Глава 2
Монастырское подземелье
Главный зал подземелий древнего монастыря лет триста назад, а то и раньше, служил, вероятно, монахам основным тайным хранилищем — попросту говоря, складом. Сделанных на «черный день» запасов пищи, судя по его размерам, могло бы хватить для трех десятков человек как минимум на пару месяцев, а с учетом аскетичности монашеских запросов — как бы и не вдвое больше. Для современных же обитателей монастырских подземелий это помещение сразу после Катастрофы служило единым жилищем. Это уже потом, после расчистки остальных коридоров, комнат и келий, по которым все двадцать восемь тогдашних жителей и расселились, зал стал чем-то вроде корабельной кают-компании, а заодно и столовой.
По прошествии двух десятков лет людей, считая Подземного Доктора, осталось только восемь душ. Куда меньше, чем не́людей, которые тоже были теперь законными жителями подземелий, а некоторые из них, еще в человеческом обличье, жили тут и раньше. Впрочем, делить друг друга по категориям «человек» и «нечеловек» обитателям подземных «хором» и в голову не могло прийти. Деление происходило по другому признаку: Подземный Доктор и все остальные. «Архангельский демон и его свита» — так их, по рассказам разведчиков, называли за пределами тайных подземелий давным-давно разрушенного, а потому всеми забытого монастыря.
Сейчас в «кают-компании», освещаемой четырьмя — по одной на каждой стене — защищенными проволочными плафонами лампами, на деревянных лавках, окружавших огромный стол, вмещавший за собой некогда всех без малого трех десятков жителей, сидели три человека. Они мирно беседовали с похожим на плешивого волка монстром, имевшим, впрочем, вполне человеческую — пусть и мутантскую, лысую, в нарывах и коростах, — голову. Передние лапы его тоже напоминали человеческие руки, поскольку пальцы на них были длинные и гибкие, хоть и заканчивались, как должно быть у волка, острыми когтями. Однако в отличие от головы такие лапы подарила местным волкам мутация. Трое людей были мужчинами лет пятидесяти — шестидесяти, похожими друг на друга, как родные братья, — худые, с щетинистыми бледными лицами и глубоко запавшими глазами. Отличались они разве что ростом — один был на голову выше других, а из тех один заметно сутулился.
— Недоволен будет Доктор, когда узнает, — покачал головой самый высокий. — Зря ты их, Петро, шуганул.
— Серега дело говорит, — кивнул сутулый. — Не надо было вообще показываться. Услышал, что идут, — и переждал бы.
— Я и ждал, — утробно буркнул человековолк. — Кто думал, что они сюды попрут? Не бывало на моем веку такого. А тут раз — и фонарь пыхнул! Ну и увидели меня…
— Но на кой хрен ты-то на них попер? — включился в разговор последний собеседник. — Повернул бы — и назад.
— Назад?.. — хрипло выдавил хвостатый Петро. — За собой их сюды привесть? То ж дозорные были! Один, правда, сопляк, мальчишка. Обделался, когда я в их сторону прыгнул. Но второй-то матерый паря, тот бы не отстал, пошел глядеть…
— Да никуда бы он не пошел! — вновь заговорил высокий Серега. — Что, они про ход сюда не знают? Знают, и давно уже. Только лезть не собираются, потому как в непонятках: кто мы такие, сколько нас? А непонятное всегда пугает. Вот и они нас боятся. Но мы их не трогаем, и они не хотят нарушать того, что есть. Худой мир лучше доброй ссоры.
— Ишшо неясно, пошел бы али нет, — не согласился Петро. — А я у них охотку идти отбил. Я ведь их даже не тронул — рыкнул, прыгнул и затаился, будто меня и не было. Фонарь-то сопляк разбил.
— Ты ведь и сам, дурень, мог под пулю попасть, — сказал сутулый. — А тогда у них смелости-то прибавилось бы. Ага, мол, не демоны это, а простые смертные, хоть и уроды. Вот и пошли бы сюда гурьбой.
