Банда возвращается

Андрей Воронин

Офицер ФСБ Александр Бондаревич по прозвищу Банда получает новое задание – расследовать цепь преступлений, совершенных в Кремле. Но кремлевские кабинеты иногда опаснее любых бандитских притонов. Могущественные преступники не выбирают средств, ставка в игре – судьба России. Победитель получит все, а проигравший просто погибнет.

Глава 3

Коридоры кончаются стенками

Бондарович и Макарова,

10 часов ночи,

23 марта 1996 года,

Кремль

Когда за Кожиновым закрылась дверь, оставшиеся с минуту стояли в молчании. Девушка — то бишь лейтенант Макарова — сосредоточенно просматривала свои записи в блокноте; Репека прислонился спиной к кафельной стене и, судя по мелькнувшему мечтательному выражению на лице, думал о чем-то постороннем; Секретарь Совета безопасности все еще раздраженно смотрел в ту сторону, куда ушел Кожинов… Или внимание его привлекала дверь?

Александр несколько секунд прощупывал Секретаря взглядом:

«Красивый дядя! Благородные черты; приятная — украшающая — седина. Волевое лицо… Такие всегда при власти, даже если не обладают никакими способностями, даже если совершенно бездарны; таких тянет внешность — представительная, впечатляющая, запоминающаяся; такие при необходимости могут нравиться… Да, они всегда будут при власти, — хоть маленькой, но при ней. Как при кормушке… А у Секретаря Совета безопасности власть большая».

Бондарович отвернулся. Он устал, он был раздражен. И переносил свое раздражение на всех, кто оказывался рядом. Давно пора было взять себя в руки…

— Послушай, майор, — Поливода решил за неимением лучшего воспользоваться тем, что есть. — Как у члена следственной бригады у тебя имеются определенные права…

Бондарович наконец взял себя в руки. Он повернулся к Секретарю всем корпусом и едва не щелкнул каблуками:

— Так точно, товарищ генерал-полковник.

Секретарь Совета безопасности слегка удивился неожиданному переходу майора к уставным отношениям. Однако Бондарович твердо смотрел ему в переносицу, выражая всем своим видом полную лояльность.

Поливода подошел ближе:

— Генерал Кожинов, кажется, считает это происшествие внутренним делом Кремля и не собирается никого подпускать к нему на пушечный выстрел.

Александр вскинул брови, но ничего не сказал.

Секретарь Совета безопасности продолжал каким-то вкрадчивым голосом:

— Однако в условиях чеченского конфликта и приближающихся выборов этот случай подрывает престиж Президента и становится вопросом поистине национальной безопасности, — Секретарь сделал значительную паузу, за время которой майор мог осознать всю меру своей ответственности и оказанного ему доверия. — Поэтому я вменяю вам в обязанность ежедневно два раза, или даже чаще — по мере необходимости — докладывать мне о результатах вашей работы. В этом случае я смогу оказать вам — специалисту, бесспорно, опытному и инициативному — оперативную поддержку.

Банда мысленно чертыхнулся; этого ему еще не хватало:

— Следственная бригада, товарищ генерал-полковник, в интересах дела работает независимо от кого-либо, о результатах своей деятельности докладывает только непосредственному начальству и не имеет права разглашать кому бы то ни было следственные секреты. Господин Президент объявил о своем непосредственном контроле за действиями бригады, поэтому вам следует решать вопрос о вашем регулярном информировании через генерала Щербакова, или через председателя ФСБ, или через Президента, — все это Бондарович оттарабанил на одном дыхании и снова уставился в переносицу Поливоде.

Тот побледнел и покачнулся.

— Ваньку валяешь, майор? Ты часом не собрался стать капитаном? — Секретарь с силой хлопнул дверью.

Бондарович остался с двумя разнополыми лейтенантами. Он устало подошел к креслу и уселся в него, закурил. Его примеру никто не последовал.

Александр подумал: что-что, а остаться незамеченным высоким начальством ему не удалось. Он усмехнулся этой мысли.

— Похоже, я произвел на дедушек не слишком благоприятное впечатление, — сказал он, глядя на девушку.

Банда уже заметил, как она хороша. И успел подумать, что от такой красотки на такой службе, должно быть, не очень-то много проку; впрочем, генералу Кожинову видней… А может, у девочки протеже… Еще Александр заметил, что девушка не почувствовала себя неуверенно под его пристальным изучающим взглядом, — она неплохо владела собой.

