После нас

Андрей Грешнов, 2019

Еще никогда прежде ни один журналист в мире не выдерживал там столько лет. Тринадцать! Тринадцать лет проработал в Афганистане журналист-международник, глава представительства РИА «Новости» в Кабуле Андрей Грешнов. На его глазах истерзанная войнами страна несколько раз заливалась кровью. Он видел, как Кабул штурмовали талибы. Он брал интервью и у самых жестоких главарей моджахедов. Он снимал на камеру американских солдат, которые хамски хозяйничали в кишлаках и поселках. Обо всем этом он рассказал в своей книге. О том, что произошло в Афганистане после того, как оттуда ушли советские войска. О том, во что превратилась страна ПОСЛЕ НАС… Сержант армии США Кельвин Гиббс признался в суде, что он, Джереми Морлок и еще несколько солдат устроили жуткую бойню среди мирного населения провинции Кандагар ради «спортивного интереса». Бравые воины отрезали пальцы и выбивали зубы мертвым афганцам, расчленяли и фотографировали трупы. Кости убитых американцы хранили в качестве сувениров. Они сами называли себя «Отрядом убийц», даже не пытаясь завуалировать свои поступки или объяснить их какими-то непреодолимыми обстоятельствами. Там, под Кандагаром, что-то случилось с американскими солдатами, они мгновенно превратились в озверевших садистов. Или, может быть, это случилось раньше?

Погружение в действительность

По прилету в афганскую столицу на постоянную работу я перво-наперво занялся обустройством своего жилища и кабинета, а также установкой Интернета, который работал от направленной на вышку сотовой связи антенны. В предоставленной мне квартире было маловато мебели, не было штор на окнах и никакой посуды, так что одновременно приходилось совершать вылазки в город по магазинам. Первые несколько дней я вообще не спал — составлял ночью план действий на завтра, а с утра пораньше уезжал в город на автомобиле, предоставленном мне Нуром. Сотрудники посольства оказали мне неоценимую помощь в изготовлении и креплении шеста для антенны, которую мы с представителями фирмы-провайдера долго устанавливали и настраивали на крыше дома, где я жил. К слову сказать, этих ребят-провайдеров тщательно проверяли и обыскивали при входе на территорию дипмиссии, несмотря на то что все они родились в СССР. В стране шла гражданская война, концентрация офицеров спецслужб, в том числе технических подразделений, различных государств в Кабуле просто зашкаливала, и такие меры были жизненно необходимы. Только при посольстве США и в официальном представительстве ЦРУ, размещавшемся в здании бывшей партийной гостиницы ЦК Народно-демократической партии Афганистана «Ариана», жили и работали более 600 сотрудников Центрального разведывательного управления.

О том, что Интернет в Афганистане являлся довольно простым средством слежения за человеком, свидетельствовал и тот факт, что уже в апреле 2008 года главе МИД Германии Франк-Вальтеру Штайнмайеру пришлось звонить своему афганскому коллеге Рангину Дадфару Спанта и выражать сожаление в связи с действиями военной контрразведки ФРГ. Немецкая военная контрразведка имела доступ ко всей переписке по Интернету афганского министра торговли Мохаммада Амина Фарханга, установив в его кабинете шпионское программное оборудование, сообщила пресс-служба МИД Афганистана. Ходили разговоры о том, что электронная почта самого министра иностранных дел также просматривалась немцами. Но Спанта — человек очень умный и выдержанный. Приняв сожаления германского коллеги в связи с досадным инцидентом, он отметил, что это не повредит отношениям доверия между двумя государствами. В тот же день Спанта провел в Кабуле встречу с представителем азиатского отдела МИД Германии Блюменом Бартеном Штейном, в ходе которой также поднималась тема слежки за электронной почтой афганского министра со стороны немецких военных. Стороны подтвердили, что недоразумение не сможет стать причиной ухудшения отношений двух стран и помощь Германии Афганистану будет продолжаться.