— А ты попади, попади в меня пулей-то! — обиженно взрыкнул человековолк. — Когда фонарь в руке у пацаненка трясется, когда «калаш» у дозорного прыгает, а сам я не стоймя застыл, а лечу уже им когтями в морды.
— Все равно мог попасть, хоть и случайно.
— Дык не попал же! — оскалился Петро и проскулил вдруг: — Слышь, мужики, не говорите Доктору, а? Што вам с того?.. А меня и впрямь ить взгреет…
Мужчины переглянулись.
— Не скажем? — спросил у собеседников Серега.
Те, что были ниже ростом, опустив глаза молчали.
— Лёха, что думаешь? — напрямую обратился к сутулому высокий.
— Можно и не говорить, — неуверенно произнес тот.
— Не спросит, так не скажем, — подхватился и третий, а потом с укоризной посмотрел на человековолка. — Только я бы на твоем месте сам пошел и покаялся. У Подземного Доктора везде глаза и уши. Прознает, что ты это скрыл, — на запчасти разберет. А так отпинает лишь или ухо отрежет — делов-то.
— Да не пугай ты его, Жека, — заворчал Серега. — Кого это Доктор хоть раз пнул?
— Ты еще скажи, что он ничего никому не отреза́л, — опасливо оглянувшись, прошептал тот, кого назвали Жекой.
Петро уныло опустил голову.
— Мужики, — серьезным тоном заговорил сутулый Лёха, — не дело мы про Доктора долдоним. О нем попусту трепаться не надо. Сами же знаете: он всех нас от смерти не раз спасал. Если кому что и отрезал, так то по делу, а не для наказания. А без него мы бы уже давно загнулись — не от болезней, не от радиации, так от тех же храмовников — им бы тогда бояться нас незачем было. Да и вообще, кто здесь нормальную жизнь наладил? Ну да, все мы, но кто это всё организовал, кто придумал? Поначалу-то, помните, мы тут как крысы сидели — в темноте, в развалинах, больные, раненые, — от страха да от голода тряслись. А Подземный Доктор пришел — сразу за дело взялся. Мало того, что всех вылечил, так ведь только с ним мы завалы разгребли; колодцы, что когда-то монахи вырыли, нашли и очистили; огороды под землей вскопали; свиней — и тех разводить стали. А электричество? Да, это Жеке, вон, да Тимохе-покойничку спасибо — у них по этому делу головы и руки заточены. Но идею-то кто подал на Сухоне турбинки поставить? Доктор. Да что я вам рассказываю, сами всё знаете. А то, что он своими непонятными делами занимается — уродов всяких-разных лепит, — так то нас не касается. К тому же, от уродов этих тоже польза.
— Сам ты ур-р-ррод, клюка горбатая! — свирепо зарычал Петро, подняв на голом грязно-розовом загривке редкие клочья шерсти. — А охраняет вас кто? Кто на разведку бегает? Кто ночью по Устюгу рыщет — смотрит, где што плохо лежит? То-то бы ты на брюхе по грязюке поползал, кады в двух шагах патрули с автоматами бродят.
— Я тоже грязи не боюсь, — заметно смутился Лёха. Сожалел, видать, что не подумав про уродов ляпнул. — На рыбалку больше всех хаживал. Это сейчас не всякий раз могу — спина донимает. А на рыбалке тоже и прятаться случается, и глину брюхом помесить…
— Чего ж Доктору спину свою не дашь вылечить? — буркнул, подостыв, Петро.
— Так он говорит — резать надо. А я себя резать не дам. Лучше помучаюсь. Ничего, привык уже.
— Ничо, меня вон как порезали, — оскалился человековолк, — тока башка моя от меня и осталася… А так бы давно уж помер. Ты погодь, вот помирать сподобишься — по-другому запоешь: «Режь меня, Доктор, хоть на кусочки, тока б пожить ишшо маненько!»
