Ковидики

Андрей Гамоцкий

Изо дня в день выходить нам из сонных квартир, шагать по уставшим улицам, трястись в постыдном транспорте – и лишь иногда встречаться с людьми. В этом новом мире, в этой новой реальности – нам всем выпало жить.Эту книгу я создал за осень. Она полна повседневностей, доведенных до абсурда. До странного, смешного, страшного. Это хроники событий, которые каждый из нас мог бы представить, появись у него желание отложить телефон. Или даже прочесть. «Ковидики» ведь для этого и созданы. Книга содержит нецензурную брань.

ВРЕМЕННЫЕ МЕРЫ

Непослушные веки, непослушные руки, непослушные ноги. Сабрина лежала на мягком, теплом, удивительно родном. Она была укутана и неподвижна. Она проснулась, ощутив это, как медленное возвращение. Как выныривание. Как приход в тело.

Она была уже здесь.

Но тело Сабрины оставалось немым. Окаменевшим. Не своим. Она не могла даже открыть глаза — такая небывалая усталость сковала ее. Голова муторно раскалывалась, губы пульсировали от ноющей боли.

Дышала она с невыносимым трудом.

Из кухни доносились шумы. Мама была там. Если напрячь слух, Сабрина могла услышать шорох ее шагов и сдавленный плач.

И тут — жуткая вспышка воспоминания. Мамины круглые, сверкающие, как луна в ночи, глаза. Смотрят на нее. Сквозь нее. Через нее.

Я хочу тебя уберечь. Ты — все, что есть у меня в жизни. Ты и есть моя жизнь…

Что-то болезненно давило на шею. В горле будто застряло нечто чужеродное и противное. Нос не хотел пропускать воздух вовсе, так был заложен. И невозможно разлепить опухшие губы.

Бессилие и жуткая усталость.

Догадка обдала Сабрину волной жара. То, чего так боялась мама. Болезнь из новостей. Тот самый вирус.

Для чистокровных землян он совершенно неопасен. Даже если человек заражается им, то болезнь протекает бессимптомно и пожизненный иммунитет вырабатывается довольно легко и быстро…

Как это произошло? Что-то вчера случилось, что-то страшное — но что? Ей захотелось позвать маму, но ничего не вышло. Рот замком сомкнули губы. Из горла раздавалось лишь гаснущее мычание.

Вирус превратил ее в неестественно застывшее тело.

Вчера, вчера. Сабрина попыталась сосредоточиться на воспоминаниях.

Как и последние пару месяцев, мама пришла с дежурства взвинченная и взбудораженная. Волокла здоровезные пакеты. Дала указание надеть одноразовые перчатки и разложить продукты в холодильнике. Чтоб она, по обыкновению, провела очистку от «уличной микрофлоры».

Мне позвонила твоя бабушка по отцовской линии. Я сама удивилась, честно говоря. Сто лет уже не общались. Она сказала, твой биологический отец заразился, ему очень плохо. Ты, наверно, даже не помнишь, как он выглядит. Так вот, он на аппарате искусственного дыхания. Хотя, казалось бы, ничего не предвещало тяжелого течения. Но теперь картинка сложилась, мне стало окончательно все ясно. А ты понимаешь, что это означает?..

Путанно и туманно в голове Сабрины всплывали мамины слова. Сказанные вчера или недели назад, непонятно. В голове стыла густая каша.

После дезинфекции мама шла на кухню и готовила ужин. Прислоняла к солонке телефон — чтоб с динамиков громче звучала трескучая речь. Там, по обыкновению, умные дяди и тети рассказывали о странных вещах. Которые мама затем объясняла, простым и понятным языком.

Есть версия, что президент США Эйзенхауэр в 50-х годах заключил договор с серыми инопланетянами, разрешив им проводить опыты над людьми и предоставив наземные базы в обмен на технологии. Эта сделка дала внедриться в общество рептилоидам — ящерообразным инопланетянам, умеющим маскироваться под людей. И они не преминули ею воспользоваться…

Позвав Сабрину, мама сделала видео в телефоне потише.

— Закрой глаза, — строго сказала. — Понюхай, что это.

По некоторым данным, до 80 процентов мировой политической и культурной элиты развитых стран — это представители «серых» и рептилоидов, а так же их гибридов с людьми…

Сабрина догадалась, что шоколад. Радостно открыла глаза — так и оказалось. Мама, изможденная и сухая от недосыпа, улыбнулась.

