Выбор-побег

Андрей Бондаренко, 2010

В жизни каждого человека бывают-случаются периоды, когда он должен сделать судьбоносный выбор. Выбор между богатством и чистой совестью, между таким понятиями, как «престижная успешность» и «душевный комфорт». Короче говоря, между жизнью по сценарию, написанному всякими и разными умниками, и свободой. Причём же здесь – побег? Иногда – от ложных ценностей – приходится улепётывать со всех ног, отчаянно отстреливаясь на бегу и разбрасывая – во все стороны – гранаты. Книга примыкает к циклу «Двойник Светлейшего» и является хронологическим продолжением романа «Славянское реалити-шоу».

Глава пятая

Камчатские зарисовки с натуры

Звук, произведённый выстрелом, получился очень громким и резким, даже уши чуть-чуть заложило, а сердце — от неожиданности — трусливо убежало в пятки. Впрочем, уже через мгновение скользкая ситуация получила вполне логичное объяснение — с борта судна в небо взметнулась ярко-красная ракета.

«Фу, блин морской!», — облегчённо выдохнул внутренний голос. — «А я-то уже, грешным делом, подумал — чёрт знает что. Мол, кранты приходят нашей несчастной деревушке…. Интересно, а кому предназначена эта яркая ракета? Что, собственно, она обозначает? Очень — интересно…».

Танкер, на борту которого гордо значилось — «Генерал Громов», естественно, остановился не сразу. Аккуратно обойдя шлюпку стороной, он прошёл ещё добрых триста-четыреста метров и только после этого замер. Так что, Егору пришлось снова браться за вёсла.

С борта судна сбросили стандартный штормтрап и мужественный голос велел-известил:

— Обмотай лодочную цепь за нижний брусок трапа и поднимайся. Шлюпку мы чуть погодя затащим на борт.

Егор с цепью возиться не стал и, ловко перебирая ногами по деревянным планкам лесенки, начал подъём. Чего-чего, а взбираться по штормтрапам и разным верёвочным лесенкам ему в жизни, богатой на самые невероятные приключения, приходилось бессчётное количество раз. Определённый навык и богатейший опыт, что называется, имелись.

И полутора минут не прошло, а он уже стоял на давно некрашеных досках верхней палубы.

— Шустёр ты, найдёныш! — одобрительно заявил рыжебородый кряжистый тип, обладатель внешности-облика классического корабельного боцмана. — А шлюпка-то твоя — уплывает. Не понял. Почему? Как же так?

— Ну, её, дуру! Надоела за два месяца, — легкомысленно хмыкнул Егор. — Не извольте беспокоиться, господин боцман. Из-за неё, заразы, всё и случилось-приключилось. Пусть ещё немного поплавает — по морям и океанам…

— Тебе, браток, конечно, виднее, — состроив неодобрительную гримасу, откликнулся рыжебородый собеседник. — Как скажешь, так и будет. Нам только лучше. Не придётся возиться с лебёдкой и талями…. Меня Фёдором кличут. А тебя, путешественник?

— Егором.

— Очень приятно. Давай-ка краба…. Сильные у тебя, приятель, пальцы! Прямо-таки — железные.… Э, да ты с пропавшего «Хапуги»! Вот, так-так! Сюрприз, ёлочки зелёные, сосёнки точёные…. Что с вами произошло-то? Где сам кораблик? Куда подевалась остальная команда?

— Не знаю, — честно признался Егор. — Я от сейнера отбился ещё на Бабьих островах. Зашли, понимаешь, набрать свежей водички и прочего, встали возле берега на якоря, спустили две шлюпки. На одной пацаны пошли за водой. А я на второй поплыл на соседний остров, где располагался огромный и очень шумный птичий базар. Ну, разведать — на предмет разной халявы, полезной в корабельном хозяйстве. Доплыл, понятное дело, разведал…. Потом на море — резко — опустился густой туман. Странный такой, очень плотный — навроде фруктового магазинного желе. Бело-серый, клубящийся, слегка похожий на «живую» вату. Всё звуки в нём тонули, как…. Трудно объяснить. Тонули, короче говоря, и всё на этом…

— Да, понимаю я, не напрягайся, — заверил боцман. — Бабьи острова — место известное и знаменитое. Про них чего только не рассказывают…. Только, вот, сами бабы — Бабьи острова — никогда не посещали. Это известно достоверно и однозначно. С чего же тогда образовалось такое дурацкое и бессмысленное название? С каких таких непонятных радостей? Никому точно неизвестно.… Продолжай, найдёныш, продолжай.