— Типун тебе на язык! — сплюнул Лёха.
И тут замигал и погас свет.
— Факелы, быстро! — крикнул Серега.
Объяснять, что да как, никому не пришлось — все и так знали, где в каждом из помещений хранились заготовленные как раз для таких случаев факелы. Вскоре в специальных креплениях на стенах, рядом с погасшими лампами, уже чадили смолистые сосновые дубинки.
В столовую повылазили и другие обитатели подземелий: три женщины неопределенного — от сорока до шестидесяти лет — возраста, опирающийся на клюку седобородый старик, а также подобные человековолку монстры — правда, в основном со звериными, положенными от природы головами. Человеческой, кроме Петро, мог похвастаться лишь старый, грузный, совершенно облезлый медведь. Без шерсти, при неярком свете факелов, его и вовсе можно было принять за старого, толстого мужика, если бы не по-человечески вывернутые «ноги» и «руки», да не длинные черные когти на них. Вместе с ним «медведей» было всего трое — основную массу «демонов» составляли волки-мутанты. Получившие теперь вдобавок и дополнительную «мутацию» — человеческие мозги.
В зале сразу сделалось тесно. При этом почти не было шума — местные обитатели привыкли к строгой дисциплине. Собрались же они здесь понятно почему: хотели узнать причину аварии. В основном опасались за огороды — растениям свет был необходим. Но спросить об этом никто не успел: вдалеке раздался грохот захлопнутой двери, послышался шум стремительных шагов, и в проеме одного из коридоров показался мужчина, освещающий себе путь масляным фонарем.
Гибкий и стройный, издали он казался молодым. Но когда ворвался под свет факелов в «кают-компанию», стало видно, что ему, как и большинству здешних людей, не меньше пятидесяти, а скорее даже, лет пятьдесят пять — пятьдесят шесть. На узком, хищном лице черными тенями выделялись носогубные складки. Над прямым тонким носом тянулись ко лбу две отчетливые вертикальные морщины — вероятно, это лицо чаще хмурилось, чем озарялось улыбкой. Подтверждением тому служили и плотно сжатые тонкие бескровные губы. Цвет глубоко посаженных глаз разобрать было нельзя — отражая пламя факелов, они, казалось, светились сами. Одет был мужчина более чем странно — в красно-зеленый клоунский комбинезон. Причем надетый задом наперед, что делало бы этот неуместный наряд смешным и нелепым, если бы не покрывавшие его жуткие пятна — как давние, бурые, застиранные, так и свежие — блестящие, алые. Окончательно убедиться в том, что «клоун» испачкался не краской, выписывая на холсте закатный пейзаж, заставляла болтающаяся на шее медицинская маска и зеленая хирургическая шапочка на голове, тоже заляпанная каплями старой и свежей крови. Да и то, что перед ним не кто иной, как загадочный Подземный Доктор, после этого тоже бы стало ясно любому. А собравшиеся в зале, наверное, почувствовали бы его присутствие даже в полной темноте.
Подземный Доктор, резко сорвав маску и шапку, отшвырнул их в сторону. К ним сразу бросилась одна из женщин, подняла и быстро скрылась в одном из коридоров. Длинные, почти до плеч, темные волосы Доктора, казавшиеся при свете огня совсем черными, блеснули редкими прядями седины.
— Что это значит? — негромко, но так, что услышали все, спросил он. — Где свет?
— Так это… — выскочил вперед электрик Жека, — сейчас проверю пойду. Крысы, небось, кабель перегрызли…
— А почему ты до сих пор здесь? И почему аварийный аккумулятор операционной выдержал только три минуты?
— Так ведь дохлый он, а заменить нечем, — замахал руками, словно курица крыльями, электрик, не зная, что ему делать: оправдываться насчет аккумулятора или мчаться искать обрыв линии.
