Люминотавр

Андрей Геннадьевич Юрьев

Выборы властей, выбор любви… История о создании лабиринта, в котором встречаешься со своим истинным Я. История о сплетении жизненных путей кандидатов на управление городом и никому не известных дизайнеров судеб.

в начале была тьма

— Ты когда-нибудь видела часы без циферблата?

— Видела. Что в них такого особенного?

— Работающие часы без циферблата? Отсчитывающие время без цифирок, без точек отсчёта?

— Ну и что?

— Когда я впервые увидел это, было такое впечатление, как если бы, к примеру, увидел человека с содранной кожей или дышащий скелет. Представляешь? Пританцовывающий скелет.

— Фу! Вя! Так зачем тебе тогда такие часы?

— Как талисман. Или как отличительный знак

— Отличительный от кого? Что ты чем-то отличен от других? Есть желание отличаться?

— Возникает желание внедриться в механизм всего происходящего. Добраться до всех скрытых пружинок и шестерёнок, и…

— И — время станет течь по прямой?

— Станет течь так, как я считаю нужным. События будут происходить в том порядке, который я считаю наилучшим из всех возможных порядков. В том порядке, который устраивает именно меня.

— С чего ты взял, что имеешь на это право? Кто дал тебе право распоряжаться всем происходящим? И с чего ты взял, что знаешь, что лучше?

— Либо я вращаю колесо моей любви, либо зубцы чужой воли рвут меня в клочья.

— Мир невозможен?

— Мир — часы, потраченные на примирение намерений.

— Колесо любви? Колесо, но всё-таки любви?

— Надеюсь.

— Есть те, кто считает: любовь — просто чувство. По-твоему, Любовь — это особый скрытый порядок чувств?

— Уверен.

В начале была тьма — влажная и вязкая. Потом Эльза сгустилась, сверкнула и помчалась между звёздами. Мелкие, как светлячки, притекали к ней, роились вокруг, но Эльзу тянуло вперёд, и потускневшие жизнишки, отслоившись от неё безо всяких скандалов, терялись позади, в шлейфе, и постепенно отставали, растворившись в пустоте… Иногда встречались по-настоящему мощные, величественные — к ним начинало притягивать уже на подлёте, и Эльза понимала, что пройти мимо них ей было просто невозможно, что карта странствия сложилась вместе с её рождением, что вот она включается в кольцо спутников именно этого сатурна именно потому, что в ней именно столько звёздной силы, чтобы не блуждать в одиночестве, но кружить возле надёжного ядра, и Эльза кружила. Но что-то страгивалось, звёзды перестраивались, складывалось новое созвездие, и Эльзу выносило к новому властелину солнечной мощи. Последняя орбита оказалась самой причудливой — однажды Эльза сорвалась вдруг с германической траектории и вдребезги разбила несколько приблудных астероидок, возмутительно настырных. В другой раз рассеяла пару метеоритных шквалов, угрожавших всему германату — германитной планете, и ей самой, и двум народившимся германятам, и множеству соседствующих планеток. Никто не сказал ей за это спасибо — на громадной планете попросту не заметили её метаний, а германята были слишком малы, чтобы начать выглядывать из-за её спины на жизненный путь. Эльза потеряла, конечно, в силе сияния, но потом решила, что вела войну за свою собственную орбиту, а такие схватки наградам не подлежат.

Иногда Эльзе случалось пересекаться с весьма чудесными мимолётками, и тогда на планете наслаждались её внезапными вспышками и лучениями, но астрономических расчётов не проводили, а уж тем более не составляли прогнозов и гороскопов — просто жили под светом круглосуточной звезды. Эльза постепенно привыкла к такому отношению планетян, ведь никому из них не стало от её похождений труднее жить, а её собственная палитра свечений только богатела, и Эльза боялась уже только одного — остыть, утратить блеск. Германитная галактика продолжала жить, жить, жить рядом с кем-то, с кем-то разлетаться, с кем-то сливаться, и это было надёжно, просто, природно — естественно. Но что-то уже приближалось, стремительно неслось навстречу грозное, пока ещё невидимое Нечто, какое-то Это, и Эльза начала волноваться — сможет ли предотвратить столкновение, сможет ли сойти ненадолго с орбиты, чтобы встретить неведомого противника? Возможно ли это вообще — сойти с орбиты? «Чтобы я-то — и не смогла?» — задохнулась от возмущения Эльза и тут же увидела прямо перед собой лунную поверхность — всю в кратерах, всю в шрамах метеорных атак и почему-то зеркально блистающую.

Луновидная глыбина мчалась по прямой, не утруждая себя обращением вокруг оси — не выставляясь, не красуясь, не подлаживаясь к случайным попутчикам. Эльза с ужасом обнаружила, что её затягивает в лунные кратеры — в них стали мерцать тревожные отражения: вот Эльза, облечённая покровом яблоневых лепестков, Эльза рыдающая, Эльза умоляющая подарить ей радость; вот уже Эльза побледневшая возле ледяного истукана, отказывающего в наслаждении. Но разве так важно, что кто-то смотрит на нас, что есть свидетели слияния, ведь есть только ты и я, коронованные красотой — я в цвету, и ты, облачённый в непроглядный шёлк, в ресторанной роскоши, что тебе за дело до ухмылки: «Так-так, глубокоуважаемый блюститель закона… Справедливец ты наш! Организация притона азартных игр, соблазнение несовершеннолетней… Запоминающееся открытие личного дела!» — но разве ты способен бояться их, мутных, бесцветных, безразличных, неразличимых? Ты боишься теней, несокрушимый мой? Не может быть, не Это, не верю, где-то есть Она, королева сердца, как ты мог? И вот уже Эльза одна в ресторанной роскоши, во всех ресторациях сразу, с ноготками наизготовку, вечно цветущая Эльза во всех гостиничных номерах сразу; вот Эльза выслушивает сонату «К Элизе», вычитывает «Письмо к Элизе», Эльза, ненавидящая яблони в цвету и все эти навязчивые вёсны; вот уже Эльза, отяжелевшая Эльза, Эльза-В, никаких умляут, Эльза смеётся: «Отчество? У него будет только материнство», — юнгфрау однажды станет просто грюнд, ненавистная старость, кошмар старения, распад времени, смерть убер аллес, Грюнд убер юность, твоя юность теперь у Лунина, твоя старость во власти Лунина, сеющий вёсны стал ненавистной луной, обожаемой луной, и всё вернётся, снова будешь коронована красотой, вот он, заветный светоч, лунышко моё, звезда юности и солнечная буря, и кружиться с тобой в звёздном вихре, — но Эльзу уже потянуло вперёд, увидеть, что там — с обратной стороны Лунина? И вот-вот покажется Это — то, что стоит у него за спиной, что движет им, что гонит его сквозь толчею светил на край вселенной, вот-вот Эльза увидит, что станет со всем германатом после прохождения Лунина сквозь их галактику, — и Эльза завопила, вскочив одна в пустой постели, пустой квартире.

В дверь опять постучали, и Эльза, комета ужаса, прямо так, только что родившись, и открылась на умоляющий стук.