Инструктор. Отчаянный воин

Андрей Воронин, 2010

Нечто неладное творится в художественных музеях столицы великой некогда страны: пропадают всемирно известные картины, уничтожаются в огне пожара значительные ценности, гибнут люди. Однако, сколько веревочке ни виться, конец все равно будет – по следу преступников уже идут отставной полковник, а ныне инструктор спецназа ГРУ Илларион Забродов и его добровольный помощник – безработный алкоголик и ярый болельщик футбольной команды «Спартак» Иосиф Говорков…

© Харвест, 2010

Часть первая

Глава 1. Заказ

В частной художественной галерее «На Беговой» открылась выставка работ молодых художников. Здесь можно было увидеть картины и авангардистов, и реалистов, и импрессионистов… Словом, посетителям выставки предлагались полотна на любой вкус.

А посетителей в небольшой по размерам галерее собралось немало, и большинство из них имели непосредственное отношение к изобразительному искусству, российской культуре и международному бизнесу.

* * *

Полковника ГРУ в отставке Иллариона Забродова встретил сам владелец художественной галереи «На Беговой» — средних лет высокий худощавый мужчина. Андрей Абрамов был весьма рад приходу старинного приятеля, с которым в последнее время виделся очень редко по причине занятости обоих, но особенно своей, так как организация выставок и на родине, и за границей отнимала много времени.

— Илларион, ну слава богу! — обняв товарища, воскликнул Абрамов. — А то я уж начал думать, что ты не придешь!

Статный седовласый мужчина добродушно улыбнулся, сверкнув ровными и белыми зубами.

— Ну, Андрей, я же обещал, — сказал он. — К тому же я теперь на пенсии, времени у меня вагон, так что охотно повышу свой культурный уровень.

— Ладно, Илларион, — кивнул владелец выставки, — ты пока походи посмотри, а на фуршете мы с тобой более плотно пообщаемся.

— Хорошо, — согласился Забродов и тут же спросил: — А Гуреев, Демакин уже здесь?

— Где-то там… — махнул рукой в дальний конец зала Абрамов.

— Понял, — усмехнулся Забродов.

— Ну, ты не скучай, — сказал приятель, — а мне нужно с министром культуры переговорить, пока он еще в хорошем расположении духа.

— Хозяин — барин! — усмехнулся гость.

— Да ладно тебе подкалывать! — добродушно, но с некоторой долей усталости отмахнулся владелец выставки.

Абрамов направился к лысоголовому министру культуры, а седовласый пенсионер стал с интересом рассматривать выставленные на стенах и стендах картины, среди которых обнаружилась и картина его приятеля художника Гуреева.

— Илларион! — раздался знакомый мужской голос. — Привет!

Забродов повернул голову и увидел невысокого плотного мужчину, который, широко раскинув руки, бежал к нему. Следом за ним, расплываясь в добродушной улыбке, спешил бородатый здоровяк.

— Привет, бродяга! — воскликнул первый — известный живописец Вячеслав Демакин.

— Сколько лет, сколько зим! — добавил второй — не менее известный художник Константин Гуреев.

— Привет, мужики! — весело поздоровался с приятелями полковник ГРУ в отставке.

Трое мужчин и в самом деле виделись довольно редко, но если встречались, то разговор, а вернее, доверительное общение за бутылочкой пива или чего-нибудь покрепче затягивалось допоздна.

— Так вы что, тоже выставились? — с некоторым удивлением спросил Забродов.

Гуреев и Демакин дружно кивнули:

— Как видишь…

Забродов удивленно вскинул брови:

— Так это же вроде бы выставка молодых, а вы, господа живописцы, как я вижу, на мальчиков не выглядите.

Художники, переглянувшись, развели руками.

— В нашей профессии, Константинович, да и вообще в любой другой творческой профессии — будь ты писатель или режиссер, — усмехнулся Демакин, — ты и в семьдесят лет будешь молодым.

— В смысле?

Константин Гуреев поддержал своего товарища.

— Ну, разумеется, — сказал бородач, — если ты не родственник высокопоставленного чиновника или если у тебя нет богатого покровителя.