— Я и говорю, мол, неожиданно на море опустился плотный серо-белый туман. Не отважился я по нему плыть обратно, решил чуток переждать. Сколько ждал? Трудно сказать, часов-то не было при себе. Наверное — по ощущениям — часов пятнадцать-двадцать…. Потом туман понемногу рассеялся, я уселся на вёсла и погрёб. Подхожу к тому месту, где «Хапуга» стоял на якорях, а там пусто. В смысле, только морские волны плещут. Пропал сейнер — без единого следа. Искал, звал, бесполезно всё. Потом навалились шторма…

— Вот же, тушёнка протухшая! Удивительное дело!

— Удивительное, — подтвердил Егор и поинтересовался. — А для кого это вы — совсем недавно — запустили в небо красную сигнальную ракету?

— Понятия не имею, — тут же заскучал Фёдор. — Старпом, приоткрыв дверь, пальнул из ходовой рубки. Зачем? Не знаю. У него и спрашивай…. Пошли, мореплаватель, я тебя провожу в нашу кают-компанию. Кок чаю-кофейку притащит. А я схожу — разбужу капитана. Он только часа полтора, как сдал вахту помощнику. Спит, наверное, без задних ног. Умаялся, лавируя между тутошними островами. Но с таким необычным гостем, безусловно, он захочет пообщаться…

Кают-компания танкера оказалась на удивление комфортабельной — всюду шпон красного дерева, наборной изысканный паркет, шикарные кожаные диваны и кресла, просторный стол с палисандровой столешницей, разлапистые пальмы в широких кадках, авторские офорты и морские пейзажи на стенах.

Фёдор, ободряюще подмигнув, ушёл. Через несколько минут распахнулась дверь морёного дуба, и пожилой узкоглазый повар с белоснежным колпаком на голове, слащаво улыбаясь, водрузил на палисандровую столешницу элегантный серебряный поднос. На подносе располагалась фарфоровая чашечка, над которой поднимались белёсые струйки пара, молочник, сахарница и плоское блюдце с овсяным печеньем. Покончив с этой процедурой, кок, молча, низко поклонился, развернулся и покинул помещение, аккуратно притворив за собой дверь.

Егор, сбросив с плеч рюкзак, присел на низенький кожаный диван, взялся пальцами за изогнутую ручку, осторожно поднёс фарфоровую чашечку к губам и сделал крохотный глоток.

«Отличный кофе!», — одобрил внутренний голос. — «Ароматный, крепкий! Сахара и молока, пожалуй, совсем не требуется. Чтобы не испортили вкуса…. Странно это всё, братец. Что — конкретно? Да, собственно, всё…. Откуда на рядовом нефтеналивном судне взялась такая неправдоподобно-шикарная кают-компания? А кому предназначалась сигнальная ракета? Боцман какой-то…чрезмерно приветливый и доверчивый. Узкоглазый повар-кок, и вовсе, отдельная история. То ли японец, то ли кореец. И, судя по мягкой походке, гибкому телосложению и характерным пальцам-ладоням, он является опытным мастером карате-до. Причём, мастером очень высокого дана^[11]. Тебе всего этого мало? Интересуешься конкретными версиями-предположениями? Пожалуйста…. За данными нестыковками, по моему скромному мнению, стоят приснопамятные воротилы мировой киноиндустрии. Это они и организовали твой — так называемый — побег. Как это — зачем? Естественно, снимают очередные серии фильма о судьбах главных героев знаменитого реалити-шоу «Живём — как в старину»…. Встроенных кинокамер и микрофонов, правда, нигде замечено не было — ни в скромной хижине-землянке на мысе Наварин, ни в деревушке Пыжма, ни на этом «Генерале Громове». Как, впрочем, и беспилотных самолётов, которые в прошлый раз использовались очень широко…. Но это ещё абсолютно ни о чём не говорит. Прогресс, как говорится, не дремлет, а, наоборот, неуклонно и поступательно двигается вперёд. То бишь, семимильными шагами…. Кстати, а зачем же ты, дурилка картонная, представился корабельному боцману — «Егором»? Неосторожно это, братец. Непрофессионально! Впрочем, если ты, действительно, находишься «под колпаком», то это уже не имеет никакого значения…».

В кают-компании, тем временем, появился ещё один приметный персонаж — высокий, светловолосый и голубоглазый мужчина «под пятьдесят» с волевым лицом нордического типа, украшенным брутальным подбородком-кувалдой. Незнакомец был облачён в чёрную морскую форму, на его ногах красовались чёрные же, начищенные до зеркального блеска остроносые ботинки, только, вот, цветастый платок на жилистой шее несколько выбивался из образа классического морского волка, внося ярко-выраженную нотку пошлого декадентства.