Чуть позже спецслужбы стали применять новейшее оборудование слежки за Интернетом, уже не требовавшее установки шпионского оборудования в кабинетах интересующих их лиц. Это делалось дистанционно. Мой друг Гарик, специалист по электронным и компьютерным системам, а также устранению последствий взломов, живший в одном доме со мной в соседней квартире, очень часто «лечил» мой компьютер и ставил на него блоки от несанкционированного доступа к информации. Шпионские программы засылались на комп даже в анонсах предстоящих мероприятий, приходивших на мой электронный адрес. Однажды западные спецы заслали мне такой вирус, с которым не смогли справиться никакие файрволы и антивирусные программы. Но Гарик после двух бессонных ночей, которые он провел у моего компьютера, выяснил, что шпионская программа была внедрена через антивирусную программу, точнее — через лейбл, указывающий на то, что в ноутбук внесен вредоносный файл. Им была применена разработанная международными хакерами и новая на тот момент времени деблокировочная программа Cmboofix, позволившая избавиться от вторжения «пришельцев» и не покупать мне новый компьютер. Гарик оказывал мне неоценимое «электронно-техническое» содействие в течение всей моей командировки, проводя часы отпущенного ему на отдых и общение с семьей времени у моего компа, и я ему за это очень благодарен. Когда я вырастил за домом свои первые огурцы, которые получились почему-то идеально круглыми, первые спелые и колючие овощи были преподнесены мной в качестве подарка его малолетней дочке. Огурцы ей понравились.

…К вечеру третьего дня пребывания в Кабуле у меня уже работал Интернет, хотя и очень медленно. Я то и дело лазил по внутренней железной лестнице на крышу дома, чтобы поправить антенну, которую разворачивало сильными порывами ветра, попутно делал с крыши портативной видеокамерой панорамные фотографии Кабула. В первую же неделю своего пребывания в Кабуле я оформил аккредитацию в афганском МИД. Выяснилось, что мы хорошо знакомы с руководителем управления информации и печати Министерства иностранных дел, который во время Апрельской революции работал заместителем генерального директора государственного информационного агентства «Бахтар». В ту пору я трудился в Афганистане в качестве корреспондента ТАСС, который шефствовал над «Бахтаром». Зимой, когда у нас отключали свет, мы частенько ездили передавать информацию через телетайпы «Бахтара», чтобы не возиться со своим дизель-генератором. Когда для афганских коллег приходила гуманитарная помощь — запчасти для оргтехники, бумага, телетайпные ленты и многое другое, я лично ездил на таможню в афганский аэропорт, получал посылки, грузил это добро в свою «Ниву» и привозил в «Бахтар». Начальник управления МИД оказался тем самым замом информагентства, который принимал у меня эти грузы.

Было приятно, что первым официальным лицом, с которым я пообщался уже в статусе корреспондента РИА «Новости», стал мой хороший знакомый. В дружеской беседе он поведал мне, что гендиректора «Бахтар» Дауда Кавиана после падения режима доктора Наджиба арестовали моджахеды и посадили на несколько лет в централ Пули-Чархи. Он с честью прошел это суровое испытание, а после того, как его выпустили из зловещего пенитенциарного учреждения, эмигрировал в Германию, где впоследствии возглавил отделение афганской коммунистической партии.

Документы в МИД мне оформили очень быстро, а чуть позже, когда журналистская деятельность в Исламской Республике начала лицензироваться (правительству требовались доходы), я получил бесплатно первую в истории Афганистана бессрочную лицензию № 1 зарубежного СМИ на осуществление агентством РИА «Новости» журналистской деятельности в Афганистане. Это было отрадно. Однако в Москве на это событие отреагировали вяло. Начальство было занято разработкой сонмища каких-то очень затратных информационных проектов, вгонявших агентство в бюджетную кабалу и полную подконтрольность. Впоследствии не окупавшее само себя агентство РИА «Новости» с огромным штатом сотрудников полностью стало зависеть от бюджетных миллиардов, а попытки проводить самостоятельную информационную политику на этом фоне привели к его ликвидации.

Платить в Кабуле за машину по 40 долларов в день я больше не мог — бюджет представительства этого не позволял. Мне была выделена определенная сумма в долларах США, которую я должен был потратить на приобретение авто для представительства. Я озадачил этим Нура, который уже через пару дней представил мне свои готовые предложения. Сев в его личную «Тойоту», мы поехали на северо-восток города в район Касаба, где в то время располагались многочисленные рынки подержанных авто. Для Афганистана с его хаотичным движением, выбоинами и колдобинами на дорогах нужен был крепкий внедорожник. Владелец одного из комиссионных магазинов уже подготовил нам на просмотр несколько вариантов. Мы остановились на дизельном внедорожнике «Toyota 4-runner» с тонированными на все 100 процентов стеклами. Относительно прозрачным в машине было только лобовое стекло. Порадовало то, что кнопкой из салона можно было опустить заднее стекло. Первоначально машина, доставленная в Кабул из ОАЭ, была праворульной, но в Эмиратах в авторизованной мастерской руль переставили на левую сторону. Впоследствии все праворульные автомобили в Исламской Республике объявили вне закона, а затемненные стекла просто запретили под угрозой изъятия авто в пользу государства. МВД усмотрела в тонировке стекол угрозу безопасности для жителей Афганистана, так как «в автомобилях с тонированными стеклами могли передвигаться террористы и диверсанты, которых полицейским нелегко обнаружить».

