Времена года

Андрей Александрович Коляда, 2021

Сборник статей представляет собой любопытный коктейль из дневника, воспоминаний, мнений на различные темы бывшего учителя. Изложение взглядов наполнено мрачной иронией, обусловленной непростыми отношениями в семье, а также разочарованностью в профессии. Содержит нецензурную брань.

10 глава Кесарю кесарево 15 ноября 2020г.

Со вчерашнего дня идет полноценный зимний снег, который уже не превращается в отвратительнейшую жижу, которая затрудняет переходы, пачкает и портит обувь, летит во все стороны, заполняя собой все пространство: сверху вниз, слева направо и справа налево, снизу вверх, дорога обморожена и заснежена, легкий неожиданный морозец заставляет одеваться по-зимнему, сердце ноября в календаре дает о себе знать плотно закрытым окном ночью, свежим обжигающим ветром утром, который догоняет нелепо и неуспевших одеться соответственно погоде прохожих, кутающихся в демисезонные куртки и плащи, развевает волосы бесшапочных путников и путниц.

Думая о времени года, я как-то вспомнил, что в мой день рождения, экватор первого осеннего месяца, меня поздравляли исключительно коллеги по работе, один друг, с которым мы постоянно общаемся и практически никто из разного рода людей, встреченных мной раньше — в школе, вузе, предыдущих местах работы. Ты словно растворяешься и исчезаешь в водовороте времени, не успевая создать вокруг себя какую-либо экзистенциальную пустоту — про тебя мгновенно забудут, вычеркнут и заполнят другие, возможно более жизнерадостные, веселые и запоминающиеся люди. И только как отголосок времени, пережитый рудимент и особое ископаемое — обо мне на новый и год и день рождения вспоминает мой одноклассник еще по гимназии, в которой я оттрубил семь лет, Иван. У него врожденное ДЦП и слегка нарушенная координация движения, словно большой высокий человек выпил и возвращается с гулянки, однако ритмическая синхронность его движений, обязательная повторяемость через несколько шагов заставляет усомниться в первоначальном предположении. В последние встречи я всегда пытался уклониться от разговора и делал вид что либо очень занят, либо рассеяно не замечаю его, так как его манера общения достаточно моветонская: грубо кричать, махать руками, неуклюже и нелепо громко смеяться, причем внешний вид и манеры отталкивающи, поэтому постепенно становится неловко даже перед незнакомыми прохожими.

В школе тоже были различные ситуации: все семь лет мы учились в одном классе, высокий, с кудрявыми волосами, крупным лицом и сросшимися бровями, он был бы красив и спортивен, если бы не его внешнее уродство в форме непонятной асимметрии, хромоты и непонятного неадекватного поведения. Он активно ругался с одноклассниками, в том числе и со мной, доказывая какие-то непонятные права, порой превращающиеся во вседозволенность, а его одинокая мама часто приходила в школу на разборки, жарко споря и утверждая его ум, уникальность и исключительность. На классных часах и в ванино отсутствие учителя нам говорили о том, что нужно к нему быть добрее и все такое, что он по идее должен быть лежачим и его матери надо поставить памятник, что она поставила его на ноги и запихнула в полноценную школу, а очень тучная завуч, Екатерина Андреевна, наставительно сказала как-то, что все конфликты будут решаться в его пользу, и она может всех исключить из школы кроме него, потому как мы бессовестные бесчувственные зажратые и циничные молодые люди.

Уж не знаю в данном контексте как лучше и гуманнее: чтобы такие люди ходили в специальные заведения или учились со всеми как остальные. Много было неоднозначных эпизодов: с ним никто не хотел сидеть за одной партой и его постоянное местонахождение в третьем от окна ряду за второй от доски партой было неизменным, порой он громко портил воздух и сам громче всех смеялся, учителя просили открыть окно кого-нибудь и естественно не акцентировали на нем внимание. Одинокая и нервная мама прививала ему странные вкусы: он гордился тем, что слушал Патриссию Каас и другой французский шансон, в более старшие классы на предложение выпить он говорил, что иногда пьет только настоящее французское вино «ля де бур», что, естественно сопровождалось громким хохотом. Я был не большой любитель школьных дискотек, с тайным распитием спиртного в туалетах, с бравурными криками и нелепыми телодвижениями в темных помещениях с разного рода разноцветными лучами, вертящимися в такт ритмичной популярной музыке, но мне рассказывала одноклассница, как искренне плакала в одну из таких дискотек, на которую пришел и Ваня, в белой рубашке и галстуке, лучшем из гардероба пиджаке и резким запахом дешевого парфюма и пытался очень неуклюже под музыку делать нелепые па, переваливаясь и хромая с одной ноги на другую, вертелся в этих лучах, а шумные аплодисменты и громкие подбадривающие крики вокруг себя воспринимал как триумф, всем улыбался и хлопал в ладоши, пацаны смеялись до слез и говорили что он самый крутой, это было безобразно. Девочка вывела его из этого гвалта и попросила уйти, а сама потом долго плакала и сказала, что — наши пацаны ведут себя как последние скоты и идиоты.