— Ну, ничего, ребята, — улыбнулся Забродов, — я тоже хоть и на пенсии, но себя не ощущаю старым. Вон даже в инструкторах спецназа у себя в ГРУ подвизаюсь.

Друзья рассмеялись и перевели разговор на другую тему.

— А где Ваня Павловец? — поинтересовался полковник.

— Ваньку в последнее время не доискаться, — сказал бородатый художник, — влез в долги, а теперь хватается за любую халтуру.

Демакин поддакнул товарищу:

— Это точно, весь в мыле и в заботах… Совсем помешался на бабках!

Гуреев недовольно скривился и махнул рукой.

— Да ладно тебе, Слава, тоску наводить, — проворчал он и повернулся к Забродову: — Ты не забыл, что у меня вот-вот грядет день рождения?

— Попробуй я забыть… — улыбнулся Забродов. — Ты же потом этим всю жизнь попрекать меня будешь.

— Разумеется! — фыркнул художник.

— Не переживай, Костяныч, непременно приду, — пообещал седовласый полковник, — и подарок принесу.

— На хрена мне твой подарок, Ларик, — нахмурился художник, — ты ведь сам еще тот подарок!

— Понял, Костя, — сказал Забродов, — завернусь в целлофановую обертку или фольгу.

Бородатый здоровяк хмыкнул, а Демакин с Забродовым рассмеялись, чем привлекли к себе недовольные взгляды ценителей прекрасного и высокого…

— Мужики, давайте потише, — слегка смутившись, посоветовал инструктор спецназа ГРУ товарищам, — а то мы как три тополя на Плющихе…

Собеседники Забродова, привыкшие к светским тусовкам, беззаботно махнули рукой.

Любители и ценители прекрасного небольшими группками стояли перед картинами, тихонько их обсуждая, или прохаживались парочками, решая некие, только им известные вопросы. Правда, были и такие, которые больше интересовались не картинами, а посетителями художественной галереи. Высокого бородатого мужчину весьма интересовали двое, спокойно беседовавшие возле одной картины…

— А как ты, Михаил Николаевич, относишься к Гагарину? — поинтересовался коротко стриженный сутулый старик в дорогом голубом костюме у своего собеседника, вытиравшего носовым платком пот с яйцеобразной лысой головы.

— В каком смысле, Сан Саныч? — переспросил старика собеседник.

— В прямом… — усмехнулся старик.

Михаил Николаевич неопределенно дернул плечами и оттопырил толстую нижнюю губу.

— А как прикажешь относиться к первому космонавту? — ответил он вопросом на вопрос. — Молодец, герой — что тут еще можно добавить?..

— Нет, Миша, я не о космонавте Юрии Алексеевиче Гагарине спрашиваю, — улыбнулся старик, — а о Григории Григорьевиче Гагарине, русском художнике… Ты же министр культуры, должен его знать…

— А-а… — протяжно произнес лысый министр культуры. — Это тот, который мастер батальных сцен?

— И не только батальных сцен, — возразил старик, — у него и рисунки интересные есть и другие вещицы, достойные пристального внимания истинных ценителей русской живописи.

— Есть и такое, — согласился с собеседником высокопоставленный чиновник и спросил: — А к чему этот твой вопрос о Гагарине?

Старик, поправив на шее галстук, осторожно огляделся по сторонам.

— Да на Западе, Михаил Николаевич, вдруг к нему воспылали любовью некоторые солидные люди, — тихо сообщил он.

Лысый министр удивленно посмотрел на старика, и в его глазах блеснул бесовский огонек.

— А что именно их интересует? — с нескрываемым любопытством спросил он.

— Да есть кое-что… — неопределенно ответил старик. — Давай-ка отойдем в сторонку и перетрем эту тему…

— С удовольствием!

Двое мужчин не спеша перешли к другой картине, потом к третьей и так далее, пока не оказались в самом конце зала. Все это видел высокий бородач, которому ужас как хотелось узнать, о чем беседовали люди, за которыми он наблюдал…

* * *

В небольшой курительной комнате дым стоял коромыслом, однако курильщиков было лишь двое: высокий бородач и широкоплечий парень в спортивном костюме.

— И что интересует Быкова? — поинтересовался бородач у парня.

Тот спокойно ответил:

— Гагарин!