Мы быстро оформили договор купли-продажи и поехали домой. Дорога пылила через район, где в 80-е годы прошлого столетия располагалась одна из наших воинских частей, в которой находился морг 40-й армии. Удивительно, но бетонные стены, отлитые квадратами по периметру бывшей в/ч, сохранились в первозданном виде. Уцелели и железные ворота, на которых темнела проржавевшая красная звезда. На месте бывших модулей темнели останки генераторов, печей, другого уже никому не нужного военного скарба, который даже запасливые афганцы посчитали для себя совершенно бесполезным. На площадке, где находился наш бывший морг с холодильниками, работала группа афганцев — панджширских таджиков. Я подошел к ним, мы разговорились. Оказалось, что земельный участок тут выкупила какая-то фирма, зарегистрированная в ОАЭ, и здесь запланирована жилая застройка виллами. Сам морг — уходящий в землю полуподвал с двумя секциями железных ворот — пока не разрушили, но уже оборудовали в нем склад строительных материалов.

Четверть века тому назад в этом полуподвале в серых пластиковых пакетах ожидали превращения в «груз-200» убитые советские мальчики-солдаты и офицеры, которых сюда свозил «Ан-12», получивший в народе название «Черный тюльпан». Здесь происходили опознания трупов и останков военнослужащих, служащих и гражданских лиц, здесь же, как и в ряде других районов Афганистана, деревянные гробы закладывали в цинковые пеналы, которые затем запаивались, а те — в большие деревянные ящики с ручками для переноски. Общий вес груза не должен был превышать 200 килограммов…

В тот момент я почему-то думал не о мертвых, а о живых. Что должны были чувствовать люди, которые на ежедневной основе занимались приемкой и сортировкой трупов и их частей, изготовлением гробов и запайкой цинков? Где они, живы ли сегодня, не сошли ли часом с ума от выпавших на их долю испытаний? Я ходил по стройплощадке, некогда бывшей советским гарнизоном, и пинал носками ботинок разбросанные кругом камни, пока не уперся в остовы сгоревшего «газона» и хорошо сохранившегося автобуса «ПАЗ», служившего когда-то труповозкой. Нахлынули совсем мрачные мысли, и я заторопился домой. По пути мы догнали военную колонну итальянцев, которые стали махать нам руками и водить в разные стороны установленным на броневике немецким пулеметом МГ. Нур подсказал, что нужно быстро отстать от колонны, иначе по нам начнут стрелять, приняв за террористов.

Вдоль дороги от района Касаба, где у подножия горы до сих пор стоят невредимыми первые четырехэтажные сейсмостойкие дома, построенные при содействии советских специалистов для рабочих Кабульского домостроительного комбината, вплоть до середины пути к Хайрхане на протяжении многих километров пустынная местность была оцеплена колючей проволокой, за которой грудились артефакты войны, сопровождавшей Апрельскую революцию. Обломки упавших самолетов и вертолетов, сгоревших БТР и БМП, грузовиков, военной амуниции, ставшие через пару десятилетий ненужным металлоломом. Несколько километров немых свидетелей убитых человеческих судеб. О, если бы железо заговорило…

Это были первые яркие, не очень приятные впечатления от моей предпоследней командировки в Афганистан и от новых афганских реалий. Чуть позже я научился за километр объезжать военные колонны международных сил содействия безопасности в Афганистане (ISAF) и даже их возможные маршруты. Талибы с «жилетами смертника» на теле атаковали их как пешие, так и на автомобилях, причем повсеместно. В основном под раздачу попадали те, кто оказывался рядом, а именно мирные жители и водители частных автомобилей.