— Значит, надо найти! — обвел Доктор собравшихся огненным взглядом. — Те, кому я разрешил выходить на поверхность, должны не только звездами любоваться, а искать то, что необходимо здесь в первую очередь. И сообщать им об этом должен тот, кто отвечает за свой участок и видит, что в чем-то возникла необходимость. За двадцать лет это можно было усвоить.
Говорил Подземный Доктор жестко, но по-прежнему негромко и сухо, будто бы с неохотой выплевывая слова.
— Аккумулятор-ры на судор-ремонтном заводе, — подал голос один из монстров-волков. — Мор-розовцы готовят. Для хр-рамовников.
— Почему об этом не знает электрик? — просверлил Доктор взглядом Жеку.
— Я знаю… — вытер тот ладонью выступившую на лбу испарину. — Там в них электролит с пластинами меняют, заряжают… Только ведь… Как я туда?.. Там ведь…
— Что за лепет? — шагнул к нему Подземный Доктор. Электрик невольно стал пятиться, но всё же заставил себя остановиться. — Если ты был в курсе, что аварийный аккумулятор неисправен, и при этом знал, где можно достать новый, то должен был предпринять всё, чтобы он был здесь. Я не заставляю тебя лично идти на судоремонтный завод — понятно, что тебя схватят и прикончат. Но для подобных операций у нас имеются специальные лю… особи. Двум волкам пробраться на завод ночью не составит большого труда. Взять с собой мешковину, положить на нее аккумулятор и принести в зубах. Даже один может при желании справиться, если поднатужится.
— Я ведь не могу им приказать…
— Приказывать и не надо, нужно просто сказать. Ты ведь просишь это не для себя лично. Ну а если вдруг кто-то откажется выполнять подобные поручения специалистов, — обвел Доктор недобрым взглядом присутствующих, — немедленно сообщайте об этом мне. И мы все вместе решим, стоит ли дальше кормить дармоедов. В общем, сегодня же ночью аккумулятор должен быть доставлен. — Доктор снова повернулся к электрику, и его тонкие надломленные брови удивленно приподнялись: — А ты почему до сих пор здесь? Обрыв должен быть найден и устранен в кратчайшие сроки!
Жека метнулся в сторону ведущего к Сухоне туннелю, по которому был проложен силовой кабель. Подземный же Доктор продолжал вещать собравшимся:
— Знайте все: электричество для нас сейчас самое важное. Пусть здесь или в жилых кельях можно обойтись лучинами или факелами, но огородам факелов мало. И, самое главное, электричество необходимо мне в лаборатории и операционной. Не только из-за света. Кто не в курсе — приборы факелом не включить. Причем это важно для вас же самих. Если, как сегодня, электричество пропадет во время сложной операции — летальный исход для пациента неизбежен. Впрочем, если вам не жалко себя, черт с вами. Только я вот что скажу… — Голос Подземного Доктора перешел почти на шепот, от которого зашевелились волосы у всех, кто их имел. — Скоро предстоит самая главная операция в моей жизни. Та, к которой я готовился все эти долгие годы… И если вдруг… мне не важно по какой причине… если вдруг она сорвется — каждый из вас напоследок поймет, что «демоном» меня называют не зря. Поэтому, — вновь заговорил он нормальным голосом, — в ваших же интересах пойти сейчас и помочь Евгению в поисках обрыва кабеля. А потом — хоть закапывайте его на два метра под туннелем, хоть выставляйте круглосуточную охрану через каждые десять метров, но чтобы такого больше не повторилось. — «Архангельский демон» повернулся, чтобы уйти, и бросил напоследок через плечо: — Уберите из операционной тела пациента и донора. — И Подземный Доктор зашагал к весьма узкому, ведущему из «кают-компании» проходу. Кроме него самого и еще одной «особи» заходить туда не было дозволено никому.
