи. Изморозь отступила. По крайней мере, с тротуаров. И с проезжей части. Но именно что отступила. Затаилась до ночи. Укрылась в покрытой тончайшей сахарной пудрой траве. Я подняла глаза: солнца не было. А значит, есть надежда, что ночью опять подморозит. Опять равновесие, да? По-другому никогда не бывает?

Я вернулась к столу, взяла в руки визитную карточку. И прочитала:

Вальдемар Котомин, яхт-клуб.