— Шкипер Воронин! — вежливо представился мужчина. — Да вы, Егор, сидите! Пейте кофе. Не надо вскакивать, как на пружинах. Мне боцман — в общих чертах — уже рассказал о вашей необычной истории.

Воронин небрежно, закинув ногу на ногу, развалился в кожаном кресле самого антикварного вида, достал из стильного кожаного портсигара длинную светло-коричневую сигарету и громко щёлкнул квадратной зажигалкой в позолоченном корпусе. Через пару секунд по кают-компании начал распространяться чуть сладковатый цветочный аромат.

Егор — в ожидании разговора — благоразумно молчал, а его внутренний голос надоедливо делился наблюдениями-впечатлениями: — «Да, какой из этого вальяжного типа — капитан российского танкера?! Так его растак?! Не, внешность-то у Воронина подходящая — форма, что называется, с иголочки, безупречный русый пробор, аккуратные усы и бородка, мужественный взгляд.… Но, манеры, мон шер, манеры? Разве может уважающий себя капитан так пошло забрасывать ногу на ногу? А эта дурацкая длинная сигарета с откровенно-дамским ароматом? Данный индивидуум, голову даю на отсечение, ряженый! Такие замашки и цветастые шейные платки характерны — в первую очередь — для всяких там зажравшихся политологов и режиссеров заштатных драматических театров…. Боцман Фёдор говорил, что, мол, капитан судна ужасно устал и завалился спать? Полный и однозначный бред! На лощёной физиономии этого салонного щёголя нет ни малейших следов — как усталости, так и сна…».

Манерно затушив окурок о бортик стильной мраморной пепельницы, Воронин, наконец-таки, соизволил перейти к беседе. Солидно откашлявшись, он попросил:

— Поведайте-ка, милейший, ещё раз — лично для меня — подробности вашего…э-э-э, приключения.

Егор вновь начал вдохновенно и — на этот раз — развёрнуто врать-рассказывать: о плотном и загадочном бело-сером тумане, о шумном птичьем базаре, о внезапном исчезновении сейнера «Хапуга»…. Когда повествование дошло до череды жестоких и безжалостных штормов, обрушившихся на далёкие Бабьи острова, Воронин невежливо прервал чрезмерно-увлёкшегося рассказчика неожиданным вопросом:

— Толик Иванов, шкипер «Хапуги», он как чувствовал себя перед этим…э-э-э, происшествием? Острый радикулит, часом, его не беспокоил?

— Не знаю, о ком вы говорите. Нашего капитана звали — Волосюк Леонид Климович, — «сделав» удивлённые глаза, ответил Егор, получивший нужную и своевременную информацию от шамана Афонии. — Ошиблись вы, наверное. Перепутали что-то.

— Может, и ошибся. Может, и перепутал. Спорить не буду…. А почему, молодчик, у тебя лицо совсем даже не измождённое и ничуть не похудевшее? Чем ты питался эти два месяца?

— Так, господин капитан…

— Шкипер!

— Так, господин шкипер, Бабьи острова, они богаты на всякую съедобную живность. И яйца птичьи ещё были, и птенцов в гнёздах сидело — без счёта. Про рыбу я уже не говорю. В тамошних ручьях её обычными камнями можно добывать. Подбил и выдавливай питательную икру — из толстого рыбьего пуза — прямо в рот…

— Хорошо, я понял. Подробности не требуются, — брезгливо поморщился Воронин. — Свободен, матрос. Твоя каюта — под номером «шесть». Дверь открыта, постель застелена. По коридору направо, потом налево. Отдыхай, спи. Захочешь кушать — найдёшь кухню. Повар предупреждён…

Вежливо поблагодарив капитана, Егор покинул кают-компанию, нашёл нужную каюту, не раздеваясь, завалился на койку и мысленно признал правоту собственного внутреннего голоса: — «Этот Воронин, безусловно, является ряженым цирковым клоуном. Во-первых, выпить не предложил. Это не по-моряцки. Во-вторых, его странно-нездоровая любовь к эпитету «шкипер». В-третьих, не может прожженный капитан дальнего плавания употреблять — в разговоре с коллегой по ремеслу — такие слова, как «постель» и «кухня». Для этого существуют чёткие термины — «койка» и «камбуз». В-четвёртых…».

