Выбор-побег

Андрей Бондаренко, 2010

В жизни каждого человека бывают-случаются периоды, когда он должен сделать судьбоносный выбор. Выбор между богатством и чистой совестью, между таким понятиями, как «престижная успешность» и «душевный комфорт». Короче говоря, между жизнью по сценарию, написанному всякими и разными умниками, и свободой. Причём же здесь – побег? Иногда – от ложных ценностей – приходится улепётывать со всех ног, отчаянно отстреливаясь на бегу и разбрасывая – во все стороны – гранаты. Книга примыкает к циклу «Двойник Светлейшего» и является хронологическим продолжением романа «Славянское реалити-шоу».

Глава четвёртая

Побег. Первая фаза-стадия

Ранним погожим утром — солнечный диск ещё только чуть-чуть оторвался от тёмной линии горизонта — Егора разбудил Афанасий:

— Просыпайся, Странник! Пора собираться в дорогу. Пора. Время не ждёт. Дай-ка я взгляну на твою новую личину…. Без бороды и усов, да с короткими волосами, ты здорово изменился. С десяток годков сбросил. И общий облик у тебя сейчас — правильный. В том плане, что среднестатистический и полностью неприметный. С такой внешностью затеряться в пёстрой людской толпе — раз плюнуть. Теперь понятно, почему тебя — в своё время — определили в телохранители и секретные агенты. Знать, и с нужными документами не должно возникнуть особых проблем…. Справляй естественные надобности. Умывайся. Переодевайся в матросскую одёжку. Следуй на завтрак. Я тут немного похозяйничал, извини…

На завтрак шаманом был предложен густой наваристый суп, основу которого составляли толстые макароны, говяжья тушёнка и желтоватое китовое сало.

— Ешь, Егор Петрович! Добавки обязательно накладывай, — настойчиво уговаривал Афоня. — Тебе нынче много сил потребуется. И ногами предстоит поработать, и руками…. Кушай, родной! Не изображай из себя скромницу-гимназистку…

— А где же Антип? — сыто икая и усердно работая алюминиевой ложкой, поинтересовался Егор. — Спит ещё?

— Со мной, пожалуй, поспишь. Как же. Не получится. Сколько не мечтай…. На ручье наш Антипка. Старенький закол подправляет. А зачем он тебе? Дело какое-то имеется?

— Нет, в общем-то. Я просто хотел с ним попрощаться.

— Из вежливости? Не стоит, Странник. Сейчас тебе надо думать о совсем других вещах. Об осторожности, о наблюдательности, о незаметности…. Поел? Тогда хватай рюкзак и следуй на выход. Пора…

На улице старик внимательно оглядел — с ног до головы — подопечного, пристально, с ленинской хитринкой заглянул ему в глаза и, по-доброму усмехнувшись, спросил:

— А что это за занятный стишок вертится в твоей умной голове?

— Да, так. Ничего особенного, — засмущался Егор. — Ты, Афанасий Афанасьевич, намедни всё толковал про всякие и разные Тени. Вот, как говорится, и навеяло…

— Давай, бродяга, излагай! Зачитывай с выражением. Чтобы я лучше понял и осознал.

— Может, не надо?

— Надо, Егорушка. Надо!

— Ну, если, хочешь…

Егор откашлялся и — как просили — зачёл:

Зелёная поляна

Как в сказке — Недотрога.

Рассвет ещё в дороге,

И Тени мирно спят.

На облаках огромных

Тихонько дремлют Боги,

Их храп красив и нежен,

Как лапы у котят…

Когда, сдвигая Тени,

По небу солнце мчится,

И раненой волчицей

Душа моя хрипит,

Тогда, уже под вечер,

Всегда и непременно,

Фантом Любви приходит,

Со мною говорит…

Фантом — Любви ушедшей,

Чья смерть — подобна крику…

Зелёная поляна

Вновь ягоды полна.

И Тени, без обмана,

Кусают землянику.

Любви сгоревшей Тени,

Ушедшей — навсегда…

После минутного молчания Афанасий, хмыкнув, подытожил:

— Красиво, однако. Даже завораживает слегка. Только, вот…

— Что-то ни так?

