Слепой против Бен Ладена

Андрей Воронин, 2006

Глеб Сиверов, выполняя очередное поручение своего шефа Федора Филипповича Потапчука, оказывается в Австрии, затем – в Великобритании, где вступает в схватку с могущественным врагом наших дней – террористом номер один. Агент по кличке Слепой всегда работает в одиночку, и от успеха его миссии теперь зависят судьбы многих и многих – людей, народов, государств… Но он не размышляет о тонкостях международной политики, а просто делает свое дело: спокойно, уверенно, профессионально.

Глава 3

Агент по продаже недвижимости Эрнст Трауб снимал небольшой офис на третьем этаже старого кирпичного здания недалеко от центра города. Аренда помещения в этом районе стоила бешеных денег. В результате Траубу пришлось довольствоваться крошечным кабинетом, к которому примыкала еще меньших размеров приемная, где сидела секретарша, но он был доволен: солидный офис в престижном районе внушает клиенту уверенность, что он обратился именно туда, куда нужно, хотя в наше время куплей-продажей легче всего заниматься через Интернет. Собственно, именно так сейчас работают все, и Эрнст Трауб не был исключением. Однако обычными телефонными переговорами он также не брезговал, лица своего от клиентов не прятал и всеми силами старался поддерживать имидж солидного предприятия, хотя состояло оно из него самого да наемной секретарши, которая не выносила табачного дыма, вечно путала бумаги, ломала ксерокс и выглядела как оживший свод статей Уголовного кодекса о наказаниях, предусмотренных за сексуальные домогательства.

За сплошным, без переплета, оконным стеклом сгущались ранние декабрьские сумерки. Не вставая, Трауб протянул руку, дернув за шнур, опустил жалюзи и включил в кабинете свет. Часы на стене показывали половину шестого, рабочий день близился к концу. Сквозь открытую дверь виднелся угол стола, занимавшего собой почти все пространство крохотной приемной, и обтянутое розовой вязаной кофточкой костлявое плечо фройляйн Дитц. Секретарша была ярой сторонницей женского равноправия и на этом основании совершенно не следила за своей внешностью, полагая, что главное в ней, как и во всяком современном человеке, деловые качества, а не цвет глаз и форма груди. Увы, деловые качества фройляйн Дитц недалеко ушли от ее внешности; говоря по совести, Трауб не мог дождаться окончания ее контракта, чтобы наконец избавиться от этой сушеной рыбины с куриными мозгами и гигантским самомнением. Его так и подмывало выкинуть ее на улицу пинком в вислый зад, не дожидаясь заветного дня, но это грозило ему серьезными неприятностями — вплоть до судебного преследования, ибо фройляйн Дитц пришла к нему из бюро по найму, и до истечения срока контракта закон был целиком и полностью на ее стороне.

Секретарша поднялась с места, как будто мысли Трауба разбудили ее, и, шаркая тупоносыми туфлями на плоской подошве, вошла в кабинет. В руках у нее была папка с бумагами на подпись; это означало, что фройляйн Дитц наконец-то справилась со всеми своими делами и, в принципе, свободна, хотя до конца ее рабочего дня оставалось еще около получаса.

На всякий случай просмотрев поданные секретаршей бумаги во избежание не раз возникавшей путаницы, Трауб лихо поставил на них свою размашистую подпись и вернул папку фройляйн, которая стояла напротив, отделенная от него обширной поверхностью стола, распространяя по кабинету смешанный запах духов и застарелого пота.

— Спасибо, фройляйн Дитц, — не поднимая глаз, чтобы не видеть унылой лошадиной физиономии с недовольно поджатыми бледными губами, сказал он.

Чтобы его нежелание смотреть на секретаршу не выглядело слишком демонстративным, Трауб неторопливо и старательно, как будто совершая некое архиважное действо, завинтил колпачок дорогого паркера с золотым пером, убрал ручку во внутренний карман пиджака и только после этого поднял глаза.

— Вы можете быть свободны. У меня сегодня еще один клиент, но я справлюсь без вас.

— Вы уверены? — спросила эта селедка таким тоном, словно сомневалась в способности начальника без посторонней помощи хотя бы завязать шнурки на ботинках.

— Вполне, — бесцельно перелистывая настольный календарь, ответил он. — Этот… — он заглянул в блокнот, чтобы освежить память, — этот Шнайдер так торопится осыпать нас с вами золотым дождем, что мне приходится тормозить его, а не подгонять. Не пройдет и часа, как мы с ним заключим отличную взаимовыгодную сделку. А вы отправляйтесь домой, ваш Микки, полагаю, уже заждался. Кстати, как его здоровье?