Додумать эту мысль до конца он не успел — по причине внезапно-навалившегося сна…

Плавание до Петропавловска-Камчатского прошло спокойно и благостно, то есть, без каких-либо — значимых и незначимых — происшествий. Погода стояла отличная, дул умеренный попутный ветерок, а на Егора никто не обращал ни малейшего внимания. Он без толку слонялся-болтался по верхней палубе, спал в своей каюте, ел на камбузе — в компании молчаливого кока, который оказался вовсе не японцем, а, наоборот, чистокровным бурятом, и никакого отношения — по его же собственным словам — к восточным единоборствам не имел.

«Пой, ласточка, пой!», — мысленно ухмылялся Егор. — «Врун ты, дружок, хотя и сенсей^[12]…. И, вообще, всё как-то не правильно! Почему никто не пристаёт с докучливыми расспросами? Получили соответствующие указания от псевдо капитана танкера? Да, ситуация, так его растак…».

«Генерал Громов» подошёл к Петропавловску около девяти часов утра.

«Очень удобное время!», — решил Егор. — «Если повезёт, то уже вечером-ночью сядем в самолёт и — вжик! Прямо до Москвы. Может быть…».

Сперва над горизонтом поднялся величественный конус вулкана, увенчанный белой шапкой снегов. Потом перед танкером открылся вход в Авачинскую бухту, на одном из берегов которой и располагался город.

«Нормальный такой городок», — приступил к комментариям начитанный внутренний голос. — «Разместился он по склонам трёх покатых сопок — Мишенной, Петровской и Никольской. Есть и высотные дома, в основном, панельные пятиэтажки. Но много и частных малоэтажных строений, сбившихся в компактные районы и райончики…. Честно говоря, бухта особого впечатления не производит — весь берег усеян гниющими водорослями, над разнокалиберными мусорными кучами кружат стаи наглых упитанных чаек, по морю гуляют, хищно облизывая ржавые корабельные скелеты, светло-жёлтые волны. Очень грустное и откровенно-пессимистичное зрелище, сами собой возникают ассоциации, связанные со старым заброшенным кладбищем…».

Прощание с командой танкера получилось холодным и коротким. Егор, молча, обменялся крепкими рукопожатиями с боцманом Фёдором и с невозмутимым бурятским кокок, а со шкипером Ворониным — лишь вежливыми взаимными кивками. Впрочем, внятно поговорить о чём либо, всё равно, не представлялось возможным — по причине устойчивого и навязчивого шума. Надсадно гудел старенький портовый кран, местами покрытый толстым слоем коричневой ржавчины, солидно пыхтел невидимый трудяга-буксир.

Егор, нацепив на плечи рюкзак, по длинным сходням спустился на берег и приметно-характерной матросской походкой, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, направился к выходу в город. Он, с любопытством вертя головой, шёл мимо пяти и десятитонных разноцветных контейнеров, солидных транспортных платформ с самой разной техникой, и деревянных поддонов, плотно нагруженных разнокалиберными тюками и джутовыми мешками.

«Не торопись, братец!», — посоветовал проснувшийся внутренний голос. — «У опытных диверсантов и разумных рыцарей плаща и кинжала существует золотое правило: — «Находясь в малознакомом месте, никогда не пори горячку. Сперва осмотрись, старательно принюхайся, послушай местные новости, слухи и сплетни. И, лишь, после этого — начинай действовать…». Согласись, что данный принцип — весьма разумный и взвешенный…. А, ведь, всем хорошо известно, что именно морской порт является идеальным местом для сбора первичной информации. Да, кстати, нужно ли выставлять на всеобщее обозрение такой приметный головной убор? Того и гляди, начнутся ненужные расспросы, поднимется нездоровый ажиотаж…».

Признав правоту голоса, Егор торопливо спрятал бескозырку с надписью «Хапуга» в рюкзак и ещё полтора часа провёл в порту. Он неторопливо перемещался от причала к причалу, внимательно рассматривая спящие океанские суда, полной грудью дышал солёным морским ветром и разговаривал-общался со встретившимися докерами и моряками. Но ничего заслуживающего внимания так и не услышал.