— Значит, уже окончательно попрощался со своей Любовью? Расставил все жирные точки — над крошечной буковкой «и»?

— Нет, конечно же, — неуверенно улыбнулся Егор. — Просто — дань ночным переживаниям. Ночь, как известно, очень мрачное и печальное время суток. Больше не буду — мысленно опережать реальность.

— Улыбаешься, Странник? Что же, неплохо. Вселяет некую надежду…. Ладно, проехали. Сочиняй стишки, сочиняй. Это дело хорошее и, однозначно, позитивное. Не каждому дано…

Когда Егор уже впрягся в рюкзачные лямки, старый чукча протянул ему толстую пачку денег.

— Зачем это? — брезгливо поморщился Егор. — Деньгами разжиться — в людном месте — не проблема. Я имею в виду, для подготовленного и опытного человека.

— Не сомневаюсь ни на секунду, — недовольно поморщился Афоня. — Все супермены — они такие. Ради пользы дела и на кровавый разбой способны. Но время нынче надо беречь. Да и рисковать — лишний раз — не стоит…. Бери, бери! Со мной потом Светлая Тень рассчитается сполна. На Небесах, понятное дело…. Всё мои наставления и советы помнишь, Странник? Куда идти, кого искать, что говорить?

— Помню, Афанасий Афанасьевич. Спасибо тебе за всё!

— Не стоит того. Я тебе помог. Ты — в свою очередь — поможешь хорошим людям. На этом и держится наш Мир…. Прощай, Странник! Иди! Да не оставит тебя в пути — Светлая Тень…

Примерно через пятнадцать-семнадцать километров путь ему преградила высокая горная гряда, обрывавшаяся прямо в серо-зелёное море.

— Чёрт, крутизна-то какая! — расстроился Егор. — Видимо, придётся делать крюк вдоль гряды, а потом подниматься — по крутому склону — до седловины. В такую тёплую погоду — удовольствие ниже среднего…

Он шёл по узкой извилистой тропе. Справа возвышалась обрывистая неприступная круча, слева громко шумел, спрятавшись в глубоком горном каньоне, невидимый ручей.

«Неуютное и однозначно-опасное местечко», — мысленно отметил Егор. — «То бишь, можно идти — либо вперёд, либо — назад. Путь в стороны заказан…».

Почувствовав — чутким спинным нервом — смертельную опасность, он мгновенно кинулся к круче и плотно прижался грудью к высоченному вертикальному валуну. И, как вскоре выяснилось, вовремя.

Сверху донёсся неясный шум, неуклонно переходящий в глухой ропот, после чего со скал хлынул каменный поток. Большинство камней пролетело мимо уступа, направляясь прямиком в горный каньон, где шумел ручей. Но несколько крупных базальтовых валунов упало в непосредственной близости от того места, где всего несколько секунд назад находился путник.

— Что же это такое, а? — ошарашено прошептал Егор. — Случайно, в самом начале побега, нарвался на сторожевой пост? Или же мы имеем дело с самым обычным природным явлением? То бишь, с обыкновенным и естественным камнепадом?

Прошла минута, вторая, пятая…. Ничего не происходило. Вокруг было тихо, только сонный ручей — в глубоком каньоне — продолжал о чём-то упрямо вздыхать-бормотать.

Наконец, посчитав, что опасность миновала, Егор отошёл от спасительного валуна на несколько шагов, задрав голову, с опаской посмотрел на кручу и неожиданно встретился взглядом с чьими-то янтарно-жёлтыми, немигающими глазами.

«Это же — матёрый горный баран!», — отметился высказыванием внутренний голос, долгое время молчавший, видимо, обидевшись на нелицеприятную отповедь чукотского шамана. — «Ничего страшного, братец! Рявкни-ка на него, рогатого!».

— Пшёл вон, братское чувырло! — угрожающе махнув рукой, громко крикнул Егор. — Рога ветвистые, наглецу, пообломаю!

Но баран оказался не из пугливых и не собирался никуда уходить. Неотрывно наблюдая за потенциальной жертвой, он правым передним копытом продолжал усердно раскачивать большой чёрный камень, выступавший из тела горного склона.

