Второй центроид

Андрей Гвоздянский, 2018

В новом, полностью рациональном мире победившего прогресса не должно быть ошибок. Однако научный работник Авгий получает паспорт с досадной опечаткой в возрасте, и его жизнь переворачивается. Как воспримут новую реальность коллеги, друзья, родственники? И сможет ли сам Авгий приспособиться к ней?

3. Паспорт. Мороженое

Снег белыми водомерками таял на черной поверхности озера. Хилые тельца вновь и вновь исчезали в глубине, безмолвно умирая. Авгий шагал по извилистой набережной, направив все мысли на скорейшее достижение одной цели — здания Единого научно-исследовательского института. Там проходила его активная молодость, и там же будет укрепляться его зрелость. В тот день он не семенил, как обычно, мелочно бросая взгляд на отдельные кусочки тропы, а шел в размашистом стиле, словно статный представитель военного сословия. Издалека его бы не узнала даже мать — так ярко проявилась в нем радость ожидания. Переполненный чувствами, Авгий не мог вести себя как обычно, и каждое движение выдавало неординарность момента.

Новенький паспорт лежал в кармане. Он, словно второе сердце, неслышно отзывался в памяти. Все персонажи в очереди за паспортами отсвечивали праздничными костюмами. Мужчины рассеянно глядели на серебряную поверхность часов, неподвижно храня ноги в нетипичных лакированных туфлях, женщины коротко переговаривались, бросая взгляды на многочисленные кольца, брошки, браслеты, колье, рассыпанные по коридору в точном соответствии с пространственным распределением обладательниц. Из динамика сочилась выверенно-радостная музыка, зовущая в загадку будущего. Лирика момента дополнялась присутствием супружеской пары, мило облокачивающейся на казенный стол. Бюрократия эффективно трудилась.

В кабинет никто не заходил. Временами дверь на самую малость приоткрывалась, и из глубины комнаты возникала сухая от неуклонной заботы о посетителях рука; выхватив очередной талончик, она скрывалась за дубовой непроницаемостью двери, чтобы через несколько секунд так же безмолвно вручить готовый документ. Рука была молчалива и угрюма, потому что работала быстро, как заводная. К чему произносить какие-то слова? К чему поздравления и рукопожатия? Не за этим все пришли к кабинету.

Получив маленький круглый брелок — паспорт нового образца — Авгий приложил его к терминалу и бегло просмотрел информацию на экране. Судя по ней, он все так же проживал на улице Прогрессистов и носил старое имя. Но помолодел на тридцать лет. «Возможно ли, чтобы в отдельно взятом теле время так резко повернулось вспять?» — с тенью сомнения подумал он. Но факт был неоспорим, а уточнять что-то у иссохшей руки бюрократа, к тому же уже переключившейся на другого посетителя, он не решался. Авгий с усилием выдохнул спертый воздух, а через несколько секунд легкие наполнились прохладным туманом, потому что он вышел наружу.

— Сигами делимся, — уверенно заявил бледный от скуки попрошайка, без всякого усердия прикрывая рукой карман, набитый перекошенными сигаретами. Некоторые валялись прямо на асфальте, помутнев от тяжелой влажности воздуха. Авгий, эстетствуя, одарил попрошайку визиткой с осуждающей надписью: «курение вредит здоровью».

«Беднота еще живет на свете, а я что, с цифрой в паспорте не смогу смириться?» Мысль успокоила Авгия, и он с чувством жертвенной небрежности направился к озеру. Зима начиналась потихоньку. Редкие снежинки были трудноразличимы в легкой белой дымке над городом. Вдалеке, на изгибе водяной кромки, постепенно вырастала тележка с мороженым, которую сторожила долговязая, беспомощно замерзающая фигура старого мороженщика в легком трикотажном облачении. В ассортименте не было согревающих напитков, ведь он продавал холод. Взгляд мороженщика не отрывался от кофейного автомата, напоминавшего ему с другой стороны улицы о существовании другого, более теплого мира. Тележка золотыми буквами сообщала всем, что старик был последним мороженщиком города. Представители профессий такого рода стали исчезать с улиц много лет назад. Серые, непременно серые машины заменяли их к всеобщей выгоде под флагом роста производительности труда. Поэтому одинокий мороженщик — местная достопримечательность — был особенно заметен среди бледного ландшафта.

На фоне кофейного автомата мелькнуло яркое пятно: это девушка встала перед ним, чтобы поделиться хлебом с голубями. Она кидала кусочки пищи методично и ровно, будто выполняла ритуал, позволяющий увязнуть в состоянии медитации. Голуби под ее взором вели себя прилично, словно понимая, что хлеба еще много, и никто не останется голодным. Прогноз не оправдался. Хлеб быстро кончился, и девушка тотчас развернулась, оставив голубей драться за жалкие остатки. Она шла все так же однообразно и скучно, не обращая внимания на поднявшийся сзади шум, и лишь мечтательность в ее взгляде слегка окатила мороженщика.

Авгий вспомнил, что в детстве он любил это белое ледяное угощение. Удовольствие, ни с чем не сравнимое — есть мороженое в жаркий летний день. Оно мягко и ненавязчиво обволакивает рот (истинное наслаждение для рецепторов!), но быстро заканчивается. Все смотрят на того, кто ест медленно, с легкой завистью: скоро он будет единственным обладателем холодного лакомства. И с кем-нибудь великодушно поделится. Если захочет. Завидуют, завидуют, но не могут умерить пыл — терпения не хватает. «На всех последней порции, конечно, не хватит. Но, может быть, кусочек достанется именно мне?» Или вот — сам мороженщик. Не то что нынешний. Все сорта ведь пробовал: расскажет, опишет, порекомендует. И не просто подле тележки стоять будет, а с улыбкой и хитрецой в глазах. Мол, скажи-ка, как тебе новый сорт?

«Купить, что ли, мороженого?» — подумал Авгий, и испугался этой мысли. Давно она не приходила в голову. С тех пор, как колкие щетинки стали проглядывать на лице. Но все-таки подошел и спросил, смущаясь. Мороженщик впал в ступор.

— Одну порцию «снежной пирамидки», пожалуйста, — повторил Авгий.

— Гм… — мороженщик потупился. — Нет в наличии, молодой человек.

— Что же есть? Расскажите, — попросил Авгий, разглядывая табличку с названиями сортов и красивыми картинками.

Оказалось, что тележка пуста. За последние годы не было продано ни одной порции. А мороженщик остался — как символ нелепой ретроградной жизни. Живой памятник.

Авгий искренне извинился и двинулся дальше с растерянной усмешкой. Как только ему могла прийти в голову такая глупая мысль? Ведь сейчас его должно волновать лишь одно — Единый научно-исследовательский институт.