Посмотрела на него с прохладцей — как на человека, напрочь лишенного чувства такта:

— Руководителем объединенной следственной группы по делу об убийстве Виктора Смоленцева назначен распоряжением Президента Наум Степанович Кожинов, с которым вы говорили, — размеренно сообщила она.

— Я понял, — сидя в удобном кресле, Банда все еще оглядывал девушку.

— Поняли до того, как спросили, — утвердительно произнесла Виктория. — Остается непонятным: какого эффекта вы добивались?

Александр улыбнулся:

— Хотел уточнить — всего лишь.

Она смотрела на него изучающе; не поверила:

— Дело имеет ярко выраженный политический аспект и беспрецедентно по характеру. В этих условиях было логично доверить его ведение человеку, которому Президент безусловно и полностью доверяет. Именно этот человек сможет учесть все политические последствия своих действий.

— А Поливода? — Александр почувствовал, как на него все больше наваливается усталость; этот длинный день прошел в суматохе.

— Секретарь Совета злопамятен, — девушка оглянулась на дверь, прошлась по комнате; она чувствовала себя спокойно под пристальным оценивающим взглядом; впрочем, с такими данными, как у нее, можно было чувствовать себя спокойно под любым взглядом — даже под взглядом искушенного Славы Зайцева. — В общем, вам не стоило так себя вести…

— Как? — Александр помимо воли улыбнулся, женщина напоминала ему теперь молодую строгую учительницу.

Девушка предпочла уйти от ответа:

— Я оставлю свое мнение при себе, товарищ майор.

— Хорошо. Как вас зовут?

— Виктория Васильевна.

— Я хочу взять у лейтенанта свидетельские показания для того, чтобы войти в курс дела, — Бондарович все еще смотрел на нее снизу вверх, из кресла, и ее это, похоже, устраивало. — Вы можете на некоторое время отвлечься на свои дела.

— Я поняла. Я подготовлю вам часть документов, которые понадобятся. Через какое время мне вернуться?

— Надолго не пропадайте. Но минут десять-пятнадцать нам точно потребуется. Да вы мне не мешаете, даже наоборот… Тем более что комната прослушивается, просто я экономлю ваше драгоценное время, — Бондарович устало улыбнулся ей. — До встречи!..

— Благодарю, — Виктория ушла.

Банда взглянул на Репеку и тихонько помассировал себе глаза. На Александра угнетающе действовала обстановка в Кремле; и не только потому, что здесь недавно произошло убийство, и даже не столько потому, — сам дух властных учреждений Александру претил. В таких учреждениях он чувствовал себя картинкой, заключенной в дубовую рамку. Рамка давила — давила на грудь. И как бы мешала дышать… А Александр Бондарович всегда достаточно ревниво следил за своей независимостью — в том числе и за независимостью от непосредственного начальства, нравилось это тому или нет. Он был высококлассный специалист, и с его индивидуальными особенностями вынуждены были мириться, если, конечно, хотели его способности использовать…

— Садитесь, лейтенант Репека, — Бондарович указал на кресло напротив. — Скажите, пожалуйста, где вы находились во время преступления?

Лейтенанта, очевидно, смутил столь вежливый тон:

— В машине, а потом возле выхода из блока, в холле на контроле.

— Вас кто-то вызвал?

Лейтенант сел в предложенное ему кресло:

— Нет, я вернулся, выполнив поручение, и занял свое место.

— Какого рода поручение? — Александр все еще массировал себе глазные яблоки.

— Эти сведения я могу дать только с разрешения…

–…Кожинова, — завершил за него Бондарович. — Я понял… Фиксируется фамилия посетителя и время каждого прихода и ухода отдельно?

— По правилам — да.

— Ав реальности? — зацепился Александр, без особой, правда, надежды выяснить что-либо значительное, прошедшее мимо внимания других.

Репека отвечал обстоятельно и точно:

— Когда выходит относительно большая группа, мы фиксируем только номер карточки и очередность прохода. Время потом проставляется приблизительно.

— Сколько человек присутствовало на совещании?

— Двадцать семь.

— А всего было в блоке?

— Восемьдесят четыре. Вам скоро дадут список.