«Прицеливается, гад коварный!» — понял Егор и — что было сил — рванул вперёд по тропе.

Сзади угрожающе гремел-шумел очередной камнепад.

«Получается, что местные горные бараны людей совсем не любят», — глубокомысленно сообщил внутренний голос. — «А за что, собственно, их любить и уважать? Геологи, охотники, чукчи — все они — барана убить хотят…. Как увидят, так сразу же и хотят. У горных баранов, мол, мясо вкусное, а рога очень красивые. Все люди хотят их повесить на стенку. Русские — в деревянных и кирпичных домах, чукчи — в ярангах…. Бараны знают про это. Поэтому, когда видят внизу человека — тут же сбрасывают камни. Убить хотят, понятное дело. Всё, в общем-то, по-честному. Люди — баранов хотят убить, бараны — людей…».

Егор против такой необычной логики ничего не имел, но и к баранам-убийцам особой теплоты не испытывал. Не до того было, время (Время?) поджимало.

Вскоре он начал подниматься по крутому склону, намериваясь выйти на относительно-низкую седловину горной гряды. Подъём давался нелегко, жёлтое круглое солнышко припекало по-взрослому, пот лил — по лицу и спине — бойкими ручейками. Мокрый, как последняя полевая (тундровая?) мышь, укрывшаяся глубоко под землёй от голодного весеннего песца, он, всё же, выбрался на перевал и надолго застыл, поражённый открывшейся взгляду красотой.

Внизу, как на ладони, лежала широкая речная долина. Неизвестная полноводная река текла десятками отдельных проток-рукавов. Эти рукава причудливо пересекались-переплетались, то сливаясь в несколько широких, то опять разделяясь на десятки узких. Были видны многочисленные острова, каменистые старицы, белопенные пороги и полноценные водопады. На одной из проток наблюдался тёмно-бурый прямоугольник, видимо, охотничья изба. Возле места впадения реки в Берингово море виднелось несколько крохотных чёрных точек — искомая деревушка Пижма.

— Полный вперёд! — вволю налюбовавшись на изысканные природные пейзажи, объявил Егор. — Нас ждут — великие дела! — после чего несуетливо приступил к спуску — по горному склону — к речной долине.

Через час с небольшим он вышел к извилистой речной протоке, на берегу которой было возведено неказистое одноэтажное строение. Встречный ветерок неожиданно принёс неприятный аромат. Изба приближалась, гнилостный запах неуклонно усиливался, постепенно превращаясь в нестерпимую и гадкую вонь….

Вокруг избушки — в радиусе пятидесяти-семидесяти метров — вся земля была щедро покрыта останками битой птицы: уток, гусей, казарок, чаек и лебедей.

«Видимо, по поздней весне — во время прилёта в эти края птичьих стай — кто-то здесь веселился от души», — подумал Егор, старательно прикрывая нос рукавом матросского бушлата. — «И столько, гады жадные, набили перелётной птицы, что и местное хищное зверьё все съесть не смогло. Но растащили — медведи, песцы и лемминги — недоеденные птичьи части по всей округе. Везде валяются полусгнившие крылья, головы и лапы…. Видимо, российская бизнес-политическая элита развлекалась прошедшей весной на тутошних речных просторах, не иначе. Простые люди не приучены — так гадить…».

Часам к четырём пополудни он подошёл к Пыжме — за хлипкой, полутораметровой по высоте сосново-еловой рощицей показались непрезентабельные, слегка покосившиеся чёрные избушки и два длинных серых барака, один из которых, по словам Афанасия, являлся местным магазинчиком. «Сельпом», как выразился шаман. Егор — в строгом соответствии с полученными инструкциями — спрятал приметную бескозырку в рюкзак и зашагал дальше.

Откуда ни возьмись, набежала целая свора облезлых, злобных и наглых собак. Блохастые псы, надсадно и хрипло гавкая, взяли незнакомого пешехода в плотное полукольцо и начали активное наступление, планомерно сжимая свои ряды.

