Хроника нижней улицы

Андрей Борисов

В каждом большом городе есть улица, на которой живет элита городского общества и царит закон, а есть улица, где живут, мягко говоря, не совсем добропорядочные граждане, и о законе там только слыхивали. Обе улицы грабят горожан и друг друга. Но Верхняя улица делает это, прикрываясь законом, а Нижняя – нарушая его. Книга Андрея Борисова «Хроника Нижней улицы» рассказывает об ушлом юноше Вове Краснопольском, который, как истинный представитель Нижней улицы, зарабатывает себе на жизнь мелкими аферами и мошенничеством. Иногда адвокаты Нижней улицы привлекают его для участия в делах покрупнее. Но настоящие махинации совершаются в городской мэрии на Верхней улице. Там вполне законно разворовываются городские деньги и имущество. Ведь, со слов мэра, законы – это лишь «фиговые листочки на бесстыдствах нашей действительности». 20-летняя работа юристом дала автору уникальный материал, изложенный теперь в юмористическо-сатирическом ключе. Однако трудно сказать, чего в книге больше – юмора, сатиры или философии. В любом случае, она легко читается, и в ней есть над чем посмеяться и поразмышлять.

АЛЬФОНСО

— Женская неприступность выдумана для того, чтобы подзадоривать нас, мужчин, к более решительным действиям, — говорил мне философски сосед, сидя вечером у подъезда дома. — Или возьмем женскую честь. Дамы — как Золотой резервный фонд нашего Нацбанка: послушаешь — так сама святость и неприкосновенность, а когда начинаешь разбираться, с удивлением узнаешь, что там уже двое детей.

— В Золотом резервном фонде?

— В деревне у ее матери на воспитании! Ухаживаешь за ней, слушаешь басни о святой неприкосновенности… А о детях, нагулянных от бывших ухажеров, узнаешь только после того, как куплены обручальные кольца. Вот так нас и дурят: уши развесим, верим, надеемся, а другие в это время запускают туда руку и тихо делают свое дело. И главное, никто тебе не скажет — было это целевое или нецелевое использование.

— Руки — или женщины?

— Золотого резервного фонда!

Сосед был под впечатлением недавнего обвала денег, поэтому, поучая меня премудростям жизни, он все время сбивался с темы.

— Вижу, тебе пока еще рано объяснять женскую сущность на примере государственной финансовой машины.

— Ага, — отвечал я. Ведь было мне всего четырнадцать лет.

— Тогда поясню проще, на примере коровы. Если внимательно присмотреться к женщине, легко обнаружить, что она по своей сути мало чем отличается от этой простой и понятной домашней любимицы. Женщинам тоже нравится, когда с ними сюсюкают, ласково гладят их, угощают чем-нибудь вкусным. Скажу больше — они легче поддаются ухаживанию. Ты с коровами тоже такой нерешительный?

— С коровами у меня все нормально, — сконфуженно отвечал я. — Мне, например, бабушкину Буренку ничего не стоит ласковым именем назвать, погладить или даже поцеловать, а вот девочку…

— То есть с коровой ты мачо, а перед особой с косичками сразу раскисаешь, как бублик в чае?

— Ну…

— Ты, Вова, поступай следующим образом, — поучал меня сосед, — представляй на месте девочки бабушкину Буренку, и общайся с ней так же: обхаживай ее, произноси ровным тихим голосом ласковые слова, излучай доброту и любовь — они это внутренне чувствуют. В жизни тебе этот прием пригодится не раз. Я до сих пор его использую. Иногда с женой поскандалим, прямо кулаки чешутся, ну, думаю, сейчас так хрястну — глаза на затылке заморгают! Ан нет, представляю на ее месте корову, и сразу отпускает. Разве могу я безобидную скотинку стукнуть? Да рука не поднимется!

Следуя его совету, я поджидал после уроков понравившуюся девочку и, вообразив вместо нее бабушкину корову, пытался завязать дружбу. Увы, не зная всех тонкостей налаживания тесных связей, я терпел одно фиаско за другим.

