Инженер. Небесный хищник

Андрей Величко, 2018

Русско-японская война закончилась победой, революция пятого года не состоялась, и даже племянница ухитрилась стать королевой. Казалось бы, инженеру Георгию Найденову самое время почивать на лаврах… Но он опасается, как бы теперь не стало хуже, чем было, ибо неудачи мобилизуют, а победы, наоборот, расслабляют. И сейчас ему надо быстро решить, с кем «дружить» за пределами России – с Англией, Турцией или Францией? А с кем внутри – с эсерами, большевиками или анархистами? И, главное, с применением каких именно методов и средств поражения «дружить», чтобы никто не ушел обиженным!

Глава 10

Двадцать седьмое апреля тысяча девятьсот пятого года выдалось весьма насыщенным. С утра я приехал в Зимний, где поймал на минутку вышедшее от Маши величество и поздравил его с тридцать четвертым днем рождения. Гоша отмахнулся, что было неудивительно, ибо императрица собиралась начать рожать. Потом в честь тезоименитства начали бабахать пушки на кораблях, что не понравилось Маше, и Гоша велел обеспечить прекращение звуковых эффектов. Я сходил на узел связи и, лично позвонив Макарову, попросил временно прекратить пальбу. Наконец к обеду мне родили внучатого племянника. Я еще раз поздравил Гошу, с еще меньшим успехом, чем в предыдущий раз. Попросил его узнать у супруги — а теперь-то пострелять можно? Он сходил и с виноватым видом — мол, понимаю, что каприз, но ведь имеет же она на это право! — передал решение императрицы — пусть бабахнут разок, она посмотрит на маленького, если ему не помешает — ладно, нехай развлекаются.

В результате в открытое окно уже довольно давно доносилась стрельба. Впрочем, это было неплохо, потому как повышало возможность не зевать от монотонного жужжания собеседника. Кстати, до чего он уже успел добраться?

Гость бубнил:

–…возвращаюсь, однако, к вопросу о мелкой земской единице. Из произведенного мною в течение предшествующего лета ознакомления с деятельностью волостных правлений в нескольких уездах трех различных по их особенностям губерний я пришел к убеждению, что местные хозяйственные интересы еще вовсе не будут обеспечены одним включением в состав волостных обществ всех проживающих в пределах волости и владеющих в них недвижимой собственностью лиц других сословий, хотя бы это и сопровождалось объединением мелких волостей в одну более крупную — дело в том, что значительное уменьшение числа волостных центров с соответственным увеличением территории отдельных волостей было бы сопряжено, в особенности при нашем бездорожье, со значительными неудобствами для населения, имевшего постоянную надобность обращаться по самым различным вопросам в волостные управления…

…Он что, в детстве пономарем работал? — с некоторым даже уважением подумал я. — Ведь второй час нудит, и не то что не охрип, но даже и не сбился ни разу! Даже жалко, что у нас КПСС нету, вот кому бы на съездах отчетные доклады зачитывать!

Чтобы отвлечься, я попробовал на слух определить калибр стрелявших орудий. Но не удалось — не так уж много стрельбы из морских орудий я слышал в Порт-Артуре, а тут еще небось и холостыми палили. В общем, стало ясно — мой первоначальный план дождаться, пока оратор устанет, с треском провалился.

С премьером Столыпиным мы общались мало — он не лез в мои дела, то есть в спецслужбы и технико-промышленные вопросы, я — в его. Но когда премьер подал на высочайшее рассмотрение свой проект аграрной реформы, Гоша повелел ознакомить с ним меня. Вот премьер и отправил ко мне своего зама, по здешнему — товарища, Владимира Иосифовича Гурко. Судя по всему, с совершенно явными инструкциями.

— Товарищ Гурко, — вклинился я в паузу между абзацами, — вы не против, если я пойду вам навстречу?

— То есть? — изобразил вежливое внимание зам Столыпина.

— Наверняка ведь вами планировался какой-то результат этой встречи! Ну типа я должен заснуть, например, с громким храпом или начать биться головой о стену… вы скажите, не стесняйтесь, вдруг уже пора, а я это пропустил по душевной невнимательности?