— Тест пройден, садись кушать. Шоколад на десерт!

Пока Сабрина жевала гречку, мама доходчиво разжевывала очередную странную интересность, которую дядя заумно вещал из экрана телефона.

Ничего не предвещало беды. Обычный вечер с мамой. Тревожной и грызущей ногти, но родной и заботливой.

Пока Сабрина не закашлялась.

То ли чай обжег горло, то ли поперхнулась, жадно глотая отломыш шоколада. Маму будто током прошибло. Она вскочила, заметалась по кухне. Больно схватила ее и сорвала со стула, взметнула футболку вверх и приложила ту холодную круглую штуковину к ребрам. Замерла, прислушиваясь к дыханию. Пощупала за ушами, заставила широко открыть рот, гадко сдавливая ложкой язык.

— Тело не ломит? Не знобит? Чувствуешь, что тебе жарко?

И Сабрина призналась, что ей целый день жарко. Тут же попыталась оправдаться, что с утра включили отопление. Но мама не слушала. Она вскрикнула и зажала рот рукой.

— Быстро ложись в постель!

Чуть позже Сабрина уловила, как мама, с трудом сдерживая истерику, лихорадочно говорила по телефону:

— Да, прямо сейчас! Я оплачу такси. Знаю, что ты нейрохирург. Но ведь врач же. Звонила, конечно! Никто не приедет. Потому что этим скотам, видите ли, подавай тяжелый случай сразу! Ребенок уже задыхаться должен, чтоб они соизволили заглянуть. Прошу, приезжай. Нет, не паникую я. Нет же, это не как в прошлый раз!

Через час приехал дядя Женя. Мамин близкий друг. Врач. Осмотрел Сабрину, снова прослушал той холодной штуковиной ребра. Порасспрашивал.

Потемневшая от усталости, мама стояла у двери и постоянно всхлипывала.

— Абсолютно ничего, — говорил уверенным голосом дядя Женя. И Сабрине казалось, он старался сдерживать гнев. — Сколько раз я тебе говорил, что это ты в группе риска. А не малышка. Девочка здоровее всех нас. Это тебе нужно остерегаться заражения, а не ей.

— Здорова, ага, — фыркнула тогда красная от слез мама.

— Ну и что, что у нее астма! — повысив голос, раздраженно сказал дядя Женя. — Не приговор, что слабое сердце. Но нет у нее ковида! Нет и не будет. Ты же взаперти ее держишь полгода, если не больше. Девочка ну никак не заразится, сидя дома.

— Но мне же надо выходить. И я контактирую со множеством людей.

— Вот ты и можешь принести в дом болячку. Ты для нее — главная и единственная опасность. Девочка должна быть максимально защищена от тебя. Создай ей стерильные, но комфортные условия. И переждем уже все этот долбанный карантин.

Дядя Женя ушел. Сабрина слышала его шепот. Он предупредил, что больше не приедет. Попросил маму не звонить ему по ночам, иначе он просто ее заблокирует.

Мама загнанно расхаживала по кухне. Что-то говорила, ругалась, ревела. Иногда затихала — давая возможность вещать дядям и тетям из телефона. Затем она зашла к Сабрине.

— Я люблю тебя. Ты все, что у меня есть. Я очень боюсь за тебя. Я не знаю, сколько генов он передал тебе. Ведь он — не такой, как мы. Он «серый». Понимаешь, твой биологический отец — не полноценный землянин. И теперь из-за него ты в смертельной опасности.

Сабрина внимательно слушала мамин срывающийся голос, ей было очень страшно. Мамины глаза ярко сверкали во тьме комнаты.

Это биологическое оружие. Ими был изобретен и запущен вирус ковид-19. Как единственное средство борьбы с «серыми», рептилоидами и их гибридами с людьми. Если в организме присутствуют инопланетные гены, то ковид-19 протекает тяжело.

— И теперь из-за него ты в смертельной опасности. Он сейчас в коме. А что может случиться с тобой, если заразишься? С твоей астмой, больным сердцем. Я не могу этого допустить.

Тогда Сабрина начала плакать. Она хотела понять, что ей нужно делать, но страх сковывал и обезоруживал. Мама перестала трясти ее за плечики и крепко обняла. Вздохнула, отодвинулась и шмыгнула носом. Взяла себя в руки. Нарочито спокойно посмотрела на Сабрину.

