Фагоцит. За себя и за того парня

Андрей Величко, 2018

Шестидесятые годы двадцатого века, Советский Союз. Лучшие годы страны. Время, когда люди поверили в светлое будущее, когда жизнь с каждым годом становилась лучше… или время, когда окончательно сформировались основные факторы будущего развала СССР – полнейшая деградация партии, криминализация торговли, неповоротливость планового хозяйства, разочарование народа в коммунистических лозунгах и многое другое? Вопрос непростой, но нашему современнику придется в нем разобраться – ведь ему же теперь там жить.

Глава 8

В ридере, который я оставил Ефремову вместе с зарядкой и наушниками, были написанные позднее его романы «Час быка» и «Таис Афинская». Раз уж он это однажды написал, то зачем ему сейчас тратить время на то же самое? Пусть лучше сочинит что-нибудь еще, чего он не успел в прошлом времени Виктора Антонова. Или улучшит эти книги, что тоже неплохо.

Кроме ефремовских романов там был еще «Незнайка на Луне» — с моей точки зрения, прямо-таки провидческое произведение. Кстати, многие ли помнят, чем оно закончилось? Я, например, помню. Скинув власть всяких там Скуперфильдов, лунные коротышки пошли практически по пути Китая в конце двадцатого — начале двадцать первого веков! Даже и не подумав отменять деньги или ограничить их функции, а просто кое-где, но не везде, заменив индивидуальную частную собственность на средства производства кооперативной и акционерной. Вот такой финал у меня вызывает сильное подозрение, что на самом деле это ни фига не детская книга. Как и «Солнечный город», в котором блестяще показана принципиальная неустойчивость классического коммунизма. Чуть его толкни — рухнет и развалится, если не случится чуда. Просто удивительно, что такое пропустила цензура. Ну и подборка фантастики из двадцать первого века. Как лучшей, так и худшей (с моей точки зрения худшей, но почему-то пользующейся устойчивым спросом), и кое-что из музыки.

Мы договорились, что следующая встреча будет через две недели, примерно столько Ивану Антоновичу понадобится на изучение содержимого букридера. Ну, а если у кого-нибудь возникнет надобность во встрече раньше, то я дал Ефремовым свой адрес и рабочий телефон. Домашнего у меня, ясное дело, не было, но, что меня удивило, у Ефремовых тоже.

— Мы же недавно сюда переехали, еще и года не прошло, — объяснила Таисия. — Обещали поставить в начале шестьдесят четвертого.

А вообще-то их дом стоял на противоположной от ФИАНа стороне тихой, коротенькой и неширокой улицы Губкина, еще недавно называвшейся Второй Академической. Так что я к ним при необходимости мог заскочить в любое время и быстро.

Ну, а вернувшись домой после знакомства с писателем и его супругой, я от избытка энергии взял лопату, позвал Джульку, и мы с ним пошли копать яму под окном.

Дело было в том, что я все-таки решил — покупать буду именно «Яву». Однако не знаю, как в начале шестидесятых, но в начале семидесятых бросить такой мотоцикл на улице столицы означало высокий риск быстро лишиться аккумулятора, генератора и еще чего-нибудь по мелочи, это в лучшем случае. Но мог исчезнуть и весь мотоцикл. Причем это касалось только «Яв»! Ту же «Макаку» можно было оставлять где угодно, она никого не интересовала. Ни по частям, ни целиком.

Помнится, один мой знакомый решил пересесть с в хлам убитого М-104 на «Яву». Продавать свое убоище он не стал, а пошел в Госстрах. И там вполне официально его застраховал от угона. Никакого криминала — у них были формулы, где в зависимости от года выпуска и пробега можно было получить вилку страховой суммы. Знакомому ее установили ближе к нижнему пределу, но даже так получалось раза в полтора больше, чем дал бы за эту «Макаку» самый щедрый покупатель.

И, значит, она месяц торчала на самом видном месте двора, причем так, что ее можно было заметить и с улицы, но никто на нее не покусился.

Тогда парень ранним утром сел в седло и смог хоть и за целый световой день, с двумя ремонтами в дороге, но все же доехать до Загорска, где у него жила бабка, — и бросил свой транспорт уже там. В Загорске народ оказался попроще, не такие снобы, как в Москве, и мотоцикл был украден на шестую ночь.

Поэтому я на всякий случай еще неделю назад съездил туда, где скоро будет открыто метро «Проспект Вернадского», но пока там еще стройка, и, быстро договорившись с рабочими, заказал им сварную конструкцию из толстой арматуры, напоминающую корзину, только с длинной, почти метровой ручкой. А позавчера настало время забирать заказанное. Я отдал оговоренную пятерку и добавил за качество и скорость исполнения бутылку водки, причем «Столичной», а не «Московской». В ответ мне принесли треть мешка сухого цемента, сказав, что так получится надежней, чем просто закопать этот якорь для мотоцикла в землю. Хоть и с трудом, но мне удалось увезти все это домой на мопеде, но все равно пришлось ехать на стройку еще раз — за битыми кирпичами.