Пока Гурко вынужден был срочно соображать — обидеться ему или рассмеяться, я продолжил:

— Разумеется, я понимаю ваши чувства — над проектом работали серьезные специалисты, а тут вдруг извольте отдать его на рецензию какой-то темной личности, которая наверняка и рожь от пшеницы отличить не сможет! Но и вы тоже поймите его величество — не каждый ведь день наследник рождается, так что последнюю неделю голова у него как минимум наполовину была забита вовсе не государственными делами. Так что он просто не очень удачно сформулировал свои мысли. Ваш проект я читал, так что знакомить меня с ним не нужно. Думаю, вы в курсе, что мое ведомство готовит пятилетний план развития науки и промышленности. Так вот, именно точки пересечения аграрной реформы с этим планом нам и предлагалось согласовать. А вовсе не суть предлагаемой вами программы, с которой, кстати, я вполне даже согласен.

— И что же вы мне этого сразу не сказали?

— Ну как можно, вы же готовились к встрече, составляли речь, думаю, даже репетировали ее, и сразу перебивать? Некрасиво.

— Из чего можно сделать вывод, что вы тоже готовились к нашей беседе, и теперь моя очередь слушать? — улыбнулся собеседник.

— Мне столько не наговорить, так что я свои соображения изложил в письменном виде, — хмыкнул я и протянул ему листок бумаги. Особой загруженностью буквами он не отличался, там было написано всего три строчки.

1) Испытательные полигоны для отработки реформы — Екатеринбург, Царицын, Нижний.

2) Синхронизация действий МВД по пресечению революционной деятельности среди имущих слоев с земельной реформой и введением УК.

3) На будущее — Госплан.

— Суть первого пункта в том, — продолжил я, что всякое новое дело обычно начинается с модели, затем идет опытная партия и только потом крупносерийное производство. В ваших бумагах не отражена последовательность проведения реформы — вот я и предлагаю начать ее с тех мест, где начали строиться крупные заводы. Наверняка ведь как по маслу все сразу не пойдет, кто-то разорится и лишится средств к существованию, а в этих регионах таких будет проще трудоустроить. Ну и вообще там нужны будут рабочие руки, которые вы все равно предполагаете высвободить. А по результатам в этих регионах можно будет и подкорректировать сам курс реформы, чтобы в масштабах России она прошла с наименьшими потрясениями.

— Понятно, — кивнул Гурко. — А второй пункт?

— Тут вот в чем дело — закон обратной силы не имеет, а существующие отличаются неуместным либерализмом. Но ведь если, скажем, преступное деяние продолжалось год и одну минуту, а с нового года был введен новый уголовный кодекс, то судить нарушителя можно будет уже по нему. Это я к наметившимся в последнее время трениям между МВД и моими службами — Петр Аркадьевич уже обижался, что они иногда притормаживают рвение его сотрудников по пресечению. Так вот, смысл этого прост: среди экстремистов немало землевладельцев, так что я по возможности стараюсь пока их не трогать, чтобы судить уже по УК, где за их художества предусмотрена конфискация. Циферку видите? Это количество десятин в центральных губерниях, предполагаемых к получению по политическим статьям, по уже выявленным лицам.

— Ого… — удивился Гурко.

— Учитывая, что процесс продолжается, цифра вполне может дойти и до «Ого-го!» — уточнил я. — Так что, может, Петр Аркадьевич сочтет эти соображения приемлемыми?

— А про третий пункт давайте я догадаюсь сам, — предложил зам премьера. — Вы хотите создать какой-то орган, чтобы он в рабочем порядке согласовывал ваши планы с нашими?

— Примерно так, — не полез в детали я.

Уже перед уходом Гурко задумчиво сказал:

— А ведь среди лиц, которых вы… э… оберегаете… (приберегаю, уточнил я), есть не только землевладельцы. И, как я сейчас начал подозревать, не только российские подданные.

— Рад, что вы затронули этот вопрос, — кивнул я. — Мне кажется, он требует вдумчивого обсуждения и хорошей подготовки. Прошу вас передать Петру Аркадьевичу мою просьбу о личной встрече по этому вопросу. Не сегодня и не завтра, пусть подготовится, дело непростое.

Дело действительно было очень непростое. Еще до войны мы начали собирать досье практически на всех иностранных предпринимателей в России. Они были условно разделены на три группы. «Полезные» — это те, сотрудничество с которыми приносит и будет приносить явную пользу. «Сомнительные» — это где имелась не только польза, но и ущерб в той или иной форме, а кто такие «Вредные» — я думаю, и так ясно. Материал на большинство из них даже не пришлось фабриковать — они и сами нарушали закон с хорошим размахом. В порядке предварительной подготовки Гоша уже несколько раз вставлял в свои речи пассажи о том, что перед законом, который превыше всего, должны быть равны все, независимо от происхождения и положения. Слово «подданство» он пока не употреблял, дабы не спугнуть. Ибо ближайшими кандидатами на приведение их деятельности в соответствие с законодательством были люди, ссора с которыми требовала очень хорошей подготовки — потому как планировалась национализация бакинских нефтепромыслов. Следующим на очереди был Донбасс. И начинать такие дела можно было только при полном взаимопонимании с премьер-министром…

Разумеется, это никак не могло быть одномоментной, разовой акцией — в этом случае провал был бы гарантирован задолго до начала. Тут требовалась сугубая постепенность.