Философски передёрнув плечами, Егор направился к портовым воротам, повернул за очередной ряд контейнеров и тут же отпрянул назад — метрах в тридцати пяти, возле старого неработающего бульдозера о чём-то оживлённо разговаривали два человека. Одним из них был шкипер Воронин. А, вот, второй…

«Это же тот самый гад!», — прозрел внутренний голос. — «Помнишь, братец? Четыре года тому назад, одинокая яхта, на её борт поднимаются мужчина и женщина средних лет, у мужчины в руках находится громоздкий саквояж, слегка напоминающий медицинский…. Вот, так встреча! Убей его, подлеца! Выследи, напади в безлюдном месте и сверни голову на сторону — как в дешёвых голливудских боевиках. Чтобы шейные позвонки громко хрустнули и разошлись…. Впрочем, не стоит. Это будет уже откровенным перебором. Один труп — в Пижме, второй — в Петропавловске. Не надо превращать производственную необходимость — в бездумную кровавую тенденцию. Так можно — незаметно для самого себя — превратиться в самого натурального монстра…».

Егор незамедлительно покинул территорию морского порта и, вскинув вверх правую руку, остановил машину — неприметный грязно-белый «жигулёнок».

— Куда, матросик? — поинтересовался пожилой шофёр, такой же неприметный, как и его автомобиль.

— На Капай^[13], — демонстративно-небрежно откликнулся Егор. — Триста рублей хватит?

— Триста? Сразу видно, матросик, что ты неместный. За такие огромные деньжищи я тебя по всему Петропавловску провезу, причём, два раза…. Залезай!

Капай — с точки зрения реалий российской глубинки — оказался местом самым обыденным и ничем непримечательным. Кривобокие засыпные домишки ненавязчиво чередовались с серыми строениями барачного типа и с почерневшими бревенчатыми хижинами. Впрочем, встречались и огромные уродливые коттеджи, сложенные из красного кирпича.

— Цыгане, ясен пень, строятся, — заметив интерес пассажира, охотно пояснил водитель. — Торговля наркотиками, как известно, приносит неплохие деньги. Впрочем, вон та трёхэтажная вилла принадлежит младшему сыну районного начальника милиции. Бывает. Наверное, обычное совпадение…

— Останови у магазина, — попросил Егор.

— У какого? Тут их два. Один называется — «Супермаркет» и торгует, в основном, дорогущими импортными товарами. Его посещают люди уважаемые и обеспеченные — бизнесмены, наркоторговцы, деловые, воры в законе, депутаты, зампреды, прочие чиновники.… А второй магазинчик именуется непритязательно — «Лабаз». В нём отоваривается прочий местный народец. В смысле, подлое и бесправное быдло…

— Ко второму рули.

Разговорчивый шофёр не обманул, «Лабаз» оказался заведением бедным, скромным и слегка запущенным. Зайдя в магазин, Егор непроизвольно поморщился — явственно попахивало несвежей рыбой и подгнивающими овощами. Да и содержимое прилавков-стеллажей откровенно не впечатляло — различные крупы в бумажных и полиэтиленовых пакетах, консервы в стеклянных и жестяных банках, серые макароны, соль, чёрные «кирпичики» хлеба, бутылки с водкой и «Агдамом».

«Надо же, «Агдам»!», — дурашливо восхитился внутренний голос. — «Я был железобетонно уверен, что данный сорт дешёвого портвейна уже лет двадцать, как не выпускается. Может, это запасы, оставшиеся с тех самых славных Времён? Давай-ка, братец, купим бутылочку! Типа — вспомним удалую и беспутную молодость…. Шутка, понятное дело. Не сердись, пожалуйста…».

Егор подошёл к пожилой продавщице, скучающей возле ободранного прилавка, и спросил:

— Не подскажете ли, добрая и любезная тётенька, где я могу найти Владимира Павлова по прозвищу — «Безухий»?

— Тамбовский пархатый волк тебе — «тётенька», — демонстративно глядя в сторону, вяло отреагировала продавщица. — Ходят тут всякие, а потом спички и хозяйственное мыло с полок пропадают…

Криво улыбнувшись, Егор — небрежным движением — бросил на прилавок сторублёвую купюру и вежливо повторил вопрос.

— Зайдёшь за магазин, увидишь кривой переулок. Пойдёшь по переулку, через пять минут упрёшься в тупик, — приветливо улыбнулась тётка, ловко пряча денежку в карман когда-то белого халата, щедро покрытого разноцветными пятнами. — Там и увидишь Безухого. Он сейчас, надо думать, музицирует. То бишь, даёт концерт — по заявкам всякого сброда…

В тупичке, действительно, имел место быть концерт авторской песни. В качестве благодарных зрителей фигурировали трое оборванных подростков и парочка небритых бичей, разместившихся на стареньких деревянных ящиках. А на высокой двухсотлитровой бочке из-под солярки восседал, сжимая в ладонях скромную шестиструнную гитару, местный бард — благообразный босой господин в чеховском пенсне. Господин был облачён в рваные брезентовые штаны и засаленный ватник на голое тело, но, не смотря на это, смотрелся весьма достойно.