— Пусть ты даже и гибрид, я не могу позволить. Я не отдам тебя. Ты будешь жить. Ты никогда не заразишься этим ковидом.

Мама ушла. Приказала Сабрине не двигаться с места, а сама закрыла за собой дверь квартиры. Часа три или четыре Сабрина оставалась одна.

Появилась мама под утро. И она была не с пустыми руками.

Мне нужна твоя помощь. Тебе придется немного потерпеть.

Сабрина вспомнила, как сделала два глотка из стакана и тут же снова поперхнулась. Жгучая, противная жидкость не шла внутрь. Мама оставалась спокойной, дала запить соком. Помалу, с перерывами, принудила выпить гадкое до конца.

Не прошло и минуты, как Сабрина почувствовала мягкое, расслабляющее тепло в животе. Мама уложила обратно в кровать. Раскрыла упаковку с какими-то инструментами. Сабрина проваливалась в туманную дремоту. Ее даже не испугал вид шприца. Мама деловито заправляла его прозрачной жидкостью с крохотной ампулы.

Отголоски страха замирали в сердце. Сабрина немощно ворочала языком, но мама не обращала внимания. Еще чуть, и она отключилась.

Но не полностью. Время от времени она будто выныривала из жидкого сна. Сквозь рыхлую муть беспомощной неподвижности Сабрина ощутила холодную влажность на шее. Несколько капелек щекотливой дугой сбежали к затылку. Она вяло приоткрыла веки и взглянула на маму — та усердно терла шею ваткой. Заметив взгляд, нежно улыбнулась.

В другой руке мама держала наполненный шприц.

Вот тогда Сабрина и запомнила ее глаза — круглые, сверкающие, как луна в ночи, глаза. Смотрят на нее. Сквозь нее. Через нее.

Я хочу тебя уберечь. Ты — все, что есть у меня в жизни. Ты и есть моя жизнь…

— Ма, — чужим языком выдавила Сабрина.

— Засыпай, малыш, — с ноткой принуждения шепнула мама.

— Что… — Сабрина никак не могла шевельнуть громадным языком, — ты делаешь?..

Мама прикрыла ладонью лицо Сабрины.

— Сейчас будет немножко больно. Потерпи. Сделаю укол под кожу.

Так и случилось. Одеревенелая и одурманенная, Сабрина скривилась от короткой вспышки боли. Мама сделала укол.

— Все будет хорошо, — звучал рядом мамин голос, тихий и воркующий. — Немножко потерпи, сейчас отпустит. Чуточку попечет и перестанет.

Сабрина проваливалась все глубже. Но заснуть окончательно так и не смогла.

Она вспоминала короткие кадры увиденного. Враз зафиксированные на миг очнувшимися глазами.

То, как мама оголила тонкий треугольничек лезвия, сверкающий от остроты. Как приблизила его к шее Сабрины. То, как лезвие мелко подрагивало и давало блики.

— Не сглатывай, — злым, сдавленным голосом прошептала мама. — Не сглатывай же.

Сабрина ничего не могла поделать. И мама, похоже, и не обращалась лично к ней. Она склонилась очень близко, были видны ее складки и поры на носу.

То, как мама нащупала что-то на шее Сабрины. Твердый выступающий хрящик. Спустилась ледяным пальцем ниже, придавила, выявляя между податливых плотностей впадинку. Углубление. Зафиксировала вжатым ногтем. Приблизила лезвие к ямке. На секунду замерла, сделала глубокий вдох — и проткнула.

То, как Сабрина ощутила тупое давление. Раздался глухой, едва уловимый хруст. Что-то вгрузло в шею, тонкое и острое. И спустя какое-то время потекло, прямиком к затылку и подушке.

Сабрина пропадала, терялась в забытьи — но она честно старалась не сглатывать.

То, как мама возилась на кровати, отчего прогибался матрас и мялась простыня. И то, когда на миг Сабрина возникла из пустого сна, распахнула глаза — и увидела, как мама просовывала в шею резиновый шланг. Медленно проталкивала вглубь. И как ее руки, спрятанные перчатками, были измазаны в крови.

То, как Сабрина ощутила жутковатое трение об горло. С внутренней стороны. Будто там ползло нечто твердое, спотыкалось об стенки, но продолжало непримиримо проталкиваться вглубь.

Мама приподнимала голову Сабрины — каждый раз, когда обматывала шею очередным слоем бинта. Раз за разом. Возникшее однажды давление в области шеи уже больше не прекращалось.