Бородач не сразу понял, о ком идет речь, и переспросил:

— Гагарин?

— Да.

— А при чем здесь космонавт? — недоверчиво спросил бородач? — Ты не перепутал?

— Космонавт тут ни при чем, Геннадий Станиславович, — фыркнул широкоплечий парень, — я говорю о художнике Гагарине Григории Григорьевиче.

— Тьфу ты черт! — слегка смутившись, воскликнул бородач. — Прости, у меня эта фамилия прежде всего с космосом ассоциируется… Так о какой картине идет речь?

— Некоей… — уклончиво ответил парень, не сводя глаз с бородача.

— А именно? — нахмурился Геннадий Станиславович.

— Где бабло? — спокойно ответил вопросом на вопрос информатор.

— Ты что, Эдик, меня разве первый год знаешь? — недовольно пробурчал бородач.

— Не первый, господин Минчинский, — вызывающе ответил молодой человек, — поэтому и спрашиваю: где деньги? Ты же знаешь мой принцип: днем деньги — вечером стулья, вечером деньги — утром стулья, утром деньги — днем…

— Перестань трепаться! — раздраженно воскликнул Минчинский и, выудив из внутреннего кармана светлого пиджака кожаное портмоне, вытащил из него стопку банкнот. — Вот баксы! Так что это за картина и кто ее заказчик?

Парень спокойно взял протянутое и, тщательно пересчитав купюры, изложил высокому бородатому человеку интересующую его информацию. Геннадий Станиславович внимательно выслушал молодого человека и удовлетворенно покачал темноволосой головой. Все складывалось как нельзя лучше для него, и в сознании Геннадия Станиславовича моментально возник план, как провернуть щекотливое дельце, неплохо заработать и оставить с носом конкурентов…

Глава 2. Несостоявшаяся сделка

Прекрасная солнечная погода предлагала всем жителям Балашихи отправиться на природу и насладиться земными радостями. Однако кое у кого из балашихинцев были проблемы, которые прежде следовало решить, чтобы впоследствии познать эти самые радости…

Холеный черноволосый мужчина, сидя на веранде шикарного особняка, листая газеты, курил трубку и иногда посматривал на дорогу, на которой должен был появиться знакомый автомобиль с весьма ценным грузом…

* * *

В просторной комнате находились трое мужчин: владелец особняка — коротко стриженный старик, его иностранный темноволосый гость лет сорока и невысокий молодой широкоплечий мужчина в спортивном костюме.

— Так-так, харашо… — немного коверкая русские слова, удовлетворенно прошептал иностранец, рассматривая картину. — Гагарин — ошень харашо!

Пожилой человек, плохо разбиравшийся в живописи, но хорошо — в финансовых документах и огнестрельном оружии, настороженно посмотрел на иностранца.

— А ты уверен в подлинности картины? — спросил он.

Иностранец слегка повел плечами и, вытянув узкие губы в трубочку, склонил чернявую голову.

— Пошти, — ответил он, — но мы будем делать экспертиза.

Владелец особняка одобрительно кивнул стриженой головой и, сев в плетенное из лозы кресло, взял с журнального столика фужер с коктейлем.

— Можете не сомневаться, господа, — уверенно произнес молодой человек, — это подлинник, прямиком из музея.

Старик, смерив юнца снисходительным взглядом, пренебрежительно усмехнулся.

— Доверим, но и проверим, — жестко пообещал он.

Парень развел руками.

— Неужели вы думаете, что в нашем министерстве сидят несерьезные люди? — вежливо улыбнулся он.

Старик махнул рукой:

— Да знаю я твоего Артиста сто лет! Конечно, он не посмеет играть со мной в прятки, но мы должны быть уверены на сто, нет — на двести процентов, что это Гагарин Григорий Григорьевич, а не какой-нибудь Тюпкин Аристарх Никомедович.

— Вы заказчик… — спокойно ответил молодой человек.

— Вот именно, мы платим деньги, — вызывающе произнес стриженый старик и, встав из кресла, подошел к иностранцу, который все еще рассматривал картину. — Ну что, Жан?

Иностранец причмокнул узкими влажными губами.

