Дело о единственном подозреваемом

Андрей Григорьевич Силенгинский, 2023

На корабле двое. Один наливает второму чашку кофе, тот выпивает и умирает от отравления цианидом. Дело можно закрывать? Наверное. Ну, быть может, соблюсти сначала обычные формальности…

Глава 1

Ужин ожидаемо запаздывал — сегодня дежурил Караклаич. Тор Йоргенсен, не выказывая по этому поводу ни малейших признаков раздражения, со свойственной ему несколько тяжеловесной грацией поднялся с пола и подошел к окну. Искусством сохранять непроницаемое лицо в любых ситуациях Тор настойчиво овладевал с самой юности и к своим тридцати годам достиг в нем совершенства. Природа вовсе не наградила Йоргенсена нордическим темпераментом, но… выражение ледяного спокойствия так шло к имени древнего бога, жестким соломенным волосам и широченным плечам! Йоргенсен полагал — и имел тому множество доказательств — что именно такой набор достоинств делает его особо неотразимым в глазах противоположного пола. Стоит заметить, что темно-русые от природы волосы он аккуратно подкрашивал, а Тором назвал себя сам прямо в день совершеннолетия, без тени сожаления отбросив данное родителями имя Микаэль. Как недостаточно звучное.

Впрочем, сейчас Тор действительно ничуть не злился. Во-первых, злиться на Караклаича решительно невозможно. Этот почти сорокалетний ребенок, растяпа и балагур, был не просто душой компании — он без преувеличения скреплял воедино их маленький конгломерат. Порой Тор задумывался, что было бы, находись на месте серба кто-то иной. Пусть более собранный и ответственный, но лишенный чудесного дара вовремя разрядить обстановку, незаметно и естественно увести разговор со скользкой темы или еще каким способом загасить искорки зарождающегося конфликта. Недаром смешанные команды — большая редкость, а их группа существует уже второй год. И недурно существует.

Еще одной причиной, по которой Тор не возражал против небольшой отсрочки начала ужина, был закат. Обвини кто-либо в лицо Тора в сентиментальности, тот в ответ лишь снисходительно скривил бы губы. Но корабль посадил так, что единственное окно кают-компании выходило на запад. Наблюдать закаты и рассветы на разных планетах ему определенно нравилось. Не изучать и анализировать, не классифицировать в зависимости от состава атмосферы и спектрального класса светила, а просто смотреть.

О чем может думать участник геолого-разведывательной группы, глядя на пустынный пейзаж незнакомой планеты? Прагматик попытается представить, насколько богатыми окажется ее недра, оценивая потенциальную выгоду, романтику, возможно, пригрезятся остатки древней цивилизации. Что, между прочим, принесет выгоду, которая прагматику и не снилась… У Тора получалось не думать ни о чем. Человек, близкий к восточной философии, мог бы назвать это медитацией. Но сам Йоргенсен был далек как от Востока, так и от философии, а потому просто отдыхал душой.

Пейзаж за окном был уныл, что ничуть не портило Тору удовольствие. К тому же унылость эта была благородной, почти царственной. Широкая серая равнина, выбранная для посадки, из окна казалась гладкой, как полированная поверхность стола. А дальше были горы — такие же серые, мрачные и задумчивые. Чем-то они напоминали Альпы, в которых Йоргенсен любил проводить свои отпуска, только снежные шапки отсутствовали. Мертвый безымянный мир, население которого на короткое время увеличилось с нуля до пяти единиц разумной жизни, не располагал такой роскошью как вода — по крайней мере, в сколько-нибудь значимом количестве.

Красный кругляш местного солнца уже коснулся нижним краем горных вершин, и черные тени исполинов стремительно росли, накрывая собой все большую часть равнины и будто бы пожирая свет, — темнело буквально на глазах. В необитаемых мирах, где атмосфера не облагорожена смогом, промышленной пылью и прочими достижениями цивилизации, сумерки очень коротки.

Тор попытался загадать желание: если он успеет досмотреть закат до конца, то… то… Что будет тогда, он так и не успел придумать. Два события произошли одновременно — в узком промежутке между двумя горами-близнецами мелькнул последний луч солнца и в каюту ввалился Караклаич, толкая перед собой сервировочный столик. Внутренне усмехнувшись, Тор решил слукавить сам с собой — что бы он ни задумывал, это непременно сбудется.