Егору, волей неволей, пришлось вспомнить некоторые навыки, полученные — в своё время — в специализированном учебном центре, где готовили военных телохранителей и многопрофильных диверсантов — для активной работы в разных южных странах. Он поднёс ко рту ладони, сложенные рупором, и завыл — голодным пустынным волком. То есть, ливийским шакалом, как — в военной среде — было принято называть этих хищных животных.

Естественно, что чукотскую тундру пустынные волки никогда не посещали. Но на облезлых собак звуки, издаваемые Егором, произвели неизгладимое впечатление — жалобно и испуганно повизгивая, они мгновенно разбежались в разные стороны.

Возле закрытой двери сельпо терпеливо и скромно топтались различные безобидные личности — чукчи разного пола и возраста, несколько откровенных бичей и пожилой рыбак в потрёпанной зюйдвестке.

— В чём дело, народ? — вежливо поинтересовался Егор. — Почему не пускают внутрь честных граждан?

— Так это, обед у них, — ехидно откликнулся седобородый рыбачёк. — Трапезничать изволят.

Протиснувшись сквозь очередь, Егор подошёл к тёмно-коричневой двери и, громко постучавшись в филёнку, гаркнул:

— ФСБ России! Открывайте немедленно, мать вашу! Обыск! Считаю до десяти! В противном случае — прикажу взять магазин штурмом!

— Кто это такой шустрый и наглый? — поинтересовался из-за двери насмешливый басок. — Зачем же так пугать беззащитную и горькую вдовушку? Могу, ведь — чисто от женского испуга — и гранату швырнуть в форточку.

— Не надо, пожалуйста, гранату, — уже нормальным голосом уважительно попросил Егор. — Я, Лидия Львовна, от Афони-медвежатника. Поговорить требуется…

В стареньком замке надсадно проскрипел ключ, дверь приоткрылась, и басок начальственно велел:

— Ты, морячок, заходи. А всему остальному сброду — отойти от лабаза! Ещё дальше, так вас всех растак! Без муки, соли и брусничной настойки оставлю, морды наглые!

Лидия Ивановна оказалось женщиной низенькой — метр пятьдесят с кепкой, но очень массивной и широкоплечей.

«Натуральный гриб-боровик среднего возраста!», — восхитился впечатлительный внутренний голос. — «Чувствуется в здешней директрисе магазинчика недюжинная внутренняя сила. Такая барышня, действительно, может и гранату метнуть — через открытую форточку, и взбесившегося коня остановить на скаку…. А, вот, обстановка сельпо оригинальностью не отличается. Обшарпанный прилавок с допотопными деревянными счётами и пузатым стеклянным графином, грубые стеллажи с пакетами, мешками, банками и бутылками, на стене — поясной портрет Владимира Путина и толстый перекидной календарь…. А пахнет очень даже приятно. Хорошим табаком, свежевыпеченным хлебом и цветочным разнотравьем. Ага, это приоткрытая кадушка с мёдом стоит в дальнем углу, возле голландской цилиндрической печи…

Захлопнув дверь, хозяйка магазинчика внимательно посмотрела — словно бы рентгеном просветила — на нежданного посетителя и недоверчиво протянула:

— Ну, а что дальше? Много по нашей бескрайней тундре шастает…всяких беспардонных и наглых самозванцев. Мол, я от уважаемого Ивана Ивановича, а я — от самого Петра Петровича…

Егор, молча, протянул — на раскрытой ладони — светло-сиреневого кварцевого медвежонка.

— Это совсем другое дело, — тут же успокоилась Лидия Львовна. — Говори, матросик, что надо. Только покороче, пока мои покупатели не разбежались по делам.

— Мне нужна гребная шлюпка, — сообщил Егор, выкладывая на прилавок несколько крупных купюр. — В смысле, навсегда. А ещё банка с белой быстросохнущей краской и дельная кисточка.

— И только-то?

— Ага.