…Потом мы съездили в Министерство обороны, где я официально представился начальнику управления печати и парламентских связей генералу Азими, курировавшему одновременно и пресс-службу ведомства. Само министерство уже давно переехало в комплекс зданий бывшего Центрального комитета Народно-демократической партии Афганистана, расположенный в непосредственной близости от президентского дворца Арг. Западное крыло министерства обороны, где раньше размещался отдел обороны и юстиции ЦК НДПА, сегодня выходит прямо к центральному подъезду президентского дворца. Туда, где когда-то на пьедестале стоял танк одного из зачинщиков Апрельской революции — Мохаммада Аслана Ватанджара, который первым ворвался во дворец, где минуты спустя были убиты законный руководитель Афганистана Сардар Мохаммад Дауд и члены его семьи. Танка на пьедестале уже давно нет. В годы войны «Северного альянса» с талибами бойцы таджикского воинства Ахмадшаха Масуда залили в танк солярки, и простоявший на постаменте без малого тринадцать лет Т-54 без труда завелся и уехал воевать в долину Панджшир с движением «Талибан».

Я спросил генерала Азими, не состоит ли он в родстве с бывшим замминистра обороны Республики Афганистан во времена доктора Наджиба.

— Нет, тому Азими я, к счастью, не родственник, это просто совпадение фамилий, — ответил собеседник, нажав на столе кнопку вызова своего помощника. Вскоре в кабинет вошел рослый офицер, прекрасно говоривший по-русски. В свое время он учился в СССР, а в афганской армии во время революции служил замполитом одной из воинских частей. Мы обменялись контактами, и с тех пор я имел доступ в МО, где впоследствии познакомился со многими офицерами, учившимися в свое время в Советском Союзе. Забегая вперед, расскажу, что год спустя, уже совсем освоившись, перед различными пресс-конференциями, проходившими в комплексе зданий Минобороны, я проводил с солдатами и офицерами самочинные пятиминутные политзанятия, в ходе которых рассказывал им о вредоносности США и НАТО для судеб их отчизны и военной помощи братского СССР, правопреемником которого сегодня является Россия. Солдаты слушали меня, открыв рты, а вот офицеры только посмеивались в усы.

— Да-да, хорошо помним, как вы нас тут бросили на растерзание душманам, — сказал мне однажды один из офицеров, служивших в Герате и слушавший мою краткую политинформацию. — Я был вынужден в то время бежать с семьей в Иран и жить там в лагере беженцев. Так что не надо о больном.

Но, несмотря на затаенную обиду, многие офицеры, в том числе из пресс-службы, частенько зазывали меня в свой кабинет на чай, прося рассказать истории из моей прошлой афганской жизни. Я рассказывал и попутно задавал много вопросов о судьбах людей, с которыми приходилось сталкиваться в те достославные времена. Они мне с готовностью рассказывали и о них, и о себе. Так что уже довольно скоро я знал, на кого там можно положиться, с кем можно иметь дело, а с кем лучше не надо. Поведали они мне много интересного и о самом Азими, семья которого в то время жила в Иране. По старой привычке я почти ко всем обращался как к «рафикам» (товарищам). Например, рафик Нур! Или рафик Азими! Очень многим это нравилось, так собеседники сразу и безошибочно определяли во мне «шурави» и становились раскрепощенными и словоохотливыми. Не очень нравилось такое обращение только самому Азими, который через пару лет отвел меня в сторонку и тихо попросил называть его «ага» (господин), так как, по его словам, многие недоумевали, почему бывший моджахед вдруг стал товарищем коммунисту.

Тем не менее стоит признаться, что Азими относился ко мне хорошо, а сотрудники его управления всегда оказывали мне посильное содействие при освещении разного рода событий или официальных мероприятий. Не было ни одного случая, чтобы мне не позвонили из Минобороны, когда намечалось какое-нибудь официальное или неофициальное действо. Помимо прочего, укрепляя связи с товарищами в армии посредством личных контактов и маленьких подарков, я стал добывать больше полезной для себя и работы информации. Меня стали узнавать на КПП дежурные офицеры, и даже тогда, когда в самый разгар террористической вакханалии машины местных и иностранных журналистов перестали пускать на внутреннюю стоянку Минобороны, для меня делали исключение. Я старался платить афганским военным за их доброе ко мне отношение искренностью и содействием в решении их проблем.