— Благодарю вас, ему уже лучше, — немного смягчившись, ответила секретарша.

Микки был ее кот — жирная, как племенной боров, уродливая бесполая тварь отвратительной черно-белой расцветки. Трауб удостоился чести лицезреть этого монстра три или четыре дня назад, когда взволнованная хозяйка притащила его с собой на работу как живое свидетельство того, что ей срочно необходим отгул для неотложного визита к ветеринару: ее любимец страдал от жестокого расстройства желудка, явившегося, как полагал Трауб, следствием не менее жестокого обжорства. Кот сверкал глазами сквозь частые прутья переносной клетки, утробно выл, как вышедший на тропу войны индеец, и так вонял дерьмом, что после ухода секретарши офис пришлось проветривать.

— Передавайте ему привет и наилучшие пожелания, — выдавив дежурную улыбку, сказал Трауб и мысленно добавил: «Чтоб он сдох!»

Секретарша довольно долго копалась в приемной — шуршала одеждой, звенела ключами, щелкала замочком сумки, — а потом наконец ушла, напоследок пожелав Траубу удачной сделки и приятного вечера. Сказано это было таким тоном, каким обычно произносят пожелание провалиться сквозь землю. Трауб не обратил на это внимания: главное, что его волновало в данный момент, это чтобы фройляйн Дитц поскорее убралась подальше.

Как только за ней закрылась дверь, Трауб выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда сигареты и пепельницу и с наслаждением закурил, выпустив длинную струю дыма в табличку с надписью «Не курить!», сделанной на двух языках — английском и немецком. Бравада, с которой это было проделано, ему самому показалась чистой воды ребячеством, но, в конце концов, ему было просто необходимо перебить запах, оставленный секретаршей.

Выкурив сигарету почти до фильтра, Трауб сейчас же зажег новую и, спохватившись, полез в средний ящик стола за нужной папкой, где у него лежали приготовленные специально для Пауля Шнайдера документы на несколько выставленных в данный момент на продажу домовладений. Настало время встретиться с клиентом лицом к лицу и вступить в единоборство, где каждый норовит получить побольше, дав взамен как можно меньше. Впрочем, пока этот Шнайдер не казался серьезным противником: напротив, он так торопился заключить сделку, что, казалось, был готов подписать документы, так ни разу и не взглянув на дом, который собирался купить. Впрочем, тут совесть Трауба была чиста: завалящего товара он не держал, и, коль скоро мелкие детали клиента не интересуют, почему бы не пойти ему навстречу?

Он положил папку на край стола, а потом, дотянувшись до стены, щелкнул выключателем. Под потолком загудела вытяжная вентиляция, табачный дым заколебался и лениво, будто нехотя, потянулся в прикрытую пластмассовой крышкой трубу. Хозяин конторы тщательно затушил сигарету, высыпал содержимое пепельницы в мусорную корзину и спрятал пепельницу в ящик стола. После этого он посмотрел на часы, и в это самое мгновение из приемной послышался звук открывшейся двери.

До назначенного времени оставалась еще без малого четверть часа, и Трауб невольно усмехнулся: клиенту действительно не терпелось расстаться с деньгами. Впрочем, особенно обольщаться не стоило: агент по недвижимости навидался всякого. Среди клиентов попадались порой такие типы, что и вспоминать не хотелось.

— Могу я войти? — поинтересовался из приемной невидимый клиент.

— Герр Шнайдер? — включая на полную мощность самую обаятельную из своих улыбок, крикнул в ответ Трауб. — Входите, прошу вас!

Клиент шагнул через порог. Трауб начал подниматься ему навстречу, сияя улыбкой и заранее протягивая для пожатия руку, но вдруг застыл в странной позе человека, настигнутого жестоким приступом радикулита. Протянутая рука повисла в воздухе, широкая улыбка медленно сползла с побледневшего лица.

— Герр Шнайдер? — не веря собственным глазам, пролепетал Трауб. — Что это за маскарад?

— Если будете вести себя разумно, вам ничего не грозит, — глухо произнес незнакомец и подкрепил свои слова красноречивым движением руки, сжимавшей огромный черный пистолет.