И вот яма выкопана. Я засунул туда «корзину», накидал кирпичей, плюхнул раствора из специально для этого найденного на помойке детского оцинкованного корыта. Кстати, я его еле нашел, пришлось объехать все помойки нашего квартала и половину — соседнего.

Потом настала очередь еще одного слоя кирпичей, снова раствор, и так до самого верха. И, наконец, кладем на место аккуратно срезанный перед началом раскопок дерн. Все, теперь есть куда приковывать мотоцикл — прямо под моим окном у самого края узкой, сантиметров восьмидесяти шириной асфальтовой полосы вдоль стены дома из земли торчала большая перевернутая буква «U». Порядок, теперь можно брать деньги и ехать в магазин за «Явой».

Набор инструментов, причем большей частью из двадцать первого века, у меня уже был. И кроме него — полуторалитровая дюралевая фляга со смесью бензина и масла и пузырек с электролитом для аккумулятора. А как иначе? Это вам не двадцать первый век, где вы, оплатив покупку, можете садиться в седло и ехать. Кстати, даже там такое бывает не всегда. Нет, сейчас рабочие вытащат во двор заколоченный ящик, в который запакован мотоцикл отдельно, переднее колесо отдельно, аккумулятор, причем сухой — отдельно. И делай с этим что хочешь, хоть волоком домой тащи, имея в виду, что ни капли бензина в баке нет, а вызвать грузовое такси — это о-о-очень большая проблема. За неделю нужно заказывать, и совершенно не факт, что оно приедет вовремя.

Между прочим, в этом что-то есть. Если человек не умеет держать в руках молоток и гаечный ключ или не может залить раствор серной кислоты в три дырки, то зачем ему тогда мотоцикл? Пусть на автобусе ездит, пока не научится.

Кроме «Явы» я купил еще два шлема. «Кавказскую пленницу» помните? Вот примерно таких, в каком там щеголял Моргунов, только черно-белой расцветки. Хотя сейчас шлем для мотоциклистов еще не обязателен, мне моя голова все-таки дорога вне зависимости от того, что написано в официальных документах. И Верина тоже.

Разумеется, противоугонку я спаял заранее.

С посещениями двадцать первого века я пока решил немного повременить. Во-первых, по большому счету мне там сейчас ничего не нужно. А во-вторых, Антонов обнаружил, что вроде бы экстрасенсорные способности после каждого перехода слегка проседают и восстанавливаются полностью хорошо если через несколько дней. Правда, Скворцов пока ничего такого не замечал, но он молодой, неопытный, мог и не обратить внимания. В общем, не будем рисковать, мне еще приводить в порядок здоровье Ефремова, а это, между прочим, вовсе не какой-то ползучий гад Ликин из не очень светлого будущего.

За всеми этими заботами две недели пролетели быстро, и в один прекрасный вечер, возвратившись с работы, я увидел, что форточка в комнате соседей открыта, и услышал доносящееся оттуда восторженное, с привизгом, тявканье Джульки. Все это однозначно указывало, что соседи вернулись с югов, и я, закатив «Яву» под свое окно, приковал ее к арматурине, но активировать противоугонку не стал.

— Здравствуй, Вить, мы вернулись! — встретила меня Вера. — А чего это ты сегодня на работу ездил без мопеда? Ой, а почему ты со шлемом? Мотоцикл купил, да? Пошли скорее смотреть!

— Вер, ну хоть дай мне с тетей Ниной и дядей Мишей поздороваться.

— Так чего ты тогда стоишь? Здоровайся быстрее, и пошли.

Увидев «Яву», девушка пришла в щенячий восторг — заметалась вокруг нее, подпрыгивая, приседая и повизгивая. В общем, вела себя как Джулька, разве что хвостом не виляла ввиду его отсутствия.

Наконец она слегка угомонилась и спросила:

— Вить, а чего ты на меня так смотришь? Я стала ужасно некрасивая?

Дело было в том, что ее родители в Крыму просто загорели, хоть и довольно интенсивно. А она явно успела загореть, обгореть, облезть и местами начать загорать по новой.

— Нет, ну что ты, такая… э-э-э… благородная пятнистость в облике тебе очень идет.

— Опять издеваешься, — попыталась надуться Вера, но у нее не получилось. — Лучше скажи, когда мы кататься поедем?

— Завтра.

— А почему не сегодня?

— Потому что сегодня ты будешь мне рассказывать, как оно там, на море.

— Так я это могу и на ходу!

— Ага, и мы во что-нибудь врежемся, так как я заслушаюсь и не справлюсь с управлением. Нет уж, сказал завтра — значит, завтра. Пошли домой.

Я активировал противоугонку, она пискнула.

— Ой, Вить, а что это ты сделал?

— Включил противоугонную систему, теперь мотоцикл никто не сможет украсть. Ладно, пошли, а то твои родители того и гляди начнут волноваться, не уехали ли мы куда-нибудь.