— Без всяких проблем, — игриво улыбнулась хозяйка магазина, выкладывая на прилавок солидный ключ. — На причале найдёшь лодку с широкой синей полосой вдоль бортов, отомкнёшь замок. Вёсла лежат в шлюпке. Краски и кисточки найдёшь на правом крайнем стеллаже. Бери, что приглянётся. Причём, сколько захочешь…. Кстати, мужчина проходящий, не заглянешь ли вечерком в гости к горемычной вдове? Грусть-скуку, так сказать, слегка развеять? Перекинемся в подкидного дурачка, водочки выпьем под олений копчёный язычок, то, да сё. Может, если всё сложится, то и пупками старательно потрёмся…

— Извините, но не смогу, — состроил расстроенную физиономию Егор. — Очень тороплюсь, дела.

— Жаль, конечно. Вот, тебе, торопыга, полиэтиленовый пакет. Складывай в него выбранные краски-кисточки.

Через пять-семь минут, когда Егор уже собрался уходить, Лидия Львовна, чуть помявшись, поделилась некоторыми сомнениями:

— Напрасно ты, путник, при Пыльном говорил — и про ФСБ, и про Афоню-медвежатника.

— Кто такой — Пыльный?

— Тот разговорчивый седобородый мужик у входа в магазин. Который одет в старенькую зюйдвестку.

— Он рыбак? — уточнил Егор.

— Если бы, — тяжело вздохнула директриса. — Соглядатай со стороны. А, вот, чей конкретно соглядатай — непонятно. Но от него — в любом раскладе — стоит ждать серьёзных неприятностей, — после короткой паузы добавила: — Пыльный живёт в халупе, крыша которой обтянута новехонькими моржовыми шкурами. Она стоит на отшибе, в трёхстах метрах от причала. Один живёт…. Если Пыльный пропадёт, то об этом никто из наших не пожалеет. Да и искать его не будут. По крайней мере, местные жители…. Это я так, к слову пришлось. Не бери лишнего в голову. Всё, иди, морячок. Дверь не закрывай, пусть народ заходит…. Удачи!

Егор — с полиэтиленовым пакетом в руках — вышел на магазинное крылечко и, гостеприимно махнув рукой, предложил:

— Заходите, любезные гуманоиды и пролетарии! Тратьте ваши денежки, честно заработанные в поте лица…

«А Пыльного-то среди потенциальных покупателей нет!», — взволнованно доложил внутренний голос. — «Ага, вон среди избушек мелькает бурая спина. Знать, к дому, подлый стукач, спешит-торопится. Зачем? По какой причине? Надо бы, братец, подстраховаться…».

Выждав несколько минут, Егор бодрым шагом отправился в сторону моря. Вскоре он высмотрел отдельно-стоящую избушку и, после секундного колебания, направился к ней, предусмотрительно заходя со стороны, где не было окна.

Егор, предварительно оглядевшись по сторонам, завернул за угол и, насторожённо прислушиваясь, замер перед чуть приоткрытой дверью. Из внутреннего помещения хижины доносился неясный подозрительный шум — словно бы кто-то с трудом передвигал по деревянному полу какой-то тяжёлый предмет, например, громоздкий посудный буфет.

«А если — дверные петли заскрипят?», — засомневался осторожный внутренний голос. — «Может, ну, его, братец? То бишь, неоправданный риск? Пошли-ка к причалу. Сядем в лодочку, да и поплывём, благословясь, по заранее намеченному маршруту…».

Тихонько вздохнув и положив на землю полиэтиленовый пакет с банкой краски и кисточкой, Егор, взявшись обеими руками за дверной торец, чуть надавил на него и осторожно повернул. Петли покладисто промолчали, дверь послушно отворилась, и он, стараясь передвигаться абсолютно бесшумно, прошёл внутрь строения.

Хрипловатый голос монотонно и нудно повторял:

— Ноль-шестнадцатый вызывает ноль-первого. Ноль-шестнадцатый вызывает ноль-первого…. Повторяю, шестнадцатый вызывает первого. Чёрт бы вас всех побрал! Отзовитесь, мать вашу! Ноль-шестнадцатый вызывает ноль-первого…

«Эх, знать бы ещё, кто скрывается под позывным «ноль-первый», — подумал Егор. — «То есть, какую конкретную спецслужбу он представляет. Как бы дров, ненароком, не наломать…».