«Интеллигент до мозга костей, попавший — по воле коварного случая — на жизненное дно. А пенсне наш менестрель носит по весьма прозаичной причине — правое ухо, в полном соответствии с прозвищем, отсутствует напрочь, то бишь, как класс. Не за что цеплять правую дужку очков», — насмешливо прокомментировал внутренний голос. — «Что же, послушаем душевно-музыкальные откровения мистера Безухого…».

Господин в пенсне взял несколько вступительных аккордов и — приятным баритоном — запел:

Декабрь — постучал в моё окно.

Негромко так, как будто — невзначай.

А за окном — давно уже темно,

И только волки — воют — по ночам.

Ты заходи, мой зимний — пилигрим.

Всё ж, веселей, раз мы с тобой — вдвоём.

Ну, что, декабрь-братишка, помолчим?

А если выпьем, то тогда — споём…

Споём мы — об ушедших светлых днях,

О тех глазах, где тихий нежный свет…

И, вот, уже в заснеженных полях

Негаданно рождается — рассвет…

Кто там ещё — стучится к нам — в окно?

Бродяга-ветер, он — совсем продрог.

Ох, сколько нынче снега — намело!

Ты заходи, браток, через — порог…

И посидим так славно мы — втроём.

Потом спрошу я — у своих друзей:

— А не встречали, часом, вы — её?

Которая всех краше и — милей?

Которая смеётся — так светло,

И солнце — в волосах её — живёт…

А за окном — опять уже — темно.

И о невзгодах — нам — пурга поёт…

Куплет сменялся куплетом, гитара звенела — чарующе, волшебно и очень печально.

«Какая славная песенка!», — растроганно подумал Егор. — «Мелодия красивая, и слова — щемящие. Особенно, про «глаза, где тихий нежный свет», и про «солнце, живущие в женских волосах». Прямо — про мою Саньку…. Только, вот, зачем так много лишних куплетов? Видимо, знаменитая фраза: — «Краткость — сестра таланта», этому конкретному обладателю чеховского пенсне неведома…».

Наконец, певец устало замолчал, последовал финальный гитарный проигрыш, благодарные зрители одобрительно засвистели и восторженно заулюлюкали.

Егор, привлекая к себе внимание, громко откашлялся и сообщил:

— Гражданин Безухий, мне тут поручили — передать вам пламенный братский привет.

— Откуда это — привет? — ожидаемо насторожился камчатский менестрель. — Учитывая «гражданина», из мест — не столь отдалённых?

— С далёкого чукотского мыса Наварин. Вернее, с тамошнего шаманского кладбища.

— Вот, даже как…. Придётся, уважаемая братва, перенести наш песенный концерт на более подходящее время…

— Не пойдёт! — жёстко заявил один из бичей — худенький мужчинка в женском бордовом жакете. — «Агдам» пил? Пил! Теперь отрабатывай! Причём, без дураков и всякого свинства.

— Вот, плачу за портвейн, выпитый моим другом! — Егор положил на ближайший деревянный ящик, свободный от седоков, мятую сторублёвую бумажку. — Типа — выкупаю его долг.

— Маловато будет, водоплавающий! — нагло улыбаясь, заявил обладатель дамского жакета. — Маловато!

— Добавляю полтинник и все — вон! Ну, чего ждём, голодранцы жадные? Могу, ведь, и передумать…

Когда камчатские ценители авторской песни, радостно похохатывая, удалились по кривому переулку, Безухий, придерживая гитару, неуклюже слез с бочки и, слегка смущаясь, поблагодарил:

— Спасибо вам — за «друга»! Так меня уже много лет никто не называл. Представляете? Никто и — много лет…. Как себя чувствует уважаемый Афанасий Афанасьевич? Не болеет ли, часом?

— Здоровее многих молодых. Бегает по летней чукотской тундре — что тот северный олень-рогач во время весеннего гона. Сто двадцать километров в одну сторону, столько же — в другую. Без проблем и отдышки.

— Это очень хорошо. Просто замечательно…. Ребятам же вы напрасно дали так много денег. Хватило бы и пятидесяти рублей. А чем…э-э-э, я, как говорится, могу служить? То есть, помочь?

