Спецназовец. Шальная пуля

Андрей Воронин, 2011

В столичном аэропорту Домодедово террорист-смертник, дагестанец, приводит в действие взрывное устройство… Казалось бы, «кавказский след» в данном деле очевиден. Однако это заведомо ложный след и к трагическим событиям причастны совсем другие силы. Юрий Якушев (Спец) пытается выяснить, кто же на самом деле стоит за терактом…

Глава 5

Уже начинало понемногу смеркаться, когда Аман Муразов сел в остановившуюся по призывному взмаху его руки машину. Это было в нескольких шагах от выезда со стоянки перед супермаркетом, который Аман только что посетил. В руках у него был шуршащий полиэтиленовый пакет с логотипом упомянутой торговой точки, а к лицу будто навек прикипело хмурое, угрюмое выражение, не сходившее с него с того самого дня, когда Аман имел сомнительное удовольствие познакомиться с капитаном ФСБ Евгением Куницыным.

— Быстро же ты соскучился, — усмехнулся Куницын, вклинивая машину в транспортный поток и направляя в сторону поселка, где с некоторых пор обитал Магомед Расулов. — И трех часов не прошло! Тебя, часом, не хватятся?

— У меня выходной, — сообщил Аман. — Я сказал, что мне надо купить сигарет.

— Купил?

Вместо ответа кавказец достал из пакета и показал ему запечатанный блок.

— Хорошо, — одобрил его навыки конспиратора Куницын. — И молодец, что позвонил из таксофона. Ну, что там у вас еще стряслось?

— Хозяин вернулся из города не один, — сообщил Аман, пустым, ничего не выражающим взглядом уставившись в забрызганное грязной водой окно, за которым проносились рекламные щиты, стрелы указателей и сияющие, как приземлившиеся НЛО, заправочные станции. — Это русский, и он был сильно пьян.

— Да, мне о нем уже сообщили, — кивнул Куницын. — Но ты молодец, что продублировал сообщение. И, кстати, прими отдельную благодарность за «жучок» в кабинете. А говорил, что это сложно, прямо-таки невозможно… Глаза боятся, а руки делают! Ты полезный человек, Аман, это тебе обязательно зачтется. Скажи, твой хозяин часто принимает таких гостей, как этот?

— Мой хозяин чтит законы шариата и презирает пьяниц, — сказал Муразов. — Но сегодня мне показалось…

— Что тебе показалось? — поторопил его Куницын.

— Мне показалось, что от него тоже попахивает спиртным, — решительно закончил Аман представлявшееся ему самому не особенно правдоподобным сообщение. — И не вином, а чем-то по-настоящему крепким — по-моему, коньяком.

— Интересно, — заинтригованно протянул капитан. — Вот не знал, что ты у нас эксперт по части крепких напитков! Пить не пьешь, а по запаху различаешь… Или все-таки втихаря прикладываешься к бутылке? Не стесняйся, это не грех! Пророк запретил вам пить вино, а про коньяк в Коране ни слова, я специально проверял…

— Это не самая умная шутка, — сквозь зубы заметил Муразов. — И придумал ее не ты. Хотя, подозреваю, тот, кто пустил ее гулять по свету, тоже был неверным. Мусульманину не пришло бы в голову зубоскалить на эту тему.

— Ты хвост-то не задирай, — многообещающим тоном посоветовал Куницын. — Тоже мне, воин ислама… Ты уже отвоевался, забыл? Так что там с этим забулдыгой?

— На забулдыгу он не похож, — возразил Муразов. — Молодой, высокий, крепкий, одет хорошо, чисто… Просто пьяный. И бутылки в сумке, которую привезли вместе с ним.

— Хочешь сказать, что Расулов поселил у себя собутыльника, чтобы не грешить в одиночку? — усомнился Куницын. — Что-то непохоже это на нашего уважаемого Магомеда, как ты считаешь?

Аман промолчал, сочтя этот вопрос риторическим. Слово «риторический» было ему незнакомо, но он достаточно пожил, чтобы знать: бывают вопросы, не требующие ответа, поскольку тот общеизвестен.

— Совсем не похоже, — поддакнул сам себе Куницын. — А что он сказал? Между прочим, это твое упущение, Аман, что в холле нет микрофона. В сортире, которым пользуется охрана, есть, а в холле нет… Ты это нарочно, а?

— В этом туалете две кабинки, — сдерживаясь, поскольку так сильно волнующая капитана Куницына тема сортира на первом этаже его сегодня уже изрядно утомила, сообщил Аман. — Это есть на плане, который я тебе передал, уважаемый. Мне показалось, что это неплохое место, чтобы посекретничать и обменяться новостями.

— Ладно, принимается, — проворчал Куницын. — Так что сказал Расулов по поводу этого русского? Как его зовут, кто такой, чем дышит?

— Хозяин сказал, что это дорогой гость, и приказал нам относиться к нему с должным почтением. Сказал, что обязан этому человеку жизнью, и всякий, кто посмеет его оскорбить, станет его кровным врагом.

— Это все?

— Все.