— Да, это похоша на подлинник… — с облегчением и радостью в голосе произнес он.

Старик удовлетворенно кивнул и повернулся к широкоплечему парню.

— Так, скажешь Артисту, что мы берем товар, — сказал он. — Жду его завтра вечером, тогда обсудим все детали и рассчитаемся.

— Хорошо, — произнес парень и, поклонившись, вышел из просторного зала.

Старик подошел к иностранному гостю и, похлопав его по плечу, сказал:

— А ты не верил мне…

Иностранец вскинул брови.

— Шеловек предполагает, а Бог располагает! — невозмутимо изрек он.

Компаньоны рассмеялись, однако их веселье прервал телефонный звонок.

— Момент, — сказал иностранец и, включив сотовый аппарат, поднес его к уху. — У телефона…

— Господин Кюри? — послышался спокойный мужской голос.

— Да, — ответил иностранец. — Кто это?

— Неважно, господин Кюри, — последовал ответ. — Важно, что то, что вы ищете, находится у меня, а у вас, уважаемый, — лишь искусная копия.

Жан Кюри удивленно посмотрел на картину, потом перевел взгляд на сутулого старика:

— О шем вы говорите?

— О том, что если вы хотите получить оригинал, то назначьте встречу.

Иностранец, помявшись пару секунд, осторожно ответил:

— Я не знаю, о шем идет речь, но мне было бы интэресно встрэтиться с фами.

Из трубки донесся едва слышимый язвительный смешок.

— Хорошо, я вам перезвоню, — пообещал неизвестный.

Связь прервалась, и француз, отключив мобильный телефон, опустился на диван. Владелец особняка настороженно взглянул на иностранца:

— Что случилось?

— Это подделка!

Старик удивленно вскинул густые брови, еще более ссутулился, а на его суровом лице заиграли желваки.

— Твою мать! — воскликнул он. — Ну, я тебе сейчас устрою, клоун лысый, премьеру в цирке Шапито…

Сан Саныч Быков достал сотовый аппарат из кармана халата и, набрав номер телефона главного лицедея страны, раздраженно поднес его к уху…

* * *

Яйцеголовый мужчина, разговаривая по сотовой связи, ерзал в кресле и прилежно стирал с огромной лысины выступающий пот. Настроение было окончательно испорчено, и, даже более того, в душу закрадывалось беспокойство, смешанное с чувством опасности и страха.

— Ты что, из меня лоха думал сделать?! — орал по мобильному телефону собеседник. — Ты что мне подсунул, мудила?! Вместо оригинала — фальшивку?!

Высокопоставленный чиновник с трудом проглотил накативший комок и, промокнув лысину уже влажным носовым платком, слегка заикаясь, возразил:

— Как «фальшивку»? Не может быть!

— Может!

— Но картина висела в музее, — оправдывался чиновник.

— Значит, Миша, бардак у тебя в музее творится! — сказал воровской авторитет. — Или кто-то обскакал тебя на повороте, дорогой ты мой! Оказался, так сказать, проворнее и оставил в дураках тебя, а заодно и меня!

Чиновник озадаченно нахмурил густые брови и почесал затылок.

— Хорошо, Сан Саныч, я разберусь! — пообещал он.

— Разберись, Миша, непременно разберись и сделай это в ближайшее время, — с угрозой в голосе произнес собеседник. — И помни: не для того мы вкладывали в тебя такие бабки, чтобы ты балерин щупал и варежкой торговал!

Высокопоставленный чиновник вздохнул.

— Обещаю, Сан Саныч, что непременно разберусь, — заверил он, — вот прямо сейчас и начну!

— Разберись, дорогой, иначе я за это возьмусь, — сухо произнес собеседник, — а мне, Миша, не хотелось бы брать грех на душу!

— Я понял, Сан Саныч…

Однако вор в законе уже не слушал собеседника и отключил мобильный телефон. Михаил Николаевич снова сглотнул набежавшую слюну и принялся тереть мокрым платком раскрасневшуюся лысину, все еще недоумевая, как в музее могла оказаться копия вместо оригинала…

— И на кой хрен я согласился сесть в это кресло?! — раздраженно воскликнул министр культуры и резко встал. — Видишь ли, славы и власти захотелось! Ни славы, ни власти, один геморрой да головная боль…

Покусывая полные губы и почесывая огромную лысину, он нервно зашагал по просторному кабинету.