* * *

Пауль Шнайдер приехал на место немного раньше условленного срока и потому позволил себе минут десять поиграть в любимую игру любого европейца с небольшим достатком. Игра называлась «найди бесплатную парковку» и заключалась в непрерывном кружении по узким улочкам вокруг нужного вам места. Кружение это продолжалось, пока не становилось окончательно ясно, что все бесплатные парковочные площадки заняты и что стоимость сожженного во время игры бензина уже превысила плату за парковку. После этого оставалось только покориться судьбе и, нащупывая в кармане бумажник, отправиться на поклон к ближайшему парковочному автомату.

На этот раз Шнайдеру не повезло, и, покатавшись по улицам, он припарковался на платной стоянке, расположенной вдобавок ко всему метров на двести дальше от того места, где он мог бы остановиться сразу, если бы не валял дурака. Теперь это место оказалось занято новеньким, с иголочки, японским минивэном, в багажнике которого копалась толстая пожилая фрау в седых кудряшках, обрамлявших широкую и свирепую, как у старого пирата, физиономию.

Скормив автомату несколько монет и получив чек, Шнайдер посмотрел на часы. Времени у него оставалось в обрез, чтобы подняться на третий этаж и отыскать там офис агентства. Это было очень хорошо; Пауль подозревал, что выждать несчастные несколько минут он просто не в состоянии, а приходить раньше назначенного времени не хотелось. Спешка — такое же проявление непунктуальности, как и привычка всюду опаздывать, да и с чисто деловой точки зрения слишком явно проявлять свое нетерпение вряд ли стоило…

В просторном вестибюле, который скрывался за дубовой дверью, с виду такой же, как в обычном жилом доме, было светло и чисто. Пауль на всякий случай еще раз сверился со списком расположенных в здании офисов и отыскал номер помещения, занимаемого конторой Трауба. Он нажал кнопку рядом с фамилией агента по торговле недвижимостью и, наклонившись к решетке микрофона, назвал себя. Искаженный динамиком мужской голос предложил ему подняться. Пауль вздохнул, расправил плечи, пригладил ладонью остатки волос и проверил, не сбился ли на сторону узел галстука. Тут он заметил торговый автомат в углу, зазывно пестревший яркими сигаретными пачками. Шнайдеру вдруг нестерпимо захотелось закурить, хотя он избавился от этой пагубной привычки уже три года назад, причем произошло это легко, без адских мук, столь красочно описываемых заядлыми курильщиками. Разумеется, приобретать сигареты, которые помогли бы ему справиться с вполне понятным волнением, Пауль Шнайдер не стал. Вместо этого он разорвал пакетик жевательной резинки, сунул в рот мятную пластинку, бросил бумажный шарик в урну и вызвал лифт.

Ярко освещенный коридор третьего этажа был пуст, лишь в дальнем конце мелькнула мужская фигура — похоже, кто-то из здешних служащих. Шнайдер остановился возле двери с нужным номером и, не найдя кнопки электрического звонка, постучал. Ответа не последовало. Расценив это как приглашение, Пауль повернул ручку и вошел в приемную.

Крошечная, довольно уютная приемная была пуста. На столе секретаря горела настольная лампа, тускло отражаясь в плоском экране компьютера; к обтянутой тканью спинке офисного стула пристало несколько длинных светлых волосков. Шнайдер почему-то обратил внимание на эту мелочь, хотя из-за волнения не мог бы сказать, какого цвета в приемной стены.

Расположенная налево от входа дверь кабинета была открыта. Там тоже горел неяркий свет, слышался негромкий гул вытяжной вентиляции. Из комнаты тянуло горьким запахом табачного дыма, который показался отвыкшему от табака Шнайдеру каким-то особенно резким.

— Герр Шнайдер? — послышался мужской голос. — Входите, прошу вас!

Пауль переступил порог. Кабинет был побольше приемной, но тоже невелик, всего в одно окно. Сидевший за просторным письменным столом человек поднялся, через стол пожал посетителю руку и указал на удобное кресло. Шнайдер сел, с любопытством разглядывая первого в своей жизни агента по продаже недвижимости, с которым он встретился по делу, как клиент.

