Не все остались живы

Андрей Бильжо, 2020

В этой книге собраны рассказы о нашей «нереальной» жизни, которая предлагает обстоятельства и создает ситуации круче любого писателя-фантазера. «Этого не может быть!» – часто удивляемся мы. «Я не верю своим глазам (ушам)», – часто говорим мы. Однако это есть! Посмотрите вокруг! Хотите верьте, хотите нет. «Он все придумал», – скажете вы. «Может быть», – отвечу я. «Так не бывает», – скажете вы. «Да. Пока не бывает», – отвечу я. Большая часть рассказов была написана для журнала «Русский пионер», который я люблю за предоставленную свободу. Довольно дефицитный сегодня продукт, между прочим. Приятного чтения. Будьте здоровы и держите себя в руках!

Кровавый дым…

Шел четвертый год пятой Мусорной войны.

Почему Мусорной? Сейчас уже трудно ответить на этот вопрос. То ли потому, что столкновения с сословием «мусоров» (полицаев) стало явлением обыденным и повседневным, то ли потому, что мусор заваливал города, засыпал реки, высушивал моря и его горы закрывали чистое голубое небо.

Мусорные полигоны, захоронения или пирамиды поджигали. Дым серо-фиолетово-желтым одеялом накрывал отечество.

В некоторых местах он был сладок и даже приятен. Были, и немало, любители втянуть его в себя и поймать «ломовой кайф». Такие маргиналы съезжались в эти места со всего мира и селились около гор тлеющих просроченных лекарств, которые стекались в страну, Идущую Своим Путем, со всех континентов.

Мусорные бизнесмены построили там мусорные отели, хостелы, паркинги и палаточные городки.

«Сладкий дым выбирай — вдохнул и попал в рай!», «Этот дым сладок и приятен! Если не веришь — проверь, приятель!», «Полной грудью дыши — дым для души!» — такие билборды стояли на каждом шагу.

Однако был и такой дым, который вызывал не «сладкий кайф», а агрессивность на фоне дурашливости. «Здесь дышать без противогаза запрещено!!!» — гласили плакаты. Что за мусор дымился в этих кучах — загадка. Но то, что он был связан с оборонной промышленностью, не вызывало сомнения ни у кого. Дым-невидимка был еще и без запаха.

Москва не являлась исключением. Она была завалена мусором, и его горы со снежными шапками высились там, где когда-то был Кремль. Как из засранного Лувра Людовик IV переехал в Версаль, так из старой Москвы знать переехала в новую, вторую, закрытую Москву, которую построили в степях Сибири, куда мусор ввозить было запрещено.

В Москве № 2 все было, как в той, старой, Москве.

Был Арбат и Лужники, Красная площадь с мавзолеем и Лениным (вывезли), Кремль с царь-колоколом и царь-пушкой.

Элита страны, Идущей Своим Путем, с прислугой и секретарями переехала в Москву № 2 и оттуда управляла страной, зарабатывая на сдаче земли под мусорные отходы.

Новая столица была построена из китайского, экологически чистого деревозаменителя.

В тот день дул сильный ветер с запада и облака дыма-невидимки достигли Москвы № 2. Губернатор и мэр в одном лице узнал об этом, но отменять грандиозного приема в своем особняке, уменьшенной копии Версаля, Павел Афанасьевич Фамусов не стал. Денег было потрачено много, да и паники не хотелось: дыма-то не видно.

Это был прием, который вошел в историю страны, Идущей Своим Путем, как Кровавый дым.

Кто только не был приглашен губернатором Фамусовым.

Эскорты и экипажи подъезжали к дворцу один за другим.

По красной дорожке, усыпанной черными тюльпанами, райской розой «Пьер де Ронсар» и «Царицей ночи», шли председатель пенсионного фонда и министр социального развития Родион Романович Раскольников; детский омбудсмен Евгений Онегин; министр культуры Иван Александрович Хлестаков; министр здравоохранения Павел Иванович Чичиков; предсказательница будущего Старуха Изергиль; министр обороны Сергей Сергеевич Скалозуб; главный психиатр Лев Николаевич Мышкин; девелопер Кирилл Петрович Троекуров; герой всех Мусорных войн, дамский угодник Григорий Александрович Печорин; популярные кинорежиссеры Владимир Ленский и Грушницкий, председатели общества «Геи с человеческим лицом»; крупный владелец шоу-бизнеса Семен Захарович Мармеладов с дочерью певицей Сонечкой; председатель следственного комитета Порфирий Петрович; министр образования Анна Аркадьевна Каренина; любимец женщин, светский лев, звезда кино и бузотер Владимир Андреевич Дубровский; вольнодумец и путешественник Александр Андреевич Чацкий и многие другие знатные персоны.