— Негусто… Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок… Жизнью, говоришь, обязан? И как раз теперь притащил его в дом… Он что, утратил доверие к собственной охране и решил обзавестись личным телохранителем на стороне?

— Не думаю, — пожал плечами Муразов. — Он сказал, что этот человек в беде и нуждается в крове.

— А он, значит, решил проявить милосердие, протянуть руку помощи? Сомнительно, сомнительно… А впрочем, кто его знает! Ты хотя бы в курсе, что твой драгоценный хозяин когда-то служил в ВДВ, воевал в Афганистане и стрелял в своих единоверцев?

— Хаттаб и Басаев тоже стреляли в единоверцев, — напомнил Аман. — И я стрелял. И тебе, уважаемый, наверняка приходилось убивать людей одной с тобой веры.

— Не без того, — хмыкнул Куницын. — Да, тебя не так-то просто сбить с толку. Молодец, это ценное качество. Говорят, у вас, в Дагестане, все такие — неглупые, образованные, подкованные в вопросах религии…

— Не все, — сказал Аман, — но многие. Больше, чем в Чечне и Ингушетии.

— А ты? — не отставал Куницын. — Коран-то наизусть знаешь?

— Если бы я знал наизусть Коран, я был бы муллой, уважаемым человеком. А я — простой воин. Точнее, был воином, а теперь всего лишь сторож при чужом добре. А благодаря тебе скоро стану покойником, да еще и опозоренным.

Куницын пренебрежительно фыркнул.

— Не дави на жалость, приятель, в моем характере это качество отсутствует. Я его давно изжил наряду с другими недостатками. Да ты и недостоин жалости. Я не выкручивал тебе рук и не пугал пистолетом, а просто предоставил право выбора: или — или. Выбирая между своей семьей и Расуловым, ты выбрал семью. И правильно сделал, если хочешь знать мое мнение. Своя рубашка ближе к телу, а Расулов тебе даже не родственник. Что вы, как бараны, все время стремитесь сбиться в стадо и пойти за вожаком? Откуда вам знать, что у него на уме? Что, если он ведет вас прямиком на бойню?

— Этот вожак ведет совсем в другую сторону, — заметил Муразов.

— Правильно! — воскликнул капитан. — А потом, когда вы растопчете его конкурентов, развернет все стадо на сто восемьдесят градусов и — аллах акбар! Вы же только и умеете, что грабить и убивать, так куда еще он может вас повести? И зачем? Те из вас, кто действительно хочет мира, давно разбрелись по всему свету и слышать не желают о возвращении на родину — жиреют на социальных пособиях, бездельничают, качают права, устраивают беспорядки и пляшут лезгинку на улицах… Ладно, — оборвал он себя, — это все лирика. Теперь давай по делу. Возьми-ка вот это.

Вынув из кармана, он протянул Муразову какой-то небольшой предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся самым обыкновенным телефоном недорогой, морально устаревшей модели.

— У меня есть телефон, — попробовал отказаться от подарка Аман.

— Такого нет, — с усмешкой возразил Куницын. — С этим тебе не придется искать таксофон всякий раз, когда захочется услышать мой голос. В его памяти в его один номер — мой, и использовать его ты будешь только для связи со мной. Никому его не показывай, о существовании у тебя второго аппарата твоим землякам и коллегам знать не обязательно. Эта линия закрыта для прослушивания, так что по ней можно говорить спокойно…

— В доме нет аппаратуры прослушивания, — вставил Аман.

— Много ты знаешь! Нет, так появится. Твой хозяин — не дурак и, наверное, уже начал чувствовать, что мы его пасем. Следующим его шагом станет тщательный осмотр дома в поисках «жучков». А когда они там обнаружатся, он живо поймет, что кто-то из охранников его слил, и начнет искать крота. Денег у него куры не клюют, так что ему стоит организовать прослушивание всех ваших телефонных переговоров? Поэтому из дома мне не звони, и встречаться лично мы с тобой теперь тоже не будем: выследят — тебе не жить.

— Мне так и так не жить, — равнодушно напомнил Муразов.

— Если сдохнешь без пользы для дела, за благополучие твоей семьи я не дам и ломаного гроша, — пригрозил капитан. — Так что ты уж, будь добр, доживи до победного конца. Сделал дело — гуляй смело, хочешь — живи, хочешь — помирай, я тебе препятствовать не стану. Понял?

— Понял, — угрюмо проворчал Муразов, пряча презентованный капитаном мобильник во внутренний карман куртки.

Куницын высадил его в полуквартале от дома и укатил обратно в Москву. Аман прогулялся под моросящим дождиком, который во время порывов ветра сек лицо, как мокрая семихвостая плеть. Сумерки сгущались прямо на глазах, на улице становилось все неуютнее буквально с каждой минутой, но идти в дом в новом для него качестве предателя, соглядатая и шпиона Аману не хотелось. Делать, однако, было нечего; его слишком долгое отсутствие могло вызвать ненужные расспросы, к которым он сейчас просто не был готов.

Чтобы немного потянуть время, Аман задержался в жарко натопленной будке у ворот — угостил сигаретой дежурного охранника, рассеянно проиграл ему партию в нарды и, наконец, направился в дом с твердым намерением отыскать в аптечке какое-нибудь снотворное, лечь в постель и до утра забыться сном.