Сам по себе он имел характер скверный и любил делать мелкие пакости: шатал парту какой-нибудь девочке в классе, дописывающей контрольную на перемене, она кричала на него, черкая в своей тетради, а в ответ он отвратно улыбался, обнажая слюни. На уроке физкультуры он не ходил, а придя как-то в спортивной форме показал физруку справку, на что тот, не сразу сообразив, о чем речь, по привычке ляпнул — Жене тоже показывать справку будешь? — после чего как обычно все заржали. Пацаны часто издевались над ним в школе, но изредка несколько раз я наблюдал интересные сцены — как Ваня гнался со звериным лицом своей дергающейся прихрамывающей походкой за каким-нибудь не самым хлюпеньким молодцем в состоянии сильного гнева и его в этот момент боялись все. Кстати — я замечал у подобных людей какие-либо вспышки гнева или упорство в достижении какой-нибудь невыполнимой цели — и достигали их. Мне рассказывал как-то парень в поезде, что его сосед, имеющий проблемы с ногами и руками, и тоже вроде бы с ДЦП, по наставлению врача научился так бросать камешки вверх, что со временем значительные булыжники легко закидывал на пяти и чуть ли не девятиэтажки. В этом кстати есть, на мой взгляд, один из главнейших парадоксов инвалидов разного рода — компенсируя отсутствие какой-либо конечности или способности, они легко в состоянии выполнить какую-нибудь непосильную для рядового человека задачу: перекачать до неузнаваемости тело, забраться с одной ногой на Эверест, или еще что-нибудь невообразимое сделать. Жаль, что многие так называемые полноценные люди искусственно в силу лени, обжорства, себялюбия и лелеяния своих пороков превращают себя в натуральных физических инвалидов или уродов, совершенно не ценя способности и возможности своего тела.

Помню уже в выпускном классе Ваня как-то нашел себе подругу, возможно не без помощи мамы, невысокую рыжую некрасивую девушку, прихрамывающую и ярко одетую, на что мой одноклассник, смеясь, заметил — О, смотри нашел же под стать себе. Богу божье, кесарю кесарево — мы все засмеялись, но мысли неоднозначные появились тогда в голове, о том, что паруются не противоположности, а смежности в единстве ума, тела, достатка и всего прочего. А остальное — псевдоромантическая нежизнеспособная хрень. В Спарте, насколько я читал, нездоровое потомство сбрасывали со скалы, да и позже не жаловали — в средние века рыжих и хромых не праздновали, левшей переучивали еще со школы писать правой рукой. Сейчас, конечно, времена изменились, стало нормальным собирать деньги всем миром на операцию четвертому неполноценному ребенку какой-нибудь живущей за чертой бедности женщине, которая, наверное, лелеяла надежду на то, что ее следующая попытка уж точно будет лучше предыдущей. Тема эта сложная и здесь на самом деле не всегда все так однозначно: вместе с Ваней в параллельном классе учился парень с таким же заболеванием, но природная доброта и коммуникабельность обеспечили его в дальнейшем женой, друзьями, работой санитаром в психушке и, насколько я с ним общался, очень позитивным и жизнерадостным взглядом на мир, в отличие от Вани, который очень болезненно реагировал на шуточки и насмешки одноклассников, часто нелепо шутил, гримасничал и часто смеялся на только ему понятные шутки, которые даже невозможно было услышать из-за того, что они произносились быстро, неотчетливо, прерываясь волной его истеричного смеха.