Эрнст Трауб оказался совсем не таким, каким Пауль его представлял. Это был среднего роста, сухопарый и подтянутый мужчина с густой темной шевелюрой и излишне демократичными взглядами, о чем явно свидетельствовала черная водолазка, надетая им вместо подобающих случаю пиджака и рубашки с галстуком. На спинке кресла, как на плечиках, висела темная матерчатая куртка, а на столе, рядом с пластиковой канцелярской папкой, лежали солнцезащитные очки, выглядевшие так, словно их сняли минуту назад. Говорил Трауб с каким-то трудноуловимым акцентом, не замеченным Паулем во время телефонного разговора. Поразмыслив секунду, Шнайдер решил, что имеет дело с баварцем. Эти типы испокон веков придерживаются собственных взглядов на то, что можно и чего нельзя, а их варварский акцент давно стал притчей во языцех не только в Германии, но и далеко за ее пределами.

Впрочем, к интересующему Шнайдера делу происхождение агента не имело ни малейшего отношения. Главное, чтобы у этого типа хватило ума правильно оформить сделку и не пытаться обжулить клиента, потому что суду безразлично, баварец ты, еврей или коренной обитатель Вены в двенадцатом поколении. Пауль Шнайдер робел перед женщинами и стеснялся своей старой машины, но это вовсе не означало, что он не способен распознать и притянуть к ответу мошенника, дерзнувшего поднять руку на его сокровенную мечту.

— Чай, кофе, сигарету? — осведомился Трауб.

— Благодарю вас, — отказался посетитель. — Время уже позднее, мне хотелось бы поскорее покончить с делами и отправиться домой. Да и вы, — добавил он, красноречиво покосившись в сторону висевшей на спинке кресла куртки, — я вижу, торопитесь.

Трауб обернулся через плечо, чтобы понять, куда он смотрит, увидел собственную куртку и добродушно рассмеялся.

— Поверьте, я никуда не тороплюсь. Я ждал вас с большим нетерпением, герр Шнайдер, а что касается беспорядка… Прошу меня простить. Я сегодня пораньше отпустил секретаршу, и мне некого было послать за сигаретами. Вот и пришлось бегать за ними самому…

Как ни взволнован был Пауль Шнайдер, это заявление показалось ему полнейшей чепухой, и сразу по двум причинам. Во-первых, он сомневался в существовании секретарш, которые в наше эмансипированное время бегают за сигаретами для своего шефа. А во-вторых, доннерветтер, сигаретный автомат стоит в вестибюле на первом этаже, и, чтобы воспользоваться его услугами, достаточно просто спуститься вниз на лифте. А для этого вовсе не обязательно надевать куртку!

Хотя, с другой стороны, и секретарши бывают разные, и сигарет того сорта, который предпочитает этот баварец, в автомате могло просто не оказаться… И вообще, существует масса причин, по которым герр Трауб мог ему солгать. Он мог выйти, например, в аптеку за лекарством от болезни, про которую ему не хотелось бы упоминать в разговоре с посторонним, или еще куда-нибудь — да хотя бы и в пивную, пропустить стаканчик!

Все эти рассуждения каким-то непонятным образом придали Шнайдеру уверенности в себе. Перед ним был точно такой же человек, как и он, из плоти и крови, со своими слабостями и недостатками; к тому же финансовое благополучие этого человека некоторым образом зависело от Пауля. Он расслабился и принял в кресле более свободную позу, дивясь той робости, которую буквально минуту назад испытывал в отношении этого странного баварца.

Трауб легко поднялся, обогнул стол и со словами: «Прощу простить, я буквально на одну секунду» — удалился в приемную. Послышался металлический щелчок; Шнайдер мог бы поклясться, что сию минуту слышал звук повернувшегося в замке ключа, если бы это не было полным абсурдом. Увы, он не ошибся: возвращаясь за стол, Трауб, не скрываясь, опустил в карман брюк ключ, сверкнувший в свете настольной лампы тусклым металлическим блеском.

— По вечерам, — ответил он на изумленный взгляд Шнайдера, — сюда повадился врываться какой-то сумасшедший. Я четырежды вызывал полицию, и его забирали, но всякий раз выпускали снова, поскольку никакого ущерба он, по их мнению, не причиняет. Так вы в самом деле ничего не хотите? Ни чаю, ни кофе, ни сигарету?

— Я бросил курить, — с гордостью сообщил Шнайдер, — но вы можете не стесняться. Курите, если вам хочется.

— Спасибо, — отказался агент, — я никогда не курю во время работы.

Пауль демонстративно повел носом, и Трауб рассмеялся.

