Вспомнить подробно. Гибель «Г Берлиоза»

Андрей Абинский

Из международной системы мониторинга исчез пассажирский паром «Г Берлиоз». Судно объявлено в международный розыск. По следам реальных событий в этой повести прослеживается история таинственного исчезновения судна и связанные с ней дела: бандитские, мирские и морские.

Глава 5

Наконец, мы вышли в море. Балтика, это порядочное болото. Под проводкой лоцмана долго шлёпали меж кустов и кочек, направляясь в Кильский канал. Прошли под высоким мостом и бросили якорь вдали от берега. В конторе ещё не нашли нам фрахтователя с выгодным грузом.

Работа радиста — это моё. Морзянка звучала музыкой, я быстро поднаторел принимать её на слух и одновременно стучать на пишущей машинке. На электронном ключе работал левой, «тёщиной» рукой, а на обычном, «паровике», правой. Иван Игнатьевич только качал головой:

— Зачем тебе это?

— Когда любишь, поцелуев не считаешь…

— Извращенец, — сказал начальник

Всё свободное время я проводил в радиорубке и с удовольствием прихватывал вахту начальника. Сознаюсь, я изрядный копуша. Любую проблему я долго обдумываю, пробую разные варианты, а потом, любуясь сделанной работой, говорю себе: «Серёжа, ты — молодец!». Сам себя не похвалишь…

Другое дело — мой друг, Женя Клюкман. Он заходил в радиорубку, падал на диван и говорил похоронным голосом:

— Опять мастер раздолбал за корректуру. Я в трансе!

Через минуту Женя уже забывал об этом и рассказывал очередную байку. Клюкман знал множество анекдотов и умел их рассказывать.

— Женя, запали анекдот, — бывало, просил я.

— Про что?

— Вернулся муж…

— О’кэй! Вернулся муж из командировки. Открывает шкаф, а там голый мужик стоит, держится за вешалку. «Ты что тут делаешь?» — орёт муж. «В трамвае еду!» — отвечает гость. «Ну ты сказал!» «Ну ты спросил!»

И так на любую тему.

Народ на судне кучкуется по работе, возрасту или по интересам. Механики пьют чай и что покрепче в своей компании. Из машины (ямы) редко на поверхность выплывает какой-нибудь конфликт.

Штурмана более на виду и капитан их чаще притирает.

Матросы дружат с матросами, мотористы (маслопупы) с мотористами.

Капитан общается со старшим механиком и старпомом. Поскольку мой босс, Иван Игнатьевич, в отцы мне годился, я попал в компанию второго и третьего помощника.

Вторым помощником был Ермаков Александр Николаевич. Высокий, с круглым лицом и некоторым избытком веса. Ему было двадцать шесть лет и Ермаков не обижался, когда его называли Шурой. Ревизор был дальним родственником капитана. Мастер был женат на его сестре. Это было кстати. Шура мог зайти к родственнику и по большой нужде выпросить бутылку из представительского фонда.

В Кильском канале мы простояли две недели. Это был подарок судьбы. Навели порядок в своём хозяйстве и, как сказал начальник, убрали сопли и зализали раны.

— Хорошо вам, радистам, — говорил матрос Гриша Залыгин, — всё время в тепле. И мухи не кусают.

— Кто на кого учился, — отвечал я.

Капитан, Леонид Павлович Нестеров, заглядывал в радиорубку только по делу — подписать вахтенный журнал, отдать РДО для передачи или позвонить в пароходство групповому диспетчеру.

Для телефонии у нас была станция космической связи. Её звали «Волна-С». Начальник прозвал её капризной стервой, проституткой и вообще бич.

Будь она моей женщиной, я бы убил её через три дня. Или выгнал из дома. Без денег, кредитки и босую. Обычно молчаливая, она внезапно выдавала загадочные реплики. Причём, на двух языках — на русском, и на английском. Я благодарил бога, что она не знает китайского.

Словарный запас был не больше, чем у Эллочки-людоедки из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова.

Мы хотели добиться от неё того же, чего и Коля Остен-Бакен от польской красавицы Инги Зайонц. Мы добивались любви.

У моего начальника не хватало терпения беспрерывно давить на кнопку «Запрос», чтобы зацепиться за спутник.

Я подначивал его:

— Игнатьич, вы нажимаете кнопу не тем пальцем. Она любит, когда средним.

Босс раздражённо фыркал и уступал мне кресло у пульта.

«GA?» — говорила Волна на-английском с ощутимым украинским акцентом.

Короткое слово «GA» означало готовность выполнять команды. Мы не сразу полюбили друг друга. Я подлизывался к ней как мог — баловал контакты медицинским спиртом, смазывал гироскопы баварским маслом, а в блоке питания установил персональный кулер.

Мистика, но существует эффект присутствия. Пока я был рядом, моя подруга вела себя прилично. Стоило мне отойти, она начинала капризничать и ехидно подмигивать красным глазом.

Не всё так просто у радистов…

Через две недели «Волна» и выдала длинную РДО — следовать в район Фолклендских островов под погрузку мороженого кальмара. Фрахтователь — грек, менеджер — некто Фабрикезис.

— Вира якорь, ура, вперёд! — обрадовался Клюкман. — Заработаем кучу бабок!

— Или станем горбатыми, — сказал я.

Шура Ермаков ответил на это:

— Куда мы попали?! Пропадём мы там все…

В Бискайском заливе нас прихватил жестокий шторм. Короткие злые волны швыряли судно, как цветок в проруби. Ветер свистел в снастях и на палубе валил с ног. Зимой это место называют ревущими сороковыми. Толком ни поесть, ни поспать. Однажды обед выдали сухим пайком, потому что горячее невозможно было приготовить. Потом повернули на юг и за Канарами наступила весна, а к Гибралтару — лето. Запустили кондиционер, наполнили бассейн забортной водой и экипаж переоделся в шорты.