Когда-то в России

Андрей Андреевич Колесников, 2017

В 19 веке Россия всерьез занялась укреплением своих южных рубежей, повернувшись к этому вопросу на всем протяжении от Черного моря и до Тихого океана. Эта книга о России через призму судьбы реально жившего в то время офицера российской императорской армии Колесова В.А. Заброшенный службой царю и Отечеству с Кавказа на Дальний Восток он провел там достаточно времени и, будучи уволенным «за выслугой лет», возвращается в Анапу, окончательно отошедшую к России в 1829 году. Здесь у него остался от родителей дом, где он намерен провести остаток жизни. За время нелегкого по тем временам путешествия он наблюдает жизнь огромной страны (Дальний Восток, Великий Сибирский тракт, Поволжье, Дон и Кубань), встречается с представителями различных сословий. Он одинок и не питает никаких иллюзий и надежд на счастливые перемены. Однако свою судьбу он все же встречает в Анапе, ставшей ему родной.

Глава 7

Дни проходили в движении под громыхание и тряску телег, ржание лошадей и понукания ездовых, а морозные ночи — у костров, с их утекающим к холодному небу теплом.

Время сродни дороге: течет время, движется к концу любая дорога. Уже в начале ноября остановились на последнюю ночевку, до Хабаровки, одного из нескольких поселков, заложенных четыре года назад по Амуру, оставалось около 40 верст и планировали на следующий день, если бог даст хорошую погоду и спокойную дорогу, к вечеру добраться до места. Люди изрядно устали от дорожных неудобств, жаждали помыться в бане и выспаться по человечески в постели. И поэтому в этот раз на привале было оживленнее, чем обычно; раздавались даже шутки, совсем было исчезнувшие в последние дни.

Колесов бездумно смотрел на разбрасываемые пламенем в разные стороны искры. Отрываясь от костра, они словно светлячки, не зная, куда им деться, с тихим мерцанием роились в черноте ночи. Захарьин лежал на сене, покрытом попоной, уставившись вверх, в ночное небо с щедро разбросанными по нему отливающими студеным блеском звездами.

–Как манят к себе эти звезды, — вдруг произнес он задумчиво, — Так казалось и воспарил бы душою к ним.

–Да ты, брат, оказывается поэт, — отозвался Колесов. — А душа суть не материальная и воспарить ею можно, оставаясь на земле.

–А что такое душа? — повернул голову к нему хорунжий.

–Я не философ, но на мой взгляд это критерии духовности, т.е. совокупность не только всех чувств человека, но и отношение его к добру и злу, справедливости и беззаконию, благородству и подлости. Главное улавливать разницу между этими понятиями и никогда не выходить за границу светлого начала. Душа заложена в человеке изначально, с самого рождения и есть она у всех людей. Нет души — нет человека. А вот какая она, одухотворенная или нет, зависит от воспитания.

–Так по вашему выходит, что душа есть и у нехристей?

–Конечно, и у них есть душа.

–Почему же все нехристи лезут к нам постоянно со злом и войнами?

–Вот потому и лезут, что, как бы сказали святые отцы, души у них заблудшие. А я скажу, что все мы заблудшие. Для нас они нехристи потому, что придерживаются своей веры и за нее готовы умирать. А мы их веры знать не хотим, считая свою самой правильной.

Несовершенен еще человек, много алчности, злобы, зависти, хотя ни одна вера, из существующих на земле, этих качеств не одобряет. Выходит, дело в нас самих. Думаю, придет время, не скоро, но придет, и все люди на земле поймут друг друга, и души их преисполнятся все-таки добром и пониманием не только ближнего, но и дальнего. Ведь по сути своей мы все одинаковы: две руки, две ноги, голова. Когда-то жили родами, а с появлением общих интересов объединились в племена, а затем и в государства. И дело здесь не в национальностях. Нации уже стали потом, с укреплением государств, и в нацию, в ту или иную, изначально вошли порой разные племена. Значит понимали они друг друга. А сейчас уже речь идет не о душе каждого конкретного человека, рода или племени, а о душе нации. И вот когда нации сольются в одну душу — душу всего мира, вот тогда наступит всеобщий мир на земле и благоденствие.

–И что же для этого надо?

–Надо неустанно одухотворять каждого человека. Делать его совершенным, воспитывать в соответствующем русле, а это уже политика государств и священнослужителей всех конфессий.

–Чудно Вы, Василий Андреевич, говорите, что душа у каждого человека есть, а как же душегубцы разные, убивцы да разбойники, у них тоже душа имеется?

— Да нет у них души, а посему не люди они. А раз не люди, значит не место им в человеческом обществе. Поэтому казнят их, на каторгу ссылают, по тюрьмам держат. Но это касается, как ты сказал, только отъявленных душегубцев.

–А враги отечества как же, тоже с душой?

–Настоящий враг тот, кто злобой звериной к тебе преисполнен, кто хочет землю твою и народ закабалить,над могилами предков надругаться. Но в массе вражеского войска всегда есть люди, и поверь их не мало, которые никакой злобы к тебе не испытывают и земли твоей им не надо, и худого твоему народу они не желают. А то, что идут на тебя с оружием, то не по своей воле. Мать их тоже в муках рожала и они тоже божьи твари. Такого врага по возможности щадить надо. Пусть потом всю жизнь помнит и своим потомкам о твоем великодушии рассказывает. Я ведь видел, с каким рвением ты бросился выполнять мой приказ о передаче продуктов китайцам. Значит не очерствела у тебя душа, и находят в ней отклик нужды человека, даже если он не нашей нации и веры. Глядишь — вот так и сформируется всемирная душа.

–Ну, а пока есть войны, — после небольшой паузы продолжил Колесов, — и существуют настоящие враги, должно быть и соответствующее оружие, дабы их достойно встречать. А посему, Иван Кондратьевич, дарю я тебе на память свою шашку, которая, знаю, тебе понравилась.

Колесов достал из телеги шашку в ножнах, обмотанных пристежным ремнем, и подал ее ошарашенному Захарьину. Тот вскочил на ноги, растерянно, еще не веря в реальность происходящего, принял подарок, оглядел ножны, костяную, инкрустированную серебром, рукоять, медленно потянул из ножен клинок, словно пробуя плавность его хода, а затем, резко выхватив, молниеносными ударами дважды рубанул воздух и прислушался. Осмотр и проба шашки привели его в восторг. Он нежно поцеловал клинок и бросил в ножны.

–Ну, Василий Андреевич! Я не знаю, как и благодарить Вас. Да у меня и отдарить то Вас не чем.

–Не волнуйся, Иван, мне от тебя ничего не надо, а шашка мне уж без надобности.

Однако Захарьин, словно вспомнив что-то важное, сорвался с места, бросился к своим переметным сумам и оттуда достал что-то, завернутое в чистую тряпицу.

–Это корень — женьшень. Я его сам в тайге промышлял. Не побрезгуйте, Василий Андреевич, возьмите в подарок, может сгодится когда.

–Спасибо, Иван Кондратьевич, — ответил Колесов, разворачивая тряпицу и рассматривая небольшой корешок, чем-то похожий на человеческую голову.