— Женщины предпочитают классическое знакомство: увидела, услышала, дала потрогать, — снова учил меня сосед. — Бывает, конечно, что сначала дала потрогать, а потом только утром увидела и услышала. Но это редко, в основном когда дама чрезмерно взбодрилась вином. Твоя стратегия не должна строиться на исключениях.

— Но этот этап знакомства — «услышала» — такой скучный!

— Ничего не поделаешь, такова женская природа. Женщина пока ушами не полюбит, к следующему этапу не перейдет, — утверждал сосед. — Ты просто не представляешь, какое удивительное впечатление производят на них словесные излияния, да взволнованным голосом, да с придыханием! Причем продолжительность этапа во многом зависит от нашего мастерства. В молодости мне хватало одного вечера, чтобы покорить сердце самой неприступной красавицы. Всего-то и требовалось: нашептывать ей в ушко что-нибудь из любовной переписки Гегеля с Бебелем. Участковый, бывало, во двор заходит, а я уже знаю, по какому он вопросу. «Что, — спрашиваю, — опять с моста?» — «Оттуда, несчастная», — ответствует он и протягивает мне очередную предсмертную записку: «Венечка, прощай! Не могу жить без тебя, навеки твоя «К». Или «М», или «Т». Сколько их утопилось из-за меня, разве сейчас припомнишь! Артистки, секретарши, медсестры…

Я с восхищением взирал на своего соседа, разбивавшего в молодости девичьи сердца с такой же легкостью, с какой я — лампочки в подъезде, не понимая лишь одного — зачем он тогда женился на Гале, этой крикливой распылившейся квашне с бородавкой на носу, которая, высунувшись из окна, кричала ему:

— Веньямин, иди домой, ужин стынет!

— Иду, чего орать, как реактивный самолет, на весь двор!

— А вы после ужина выйдете? — робко спрашивал я.

— Выйду, конечно. Что мне дома-то делать? Ты пока шахматишки организуй.

Я организовывал шахматишки, шли дни, месяцы, годы, а ни одна девочка так и не бросилась с моста в пылу безумной любви.

Уроки соседа и опыт первых ухаживаний, однако, шли мне на пользу. Я все глубже познавал женскую суть и обзаводился подходящими стратегиями. Например, усвоил я следующее: чем больше женщинам врешь, тем безоговорочнее они верят; чем адекватнее и предсказуемее ведешь себя с ними, тем меньше имеешь шансов на успех, и наоборот. Понял я также, что многие из них всерьез верят в экстрасенсов, духов и прочую муть. А уж как они любят делиться новостями и секретами! Самые сокровенные тайны слетают с их уст быстрее, чем карапузы с водных горок.

Особенно преуспел я в обхаживании богатых глупышек, которые, утомившись от своей сытой избалованной жизни, искали острых ощущений.

В один из дней я вдруг понял, что уже способен завести знакомство с любой понравившейся красоткой.

Пересекая холл гостиницы, я заметил в зеркале свое отражение — молодого человека, с внешностью, от которой дамы сначала теряют голову, а потом все остальное.

Кивнув швейцару, я вышел на улицу.

Девушка стояла под козырьком гостиницы, укрывшись от моросящего дождя, и пытаясь дозвониться кому-то по мобильному телефону. Увы, на том конце ей упорно не отвечали.

Судя по ее одежде и манерам, она вряд ли станет знакомиться с мужчинами на улице. Тем не менее, представив вместо незнакомки бабушкину корову, я уверенно шагнул к ней. Стоило мне вообразить Буренку, как в одно мгновение нерешительность и сомнение испарились. И только нежность, какую испытывал я к бабушкиной корове, заполонила грудь.

— Простите, не подскажете, который час? — проворковал я.

Девушка повернула голову и оглядела меня с ног до головы с видом леди, собирающейся отдать указание горничной.

Ее надменный взгляд натолкнулся на мою улыбку, излучающую магнетизм, тот самый, что когда-то привел диких животных к человеку и способствовал их одомашнению. Лицо незнакомки смягчилось.