Караклаич решал чрезвычайно сложную задачу: пытался одновременно одной рукой подталкивать столик к центру кают-компании, второй прикрывать за собой дверь, а третью прижимать к груди, изображая сердечное раскаяние. Так как рук ощутимо не хватало, дело продвигалось плохо, и итогом едва не стал перевернутый столик. Янши успела подхватить его в самый последний момент, не дав яствам соорудить на полу кучу-малу. Теперь Караклаич считал себя обязанным еще и рассыпаться в благодарностях…

Наконец, он был обезврежен, успокоен и усажен на пол между Ханасом и Чиммеулом — в максимальном отдалении от столика. Справедливости ради стоит отметить, что Караклаич не всегда бывал так неуклюж, эта болезнь в полной мере проявлялась только в моменты душевного волнения. А сейчас он как раз считал себя виноватым…

Все дело в том, что серб, будучи по натуре человеком податливым и даже мягким, изредка мог по тому или иному вопросу занять принципиально непримиримую позицию и мужественно оборонять ее от коллег, логики и здравого смысла. Так как чаще всего вопросы эти бывали пустяковыми, никаких серьезных неудобств данная черта характера остальным членам группы не доставляла. Так, по мелочи… Например, Караклаич решительнейшим образом оспаривал право автоповара монополизировать приготовление пищи. Бездушная машина, по его словам, способна породить лишь примитивный наполнитель для желудка, но никак не Блюдо, достойное разумных существ. Разумеется, кардинальное расхождение выдвинутого тезиса с фактами не могло остановить борца за идею.

Караклаич старался. Получалось плохо, и это заставляло его стараться еще сильней. Порой он начинал готовить ужин сразу по завершению обеда (после непродолжительной борьбы коллектив оставил ему для кулинарных экспериментов только вечернюю трапезу) — и все равно не поспевал вовремя. Запершись на камбузе, он вступал в сражение с продуктами и кухонной утварью и в двух случаях из трех эту битву проигрывал. Если же судьба благоволила к сербу (а также остальным членам группы), он с гордым видом подавал то, что автоповар изготовил бы за полчаса.

Пожалуй, сегодня был счастливый день. По крайней мере, аромат по кают-компании распространился вполне благопристойный и даже дразнящий, щекочущий ноздри тонкими нотками специй. Так считал Йоргенсен, за шаачанцев он не мог бы поручиться — кто разберет этих оранжевых…

Конечно, в полной мере оранжевокожими жители Шаачана не были. Так, легкий оттенок, скорее, намек на присутствие апельсинового цвета в серости жесткой морщинистой кожи. Примерно с такими же основаниями на Земле азиатов называют желтыми, а американских индейцев — краснокожими. Но Тор окрестил трех своих коллег оранжевыми; как выяснилось, их это ничуть не задевает. В конце концов, он же не называл шаачанцев ящерицами. Даже мысленно не называл. Это было бы явным проявлением махровой ксенофобии. Хотя, если рассуждать абстрактно… Похожи, черт возьми. Даже сразу не скажешь чем, но похожи. Шаачанцы были теплокровными и, насколько помнил Тор, живородящими. И хвост в минуты опасности они сбрасывать не умели, по причине полного отсутствия хвоста как такового. В мордах… то есть, в лицах было что-то еле уловимое, но без карикатурного сходства с земными рептилиями. А вот движения… Двигались оранжевые как ящерицы. Переходя от ленивой медлительности к порывистой резкости с неуловимой внезапностью. Шаачанцы, казалось, не умели двигаться в среднем темпе. Или слишком медленно, или слишком быстро. Наблюдая за ними в спокойной обстановке, можно было сделать вывод о заметно заторможенном ритме жизни. Но Тор, справедливо гордящийся своей реакцией, ни за что не стал бы соревноваться в этом компоненте ни с одним из оранжевых. Это было бы столь же нелепо, как пытаться потолкаться с носорогом.

И все-таки Тор вслух ни в коем случае не стал бы сравнивать разумных с примитивными представителями земной фауны. Хотя, возможно, шаачанцы и к этому отнеслись бы спокойно. Оранжевые так оранжевые, ящерицы так ящерицы. Однако были некоторые вещи, вроде бы совершенно безобидные, которые их задевали… Между прочим, эта медаль имела и оборотную сторону. Шаачанцы отнюдь не всегда являлись образцами тактичности и корректности с точки зрения землянина. Особенно Ханас…

Ели прямо на полу — по обычаям Шаачана, но земными столовыми приборами. Подобная практика взаимных уступок и крохотных шажков в чужую культуру пронизывала все области жизни группы. Внедрялась она вполне естественным путем, без переговоров и подписания различных пактов. Янши, например — единственная женщина группы — была одета во вполне земное, черное с белым, платье до колен. Смотрелось оно на гибком, но узловатом и мускулистом теле донельзя нелепо, однако Тор с легкостью сдержал улыбку, а успокоившийся и прекративший извиняться Караклаич даже сумел сделать комплимент. Шаачанка в ответ на секунду прикрыла глаза полупрозрачной пленкой, что означало легкую форму благодарности.