— Сидел бы я в театре, — бормотал мужчина, — играл бы характерные роли, писал бы детские пьески, статьи в журналы, получал бы свои бабки и не дергался в холодном поту по ночам!

Министр вернулся к столу и, усевшись в кожаное кресло, стал соображать, случилось, что из музея вместо оригинала похитили копию картины…

Глава 3. Иван открыл глаза

В Музее искусств народов Востока на Суворовском бульваре, 12а было в это позднее время суетно и хлопотно. Наутро открывалась выставка молодого, но модного художника-абстракциониста, которую организовывало Министерство культуры Российской Федерации…

* * *

Невысокого роста блондин вышел из подвального помещения, где располагалась реставрационная мастерская. Время было позднее, но Иван Павловец, — штатный художник-реставратор, частенько задерживался на рабочем месте. Сегодня он решил пораньше закончить работу и, закрыв мастерскую на ключ, принес его на вахту, где дремал охранник.

— Микола, проснись, — усмехнувшись, громко сказал художник, — сало украли!

Здоровенный усатый парень подскочил и растерянно осмотрелся. Потом провел ногтем по черным усам и, снисходительно посмотрев на усталого весельчака, постучал указательным пальцем себя по лбу.

— Ты шо?! — возмущенно пробурчал он.

— Шо-шо, — передразнил светловолосый мужчина, — спать на посту меньше нужно! Да еще и когда светло на улице.

— Не твое дело, — хриплым со сна голосом ответил хохол. — Ты поразгружай вагоны целый день, тогда я посмотрю на тебя!

Иван усмехнулся и философски заметил:

— Это уж кто на что учился, Микола!

— Не дури голову, Ваня, — сказал хохол, — сдал ключи и топай домой.

Он небрежно махнул рукой и бережно положил свою коротко стриженную голову на скрещенные ладони.

— Ладно, не обижайся, Микола, — добродушно и примирительно сказал художник-реставратор и спросил: — А выставку этого… как его… Аташинго уже оформили?

Хохол поднял голову.

— Почти закончили, — ответил он, — остались мелочи. Думаю, через час все разбегутся по домам.

— Начальство здесь? — поинтересовался художник.

— Директор недавно ушел домой, — сообщил хохол, — а его заместитель где-то здесь бегает.

— Тогда я делаю ноги, — сказал Павловец. — Как говорят, подальше от начальства, поближе к кухне.

— Иногда полезно и показаться на глаза начальству, чтобы оно само тебя не искало, — назидательно заметил охранник.

Павловец нахмурил брови и задумчиво почесал затылок. Потом развернулся, чтобы отправиться к выходу, однако остановился.

— А может быть, Микола, ты и прав, — согласился художник-реставратор, — один раз мелькнешь, а помнят целый день.

— Главное, Ваня, чтобы не проклинали целый день, — усмехнувшись, изрек хохол.

— Типун тебе на язык! — проворчал Павловец и зашагал по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж.

Широкоплечий охранник бросил равнодушный и ленивый взгляд вслед художнику и, еще раз потянувшись, осел в кресле.

* * *

Микола оказался прав: работники музея почти закончили расставлять полотна Аташинго, которого Павловец и за художника-то не считал, хотя не высказывал своего отношения к нему, чтобы не нажить врагов среди начальства.

— Ишь как стараются, — пробурчал реставратор, — видно, устроители выставки немало бабла отвалили.

Павловец прекрасно знал, как из посредственного, а то и дерьмового художника делают «гения» или, в крайнем случае, модного живописца. Он остановился перед одной из картин Аташинго и презрительно сморщился.

— Вот же дерьмо! — прошептал художник-реставратор, качая головой.

Он хотел было уже направиться к выходу из музея, но, оказавшись возле зала русской живописи, решил взглянуть на настоящее, а не пиарное искусство.

— Нужно вдохнуть свежего воздуха, — сказал он себе и, войдя в зал, остановился возле картины Гагарина, висевшей у входа.