Иногда приходила мне мысль о том, что так называемые инвалиды или носители ДЦП являются обузой обществу, и здоровые люди вынуждены работать, чтобы их содержать, но с годами я понял, что эта категория людей также и работает и занимается делами, как и так называемые здоровые люди, и даже большое количество нетранспортабельных и очень больных людей никогда не станет для общества большей ношей, чем нескончаемая армия коррумпированных чиновников, бесполезнейших паразитов, требующих к себе огромного количества уважения, внимания и денег.

Здесь, пожалуй не удержусь, и позволю себе пофантазировать над системой: можно, например, держать у себя дома диковинного таракана, кормить и ухаживать за ним, гостям показывать. А если в какой-то момент тараканов станет много, очень много, они начнут портить дома, уничтожать продукты и будут приравнены к бедствию, что, тогда тоже будут говорить о правах на жизнь тараканов? Сомнительно. Вся пропаганда будет направлена на уничтожение тараканов, по телевизору и новостям будут показывать и рассказывать, какое зло эти тараканы и как важно с ними бороться. Если, не дай бог конечно, тоже самое произойдет с инвалидами и больными ДЦП, которых неожиданно станет очень и очень много — тогда наверное изменится либеральная гуманистическая риторика властей и в такие моменты можно будет увидеть истинное лицо человеческого гуманизма. Для меня, например, тоже раньше было непонятно, как можно потратить миллионы евро на операцию безнадежно больному человеку, которому, по большому счету, эта операция не поможет, а лишь протянет его страдания, не лучше ли эти деньги потратить на молодых здоровых людей, чтобы овладевали профессиями, строили семьи и производили больше хорошего? Ирония в том, что это подход ужасен самой этой формулировкой, так как человек не должен брать на себя функции того, кто решает — кому жить, а кому нет, так как в дальнейшем легализация формы этой мысли приведет к ужасающим последствиям, перекосы и перегибы станут видны в какой-нибудь новой бесчеловечной доктрине, легитимизирующей насилие и превосходство одних над другими.

Линия сравнения Вани и санитара психушки наглядно показывает, что все это полнейшая ерунда и все очень индивидуально и непредсказуемо, также очень много здоровых молодых людей без всякой инвалидности губят себя сигаретами, алкоголем, наркотиками и прочими радостями жизни, превращающими человека в животное.

Мама моя пророчески говорила о том, что вот мама Вани добьется того, чтобы он получил высшее образование и работу. Наверное в укор мне, здоровому лентяю и цинику. Что ж, да, он получил. Стал ли от этого счастливее? Вряд ли. Его маргинальность никуда не делась. Если тебя принимают учиться главным образом благодаря квоте по инвалидности, затем благодаря этому ты устраиваешься на работу, всю жизнь не поедешь на этом, учитывая природную озлобленность, конфликтность и неуживчивость. Последний раз я видел его выходящим из супермаркета в центре города, шапка-ушанка с завязочками, хищно-злое выражение лица, хромота, отворачивающийся и уклоняющийся от встречи я…

Как-то сын ювелира, с которым я учился, большой любитель пошутить и подшутить как-то рассказывал, что поздоровался с ним, на что Ваня, игнорирующий одноклассников, видать опасаясь насмешек и колкостей, гаркнул на всю улицу громко и отрывисто — я вас не знаю! — и, кругом обернувшись, пошел в противоположную сторону от прыснувшего со смеху собеседника.

В любом случае, когда с одного и того же номера регулярно ежегодно приходит поздравление с днем рождения и новым годом,причем с одним и тем же текстом, на которые ты отвечаешь тоже одинаково, охватывают разные чувства. По крайней мере, я надеюсь, что он жив и здоров. И где-то неожиданно и странно, что тебя помнит одинокий и не самый добрый человек, может быть это лишнее напоминание судьбы о ценности жизни, о ее непредсказуемости и о неизбежном одиночестве каждого человека вне зависимости от его возможностей, способностей и личностных качеств.

Метель за окном отражается в уличных фонарях, разные мысли текут и перемешиваются в голове, теряются в вихре других мыслей, затем выпадают из внимания, как тот же снег в свете, порой снежинки улетают, чтобы опять попасть в освещаемое, порой улетают навсегда, чтобы никогда больше не появиться. Только мысли человека, плохие или хорошие — чаще всего возвращаются, заставляя человека вновь передумать их с позиции нового опыта и прожитых лет, порой это осмысление очень неожиданно для человека — это хорошо, значит он еще способен думать и переживать, это главное доказательство его жизни.