Йоргенсен на миг задумался, могло ли ему прийти на ум одеться так, как обычно одевались Ханас и Чиммеул — беспорядочно (на взгляд землянина) обмотать все тело от шеи до колен длиннющей полоской ткани? И вот от этой мысли Тор едва не прыснул.

Он развалился на боку, подобно древнеримским патрициям. Ему уже давно стало нравиться принимать пищу в таком положении. Караклаич сидел, скрестив ноги перед собой. Шаачанцы как обычно приняли позы, жутко неудобные с точки зрения землян — лежа на животе и подняв верхнюю часть торса вертикально.

Какое-то время ели молча. Порции состояли из внушительного куска жареного мяса и буквально ложечки картофельного пюре. Это тоже представляло собой определенный компромисс. Шаачанцы были хищниками… Эту мысль Тор даже про себя произнес тихо-тихо, словно бы опасливо оглядываясь. Он знал, что разделение разумных по признаку способа питания тоже крайне неполиткорректно. Лучше сказать, что в своем рационе они отдают предпочтение мясным блюдам. Очень, очень явное предпочтение. Сейчас, после года совместных полетов с землянами, шаачанцы научились есть овощи. Но совсем чуть-чуть и только не зеленого цвета! Этот психологический барьер они переступить не смогли или не пожелали. Питаться травой унизительно и все тут. Йоргенсен и Караклаич пошли коллегам навстречу, ограничившись во время экспедиций продуктами не табуированного окраса. Их ведь, в конце концов, совсем не мало. Зато, вернувшись домой, оба изумляли близких страстной любовью к огурцам, спарже, стручковой фасоли, папоротнику, зеленому горошку и всевозможной зелени…

— Механик Тор, вам ведь нравится мясо?

Йоргенсен сделал еще несколько неспешных жевательных движений, прежде чем среагировать на вопрос Чиммеула. Слишком уж неожиданно он звучал. Во-первых, странным образом перекликался с мыслями самого Тора, во-вторых… шаачанцы чертовски эгоистичны — так, по крайней мере, всегда считал Йоргенсен. Их не интересует что думают, чувствуют или ощущают земляне, за исключением тех случаев, когда это каким-либо образом может касаться работы.

— Да, геолог Чиммеул, мне нравится мясо.

Йоргенсен не хотел передразнивать шаачанца, это вышло как-то само собой. Тот редкий случай, когда слова (в комплекте с эмоциями) слетели с языка раньше, чем Йоргенсен успел нацепить привычную маску равнодушного и хладнокровного скандинавского бога…

Впрочем, едва ли Чиммеул услышал что-то кроме утвердительного ответа на свой вопрос. А Тор быстро собрался. Вот он уже само воплощенное спокойствие, без улыбки, но вполне доброжелательно взирает на собеседника. Тем более к Чиммеулу Йоргенсен не то чтобы симпатизировал, но все же считал его наименее неприятным из Чужих. За профессиональные качества — специалистом тот был от Бога, состав образцов определял мгновенно, чуть ли не на запах, и в земной аппаратуре разобрался быстро, словно всю жизнь только на ней и работал. Не то, что Ханас — тот на геолого-разведывательные автоматы смотрит как на атрибут шаманства, вроде бы и использует, но… иногда складывается впечатление, что с обычной киркой производительность труда геолога группы была бы точно такой же.

— Механик Тор, — не унимается Чиммеул, — верно ли мое наблюдение, что мясо есть наиболее любимый из употребляемых вами продуктов?

Йоргенсен поморщился — конечно, только мысленно. Если достаточно долго разговаривать с шаачанцами, непременно заболит голова…

— Да, — он пожал плечами. Конечно, какой мужчина не любит мясо?