Всю российскую нефть контролировали четыре группировки. Самой мощной была нефтяная империя Нобелей. В затылок им дышали Ротшильды. На третьем месте, судорожно мечась между обладателями двух первых, изворачивался Манташев. Грозненские прииски Его Высочества, а ныне Величества, стояли в стороне и работали не на экспорт, а на внутренний рынок, но зато практически монопольно. После долгих дебатов в качестве первой жертвы нами были выбраны Ротшильды. Это обеспечивало нам благожелательную поддержку со стороны Нобелей и, как дополнительный бонус, возможность в случае победы наложить лапу еще и на большую часть манташевских предприятий. Причем акция должна быть представлена не как часть долговременной государственной политики, а просто как конфликт Найденова с Ротшильдами. Французский отдел Танечкиной службы уже давно разработал несколько вариантов, якобы объясняющих, с чего это вдруг Найденов покатил бочку на бедных евреев с красным щитом — ибо слово «Ротшильд» было изначально не фамилией, а прозвищем, образованным от герба. В частности, в Париже был создан «Банк имени Елисейских Полей», куда я вложил довольно значительные средства, а благодаря стараниям Танечки у Ротшильдов помаленьку начинали появляться мысли, что столь плохо лежащие деньги будут лучше смотреться у более серьезных владельцев. Моим партнером по банковскому бизнесу был некто Жан Мелье — абсолютно никчемный тип с манией величия и пристрастием к кокаину, выбранный Танечкой на роль организатора и вождя Французской социал-бонапартистской партии. Она нужна была для ответов на могущие возникнуть вопросы, кто и за что стрелял в таких почтенных людей, как господа Ротшильды, например. Разумеется, столь ответственное дело, как хорошо прицелиться и нажать на cпусковой крючок, этим горлопанам никто доверять не собирался. Но вот поднять радостный визг: «Это мы! Бойтесь, ибо так будет с каждым посягнувшим на святое!» — было вполне в пределах возможностей данной партии.

Ни малейших угрызений совести я не чувствовал — ибо нравы в нефтяном бизнесе при ближайшем рассмотрении оказались такими, что каждого второго можно было сразу вешать — ну, может, и не сразу, а после расстрела каждого первого. Гады Ротшильды финансировали эсеров, чтобы те учиняли теракты на нобелевских предприятиях, — я прочитал, что такое было и в нашем мире, после чего найти и зафиксировать это явление здесь удалось довольно быстро. Причем мало было им гадить в карман Нобелям — они финансировали и создание эсеровских ячеек в Грозном, что не лезло уже ни в какие ворота — ну соображать же надо, против кого выступаешь!

А бедные Нобели не нашли ничего лучше, чем материально поддержать большевиков, так что теперь небезызвестный Камо на пару с гораздо более небезызвестным Кобой не испытывали особой нужды — деньги они вложили очень разумно, в подготовку ограбления Тифлисского банка. Впрочем, это будет следующая серия грядущей драмы…

В общем, уже писались черновики гневных статей на тему о гнусной подрывной деятельности неких космополитов, не имеющих даже нормальной фамилии, уточнялся состав судов, которым предстояло вести дела. Маша обещала через пару недель тоже включиться в работу, чтобы перекачка средств, помимо тех, что попадут под конфискацию, прошла максимально эффективно. Предстояло еще уточнить вопрос, какую часть правды открыть Столыпину.

Я все больше склонялся к мысли выставить себя как профессионального борца за национальные интересы. Ведь что такое профессионал? Тот, кто умеет хорошо что-то делать? Вовсе нет, это называется специалист. Но он может иногда работать и за идею, и за чьи-нибудь красивые глаза, например. А профессионал и не чихнет бесплатно, не говоря уж о большем! Например, во Всероссийском соборе тут и Госдуме в покинутом мной мире собрались в основном профессионалы — в любви к России и ее народу. Вот и я решил изобразить из себя такого — мол, когда национальные интересы совпадают со шкурными, патриотизм так и прет. Все-таки рановато еще раскрывать премьеру стратегические цели — тем более что никакой пользы для его непосредственной работы это не принесет.

Конец ознакомительного фрагмента.