Он шел по темному, тесному туннелю согнувшись. Высота потолка здесь была около двух метров, и Доктор, рост которого не намного превышал метр семьдесят, и так не задел бы его, но в прыгающем свете масляного фонаря туннель казался ниже, и шею хотелось пригнуть инстинктивно.
Туннель состоял из трех десятиметровых отрезков — после первого, под прямым углом, следовал поворот налево, после второго — направо — и заканчивался тупиком. В самом конце, на левой стене, имелась обитая широкими железными полосами деревянная дверь с большим навесным замком.
Подземный Доктор, поставив фонарь на земляной пол, достал из-под ворота комбинезона связку ключей и снял с шеи толстую цепочку с кольцом, на котором они висели. Одним ключом он открыл навесной замок, другой вставил в замочную скважину, которая оказалась под ним, и трижды провернул. Дверь отворилась беззвучно. За ней был небольшой, метра в полтора длиной тамбур, который заканчивался решеткой из толстых металлических прутьев. Сейчас эта решетка, а точнее, образованная ею калитка, была приоткрыта. За ней черной кляксой расплылась темнота.
— Тамара! — рыкнул Доктор.
За решеткой, невысоко от пола, блеснули янтарем глаза.
— Ты что там делаешь? Быстро сюда!
За решеткой калитки в свете фонаря проявился силуэт волка-мутанта. Этот волк, а точнее, волчица, был не столь облезлым, как Петро, и немного меньше его. Зверь неохотно выбрался в тамбур и, опустив голову, встал рядом с Доктором.
— Мы договаривались, Тамара! — злобно проговорил тот. — Перед операцией ты давала мне слово, клялась, что близко подходить к нему в мое отсутствие не будешь. И один раз ты уже нарушила клятву. Я простил тебя тогда, полагая, что этого больше не повторится. Но тебе, оказывается, совсем нельзя верить. Возможно, ты делала это уже не раз и не два?.. Видимо, мне придется навесить замок и сюда, хоть это и будет небезопасно для донора. Впрочем, нет. Я просто назначу сюда другую сиделку. А тебя… Тебя выброшу из подземелий. Здесь не место тем, кому я не могу доверять.
Волчица жалобно заскулила, легла на земляной пол и принялась вылизывать ботинки «архангельского демона». Тот, брезгливо дернув ногой, отпихнул голову монстра и процедил:
— Последний раз, Тамара. Это был последний раз, запомни! По-настоящему последний. И то лишь потому, что я понимаю твои чувства. Догадываюсь, что случилось… Стало темно, он испугался, заплакал, и ты поспешила его утешить, так?
Волчица, продолжая поскуливать, часто-часто закивала. В желтых глазах, еще ярче засиявших от слез, вспыхнул огонек надежды.
— Так вот, Тамара, — продолжил Доктор. — Никаких чувств! Ты слышишь? Никаких чувств рядом с ним не должно быть! Он всего лишь донор, и ты это знаешь! Он не должен стать человеком! Тупая тварь, когда до тебя это дойдет?! — последние слова «демон» выкрикнул, пинком отшвырнув волчицу к стене.
Затем он, подняв повыше фонарь, полностью отворил калитку и шагнул в тесную, ненамного больше тамбура, облицованную кирпичом келью. В ней не было ничего, кроме отхожего отверстия в углу, торчащего из стены рожка душа и узкой лежанки вдоль одной из стен.
На лежанке сидел, испуганно вжавшись в стену, худой бледный юноша, почти мальчик. Он был одет в просторную рубаху из мешковины. Длинные черные волосы спадали на покатые плечи. Глаза юноши на тонком, вытянутом лице казались огромными, сияющими в свете фонаря плошками. Такими большими их, вероятно, сделал еще и застывший на лице узника испуг.
Подземный Доктор окинул юношу странным взглядом, в котором одновременно читались и смятение, и надежда, и боль, и ворох не столь очевидных для понимания чувств.
— Ладно, — буркнул под нос «архангельский демон», развернулся и вышел из кельи.