— Таким образом, с совещания люди выходили одним сплошным потоком?

— Сначала большая группа. А потом по одному, по двое следовали задержавшиеся.

— И мы можем установить очередность выхода, но не точное время?

— Да.

— Это можно узнать, только просмотрев видеопленку? — это была уловка: не проговорится ли лейтенант, не выдаст ли что-нибудь на блюдечке.

— Вопрос к Кожинову…

–…Президенту и Госдуме, я уже слышал, — разочарованно вздохнул Банда. — В ваши обязанности входит регулярная проверка сортиров?

— Нет, я зашел, так сказать, по собственной инициативе, — Репека за словом в карман не лез.

— По нужде, то есть.

Репека пожал плечами:

— Может, и так.

— Смоленцева убили в кабинке?

— Нет, его тащили туда, — лейтенант кивнул в сторону туалетной комнаты, — на полу остались капли крови, а тело было брошено ничком на унитаз.

— Ноги не торчали?

— Нет, там достаточное расстояние до двери.

— Хорошо, все это я увижу по фотографиям. Что вы предприняли дальше?

— Достал пистолет и проверил остальные кабинки, затем сообщил о происшествии по команде.

Банда оживился:

— Кому именно?

Последовала почти неуловимая пауза:

— Я находился на тот момент в оперативном подчинении у лейтенанта Макаровой, ей и сообщил.

— А она?

— Она через несколько секунд прибыла сюда.

— Дальше.

— Макарова отослала меня к Кожинову, а сама осталась дежурить здесь. Я побежал.

Тон Александра не демонстрировал особого интереса; все это были, можно сказать, рутинные вопросы:

— Побежали?.. Почему нельзя было просто сообщить по переговорнику?

— Услышали бы посторонние, нет связи, которая бы работала только с Кожиновым.

— А телефон?

— Тоже кто-то услышал бы…

Бондарович сообразил:

–…и в записи осталось бы на прослушивании. Понятно. Потом ты прибежал с Кожиновым, и все закрутилось.

— Именно так.

— Ясно… Как был убит Смоленцев?

Наверное, Репеке этот вопрос задавали сегодня уже не один раз. Лейтенант отвечал почти механически:

— Мне кажется, ему треснули по голове тяжелой стеклянной пепельницей, а потом перетаскивали в кабинку туалета и повредили шею, он был крупный человек. Или ломали шею специально, чтобы добить.

— Где была пепельница?

— Обычно, понятное дело, стояла на столике между креслами. Вот тут, — он указал рукой. — А когда я вошел, она валялась на одном из кресел. Есть снимки, сами увидите.

Вытянув ноги под столик, Бондарович расслабился. Он хотел использовать эти несколько минут разговора с Репекой еще и для того, чтобы хоть немного отдохнуть…

— Понятно: в одном из кресел… А дверь?

— Какую вы имеете в виду дверь?

— Из курилки в коридор.

— Эта дверь была закрыта. Точнее притворена… Поскольку она на пружине, то всегда в таком положении…

В курилку вернулась Виктория.

Александр сразу ощутил, что от девушки повеяло некоей свежестью — волнующей, можно сказать, свежестью. А еще можно сказать — как бы весной. Всякой молодой девушке подошел бы этот аромат… Вероятно, Виктория воспользовалась каким-то очень редким благородным дезодорантом.

Девушка остановилась у столика:

— Разрешите? Вот список лиц, присутствовавших во время убийства на этаже, — она протянула Александру распечатку. — А это ваше удостоверение члена следовательской группы и пропуск в четвертый госпиталь.

— Спасибо. Я вам признателен, — он глянул в пропуск, потом бросил на девушку благодарный взгляд; и сам удивился: взгляд его получился очень искренним.

— Вы уже закончили? — она спокойно смотрела в глаза Бондаровичу.

— Расследование? Пока нет.

— Вы всегда шутите на месте убийства? — Виктория не была склонна улыбаться.

— Да, такой уж я весельчак, — Бондарович потер лицо ладонями. — Не подумайте только, что у меня неадекватная реакция. Это срабатывает своего рода защитный механизм… Куда мы направимся дальше?

Ему казалась все симпатичней эта девушка. Сдержанность ее, умение держать себя в руках просто не могли не подкупать.