— Во-первых, мне нужен дельный паспорт. Такой, с которым можно — без малейших разногласий с доблестными правоохранительными органами — улететь в город Москву, — после короткой паузы ответил Егор. — Во-вторых, мне необходим Интернет. Вернее, полностью безлюдное помещение, где есть компьютер, подключенный к Интернету. Часа на два, на три…

— Попробую помочь, — потравив пенсне, пообещал Безухий. — С паспортом всё элементарно. Сейчас сходим на местный продовольственный рынок и выберем подходящий. Только, прошу, не надо рыночных ребятишек забрасывать деньгами. Не так, однако, могут понять — вплоть до проломленной головы и пошлого грабежа. Один паспорт стоит три тысячи рублей и ни копейки больше. Два паспорта — пять тысяч двести. Три — шесть тысяч девятьсот.

— На вашем продовольственном рынке имеется подпольная типография, оснащённая по последнему слову техники? — недоверчиво хмыкнул Егор. — Почему-то не верится…

— Зачем — типография? Паспорта оставляют в залог — под взятый товар. Например, «дикий» золотоискатель собирается немного прогуляться по местной тайге. Ему нужен ящик свиной тушёнки, а денег хватает только на десять банок. Вот, за остальные десять он и оставляет — для пущей гарантии — свой паспорт. То же самое касается рыбаков, охотников и прочих нищих авантюристов.

— Почему же их паспорта выставляют на продажу?

— Всё очень просто, — печально вздохнул Безухий. — Золотоискатели часто попадают под коварные камнепады и снежные лавины. Моряков злые волны регулярно смывают за борта кораблей. Охотников голодные медведи иногда разрывают на части. Обычное дело, если вдуматься. Со всяким может случиться…. Ну, двинули к рынку? По поводу Интернета я не забыл. Позвонить надо одному типу, может, и выгорит…

В просторном ангаре рынка воняло — мама не горюй. Причём, всем сразу: свежей кровью, рыбой «второй свежести», гнилым виноградом, прошлогодней картошкой, прокисшей сметаной…

«Чудесное и незабываемое местечко! Красотища райская!», — хмуро поведал мнительный внутренний голос. — «А физиономии здешних продавцов, вообще, навевают однозначные мысли-фантазии о хитрых оборотнях и безжалостных вурдалаках. С чего, интересно, они все такие злые и неприветливые? Может, засаленный и затрапезный ватник нашего провожатого тому виной? Как бы ни вытолкали — с шумным скандалом — взашей…».

Опасения голоса оказались напрасными. Безухий постучался — условным стуком — в дверную филёнку подсобного помещения, дверь приоткрылась, и звонкий девичий голос радостно известил:

— Володенька, мальчик мой ушастенький! Давненько ты не заглядывал, давненько. Я уже успела соскучиться…. Богатого клиента привёл? Молоток! Заходите, джентльмены! Не стесняйтесь…

Подсобка оказалась достаточно просторной — метров тридцать пять квадратных, с двумя стандартными письменными столами, креслами-стульями, сейфами и высокими пластиковыми стеллажами, плотно забитыми разномастными свёртками и коробками. Хозяйка же этого помещения оказалась настоящей красавицей.

«Платиновая коротко-стриженная блондиночка лет восемнадцати-девятнадцати», — со знанием дела причмокнул эротически-подкованный внутренний голос. — «Фигуристая такая, гибкая. Чёрная кожаная мини-юбка выгодно подчёркивает стройность длинных ножек. Девочка — блеск и полный отпад, короче говоря. А тёмно-зелёные глаза — с откровенной развратинкой…. Может, стоит за ней качественно приударить? Как-никак, четыре полновесных года — без горячей женской ласки…. Куда, извините, пойти? Понял, покорно умолкаю и ухожу…».

— Егор — это Мариночка. Мариночка — это Егор, — скороговоркой выпалил Безухий. — Ему, Маня, паспорт нужен. Типа — рабочий, для важного дела…. Мариш, я позвоню?

— Звони, — девушка равнодушно махнула рукой в сторону пустующего стола и, с любопытством уставившись на Егора, задумчиво сообщила: — Знакомая у тебя физиономия, Егорушка. В смысле, для меня — знакомая. Мы раньше нигде не встречались?

— Не встречались, — браво заверил Егор. — Я бы непременно запомнил такую девушку, — на всякий случай уточнил: — Такую потрясающе-красивую девушку!

«Она же тебя, братец, чуть не узнала!», — забыв про нанесённую обиду, запаниковал внутренний голос. — «Ты же четыре года назад, если случайно запамятовал, являлся яркой звездой мировой киноиндустрии. То есть, гибрида художественного фильма и классического реалити-шоу…. Нет, так не пойдёт! Обязательно надо гримироваться…. Если на заштатной Камчатке чуть не засыпался, то, что будет в Москве белокаменной? Публичность нам сегодня — совершенно ни к чему. Типа — острый ножик у беззащитного горла…. Пора и следы слегка позаметать. Попутать немного, попетлять…».