Через несколько минут Пыльному надоели бесполезные голосовые упражнения. Он нервно щёлкнул каким-то тумблером, потом — судя по характерным звукам — закурил, после чего принялся негромко разговаривать сам с собой:

— Вот же, уроды ленивые, мать их. Тут фигурант нарисовался, а они на связь не выходят. Причём, фигурант — с совершенно-осмысленным взглядом, разговорчивый, без усов и бороды…. Что это может означать? И почему, интересно, нельзя пользоваться мобильной связью? А? Кто-то сможет перехватить и подслушать? Но, ведь, на этот случай и существуют разнообразные шифры и коды. Не говоря уже об Эзоповом языке…. Ретрограды хреновы! Не хотят, морды заскорузлые и дремучие, идти в ногу с прогрессом…

Всё (или, по крайней мере, очень многое), стало ясным и понятным.

«Надо его обязательно убить!», — буквально-таки взвыл нервный внутренний голос. — «Доложит, сука, по инстанции, объявят широкомасштабную облаву…. Нельзя этого допустить! Может, стоит предварительно допросить господина Пыльного? Мол: — «На кого работаешь, гнида позорная? Кому стучишь, дрянь разговорчивая? Кто твой хозяин? Назови все пароли и явки!»…. Было бы, конечно, совсем неплохо. Только со временем у нас туго. Пора выплывать. Опять же, если Пыльный является битый профессионал, то на его «раскол» уйдёт ни один час. Шум, какой-никакой, но поднимется…. А труп соглядатая надо будет — уже по темноте — загрузить в шлюпку, отвезти подальше от берега и, предварительно привязав к ногам что-нибудь тяжёлое, утопить…».

Егор, отбросив все сомнения, бросился вперёд. Прыжок, удар…. Но лёгкой победы не получилось. Пыльный оказался малым шустрым и хорошо тренированным. Защитные блоки, встречные удары, треск убогой мебели, разлетавшейся на составные части и на разноразмерные острые щепки…

Только через сорок-пятьдесят секунд (время — для схватки на замкнутом пространстве — очень солидное!) Егор склонился над поверженным неподвижным телом и, обтирая с разбитой губы кровь, уважительно пробормотал:

— Да, крепкий попался мужичёк, обученный…. Или же это я так постарел? Вернее, растерял квалификацию и профессиональные навыки за четыре года вынужденного простоя? Впрочем, как известно, хрен редьки не слаще…. Зато вы, уважаемый внутренний голос, снова ошиблись — с конкретным предложением. То бишь, дожидаться темноты и топить хладный труп в море, судя по всему, не придётся…

В деревянном полу халупы наличествовал распахнутый квадратный люк, рядом с которым располагался большой, окованный полосами чёрного железа сундук.

— В подполе наш господин Пыльный и прятал шпионскую рацию, — дополнил свой последний постулат Егор. — А люк, предварительно захлопнув крышку, этим сундучиной и задвигал. Не удивлюсь, если в сундуке — для пущей тяжести — сложены самые обыкновенные булыжники…

Сбросив мёртвое тело Пыльного в тёмный проём люка, Егор подошёл к рации.

«Этот легкомысленный дурик так и не ушёл с переговорной волны!», — обрадовался внутренний голос. — «Запомни-ка её, братец. Как говорится, на всякий пожарный случай. Понятное дело, что нам с тобой неизвестен секретный код входа на приватный режим…. Ничего страшного! Можно, смеха ради, выйти на этой волне в открытый эфир и наговорить неизвестному противнику — при случайных свидетелях — всякой гадости. Или же — ненароком — слить качественную дезинформацию…».

Скинув тёмно-зелёный параллелепипед рации вслед за её хозяином, Егор перевёл крышку люка в рабочее положение и — не без труда — задвинул её тяжеленным сундуком. Отдышавшись, он внимательно осмотрелся и около поломанного стола обнаружил здоровенный навесной замок со вставленным в него ключом.

Покинув хижину, Егор аккуратно притворил входную дверь, вставил дужку замка в солидные чугунные петли, повернул ключ до упора, вынул его из замка и положил во внутренний карман флотского бушлата.