Однако, бросив на полотно пристальный взгляд, Павловец в ужасе выпучил глаза: вместо оригинала на стене висела копия, которую написал не кто иной, как он.

— Черт подери! — изумленно присвистнул художник-реставратор. — Что это значит? А где оригинал?

Он постоял еще несколько минут, но, так и не найдя ответа на поставленный вопрос, отправился на вахту. Спустившись по лестнице, Павловец подошел к застекленному отсеку и снял трубку с аппарата.

— Что случилось, Ваня? — удивленно спросил Микола.

Павловец махнул рукой:

— Ничего!

Поспешно набрав номер телефона директора музея Варенцова, он застыл в ожидании. Через несколько секунд в телефонной трубке послышался глуховатый мужской голос:

— Варенцов у телефона.

Павловец, набрав воздуха в легкие, выпалил:

— Вениамин Александрович, это что за чертовщина?!

На связи возникла пауза.

— Это кто?

— Это Иван Павловец!

— Так что случилось? — спросил директор музея.

— Это вы мне скажите, что случилось, Вениамин Александрович… — потребовал Павловец. — Почему вместо полотна Гагарина в нашем музее висит моя копия?

Некоторая заминка тут же прервалась вопросом Варенцова:

— Откуда там твоя копия?

Павловец передернул плечами:

— А я почем знаю?

— Так, Ваня, подожди… — попросил Вениамин Александрович, собираясь с мыслями.

Микола, которому надоело слушать о том, что его совершенно не интересовало, вышел на крыльцо и закурил сигарету. Курил он недолго, но, когда вернулся на рабочее место, разговор между Павловцом и Варенцовым уже подошел к концу.

— Хорошо, Вениамин Александрович, надеюсь, что вы разберетесь, — уже более спокойным тоном произнес Павловец и повесил трубку.

Охранник, кашлянув в кулак, вопросительно посмотрел на художника:

— Так шо случилось, Ваня?

— Шо-шо, — передразнил художник-реставратор охранника, — спать меньше надо!

Хохол удивленно посмотрел на раскрасневшегося художника, а тот, ничего не объясняя, раздраженно махнул рукой и зашагал прочь из музея.

— Вот же Иванушка-дурачок, — незлобиво прошептал здоровяк и, достав из ящика журнал, стал листать его, рассматривая фотографии.

Однако спокойно посмотреть журнал охраннику не удалось. Завидев спускавшегося по лестнице Белявского — заместителя директора музея, Микола спрятал журнал и встал из-за стола.

— Закончили, Анатолий Алексеевич? — улыбнулся он невысокого роста лысоватому мужчине.

— Добили! — сказал Белявский и тут же добавил: — А куда денешься? Завтра столько народу понаедет в первой половине дня… Сам министр культуры обещал быть!

— Это серьезно, Анатолий Алексеевич, — почтительно покачал головой Микола.

— Еще бы, — сказал Белявский и положил на стол ключ от своего кабинета. — Кто-нибудь звонил?

Микола не понял вопроса.

— В смысле, Анатолий Алексеевич? — спросил он.

— Что значит «в смысле»? — переспросил Белявский.

— Ну, сюда звонили или отсюда? — пояснил охранник.

— И сюда и отсюда, — не вникая в суть, нахмурился Анатолий Алексеевич.

— Сюда никто не звонил, — сообщил Микола, — а отсюда звонил Павловец директору…

Белявский покосился на охранника:

— А чего он звонил?

Микола замялся на мгновение, но тут же выложил то, что слышал:

— Он жаловался на какую-то картину, которая висит…

Анатолий Алексеевич посмотрел на охранника и угрожающе сдвинул брови.

— На какую картину?

— Кажется, на картину Гагарина, — ответил охранник, — но точно не помню.

Белявский бросил на подчиненного ему работника музея пренебрежительный взгляд и укоризненно покачал лысоватой головой.

— Микола, Микола… — протяжно и раздраженно сказал он, — почти целый год работаешь в музее, а не знаешь художников, которые выставлены у нас!

Парень виновато развел руками:

— Я ж, я ж… — передразнил украинца заместитель директора.