За ужином Вера непрерывно тараторила, и не только Скворцов, но даже Антонов смог узнать про отдых на море кое-что новое. Но наконец она устала, угомонилась, и мы разошлись по своим комнатам. Однако где-то в одиннадцатом часу вечера я почувствовал смутное беспокойство, а в мою дверь начал царапаться Джуля.

Я открыл ее и предложил:

— Ну, заходи, собака. Что у тебя случилось?

— Вить, извини, пожалуйста, чего это он тебе спать не дает, — вмешалась тетя Нина. — Джулька, домой!

Однако пес не стал реагировать на команду, которую прекрасно знал, а, поскуливая, начал теребить меня за штанину, чтоб, значит, я пошел с ним.

— Тетя Нина, у вас все в порядке?

— Да Вера слегка приболела. В вагоне было больно уж жарко и душно, а из форточек — сквозняки. Да и тут она набегалась и напрыгалась, а сейчас слегла. Завтра, наверное, врача вызовем.

— Ясно, можно мне к вам?

Не дожидаясь ответа, я прошел в соседскую комнату. Вера лежала, укрытая одеялом до самого носа. Но даже так вид ее не производил впечатления совсем уж здорового.

— Рассказывай, что болит.

— Вить, а ты разве доктор?

— Еще какой. Так что с тобой? Голова, говоришь, болит? И знобит? Подташнивает? Ладно, доставай руки из-под одеяла и клади их вдоль тела, вот так.

Я накрыл ее ладони своими и сосредоточился. Так, вроде ничего серьезного. Девочка слегка простудилась, переволновалась и, кажется, недавно съела что-то не очень свежее. За ужином на столе точно ничего такого не было, значит, перехватила раньше.

— Ты в поезде или на вокзале ничего не ела?

— Пирожки с рыбой, мы их на какой-то станции днем купили…

— Понятно. Теть Нин, нужно примерно пол-литра теплой кипяченой воды, немного соды и тазик.

— Ой, что ты со мной собираешься делать? Может, не надо?

— Ничего я не собираюсь. Ты сейчас сама выпьешь воду, а потом тебя вырвет. Тазик нужен, чтобы не на пол. Да чего ты трясешься? Голова-то болеть перестала?

— Да… только… Вить, неудобно, я же там под одеялом голая…

— Ладно, я выйду. А ты делай, что сказано, потом накинь что-нибудь и позови меня.

В общем, на этом лечение практически завершилось. Вера благополучно проблевалась, потом ее пронесло, и уже к одиннадцати часам вечера она была в полном порядке, о чем тут же сообщила мне. Я, снова взяв ее за руки, убедился, что так оно и есть.

— Все, можешь ложиться спать.

— Вить, а что это было? Доктора вроде должны таблетки давать или уколы делать, а ты так…

— Тебе уколов не хватает? Могу устроить, шприц у меня есть. А называется это мануальная активация латентных возможностей организма, — «объяснил» я. — Твоего, между прочим. Выздоровела ты сама, а я просто помог.

— Ух ты, и как здорово помог-то! А где такому учат?

— В армии, — по привычке отбрехнулся я, но на всякий случай добавил:

— Правда, не всех. Далеко не всех, способности иметь надо.

— Интересно, у меня они есть?

— Это еще неизвестно, они, как правило, проявляются не в детском возрасте, а позже.

— Я уже не ребенок! — возмутилась пигалица.

— Ага, ты это еще кому-нибудь расскажи, может, кто и поверит. И вообще уже двенадцатый час. Тебе давно спать пора, да и мне тоже, завтра-то на работу.

Вернувшись к себе, я задумался — а правильным ли было мое слепое следование душевному порыву? С одной стороны, я вроде знаю, что и без всяких моих вмешательств Вера доживет как минимум до две тысячи восемнадцатого года, зато теперь помощь Ефремову откладывается — как целитель я сейчас полный ноль, и неизвестно, насколько это затянется. С другой — это она в том варианте судьбы, где не было меня, дожила до семидесяти лет. Так не факт, что она там вообще ездила в Крым! То есть та ее жизнь уже давно стала не безусловной колеей, а всего лишь ориентиром. Мол, как оно могло быть, если бы не я.

И, наконец, в-третьих — если бы Ефремов узнал, что я в целях ускорения его лечения не оказал помощь больной девочке, вряд ли он это одобрил бы. Скорее наоборот. В общем, ладно, решил я, что сделано, то сделано. И вообще пора спать.

Утром я смог лишний раз убедиться, что Скворцов — это не Антонов. У меня уже потихоньку начали восстанавливаться способности! До максимума им, разумеется, было еще далеко, но для Антонова и такое было практически за гранью возможного. Да, здешний Витя могуч! Ладно, славословия самому себе оставим на потом, пора на работу, хотя до половины десятого, когда официально начинался мой рабочий день, еще два с половиной часа, а дорога занимает от двенадцати до четырнадцати минут. Но мне некогда лениться, надо побыстрее заканчивать очередной прибор, а то денег после покупки «Явы» осталось впритык на жратву, однако желание купить еще и магнитофон никуда не пропало.