— Я не говорил, что не курю на рабочем месте, — уточнил он, — я сказал: не курю во время работы. Согласитесь, работа и рабочее место — это не совсем одно и то же. Рабочее место — это вот этот стол, — он похлопал ладонью по крышке стола, — а работа — это общение с клиентом, в данный момент — с вами, герр Шнайдер.

— Скажите, — вмешался в этот поток болтовни клиент, чувствуя, что Трауб намеренно уводит разговор в сторону от вопроса, который интересовал его в данный момент даже больше, чем приобретение домика в пригороде, — а зачем вы вынули из двери ключ?

— Я? — на лице Трауба появилось выражение комического изумления. — Ключ?

Продолжая попеременно задирать то левую, то правую бровь, он пошарил по карманам, извлек оттуда ключ и, моргая, уставился на него.

— Действительно… Мой бог, что со мной сегодня творится?! Простите, это я машинально…

«Либер готт! — мысленно воскликнул Шнайдер, осененный внезапной догадкой. — Да он же пьян!»

Трауб положил ключ на край стола и улыбнулся Шнайдеру.

— Ну что же, приступим?

— Может быть, мне лучше зайти в другой раз? — осторожно поинтересовался Пауль.

— Вы можете не поверить, — доверительно сообщил ему Трауб, — но на коттеджи в пригороде сейчас бешеный спрос, и он проявляет отчетливую тенденцию роста. Это просто какой-то бум! Поэтому, герр Шнайдер, не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. В следующий раз условия заключения сделки могут существенно измениться, причем не в вашу пользу. Как вы, должно быть, понимаете, я говорю о цене.

Намек на возможность повышения цены болезненно уколол Пауля, хотя тот и понимал, что это могло быть обыкновенным трюком прожженного дельца. Странные, однако, у этого баварца методы ведения бизнеса! Запереть клиента на ключ и пугать его повышением цен — это же какие-то гангстерские замашки!

Откуда-то, как показалось Шнайдеру изнутри обшитой деревянными панелями стены, донеслись глухие удары и едва слышное нечленораздельное мычание.

— Это тот самый сумасшедший, о котором я говорил, — заметил Трауб, придвигая к себе лежавшую на столе папку. — Уже явился, как видите. Не понимаю, куда смотрят его родственники. Ведь он может причинить себе вред!

Он раскрыл папку и зачем-то нацепил на нос темные солнцезащитные очки, хотя, по мнению Пауля, света в кабинете и так было недостаточно. Эти надетые в полумраке темные очки в сочетании с доносившимися из-за стены потусторонними звуками, которые стихли так же внезапно, как и начались, произвели на посетителя очень неприятное впечатление. Шнайдер серьезно задумался о том, нормален ли сам герр Трауб.

— Итак, — снова заговорил торговец недвижимостью, открывая папку, внутри которой поблескивали ярким глянцем рекламные фотографии утонувших в густой зелени белых домиков с разноцветными черепичными крышами, — вас, как я понимаю, интересует небольшой коттедж в пригороде. Давайте посмотрим, что у нас есть… Должен вам заметить, — перебив сам себя, доверительно сообщил он, — что стоимость даже самой скромной недвижимости в указанных вами районах значительно превосходит финансовые возможности конторского служащего с вашим размером жалованья. Вы уверены, что такая покупка вам по карману, герр Шнайдер?

— Я кредитоспособен, — сдержанно и сухо сообщил клиент.

— О да! Представленные вами документы не оставляют в этом сомнений. Некоторые сомнения вызывает лишь… э… не поймите меня превратно, прошу вас, но… Словом, мне решительно непонятно, откуда у вас столько денег!

Шнайдер выпрямился в кресле и надменно вздернул подбородок.

— Не уверен, что вы имеете право этим интересоваться, — еще суше заявил он.

— Мой бог, конечно же нет! — горячо воскликнул Трауб. — Просто мне, как заинтересованному лицу, хочется быть уверенным в полной законности предстоящей сделки. Ведь вопрос, который я вам задал, не имея на это никаких законных прав, может возникнуть у тех, кто такие права имеет!

— У налогового управления ко мне претензий нет, — сквозь зубы сообщил Шнайдер.

Этот разговор чем дальше, тем больше не нравился ему. Чертов баварец действительно не имел никакого права интересоваться его доходами. Да он и не должен был этого делать, если хотел совершить выгодную сделку! Какая ему разница, откуда у покупателя деньги; в конце концов, он-то ничем не рисковал, продавая ему в рассрочку не телевизор или холодильник, а дом в пригороде! Недвижимость дешеветь не собирается, тут баварец прав. Поэтому, если Пауль не сможет выплатить кредит и дом у него отберут, агент никоим образом не окажется в убытке — напротив, он получит изрядную прибыль, дважды продав один и тот же дом. Так какого дьявола?..