Марина, манерно прикурив длинную и тонкую сигарету, недоверчиво протянула:

— Ну-ну, конспиратор льстивый, — после чего достала из выдвижного ящика объёмную картонную коробку, и, поставив её на полированную поверхность стола, предложила: — Выбирай, морячок!

Коробка была доверху заполнена российскими паспортами в разноцветных — новых и потрёпанных — обложках. Егор принялся заинтересованно изучать документы. Со стороны второго стола доносился приглушённый голос Безухого, обещавший кому-то небо в крупных алмазах и вечное блаженство…

— Выбираешь по подходящему возрасту и по плохо-приклеенным фотографиям? — понимающе хмыкнула девушка.

— Типа того.

— Предлагаю другой вариант, более продуктивный. Возьми вон тот паспорт. Ага, который в тёмно-зелёной обложке…. Открой на первой странице и внимательно посмотри на фотку. Как оно тебе?

— Не очень. Хотя, определённо, есть что-то похожее…

— Подожди чуток, — Маришка поднялась со стула, игриво покачивая бёдрами, подошла к ближайшему стеллажу, чем-то там негромко прошуршала и, вернувшись через пару минут, протянула — на розовой ладошке — два светло-коричневых шарика.

— Что это? — недоверчиво прищурился Егор.

— Обёрточная импортная бумага, пропитанная пчелиным воском. Воск же, как известно, является отличным дезинфицирующим средством, а руки у меня чистые. Так что, вставляй — без всяких сомнений — шарики за щёки и подходи к зеркалу. Вон оно висит, за одёжным шкафом.

Егор тщательно выполнил девичьи указания, а, вернувшись к столу, признался, с трудом ворочая языком:

— Да…, так — гораздо лучше…. Ни один в один, но…сойдёт…

— Значит, берёшь?

— Беру, — Егор выложил на стол три тысячные купюры. — Паспорт на имя Сергея Сергеевича Костылева. Спасибо…

— Не за что. Если возникнет такая надобность, — многозначительно и призывно подмигнула, — то заходи на огонёк. Всегда буду рада…. Бумажные шарики-то вынь изо рта, недотёпа! А теперь положи в карман…

Когда они вышли на свежий воздух, Егор поинтересовался:

— А что у нас, Володенька, с Интернетом — в приватной обстановке?

— Семьсот рублей, — Безухий был краток.

— Держи, друг. Что дальше?

— Записывай адрес…

— Я запомню.

— Улица Океанская, дом одиннадцать, квартира семнадцать. Ключ будет лежать под ковриком, возле квартирной двери. Когда будешь уходить, то не забудь, пожалуйста, положить его на прежнее место.

— А что у нас с хозяином квартиры? — уточнил Егор. — Не заявится, ненароком? Бузу не учинит?

— Петюня — законченный наркоман, и в данной квартире проживает в гордом одиночестве. Сейчас он уже в дороге, сюда следует. То бишь, ко мне, за деньгами. На шестьсот рублей Петя на пару суток зависнет в местных притонах-шалманах. Стольник мне — за труды праведные…. Контору, где продают самолётные билеты, найдёшь в центре. Серый пятиэтажный дом, рядом с Камчатским театром драмы и комедии…. Ну, расходимся краями? Типа — как в зелёном тропическом море — белоснежные туристические лайнеры? Бывай, друг-Егор! Удачи тебе!

Он поймал машину — на этот раз — древнюю японскую малолитражку. И, усаживаясь на пассажирское сиденье, велел:

— Изобрази-ка, приятель, кружок минут пятнадцать-двадцать и вернись к этому рынку. Только припаркуйся с противоположной стороны.

— Зачем это? — непонимающе замялся водитель — совсем ещё молоденький парнишка. — Странно как-то…

— Два стольника плачу.

— Без проблем, босс! — заводя мотор, заверил парнишка. — Сделаем — в лучшем виде! Следы путаешь, дядя? Наверное, задумал кого-то порешить…. Да, не напрягайся ты! Шутка такая, камчатская насквозь…

Примечания

11

— Дан — в карате — аналог «спортивного разряда».

12

— Сенсей — в восточных единоборствах — мастер, тренер.

13

— Капай — неформальное название района частной застройки Петропавловска-Камчатского.