В холле опять было шумно, и шумел опять неверный, с неизвестной целью привезенный хозяином из города. Он стоял на лестнице, пьяно шатаясь, отбивался от пытающегося его урезонить Расулова и орал во все горло, заплетающимся языком требуя немедленно вызвать такси. Уважаемый Магомед терпеливо втолковывал, что в таком состоянии гостю лучше не покидать дом и что если тот все-таки так уж сильно желает прокатиться, водитель Абдул охотно отвезет его, куда он скажет.

— В гробу я видал твоего Абдула вместе с твоим «мерседесом»! — разъярялся пьяный, испытывая терпение всех, кто находился в доме. — Я же русским языком тебя прошу: такси мне вызови, будь, пожалуйста, так добр, окажи любезность! На колени перед тобой стать? Ну, хочешь, стану? На!

Он и вправду попытался стать на колени, явно позабыв при этом, что разговор происходит на лестнице. Это стоило ему потери равновесия, и он непременно скатился бы вниз, пересчитав все ступеньки, если бы Расулов его не поймал.

— Мерси, — сказал пьяный, цепляясь за одежду уважаемого Магомеда. Потом хихикнул, выпрямился, картинно повел рукой и явно экспромтом продекламировал: — За поддержку вам мерси, вызывайте мне такси! Желание гостя — закон, ты что, забыл? — добавил он в прозе, пьяно грозя Расулову пальцем.

— Ты ведешь себя неразумно, дорогой, — увещевал его тот.

— Согласен! — не отрицал очевидного гость. — Знаешь, как у нас говорят, когда за стол садятся: прощай, разум, встретимся завтра! Как насчет завтра, не знаю, — неожиданно впав в задумчивость, с сомнением произнес он, — но, может, хотя бы послезавтра?

— На все воля всемогущего аллаха, — степенно ответствовал уважаемый Магомед, терпение которого, казалось, не имело границ.

— Э, врешь! — торжествующе объявил пьяный. — Я не по этой части, у меня свое начальство, которое смотрит на употребление спиртного сквозь пальцы. Помню, пили мы с одним попом. В Чечне это было — там, у вас… — Он размашисто указал рукой куда-то в сторону выхода. — Мы как раз банду накрыли, вырезали всех, как свиней, до последнего человека… Я никого не обижаю, нет? — притворно спохватился он, обводя холл невидящим взглядом остекленевших, бессмысленных глаз. — Может, кто-то считает меня неполи… неполлит… ра… Тьфу, язык сломаешь! Неполиткорректным, вот! А?! Милости прошу на диспут… Рыло начищу в лучшем виде, как тем козлам в ауле… О чем бишь я? Аул какой-то… А! Поп! Точно. Короче, сунулись в подвал, а там заложники, и среди них этот самый поп. Ну, долго рассказывать, что да как. Главное, потом, как за стол уселись, он, собака бородатая, нас всех перепил. Шестерых бойцов спецназа — перепил, как детей! И притом на голодный желудок. Что это, если не божья помощь? Святой человек! А ты говоришь — аллах не велит… Потому вы этот запрет сами себе и придумали, что кишка у вас тонка…

Магомед Расулов уже откровенно озирался по сторонам, явно не зная, как заткнуть этот фонтан решительно неуместного красноречия, не оскорбив при этом гостя. С точки зрения Амана Муразова, который пребывал далеко не в лучшем настроении и не имел причин считать себя чем-то обязанным этой болтливой пьяной свинье, гость уважаемого Магомеда наговорил уже достаточно для того, чтобы быть выброшенным вон, а еще лучше — убитым на месте. Но нарушить приказ хозяина он не осмелился, а просто шагнул вперед, выйдя из тени на яркий свет и тем самым молчаливо предложив Расулову свои услуги.

Его заметили и к его услугам не замедлили прибегнуть — правда, совсем не так, как он рассчитывал.

— Аман, дорогой, — обратился к нему Расулов, — вызови такси, усади гостя и дай таксисту денег.

— Это другой разговор! — обрадовался пьяный.

— Надеюсь, ты сумеешь найти обратную дорогу, — вздохнув, сказал Расулов.

— Не маленький, не пропаду, — с пьяной самоуверенностью заверил его гость. — Ключ от входной две… Ах, да! — спохватился он. — У тебя же тут осадное положение, круглосуточная караульная служба по всему периметру… Значит, ключа не надо, меня и так впустят. Впустите ведь, браток? — обратился он к Аману.

Муразов молча наклонил голову, выражая согласие. В другое время и в другом месте он поговорил бы с этим неверным иначе, но уважаемый Магомед смотрел на него в упор с верхней ступеньки лестницы, и он решил повременить. Терпение хозяина не безгранично, да и гость явно из тех, кто не умеет держать в узде свой норовистый, как необъезженная лошадь, язык. Когда-нибудь — скорее рано, чем поздно, — он договорится до прямого оскорбления, на которое даже Расулов не сможет закрыть глаза. И тогда — о, вот тогда он пожалеет, что родился на свет!

Конец ознакомительного фрагмента.