— Это мне известно, — кивнув, согласился Трауб. — Но, как выразился один древний философ, все течет, все изменяется… Да-да, герр Шнайдер! Сегодня у налоговой полиции к вам нет никаких вопросов, а завтра они могут появиться. И не только у налоговой полиции, но и у самой обыкновенной, и, быть может, даже у Интерпола… Вам это никогда не приходило в голову?

— Нет, не приходило. Зато прямо сейчас мне пришло в голову кое-что другое, — Пауль Шнайдер встал и гордо выпрямился. — Вы не догадываетесь что?

— Догадываюсь, — сказал Трауб и небрежным движением сунул в карман лежавший на столе ключ от входной двери. — Поверьте, герр Шнайдер, это неудачная мысль.

Пауль на мгновение оторопел от такой неприкрытой, ленивой и снисходительной наглости, но это длилось недолго: он родился и вырос в свободной, цивилизованной стране и в полной мере обладал чувством собственного достоинства.

— Немедленно выпустите меня отсюда! — металлическим голосом приказал он. — Это насилие! Я вызову полицию!

— Интересно было бы узнать, как вы намерены это сделать, — все так же снисходительно заявил герр Трауб, который, как уже начал подозревать Пауль, вовсе таковым не являлся. — Перестаньте орать, Шнайдер, и сядьте. Нам с вами предстоит долгий и содержательный разговор. Что же касается полиции, то я очень сомневаюсь, что вы согласитесь добровольно посвятить ее в некоторые подробности своей биографии.

— В моей биографии нет ничего, чего я мог бы стыдиться! — заявил австриец. — Откройте дверь, или я ее выломаю!

— Как? — поинтересовался сидевший за столом Эрнста Трауба человек. — Она открывается вовнутрь, а инструментов у вас нет…

— На шум сбежится половина здания, — запальчиво объявил Шнайдер, — и вам не поздоровится!

— Прежде всего не поздоровится вам, — заверил его собеседник. Он запустил руку куда-то под стол и, вынув оттуда, продемонстрировал огромный черный пистолет самого зловещего вида. — Сядьте, Шнайдер, сядьте!

Прозвучавший в его голосе резкий приказной тон включил внутри Пауля механизм послушания, о существовании которого тот даже не подозревал. Этот механизм, являвшийся продуктом многовековой истории в высшей степени дисциплинированной и некогда весьма воинственной австрийской нации, включился в самый неподходящий момент, и, вместо того чтобы броситься бежать и во все горло звать на помощь, Пауль Шнайдер послушно опустился в кресло для посетителей.

— Это другое дело, — благодушно произнес лже-Трауб, кладя свой жуткий пистолет поверх раскрытой папки, прямо на заманчивые картинки с видами аккуратных белых домиков. Затем он снял очки и, положив их рядом с пистолетом, внимательно уставился прямо в глаза Паулю прищуренными темными глазами. — Значит, вам нечего скрывать от полиции? Вы уверены?

— Не понимаю, какое вам до этого дело, — сказал Шнайдер, невольно отводя взгляд.

— Вопросы здесь задаю я, — сообщил незнакомец. За стеной опять послышались глухие удары и мычание, но он, казалось, этого не услышал. — Давайте поговорим о вашем побочном заработке в мировой электронной сети. Я имею в виду те веселые картинки, которые вы время от времени получаете по электронной почте и за очень приличное вознаграждение размещаете на сайтах соответствующего содержания.

— Это что, противозаконно? — огрызнулся Шнайдер.

— О, ни в коей мере! Это ведь не детская порнография и не сцены насилия, так что с этой стороны все в полном порядке. Но, дорогой герр Шнайдер, даже такой болван, как вы, должен понимать, что никто в этом печальном мире не расстается с деньгами просто так! Особенно с такими солидными… А?

— Я не потерплю оскорблений! — сообщил австриец, которому очень не понравилось слово «болван».