Однако он не стал распекать охранника, а, перекинувшись с ним еще несколькими пустыми фразами, быстрым шагом направился к выходу из музея…

* * *

Пожилой, но спортивного телосложения мужчина собирался было уже лечь спать, но его планы неожиданно поменялись. Накинув черный махровый халат на голый торс, директор музея сел за письменный стол.

— Черт возьми, эдак можно и в тюрьму угодить! — обеспокоенно произнес он.

Варенцов был сильно встревожен звонком художника-реставратора Ивана Павловца и лихорадочно соображал, что ему предпринять в данной ситуации.

— Это ж надо так по-глупому вляпаться! — заскрежетав зубами, гневно прошептал Варенцов. — Что же делать?!

Однако ничего путного в тот момент в голову Варенцову не пришло, и, он недолго думая, достал сотовый аппарат и набрал номер телефона министра культуры Российской Федерации…

Глава 4. Таможня

Автолюбители и туристы в тот день выбрали не самое удачное время для пересечения белорусско-польской границы на Брестской таможне. Автомашин было не очень много, и поэтому таможенники могли позволить себе добросовестную проверку автомобилей и людей.

* * *

Капитан Макаревич в этот поздний вечер была не в духе. Впрочем, такое ее настроение никогда негативно не сказывалось на ее профессиональных обязанностях.

Макаревич сидела в служебном помещении за столом и просматривала документы. Вошел молодой таможенник.

— Янина Руслановна, — произнес парень, — нужна ваша помощь.

Капитан подняла светловолосую голову:

— В чем?

Таможенник кивнул в сторону окна, где стоял на терминале микроавтобус:

— Московский театр едет на гастроли, а там у него картины. Говорят, что это декорации, а я в изобразительном искусстве не очень-то разбираюсь. Вы ведь, как-никак, в Суриковском училище учились… Может быть, посмотрите на эти декорации, а то вдруг что-нибудь ценное вывозят.

— Не можете вы без меня, Виталий, и шагу ступить, — со вздохом произнесла Макаревич.

— Так куда же от такой красивой женщины денешься, — улыбнулся паренек.

— Ладно, Виталий, вы там подготовьте эти картины-декорации, чтобы я не лазила, как мартышка, по салону автомашины, — сказала Янина Руслановна, — а я через пару минут подойду.

— Слушаюсь!

Виталий вновь улыбнулся и вышел.

— Вот черт! — вздохнула женщина. — Нужно этого красавчика подвязать на поводок, пока я еще совсем не развалилась.

Макаревич отложила бумаги и, достав из сумочки зеркальце, посмотрелась в него. Потом поправила белокурую прядь и, удовлетворенная своим видом, встала из-за стола.

— Ну что, пани Янина, ваш выход, — слегка усмехнувшись, произнесла она, — кавалеры заждались!

Когда женщина подошла к микроавтобусу, где находились картины, стоявшие рядом с машиной мужчины повернулись к ней.

— Девушка, ну что это за волокита! — обиженно воскликнул пожилой толстый водитель. — Театр едет на гастроли, а вы тут из нас контрабандистов творите. Это обычные декорации для интерьера спектакля…

Янина Руслановна смерила толстяка строгим взглядом и сказала:

— Во-первых, гражданин, я вам не девушка, а госпожа капитан… А во-вторых, не волнуйтесь, разберемся.

Водитель микроавтобуса сглотнул слюну, однако придержал язык и, достав сигарету, закурил.

— Разбирайтесь… — только и выдавил он. Янина Руслановна и в самом деле училась в Суриковском художественном училище, но по причине беременности была вынуждена оставить учебу, однако, как говорится, талант не пропьешь, и навыки и знания у способной, но несостоявшейся художницы имелись в достатке.

— Разберемся, — рассматривая полотна, предназначенные для интерьерного сопровождения сцен в спектакле, спокойно повторила Макаревич.

Туристы и водители без особого интереса наблюдали за тем, что происходило возле микроавтобуса, просто убивали время. Однако были две пары внимательных глаз, хозяева которых были весьма заинтересованы в положительном разрешении спорного вопроса.

— Чего она прицепилась к нему? — дымя сигаретой, спросил плотный рыжеволосый мужчина у своего узкоглазого и смуглолицего товарища.

Смуглолицый вышел из салона черного джипа и недовольно поморщился.