«Правильно, братец, правильно!», — сытым сибирским котом довольно промурлыкал внутренний голос. — «Очень рачительно и дальновидно. Потом выкинешь ключик в морскую пучину…. Эх, надо было нашей ушлой Лидии Львовне ещё дать шаманских денежек, чтобы она тёмной ночкой спалила эту избушку — до самого основания…».

Нужную шлюпку — с широкой синей полосой по бортам — Егор нашёл почти сразу. Он, предварительно вставив вёсла в уключины, отомкнул замок, положил его на причальные доски, забросил в шлюпку длинную железную цепь и рюкзак. Потом, слегка оттолкнувшись ногой от причала, забрался в лодку сам, устроился на передней шлюпочной «банке» и активно заработал вёслами.

«На берегу не наблюдается ни единой души. Только парочка местных облезлых псов бродит в отдалении. Что просто замечательно», — отметил про себя Егор. — «А время-то уже позднее, надо поторапливаться…».

Солнышко, действительно, уже приближалось к линии горизонта. Западный край неба задумчиво пылал малиновым и алым. Ветер стих, низкие морские волны выглядели совершенно мирными и безобидными. Егор сбросил бушлат, тельняшку и погрёб уже по-настоящему, крепко упершись ногами в специальную планку на дне шлюпки и работая — в основном — продольными мышцами спины.

«Давай, давай, трудись! Не сачкуй, братец! Вкалывай от души!», — насмешливо командовал вредный внутренний голос. — «Нам надо пройти то ли семнадцать километров, то ли все восемнадцать…».

Закат уже печально догорал — гигантским кристаллом тёмно-фиолетового аметиста — когда шлюпка вошла в устье бурной реки и ткнулась носом в узкую каменистую косу.

Егор ловко спрыгнул на мелкую чёрную гальку и, сильно потянув за железную цепь, вытащил лодку — на одну четверть корпуса — на пологий берег. После этого он, собрав вдоль речного русла вдоволь сухих веток и коряжин, развёл яркий костёр, наскоро перекусил и приступил к малярным работам. На носу шлюпки Егор крупными аккуратными буквами вывел — «Хапуга». Чуть ниже — более мелкими — «Анадырь».

Минут через пятьдесят он указательным пальцем осторожно потрогал плоды своих трудов и удовлетворённо констатировал:

— Краска, действительно, оказалась быстросохнущей. Продолжим наши процедуры…

Егор достал из бокового кармана рюкзака холщовую тряпицу, слегка намочил её в морской воде, зачерпнул с самого края кострища чёрных угольков и тщательно — в течение пяти-семи минут — промокал-протирал свежую надпись.

«Пожалуй, хватит!», — авторитетно заявил внутренний голос. — «Красиво получилось. Как будто эти буковки рисовали лет шесть-семь тому назад. А сейчас можно ещё немного перекусить, и чуток вздремнуть…».

Когда на востоке чуть заметно начало сереть, он забросил в лодку рюкзак, столкнул её с каменистой косы, запрыгнул сам, сел на вёсла и выгреб на самую середину речного потока, впадающего в море. После чего перестал работать вёслами.

— Афоня говорил, что так надо, — объяснил своё поведение тусклым утренним звёздам Егор. — Мол, сильное речное течение вольётся в нужное морское течение. А то — в свою очередь — само вынесет нашу шлюпку к запланированному месту…

В положенное время пришёл рассвет, взошло ласковое и приветливое солнышко, утренняя дымка постепенно рассеялась. На северо-востоке — прямо по курсу лодки — появились два тёмных, слегка размытых пятна. Вскоре между ними возникла крохотная чёрная точка, которая с каждой прошедшей минутой визуально увеличивалась.

«Не обманул-таки шаман Афанасий, молодец!», — обрадовался внутренний голос. — «Это же обещанный танкер проходит узким проливом между двух островков. Пока всё идёт — как по маслу…. Ура!».

Когда до встречного нефтеналивного судна оставалось метров сто пятьдесят, Егор поднялся на ноги и, отчаянно размахивая руками, завопил во весь голос:

— Стойте! Помогите! Спасите! Сос!

В ответ — через секунду-другую — прогремел выстрел…