Виктория сделала движение к двери:

— В рабочую комнату, там получите остальные документы, и там же — все свежие сведения.

— А кофе?

— Да, конечно, — на почти неуловимое мгновение глаза девушки стали удивительно уютными.

«Прямо обалдеть», — поставил себе диагноз Банда и поднялся из кресла:

— Тогда пойдемте.

Виктория Макарова обернулась к своему напарнику, спросила Александра:

— Лейтенант Репека вам еще нужен?

— Нет.

— Отправляйся домой, Николай, — тихим мягким голосом велела Виктория. — Отдохни и завтра к восьми.

Они пошли бесконечными кремлевскими коридорами. Теперь коридоры по большей части были пустыми. Женщина шла чуть впереди и справа от Александра, указывая дорогу. Шла довольно быстро и уверенно. Бондарович, у которого был наметанный глаз, обратил внимание на некую неправильность в том, как на ней сидит пиджак.

— Что это у вас под левым плечом морщит пиджак? Плохой портной или «волына»?

— Что? — удивилась Виктория.

— «Волына» — это пистолет на языке моих клиентов. Я по долгу службы в основном не с кремлевскими генералами общаюсь, а с «братвой».

Девушка чуть замедлила шаг:

— Это «волына», по-вашему.

— И вы из нее, простите, стреляете? Не для виду носите? «Макаров», наверное? — все острил Александр; такое у него было настроение. — Фамильный?

— Да, приходилось, — спокойно подтвердила Макарова, продолжая указывать дорогу. — А шутка про мою фамилию, как вы понимаете, второй свежести…

–…и последней, — подхватил Бондарович цитату.

«Господи, — подумалось ему, — что это меня сегодня несет? И чего я к ней привязался?.. Должно быть, понравилась девица… запала. Что ж, бывает! Но почему опять раздражаюсь? Ах, да! Чертовы кремлевские игры…»

— Как ни странно, это мое любимое занятие, — слегка потупившись, сказала Виктория. — И, наверное, единственное, что я умею делать хорошо.

— Вот как? — ничего умнее этого замечания у Александра не придумалось.

Ему показалось, что девушка взглянула на него насмешливо. Или лукаво?

— Да вы наверняка знаете об этом, Александр Владимирович, просто не вытащили из памяти, где слышали мою фамилию.

— Я о вас знаю?..

Александр встрепенулся, и несколько секунд в его голове происходил отсев данных.

— Ну конечно, — с облегчением воскликнул он, хлопнув себя по лбу ладонью. — Виктория Макарова, чемпион Европы и чемпион мира по стендовой стрельбе!

Она позволила себе тихо засмеяться:

— Вот видите!

— А я вас зачем-то подначиваю насчет стрельбы. Вы же родились ковбоем, — Бондарович взглянул на девушку с уважением. — Я вам признаюсь. И может, это послужит оправданием… Меня просто раздражают эти чертовы политические игры. Чувствую себя не в своей тарелке.

Виктория, мельком оглянувшись на спутника, слегка улыбнулась. Лицо ее, оставшись на мгновение без отчужденной официальной маски, сделалось вдруг опять по-настоящему красивым. Как все-таки выражение лица меняет человека! Как красит женщину улыбка!..

Девушка сказала:

— Вот видите, вы и без кофе проснулись.

— Спасибо. Дадите автограф? — Банда и не думал флиртовать; он знал, что через два — три дня следствие закончится, и он эту девицу больше не встретит и быстро выкинет ее из головы; сколько уже встречалось у него на жизненном пути таких красивых и миленьких девиц!..

— И не один, а на всех ваших бумагах.

Да, в остроумии ей не откажешь…

В довольно тесной комнате хлопотали человек восемь.

Усадив Александра за один из столов, Виктория включила кофеварку, которая вскоре начала клокотать, будто маленький вулкан. Александр вспомнил, что ему сегодня даже поужинать не пришлось. А пообедать?.. Поэтому он с удовольствием поглядывал в сторону кофеварки.

Собрав у сотрудников несколько бумаг, копии которых были необходимы майору ФСБ, Виктория подошла к нему:

— Распишитесь, пожалуйста, на протоколах. Мы уже говорили об этом…

Бондарович вместо того, чтобы просто поставить свою подпись, везде сделал надпись:

Конец ознакомительного фрагмента.