Постепенно адрес моей электронной почты просочился в листы адресатов информационной рассылки для СМИ различных министерств и ведомств, я стал больше знать обо всем намечавшемся официозе. Так как я работал в стране один, а, к примеру, в американском агентстве «Ассошиэйтед Пресс» более 20 человек, включая пишущих журналистов, фотографов, кинооператоров и фотокоров, на все мероприятия я не успевал физически и часть из них делал по пресс-релизам. Поняв, что один я тут зашьюсь, вскоре я взял к себе в осведомители на мизерные, но сносные по афганским меркам зарплаты (приходилось платить им из своего кармана и урезать расходы по другим статьям жизнедеятельности представительства) несколько информаторов из числа корреспондентов афганских СМИ. Другие источники я оплачивал полученными по выписке спиртными напитками, которые афганцы с радостью брали. Не знаю, пили ли они их. Думаю, что некоторые пили, а некоторые продавали на том же Чикен-стрит втридорога. Торговля спиртным, которая была разрешена в 80-е годы в ДРА и полностью запрещена в Исламской Республике, никогда не кончалась и не кончится. Органы нынешней афганской госбезопасности и полицейские отлично знают, где продается качественное спиртное, но не прикрывают эти подпольные торговые точки в своих интересах, следя за тем, кто к ним приходит, что продает или покупает, что говорит и чем интересуется. Это старая и проверенная временем работа по сбору информации об иностранцах. Однако многие офицеры полиции сами потребляют хороший алкоголь, снимая, таким образом, стресс после терактов, объектами которых они же и становятся или последствия которых им приходится «разгребать». Скажу откровенно: за все свое 13-летнее пребывание в стране я не встречал афганца, который бы не взял от меня в подарок бутылку водки или виски.

Время потихоньку шло, события множились, и довольно скоро я стал работать вообще без выходных. В пятницу и субботу отдыхали от дел сотрудники посольства, но мое агентство в Москве в это время работало. А когда там начинались выходные, закипала бурная жизнь в Афганистане. Причем, как я скоро заметил, почему-то громкие теракты, убийства, похищения и события выпадали аккурат на субботу с воскресеньем. Вскоре я к этому привык, перестал себя жалеть и уже с легкостью делал неотвратимую влажную уборку помещения в перерывах между переводами, написанием и передачей информации. Махая шваброй, попутно смотрел новостные блоки дариязычного телеканала «Толо», который почти всегда первым сообщал о терактах. Когда это происходило, я «заряжал» всех своих информаторов по телефону, и они спустя считаные минуты начинали мне диктовать с мест событий. Вскоре я поднаторел в этом деле так, что стал обгонять по скорости передачи оперативной информации в Москву многие западные информагентства.

Уже на третий или четвертый день моего пребывания в стране, а это был вторник, Кабул сотрясла серия терактов, правда не очень больших. Два мирных жителя погибли и еще несколько получили ранения в результате взрыва начиненного тротилом автомобиля возле военной колонны в центре Кабула. В тот же день смертник совершил теракт в международном аэропорту Кабула (как удачно я приехал!), взорвав заминированный автомобиль рядом с колонной ISAF. Были ранены 22 мирных жителя, причем большинство составили пассажиры микроавтобуса, ехавшие в аэропорт для отлета за рубеж. Взрывы, как это ни парадоксально, были спровоцированы оперативной работой афганских СМИ, которые сообщили заранее, что во вторник в Кабуле ожидается встреча министра обороны США Роберта Гейтса с президентом Афганистана Хамидом Карзаем. Гейтс прибыл накануне с визитом в столицу Афганистана, чтобы оценить результаты борьбы с терроризмом в стране. Наверное, оценил по достоинству, так как днем позже в районе Чель Сотун террорист-смертник врезался на машине, начиненной взрывчаткой, в микроавтобус с афганскими солдатами. В результате 12 человек были убиты, несколько ранено. Террорист находился в автомобиле «Тойота-Королла», когда она на полной скорости протаранила микроавтобус, полный военных. Ответственность за теракты взяло на себя радикальное движение «Талибан». Пресс-секретарь талибов Кари Юсуф Ахмади сообщил по мобильному телефону, что террористические акты в афганской столице имели целью продемонстрировать неспособность США контролировать обстановку в Афганистане и полную недееспособность иностранных войск в вопросах обеспечения безопасности. Ну что ж, продемонстрировали.

Впоследствии высокие зарубежные гости и политики прибывали в столицу ИРА всегда только с необъявленными визитами, о которых порой не знали сами афганцы, так как небо над Кабулом контролировали сидевшие в аэропорту военные диспетчеры НАТО. Впрочем, и они иногда становились мишенью для боевиков, которые обстреливали аэропорт и военный аэродром старыми советскими реактивными снарядами БМ-1. Спустя пару дней после этой вакханалии еще один представитель талибов, на этот раз Забиулла Моджахед, информировал представителей афганских СМИ о том, что нынешняя зима станет для режима Хамида Карзая самой кровавой.