— Еще как потерпите, — возразил незнакомец. — К тому же это не оскорбление, а простая констатация факта: вы болван, наживший крупные неприятности из-за собственной жадности. Домик ему захотелось… — он прибавил какое-то короткое, энергичное слово на незнакомом языке, похоже ругательство. — Но ваши личные неприятности — ничто по сравнению с теми бедствиями, которые вы, герр Пауль, обрушили на головы ни в чем не повинных людей — женщин, детей, стариков…

Как ни странно, даже после этих слов Шнайдеру первым делом пришла на ум некая финансовая афера, в которой он принял невольное участие. Какое-нибудь ложное банкротство, крупный банковский крах, оставивший без сбережений сотни, а может быть, и тысячи вкладчиков…

— Ну, что вы уставились на меня, как свинья на ветчину? — с презрением спросил незнакомец. — Вы, европеец, гражданин свободной, цивилизованной, демократической страны, стали прямым пособником исламских террористов! Валяйте бегите жаловаться на меня в полицию! Вы будете очень удивлены, когда ваш приход оформят как явку с повинной… Или вы мне сейчас скажете, что не знали, на кого работали?!

Шнайдер почувствовал примерно то же, что и человек, внезапно сбитый с ног и упавший лицом в зловонную лужу. На какое-то время он оцепенел, лишившись способности не только говорить и двигаться, но даже и думать. Потом в мозгу у него будто лопнул какой-то нарыв, и мысли, вырвавшись на свободу, понеслись с сумасшедшей скоростью.

Первая была такая: «Вот так влип!», вторая — «Мой бог, какой ужас!» Третья касалась аккуратного белого домика, с мечтой о котором, кажется, можно было попрощаться, а когда вернулось спокойствие, возникла трезвая и холодная мысль: «Никто ничего не докажет».

Пауль Шнайдер понимал, что эта мысль не делает ему чести, но, доннерветтер, ничего более конструктивного в голову ему сейчас не приходило. В конце концов, он действительно ничего не знал, и обратного не докажет никакой суд. Если судить за подобные вещи, можно упечь за решетку кого угодно, от официального Интернет-провайдера, обеспечивающего доступ в мировую сеть всем желающим, в том числе и педофилам, и террористам, до какого-нибудь фрезеровщика, всю свою жизнь вытачивающего затворы для пистолетов и даже не задумывающегося о том, кто и в кого будет из этих пистолетов стрелять.

Потом он посмотрел на своего собеседника, и мысли его немедленно приняли иную, не столь оптимистичную окраску. Незнакомец опять нацепил свои очки, и черные линзы холодно, недружелюбно поблескивали в свете настольной лампы. Можно было только догадываться, кто он такой и на кого работает. Зловещий черный пистолет в сочетании с незнакомым акцентом и разговорами об исламском терроризме наводил на весьма печальные размышления; Паулю очень некстати вспомнилось то немногое, что он знал о методах работы израильской разведки Моссад, и он похолодел. Ну конечно! Если бы незнакомца в темных очках заботила такая чепуха, как сбор доказательств и соблюдение тонкостей юридической процедуры, он повел бы себя совсем не так.

Вот, например, как он тут очутился? Никакой он не Трауб, и это явно не его кабинет. Каким образом он узнал, что Пауль будет здесь сегодня вечером? Что сделал с настоящим Траубом?

Ответы были очевидными, и они подразумевали такой стиль действий, с каким Пауль Шнайдер в реальной жизни еще не сталкивался. Что-то подобное он видел только на экране телевизора и, помнится, всегда горячо одобрял решительные поступки героев, которые убивали негодяев направо и налево без суда и следствия. А уж худших негодяев, чем современные террористы, просто невозможно себе вообразить!

Вот в этом-то и заключался весь ужас его положения. Подумав, Пауль понял, что слова незнакомца о пособничестве террористам звучат куда более логично, чем его собственные предположения о каких-то финансовых махинациях. Скорее всего картинки, которые он размещал на разных сайтах, содержали в себе некие закодированные послания. Действия Пауля Шнайдера объективно выглядели как самое настоящее пособничество и даже соучастие в совершении террористических актов, отсюда и слова про женщин, стариков и детей… И что в сложившейся ситуации предпримет этот решительный малый, этот темноволосый иностранец, обращающийся с огромным черным пистолетом так непринужденно, будто орудует зубочисткой? Обратится в суд?

— О майн либер готт! — пролепетал Пауль Шнайдер, чувствуя, что бледнеет.

«Лед тронулся, господа присяжные заседатели. Это вам не мусульманин», — весело подумал Глеб и вкрадчиво произнес:

— Итак?..