— Прошу прощения, если помешал, — смущенно потупился я. — Выскочил из номера купить в холле газет, а киоск уже закрыт. Не подскажете, где их можно приобрести поблизости?

— Без верхней одежды? — удивленно вздернула бровь девушка, кутаясь от пронзительного ветра в дорогую шубку. — Не боитесь простудиться? Весна только началась.

— Весна, — вздохнул я загадочно, — может, по календарю и началась, но в мой дом она приходит гораздо позже.

— Живете на Севере? — спросила незнакомка, разглядывая меня со внезапно проклюнувшимся интересом.

— Угадали. На далеком, далеком Севере, где царство льдов, снегов и необъятной тундры…

— Романтично! — с придыханием произнесла она, и тут же удрученно вздохнула: — Не то что в нашем городе — скука смертная, да еще и подруга куда-то запропастилась, не могу ей дозвониться.

— Согласен, скучновато в вашем городе, — подтвердил я. — Хоть иди да работай.

— Фи, — сморщила носик девушка, — представляю лицо моей мамочки, узнавшей, что я пошла работать.

Мы рассмеялись.

— Например, какой-нибудь офисной менеджеркой, — продолжила она, — или экспресс-секретаршей.

Нас снова разобрал смех.

— Но бывают же и престижные профессии, например бульдозер-машинистки. Рыть котлованы нынче модно! — пошутил я.

Девушка закатила глаза.

— Или пудель-парикмахерши, такая категория специалистов сегодня нарасхват, — продолжал я ерничать.

— Перестаньте, молодой человек, — попросила незнакомка, вытирая выступившие слезы, — иначе я с вашими «бульдозер-парикмахершами» умру со смеху. Придумали же такое!

— А как насчет бюджетницы с окладом в три копейки? Училки-мучилки? Врачихи-скворчихи?^[1]

Девушка снова расхохоталась.

— Ну, перестаньте же вы! — воскликнула она. — Смилуйтесь!

— Молчу, молчу.

Махнув рукой, девушка призналась:

— А мы с подругой собирались пойти куда-нибудь «позажигать».

— Вот это занятие для настоящих леди, — согласно кивнул я.

— Вот только подруга куда-то запропастилась, — пожав плечами, повторила девушка. — Ей везет. Вечно попадает в какие-нибудь невероятные истории. Наверное, и в этот раз вляпалась.

Незнакомка чуть замялась, очевидно, прикидывая в уме, стоит ли рассказывать мне о похождениях своей подруги, а потом не выдержала:

— Представляете, ей так везет! Она недавно в лифте застряла. Так ведь угораздило застрять не самой, а с космонавтом.

— С космонавтом?

— Да, Виталиком, секретным космонавтом, он в батискафе на Луну летал! Подруга потом с ним встречалась несколько раз, захотела даже ребенка от него. Но он снова полетел; на этот раз на Марс. Просил не ждать его, потому как вернется только через шестьдесят лет.

Девушка мечтательно закатила глаза.

— Вы бы видели, какое трогательное было прощание… Подруга подарила ему в память об их романтичной встрече и любви до гроба золотой кулон с двумя огромными сердечками, чтобы он повесил его в своем батискафе и постоянно помнил о ней. Ну, а он подарил ей майонезную баночку настоящей лунной пыли. Виталик говорил, что эта пыль очень дорогая — много нулей стоит. Подружка эту баночку дома на самом видном месте поставила, чтобы все завидовали.

— А что особенного в этой пыли?

— Понятия не имею! Когда я ее увидела, то, не зная о Луне, подумала, что из пылесоса.

Девушка встрепенулась.

— Вы только никому не рассказывайте об этом! Информация о полетах Виталика не подлежит разглашению; пресса ничего не должна знать о нем.

— Могила, — заверил я.