— Работа у нее такая, — сказал он, не отводя пристального взгляда от микроавтобуса.

Рыжеволосый бугай осклабился.

— Видно, никто не топчет эту курочку, — мечтательно вздохнул он, — вот и зверствует баба на работе!

— Сейчас я посмотрю, как ты будешь себя вести на работе, — произнес узкоглазый. — Приготовься-ка на всякий случай!

Рыжеволосый по тону товарища понял, что дело пошло не столь гладко, как ожидалось, и, смахнув с лица ухмылку, стал наблюдать за таможенниками и нервным водителем.

— Виталик, подай-ка мне этот сверток, — заметив нечто, небрежно завернутое в тряпку, попросила капитан таможенника.

Молодой человек подал требуемое:

— Держите…

Женщина развернула полотно и, протяжно вздохнув, кивнула:

— Гагарин!

— Что? — переспросил молодой человек.

— Я говорю, что это работа художника Гагарина, — пояснила капитан.

У таможенника округлились и загорелись хищным огоньком глаза.

— Подлинник?

— Ну откуда, Виталик, тут будет оригинал мастера, — усмехнулась симпатичная таможенница, — подделка, а иными словами копия.

Капитан Макаревич скрутила полотно в трубочку, и вдруг ее нежные пальчики дернулись. Текстура холста обратной стороны картины не очень-то походила на новую, и это насторожило бывшую студентку Суриковского училища.

— Странно…

Янина Руслановна снова развернула полотно и внимательно посмотрела на изображение, однако ей не хватало света, и капитан сказала коллеге:

— Виталик, я думаю, что этот холст нужно отправить на экспертизу…

Парень улыбнулся:

— Так я был прав?

— Не знаю, — ответила капитан Макаревич, — здесь тусклый свет. Я заскочу на минуту в помещение, получше рассмотрю и позвоню командиру.

Виталий мотнул головой:

— Хорошо.

— А ты присмотри за этим водителем, — кивнула в сторону толстяка женщина.

— Понял.

Янина Руслановна улыбнулась молодому человеку и направилась к пункту, слегка покачивая крутыми бедрами.

— Да… — проводив взглядом аппетитную фигуру Янины Руслановны, тихо прошептал симпатичный молодой человек. — Вот это женщина!

— Служивый, вызывай «скорую помощь», человеку плохо! — раздался вдруг глухой бас рыжеволосого мужчины.

Виталий обернулся и увидел, как толстый водитель, схватившись рукой за сердце, жадно хватает прохладный ночной воздух пухлыми губами.

— Да че ты стоишь, командир?! — повысил голос узкоглазый. — Действуй! Ты что, не видишь — человек умирает!

Таможенник молча тряхнул головой и побежал к таможенному пункту…

* * *

Янина Руслановна, войдя в служебное помещение, развернула холст и пристально вгляделась в картину.

— Странно… — задумчиво прошептала миловидная таможенница. — На безделицу непохоже…

Макаревич потерла уголок холста, потом подковырнула ногтем кусочек краски с краю, но так и не пришла ни к какому определенному заключению.

— Тут, голубушка, на глаз не определишь, — сказала она себе, — пусть эксперты голову ломают! Как говорится, лучше ошибиться, чем проморгать шедевр.

Янина Руслановна сняла трубку с телефонного аппарата, чтобы позвонить начальнику, однако не успела этого сделать. Дверь отворилась, и в помещение влетел бледный Виталий:

— Товарищ капитан, там водитель…

Макаревич удивленно посмотрела на побелевшего таможенника.

— Что «водитель»? — недоуменно переспросила она.

— Умер! — воскликнул молодой человек и тут же добавил: — Кажется…

Блондинка сдвинула брови:

— Так умер или кажется?

Виталий неуверенно пожал крепкими плечами:

— Не знаю…

Капитан Макаревич раздраженно махнула рукой и, надев пилотку на голову, скомандовала:

— Идем!

Таможенники быстро вышли на улицу и увидели бездыханное тело толстого водителя, возле которого постепенно скапливались люди. Однако узкоглазого азиата и рыжеволосого бугая рядом не было видно. В ночной тиши исчез и черный джип…