— Так, половину мы сделали, — удовлетворенно сказала мама. — Сейчас будут еще укольчики. И гораздо больнее. Но нам надо закончить, так что потерпи.

Мама стянула ее, все еще безвольно растекшуюся в полудреме, на середину кровати. Села со стороны изголовья, придавила коленями ее уши. Дальнейшее Сабрина помнила совсем плохо. Откуда-то возникла пронизывающая боль. Она хотела выбраться, попробовала сопротивляться отключенным тело, вытащить голову, но мама крепко сжимала и делала больно. После уколов она проводила какие-то действия с губами, отекшими, вздувшимися, будто неживыми.

— Все, я почти сделала! — вскрикнула победно мама.

Сабрина снова на секунду пробудилась, дернулась — прямо над ней свисало лицо мамы. Искаженное и мрачное.

— Успокойся. Прошу тебя, успокойся. Прежде, чем я сделаю последнее — восстанови дыхание. Начни дышать медленно и спокойно.

Мама осторожно разнимала ноги, освобождая голову Сабрины.

— Лежи смирно, — с угрозой в голосе произнесла мама. — Больно больше не будет, я обещаю. Поначалу просто непривычно. Но это нормально, так надо. Просто засыпай. Это будет лучше всего. Я подожду. Засыпай.

И Сабрина заснула.

Очнулась она только сейчас. Разбитая и скованная вирусом.

Или все же не вирусом?

По крупицам восстановить ночные события не удавалось. Все растекалось в жиже болезненной головы и растворялось в отеке будто отсыревших губ.

Сабрина издала стон. И замерла в тревоге. Казалось, весь дом прислушался к этому стону. И теперь раздумывал, что с ним делать.

Мама. Со слезами радости Сабрина увидела ее. Она катила в комнату высокий длинный штырь, на котором сверху болтался прикрепленный пакет с прозрачной жидкостью. С пакета тянулась трубочка. Трубочка заканчивалась жалом иглы. Иглу мама бережно сжимала пальцами.

Сабрина снова почувствовала страх. Вместе с пробуждением он заползал в нее, как темное насекомое. Она беспокойно заерзала, ощутив прилив беспокойных сил в мышцах. Хотела спросить, узнать у мамы, что происходит, но никак не могла.

Странное давление в забинтованной шее не отпускало. Губы даже с напряжением нельзя было разомкнуть. А нос оставался намертво заложенным.

И дышать. Сабрина с нарастающим ужасом ощутила, как плохо ей дышать. Как тяжело и невыносимо трудно сделать вдох. Как мало воздуха она может вдохнуть.

Заметив усилия Сабрины, мама мягко улыбнулась.

— Не переживай, малыш. Тебе нельзя нервничать. Иначе начнешь задыхаться.

Сабрина хрипло застонала. Звуки никак не могли выбраться из нее. Тело непослушно билось в мелких судорогах.

— Прошу тебя, успокойся, — сурово, с грозными интонациями повторила мама.

Она села на край кровати. Положила ледяную руку Сабрине на плечо.

— Если ты еще не вспомнила и не догадалась, то знай — я зашила тебе рот, а ноздри заклеила клеем. А в шее сделала отверстие, через которое ты будешь дышать. Успокойся. Успокойся, я сказала! Задохнешься же!

Сабрина разглядывала маму, тщась поверить — и громкие стоны замирали внутри нее.

— Потому что ты должна пережить пандемию! — вдруг громко, с отчаянием в голосе воскликнула мать. — Ты не виновата, что твой отец «серый». Тут моя вина, я была слепа, я еще тогда не проснулась.

Замолчав, мама перевела дух. Сабрина заливалась слезами и трепыхала головой.

— Впрочем, рептилоид он или гибрид — не имеет значения, — сухо добавила. — Все равно они скоро покинут нашу планету. Если ковид их раньше не выкосит, разумеется. Но ты проживешь долгую и счастливую жизнь. Я тебе обещаю.

Мама погладила мокрые щеки Сабрины. Ее лицо озарила светлая, полная безмятежности улыбка.

— Это временные меры, запомни. Когда-нибудь все закончится, — мама показала иглу. — А пока что давай покушаем.

И мама, болезненно сковав Сабрине локоть, воткнула иглу в синюю горбатую прожилку. Крутя колесико, мама следила, чтоб в висящем на штыре пакете забегали пузырьки.

Так Сабрина начала кушать.