— Тогда слушайте дальше. — Девушке очевидно не терпелось продолжить рассказ. — Его назначили на Марс секретным посланником Земли…

Она испытующе глянула на меня, оценивая, какую реакцию вызвала у меня эта сенсационная новость. Увидев на моем лице недоумение, она радостно продолжила:

— Вы фильмы про инопланетян смотрите? «Люди в черном» там, «Звездные войны»…

— Смотрю, конечно.

— Только представьте, эти фильмы — не выдумка. Так Виталик сказал, а уж ему-то доподлинно известно!

Она вдруг замерла, а потом, вспомнив что-то, всплеснула руками:

— Ой, видели бы вы, как он просил подругу полететь с ним, на коленях стоял!

— На Марс, что ли?

— Именно!

— Почему же она не полетела?

— Чуть не полетела! У Виталика хорошие связи в органах, которые в космос отправляют. Но этим органам надо было дать крупную взятку. Виталик бы это организовал. Только ни у него, ни у подруги денег не было. Родители у нее хоть и богатые, но об этой истории ничего не знали, и знать им, конечно, было не положено; скандал бы подняли на весь город, единственная доченька ведь. Наши влюбленные придумали, где взять деньги. У подруги — квартира в центре города. Если продать ее, то как раз на взятку бы хватило. А зачем ей тут квартира, если она на шестьдесят лет на Марс сваливает! Решили они эту квартиру тайно продать, начали документы для продажи собирать, а тут оказывается, что жилье не на нее, а на отца оформлено. Видели бы вы, как Виталик расстроился; он так хотел, чтобы любимая полетела с ним!

— Что ж, видимо, не судьба.

Девушка вздохнула.

— Везет подружке — в такие истории влипает! А тут если и застрянешь в лифте, то в лучшем случае с какой-нибудь скандальной бабкой.

— Знаете что: а давайте мы тоже попадем в интересную историю. — Я пожирал незнакомку глазами. — Истории ведь создаются людьми.

— Я на улице не знакомлюсь…

Мы выразительно посмотрели друг на друга, и наши глаза сказали больше чем слова.

Молчание затянулось, и девушка не выдержала:

— А чем вы, молодой человек, занимаетесь… работаете?

В ее голосе появились новые, заинтересованные интонации.

— Неужели меня можно принять за существо, живущее работой? — улыбаясь, ответил я вопросом на вопрос.

— Конечно, нет! Вы весь такой изысканный и представительный, сразу видно, что нормальный человек, — извиняющим тоном произнесла незнакомка.

— Мои родители — макаронные короли! — с гордостью проговорил я.

— И моя семья тоже очень богата, — похвасталась в свою очередь девушка. — Мне папа рассказывал, что когда-то давно существовал Советский Союз, и там все было общее. А потом это общее имущество решили разделить на всех. Разделить-то разделили, но не научили людей распоряжаться доставшейся им долей. Потому что эта доля была не вещь, а что-то фондовое.

— Слышал я об этой дележке. Каждому дали ценную бумагу — ваучер. Или другими словами — часть национального богатства страны.

— Точно. Все обрадовались, возомнили себя миллионерами, владельцами заводов и пароходов. Да не тут-то было! Ценная бумажка не овечка — сама по себе шерстью не обрастает. Кто не разбирается в корпоративных правах, тому толку от нее ноль. Поэтому такие бумажки пролежали некоторое время у народа под матрасами без пользы, а потом большинство граждан продало их за копейки или вложило в предприятия, которые вскоре обанкротились. И вот мои дед и отец как раз скупали у народа по дешевке ваучеры и банкротили предприятия. И наша семья гордится тем, что они, наживая состояние, все делали строго по закону, ни разу его буквы не нарушив. Они — пример законопослушных граждан, в отличие от этих варваров с Нижней улицы.

— Варвары? О ком это вы?

— В нашем городе есть улица, называется Нижняя, на ней живут худшие представители общества. По этой улице даже днем страшно ходить, могут пристать или ограбить. Закон там никто не чтит, и каждый старается любым нечестным способом урвать кусок от нашего добытого законным путем богатства. Одним словом — варвары!