Чиммеул повернулся к Ханасу, и Тор в который уже раз отметил странную смесь грациозности и неказистости движений шаачанцев. Короткие шеи их были крайне малоподвижны, оттого поворачивать приходилось не голову, а весь корпус. Но поворот этот выглядел очень и очень плавным, тело Чужого словно медленно перетекало из одного положения в другое.

— Коллега Ханас, вот видите! Это еще один аргумент в нашем споре в мою пользу!

Геолога, казалось, в значительно большей степени интересовало методичное уничтожение остатков мяса в своей тарелке, чем застольная беседа, обращение к своей персоне и пресловутый спор, предмет которого оставался для Тора неизвестным.

Лишь проглотив последний кусочек, когда, вероятно, все уже считали, что разговор прекратился, едва начавшись, Ханас фыркнул.

— Аргумент, ха! Коллега Чиммеул, вам не стоило вступать со мной в спор, если вы собираетесь опираться на подобные аргументы.

Все понятно…

В экспедициях, которые порой бывают довольно продолжительными, каждый стремится так или иначе занять свободное время. Йоргенсен втиснул в свою крошечную каюту универсальный силовой тренажер и ежедневно в течение двух часов работал над своим телом, справедливо полагая, что совершенству нет предела.

Караклаич читал. Едва ли не каждую минуту, не занятую работой или производством кулинарных шедевров, он посвящал исторической литературе. Вот и сейчас ридер выглядывал из нагрудного кармана серба, дожидаясь окончания ужина. Йоргенсена это забавляло. Нет, ну ладно бы что-нибудь развлекательное… Или наоборот — читал бы Караклаич книжки по геологии, это нормально, Тор и сам нет-нет, да и заглядывал в технические справочники и руководства по эксплуатации двигателей. Но история… Никто все равно точно не знает, как оно было на самом деле. Один историк скажет, что так, другой — что эдак. И оба при этом доктора наук, оба за эти свои изыскания бабки гребут.

Чем занимала свой досуг Янши, Йоргенсен понятия не имел. Да и никогда об этом не задумывался. Самый бесполезный участник группы интересовал его в наименьшей степени.

А Чиммеул и Ханас спорили. Тор не знал, было ли это их постоянным хобби, или спорили они только во время экспедиций, но редкий день проходил без какого-нибудь нового пари. Предметом могло стать что угодно — от перспективности новой планеты в плане получения прибыли, до цвета платья Янши. Ставкой в споре была рюмка виски. Что Тор считал полным идиотизмом — ну, спорили бы на пятерку или десятку, мелочь, а все-таки какой-никакой стимул. Нет, проигравший всего-навсего подносил победителю порцию алкоголя из запасов корабля, которыми каждый и так мог пользоваться как угодно. В разумных пределах, разумеется. Нелепые существа эти оранжевые… Чаще всего слушать их было скучно. Но сейчас Тор заинтересовался.

— О чем спорите? — спросил он, обращаясь скорее к Чиммеулу.

Но ответил Ханас.

— Об оценке землян по шкале Асошеру.

— Что?! — удивление с оттенком возмущения Йоргенсену удалось скрыть лишь отчасти.

Возможно, эти эмоции не остались незамеченными для Янши. А может, ей просто надоело молчать. Так или иначе, она решила принять участие в разговоре.

— Нет повода для обиды, механик Тор, — Янши оскалила мелкие треугольные зубы в улыбке. — Шкала Асошера не измеряет интеллектуальный или культурный уровень разумных. Она лишь оценивает их близость к шаачанцам по целому комплексу критериев.

— Любопытно, любопытно! — в разговор включился Караклаич, торопливо дожевывая. — Об этом комплексе тоже интересно было бы побеседовать, но меня больше занимает область применения шкалы… как там? шкалы Асошеру.

Теперь Чиммеул повернулся к Караклаичу.

— Область применения, коллега Мило? Боюсь, я не совсем понимаю…

И кто их разберет, этих оранжевых, действительно недостаточно хорошо лингвой владеет, или зачем-то притворяется. Нельзя сказать, что физиономии шаачанцев представляли собой застывшие маски — нет, напротив, они меняли выражения достаточно живо. Просто Тор не всегда умел их интерпретировать.

Но Караклаич, похоже, такими вопросами себя не утруждал, он просто пояснил:

— Я имею в виду цели, которые преследует эта шкала. Проще говоря, для чего она вообще нужна?

