Золотые пешки

Андрей Глебов (2014)

Рукопись этого романа, пролежала в столе более 20 лет. Ведущие издательства страны отказывались её публиковать. Но всему приходит своё время. О КГБ написано немало. Это произведение представляет собой ещё одну книгу об этой спецслужбе СССР, а точнее — о Высшей школе КГБ, в которой готовили «бойцов невидимого фронта». Язык изложения лишён высокопарности, «высокого штиля» и казённой сухости. По сути, эта книга — описание «жития» чекистской бурсы, изображённой такой, какой она была на самом деле в последние годы существования Советского Союза. Как попадали в закрытый ВУЗ, кто учился в нём и какие события происходили в его стенах? Всё это можно узнать, прочитав роман «Золотые пешки», персонажи которого имеют реальных прототипов или являются историческими лицами.

Глава 1. Застенки

Узник жаждет свободы. Избитая банальность. В данном случае до иссиня-черного колера.

— Фашисты!!! — прошипело сквозь решётку свинцовое слово. Это финальное существительное было единственной печатной частью речи из всей кипящей инвективы.

Сергей стоял, прислонившись к сырой стене камеры, и в бессильной ярости смотрел в забранное железом узкое, расположенное вровень с плацем, крохотное окошко. Снаружи в него, подогнав грузовик, ссыпали торфяные брикеты. Падая с двухметровой высоты на бетонный пол каземата, чёрно-бурые бруски поднимали облако, искрившееся в солнечных лучах немецкого солнца колючими блёстками.

Клубившаяся взвесь лезла в глаза и нос, покрывала тонким слоем кожу, лакировала волосы и отделывала бархатным пушком несвежее солдатское хаки. Лишь сапоги были безразличны к творившимся метаморфозам, принимая на себя матовый налёт полезного ископаемого.

Если предположить, что камера будет завалена до потолка, то ископаемым непременно станет и её узник. Только ископаемым бесполезным. Какой толк от мёртвого солдата вне поля брани? Нулевой. Плюс возня впридачу. А это уже минус.

Прикрыв лицо и сощурив глаза, Сергей дышал сквозь хэбэшку, проклиная про себя своих мучителей, которые от скуки потешали себя свежей забавой — засыпали торф в тюремные камеры. Брикета было много. Его привозили со станции и доставляли в котельную. Но сегодня его сгрузили во внутреннем дворе и стали сваливать в окна подвальных помещений, новосёлом одной из которых довелось стать Сергею.

До него здесь мучилась уйма несчастных персон. И самая известная из них — Роза Люксембург. Но этот занимательный факт, о котором Сергея просветили ещё в день прибытия, его совершенно не тешил. Преемственности с пламенной революционеркой он не ощущал, а исторические параллели и вовсе проводить не хотел. Её же зверски убили!

Мрачная чёрно-коричневая кисея, затянувшая камеру, навевала мысли в стиле а-ля-декаданс. Брикетная куча, напоминавшая выступ египетской пирамиды, таила в себе угрозу дальнейших мытарств. Казалось, что в её утробе скрывался вход в загробный мир, куда Сергея совершенно не тянуло. Зато в воображении парили образы полуистлевших мумий из погребальных камер долины царей.

Когда торфяное облако осело, дверь застенка открылась. Замаячил фантом охранника с обликом архонта, уготовившего для Сократа цикуту. Не перешагивая порог, он осмотрел горку брикета, затем Сергея и скаламбурил.

— Обурел?

Сергей блестел глазными белками поднявшегося из забоя шахтёра и угрюмо молчал.

— Давай, штабилируй вдоль стены, — последовал приказ. — Тютелька в тютельку. Время пошло!

Узник тут же приступил к работе. Моментально. Замедленная реакция была чревата тяжкими последствиями.

Сергей возводил штабеля, охранник их рушил. Сергей строил торфяную коробку у противоположной стены, охранник разбивал её ударом ноги и заставлял перенести на прежнее место. Принудительно-сизифов труд цвёл пышным цветом и никак не облагораживал. Ни сидельца, ни надсмотрщика. Провалившись в чёрную дыру безвременья, Сергей делал чёрную работу в чёрной пыли, по-чёрному завидуя тем, кто был на свободе.

А ведь всё могло бы быть иначе. И оставался бы он там, на свободе, а не здесь в фантасмагорическом кошмаре на реконструкции шумерского зиккурата. И ходил бы сейчас гоголем с перспективой выйти из гоголевской шинели. Ан нет! Накося-выкуси! Судьба оставила его с носом. И приснопамятный майор Ковалёв был тут вовсе ни при чём. В этом событии ключевой фигурой был иной офицер — старший лейтенант Мотыгин.