— Спасибо, что предупредили, а то, знаете ли, я, как и все ученые, такой рассеянный, ну точно забрел бы на эту ужасную улицу!

— Вы ученый? — уважительно спросила девушка.

Ведя эту светскую беседу, мы все время откровенно пожирали друг друга глазами.

— Да. Имущественное положение позволяет мне заниматься любимым делом, — ответил я, не сводя с нее взгляда.

— И чем же вы занимаетесь?

— Полярными оккультными науками.

— Полярными оккультными науками… — нараспев повторила она, наслаждаясь мудреным сочетанием слов. — Звучит загадочно и романтично.

— Вы слышали когда-нибудь о таком растении, как лапландский подорожник?

— Нет, не слышала… Но звучит так же загадочно и романтично!

— Подорожник растет в полярной тундре. Но не везде, а только в том месте, куда ступает копыто оленя. Это растение обладает магической силой.

— О, его можно прикладывать к ране?

— И не только! Например, шаманы Севера изготавливают из него оккультное зелье для контакта с духами. Достаточно принять такое зелье хотя бы раз, и…

— Хотя бы раз, и что? — тихо переспросила она. — Вы общаетесь с шаманами?

— Приходится. Мои исследования связаны с их ритуальными плясками вокруг чума. Мне удалось установить контакт с главой шаманского рода Биоваров. Хотите попробовать приготовленное ими зелье?

— Думаете опоить меня, — обиженно проговорила девушка, — чтобы потом, как эту… как менеджерку… всем шаманским офисом?

— Разве я давал вам повод так считать? Обещаю, никаких корпоративных обрядов! Тем более — я один.

— А духи?

— Духи бестелесны. Зато я открою вам тайны оккультизма. — Я наклонился, и наши губы почти соприкоснулись. — Кстати, вашей подруге такое и не снилось. Это поинтереснее инопланетян…

Воспоминание о подруге всколыхнуло девушку.

— О, она станет кусать локти от досады!

— И не только. Но это зелье — не для простых смертных. Оно создано для избранных представителей высшего общества, которые для связи с потусторонним миром принимают его на тайных вечеринках под завораживающий ритм бубна.

— Так знайте, я тоже избранная! — воскликнула девушка. — Я представительница Верхней улицы!

— И вы готовы его отведать?

— Да, я готова отведать этого зелья. И чтобы… чтобы звучал бубен, а подруга позеленела от зависти!

Особенности женской дружбы всегда удивляли меня. По выражению ее глаз я так и не определил, что ее больше возбуждает: перспектива любовного приключения с загадочным молодым человеком или возможность похвастаться своими похождениями подруге.

— Что ж, пара порций магического напитка и атрибуты Севера ждут нас в номере, — сказал я, и выдержал паузу.

— Чего вы ждете! — капризно бросила девушка. — Идемте же в номер, пока я не передумала!

— Есть небольшая проблема: в этой гостинице посетителей пускают только до семи вечера.

— Но уже семь! — На лице девушки отразилось разочарование.

— Ничего, выход есть, — загадочно прошептал я.

— Какой?

— Тоже с элементами романтики. Ваша подруга умрет от зависти.

— Говорите же!

— Сейчас завернете за угол здания. Там увидите окно. Через него подадите мне верхнюю одежду и зайдете в гостиницу через центральный вход, будто вы постоялица. Швейцар пропустит: на гостей без пальто он внимания не обращает. В крайнем случае, скажете, что выходили к машине за сигаретами.

— Грандиозно!

— Тогда идите! Жду вас в окне!

Получив норковую шубу и сумочку, я надел свою куртку, висевшую тут же, в умывальной комнате, и благополучно покинул гостиницу через окно, которое час назад гостеприимно впустило меня сюда.

Город сиял огнями рекламы, витрин и фонарей, и только Нижняя улица, куда я вскоре спустился, утопала во тьме. Улица, на которой я родился, вырос и живу варваром.

Кстати, лапландский подорожник — это птичка.

Примечания

1

События в рассказе происходят во времена, когда в Украине учителя и врачи получали небольшие зарплаты.