Вопрос естественный. Для любого землянина сама идея ранжирования разумных должна казаться абсурдной. Само собой, никто не впадает в умильную наивность, полагая всех одинаковыми. Иначе не ходили бы среди людей анекдоты про неумеренное самомнение тжеров или, чего уж там, туповатость дродгов. Но подводить под различные качества количественный критерий, выстраивать из разумных эдакую лесенку… Было в этом что-то кощунственное.

Однако Чиммеул отвечал без тени смущения. Или Тор просто ничего не замечал?

— Теперь понял, коллега Мило! Спасибо за разъяснения. Цель мне кажется вполне очевидной — кроме нас во Вселенной живут еще несколько разумных рас и, хотим мы того или нет, нам приходится с ними контактировать. Добровольная самоизоляция не лучший выход. Шкала Асошеру, если говорить в первом приближении, определяет допустимую степень близости контакта с той или иной расой.

Йоргенсен попытался разобраться, есть ли в словах шаачанца что-то обидное. Но, сколько ни прислушивался к своим ощущениям, к однозначному выводу пока не пришел. А Караклаич продолжал любопытствовать:

— Но ведь с нами вы знакомы достаточно давно. Как же так получилось, что вы раньше не оценивали землян по своей шкале.

Ханас фыркнул. Вполне по-человечески, надо сказать.

— Не оценивали! Да мы бы и близко к вам не подошли, если бы не ознакомились с оценкой. Просто сейчас коллега Чиммеул почему-то решил, что ее стоит пересмотреть…

— Да! — Чиммеул оскалился. В улыбке или гримасе — этого Тор не очень разобрал. — Да! Именно год совместных полетов дал мне повод утверждать, что оценка несколько занижена. Ты ведь не можешь отрицать, коллега Ханас, что контактируем мы вполне успешно?

Ханас выдвинул нижнюю челюсть чуть вперед. Мина получилась довольно-таки презрительной.

— Успешно, не спорю. Но я вижу тут исключительно нашу заслугу. Дело вовсе не в какой-то значительной близости землян к шаачанцам, а в наших личных качествах. Я, ты, инвестор Янши обладаем достаточной гибкостью, терпимостью и уравновешенным характером. В противном случае у тебя не было бы повода городить чушь о заниженной оценке.

На этот раз сомнений у Тора не было — Ханас явно зарывался. Терпимостью, скажите, пожалуйста!.. Разлиться как следует раздражению помешал Караклаич.

— А что, наши гастрономические пристрастия тоже входят в формулу?

Ханас снова фыркнул, а Чиммеул повернулся к Караклаичу.

— Напрямую — нет, разумеется. Но ваша любовь к мясной пищи может скорректировать один из коэффициентов…

— Не может! — перебил Ханас. — А если и может, то в противоположную сторону. Они, — он длинным узловатым пальцем указал сначала на Йоргенсена, затем на Караклаича, — травоядные!

Едва ли слово «травоядное» может быть ругательством с точки зрения человека. Но с точки зрения шаачанца это ругательство несомненное, тут без вариантов. Усилием воли Йоргенсен попытался погасить закипающую злобу, но понял, что не справляется. Потому, что не хочет справляться.

Внезапно засмеялся Караклаич. Не просто засмеялся, захохотал, запрокидывая голову и едва не перевернув стакан с соком.

— Что с тобой, Драгомил? — спросил Йоргенсен. Он был горд, что в отличие от шаачанцев был в состоянии выговорить это сербское имя.

Караклаич ответил не сразу, несколько секунд еще хохотал, потом вытирал со щек слезы.

— Простите, — сказал он смущенно. — Просто коллега Ханас вдруг напомнил мне одного героя старого анекдота. Которого просят вернуть долг, а он отвечает: «Во-первых, я у тебя ничего не брал, а во-вторых, вернул еще на прошлой неделе».

Анекдот не показался Тору достойным столь бурной реакции, разве только понравилось, что отнес его Караклаич на счет Ханаса. Злость… не что, чтобы исчезла, но по крайней мере перестала рваться наружу. Йоргенсен позволил себе слегка растянуть губы в улыбке. Шаачанцы также отметили анекдот — Ханас и Янши улыбками, а Чиммеул даже немного посмеялся. Чувство юмора — пусть порой не вполне совпадающее с человеческим — у оранжевых присутствовало. И это было хорошо, иначе совместные экспедиции превратились бы в задачи почти невыполнимые.

— Спасибо, геолог Мило, — сказала Янши. — Мясо очень вкусное. Давайте обговорим планы на завтра. Механик Тор, завтра ведь ваша очередь дежурить?