Красавица Сонечка Фамусова была центром всеобщего внимания. Стриженная наголо, с открытой до самых ягодиц спиной, на которой красовалось тату — двуглавый член с крыльями, — с проколотыми бровями, губами и кольцом в носу, она вызывала однозначный интерес мужчин.

Ленский сразу начал к ней клеиться. Его, видимо, прельщало в ней и мужское и женское начало, так сильно взаимодействующие друг с другом. Дополняющие и исключающие одновременно.

Выпив изрядно водки, покурив травы-муравы и пройдясь по «снежной дорожке» (но мы-то знаем, что причина странного поведения в другом), он зажал Соню в коридоре и затащил в мужской туалет. Надо сказать, что Фамусова не сопротивлялась. Однако вошедший туда Евгений Онегин решил, что Владимир Ленский пытается изнасиловать дочь губернатора. Он оттолкнул Ленского, не заметив, как режиссер достал пистолет и выстрелил в него. Евгений упал на колено и рухнул на пол из белого итальянского каррарского мрамора. Соня не успела закричать. Ленский обнял ее и страстным поцелуем заткнул ей рот.

В этот момент в туалет зашел Грушницкий. Он увидел Соню в объятиях Ленского и детского омбудсмена Онегина, лежащего на белом мраморе в красной кровавой луже. Здесь надо сказать, что Грушницкий тайно любил Евгения. Он выхватил у целующегося Ленского пистолет и выстрелил во Владимира. Но промахнулся и угодил в Соню, ранив ее в спину — попав в правое крыло двуглавого члена.

Герой и бывалый офицер Печорин, услышав выстрелы, моментально оказался на месте боевого столкновения. Увидев Грушницкого с пистолетом, труп Онегина и раненую Соню, он принял решение обезвредить противника. Грушницкий схватился за сердце, как бы прикрывая его ладонью, но пуля прошила насквозь кисть руки, сердце и сливной бачок. Кровь и вода хлынули одновременно.

Печорин и Ленский уложили Соню на диван и побежали за министром здравоохранения Чичиковым и главным психиатром Мышкиным. Лев Николаевич, увидев кровь, сразу упал в обморок, а Павел Иванович сказал, что он скорее экономист, чем врач.

Губернатор и мэр Фамусов, услышав пальбу, посовещался с министром обороны Скалозубом, и они приняли решение наступать. Павел Афанасьевич взял автомат Калашникова, а Скалозубу выдал «Узи». Они сразу, как им показалось, поняли, что произошло. «Печорин и Ленский стреляли в Соню», — сделал заключение Сергей Сергеевич и со словами: «Наши дети — наше будущее! Смерть педофилам!» — открыл огонь по преступникам. Ленский упал сразу. Печорин стоял на ногах долго, с достоинством, получая пулю за пулей. А потом, смеясь в лицо Скалозубу и Фамусову, упал лицом вниз на Ленского.

Павел Афанасьевич кинулся к дочери, лежащей на животе на голубом кожаном диване, который быстро впитывал в себя ее кровь и превращался из голубого в бордовый.

— Соня, дорогая… Жива, кровинушка моя! Жива!!! — Павел Афанасьевич стоял на коленях и ронял соленые слезы на простреленное правое крыло двуглавого члена.

— Какой же ты мудак, папаня. Они же не виноваты ни в чем… — теряя сознание, прошептала дочь губернатора.

В это время Старуха Изергиль на террасе предсказывала будущее Раскольникову, выкачав из него все деньги до последнего юаня. Родион Романович так разозлился, что ударил старуху топором, а потом добавил еще и обушком. Служанка Фамусова Лиза хотела было помочь гадалке, но тоже получила топором по темечку. Председатель Следственного комитета Порфирий Петрович решил арестовать Раскольникова, но, понимая, что одному не справиться, попросил помощи у министра культуры Хлестакова. Однако тот был в стельку пьян и нес какую-то ахинею про облако дыма-невидимки, которое дошло до Москвы № 2 с запада страны. Порфирий Петрович не стал слушать эту чушь. Надо было действовать, пока министр социального развития не зарубил кого-нибудь еще. Он подкрался к Раскольникову сзади, сделал ему подсечку и, когда тот падал, выхватил топор и со словами: «В страдании есть идея!..» — огрел им Родиона Романовича промеж глаз.

Анна Аркадьевна Каренина ходила по залам дворца какая-то потерянная и говорила, что ей необходима железная дорога. Когда ей стали объяснять, что в Москве-2 ее нет, она загадочно улыбнулась: «Тогда я утоплюсь, как Лариска Огудалова», — и ушла куда-то, пританцовывая.

Володя Дубровский бегал по дому и искал бензин. «Сожгу всех нах. Огня мне, полцарства даю за огня!» — орал он.

Кирилл Петрович Троекуров и Порфирий Петрович с трудом его повязали.

Соня Мармеладова пела романс Копеечки «Ты возьми меня…» под аккомпанемент отца пресс-секретарю Фамусова Алексею Молчалину.

Полюби меня, не любя,

Без тебя умру я, умру,

Я тебе отдам всю себя,

Ты поверь, тебе я не вру.

Ты возьми меня целиком,

По частям меня ты возьми,

Так желание велико,

Я отдамся тебе в любой миг.

Прикоснись ко мне, прикоснись,

Ты с меня одежду сорви,

Ну приснись хотя бы, приснись,

Я тебе признаюсь в любви.

Соня пела так страстно, что Алексей Михайлович так возбудился и, не дослушав романса до конца, овладел Софьей Семеновной тут же под роялем, не обращая внимания на Мармеладова, который, ничего не замечая, предавался музыке.

Александр Андреевич Чацкий единственный в этой компании сохранял здравый рассудок. Он ходил в противогазе и не вдыхал невидимого дыма отечества.

Он вызвал карету «Скорой помощи» и полицию, а себе — такси.

Все убийства повесили на главного психиатра Мышкина, который только пришел в себя. Санитары связали его, и психиатрическая перевозка повезла Льва Николаевича в хорошо знакомую ему психиатрическую больницу имени Николая Васильевича Гоголя.

Вы правы: из огня тот выйдет невредим,

Кто с вами день пробыть успеет.

Подышит воздухом одним,

И в нем рассудок уцелеет.

Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок.

Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,

Где оскорбленному есть чувству уголок! —

процитировал Чацкий наизусть классика.

Довольно быстро подъехало такси «Кар. Ета». Александр Андреевич сел в машину, сдернув с себя противогаз.

За рулем сидел афрорусский.

— Не возражаете? — спросил он.

Чацкий не любил, когда врубали музыку русские таксисты, — всегда блатняк. Не любил и слащавой музыки азиатов. А вот черный русский рэп любил.

— Как тебя зовут?

— Ибрагим Петрович Ганнибал, — ответил водитель.

— Ну валяй, Ибрагим Петрович!

Александр Андреевич достал сигару «Отечество» и с наслаждением выпустил кольцо дыма.

Отечества дым не сладок —

Гадок.

Отечества дым не приятен —

Опасен.

Отечества дым —

Удар под дых.

Это твой стыд.

Это мой стыд,

И, если не остыл

Ты,

Если ты не бот —

ва,

Если голова

твоя не ты —

ква,

Ты должен понять:

Нет дыма без огня, —

неслось из магнитолы.

— Кто это? — спросил Чацкий таксиста.

— РЭПер Максимка, — ответил Ибрагим Петрович.

Если тебе не все похуй,

Если не только похоть

Осталась внутри,

Вокруг посмотри:

Нет дыма без огня,

Ты должен это понять,

И с себя снять,

Времени чушь,

Бремя чувств

Уняв,

Их собрав в комок,

В шар,

Туши пожар,

Разгоняй смог,

Ты не комар,

Если смог

Потушить пожар,

Ты человек,

Не бот,

Иди смело вперед,

Ты сам себе бог.

Думай сам,

Не верь мас —

сам,

Не верь словам

власти,

Слава — сласть и

яд.

Это лайт ад!

Короче — вот суть:

Пусть

Огонь внутри

Горит.

Нахуй пошли,

Того, кто пошлый,

Того, кто тупой,

Того, кто злой,

Того, кто врет,

Того, кто «срет»

и бежит,

Когда «мусор» бьет

Того, кто лежит.

Того, кто предаст

И тебя легко сдаст,

Того, кто только берет

И ничего не дает,

Того, кто уби —

вает,

Того, кто любит,

Когда страдают,

Того, кто душит

волю,

Кто равнодушен

К чужой боли.

Всех этих нахуй

пошли,

Хватит спать,

Кровавый дым разгонять пошли,

Это мой клич!

Это мой клич!

Это мой клич!

«Отечество» дымилось и догорало между тонкими пальцами выпустившего последнее кольцо дыма Александра Андреевича.