Смертельный хоровод

Андреас Грубер, 2017

Несколько высокопоставленных чинов Федерального ведомства уголовной полиции кончают жизнь самоубийством самым жестоким образом и при загадочных обстоятельствах. Сабина Немез – комиссар группы по расследованию убийств и преподаватель Академии БКА – сразу заподозрила неладное. Многое указывает на давний заговор и жаждущую мести жертву. Сабина просит бывшего коллегу, временно отстраненного от службы профайлера Мартена С. Снейдера, о содействии в запутанном деле. Но он отказывается сотрудничать и убеждает ее не вмешиваться. Однако, когда Сабина бесследно исчезает, Снейдер начинает действовать. Тем самым он переходит дорогу не только исполненному ненависти убийце, но и своим бывшим соратникам, которые готовы пойти на все, чтобы навсегда скрыть грехи прошлого…

Часть вторая. Группа-6. Четверг, 2 июня

13

Новость об ужасной смерти Дианы Хесс не давала Сабине покоя всю практически бессонную ночь. Выпив чашку крепкого кофе, она на рассвете приехала к зданию БКА и на лифте спустилась в укрепленный железобетонными конструкциями подвал, где располагался архив. Любой другой этаж обрушился бы под этими тоннами бумаги.

В такую рань, за полтора часа до начала работы, здесь еще никого не было. Сабина выбрала нишу, которая находилась в «мертвом» углу и не попадала ни на одну камеру видеонаблюдения, и устроилась перед монитором. Конечно, можно было подключиться к архиву и с собственного компьютера, но тогда она оставила бы очевидные цифровые следы, которые были бы очень быстро замечены.

Сабина ни на что особо не надеялась — если кто-то захочет узнать, что она искала в архиве, то сумеет выяснить это, несмотря на все ее меры предосторожности. Но так хотя бы сделать это было сложнее.

Она предполагала, что эсэмэс Рорбека относилось не к вчерашнему первому июня, а какому-то первому июня в прошлом. Поэтому сначала она просмотрела все документы с упоминанием имен Геральда Рорбека и Анны Хагены, которые относились к июню прошлого года. Затем прошерстила все публикации электронных газет за первое июня, но и там не обнаружила ничего необычного. Она даже не знала, можно ли вообще что-то найти и действительно ли смерти Рорбека и Хагены связаны между собой.

Затем ввела в поле запроса предыдущий год и начала новый поиск.

«Что за чертова работа!»

Спустя полтора часа ее глаза болели от мерцания монитора, а сама она была вконец измотана. И когда кто-то сзади положил ей руку на плечо, она вздрогнула от испуга.

— Тина, — выдохнула она и расслабила плечи.

— Уже что-нибудь нашла?

— Нет. Я прошерстила десять лет. И практически наизусть знаю, как складывались карьеры Рорбека и Хагены.

— И что?

— Ну, в обоих делах есть кое-какие нестыковки.

Тина подвинула к себе вращающийся стул и села рядом с Сабиной.

— Какие нестыковки? — прошептала она.

— Я нашла указание на то, что как Рорбека, так и Хагену допрашивала служба собственной безопасности. Но я не знаю, когда. К тому же нет никаких документов на этот счет и неизвестно, было ли что-то доказано.

— Ты врешь!

— Нет.

— О чем же могла идти речь?

— Понятия не имею. — Сабина пожала плечами. — Сокрытие улик, исчезновение оружия или наркотиков из камеры вещественных доказательств, взятки от владельцев игровых автоматов или крышевание борделя — возможностей много. Во всяком случае, один раз их имена упоминались в связи с СВН.

— Служба ведомственного надзора? Значит, оба были коррумпированы?

Сабина подняла руку.

— Заявления на них не было. В худшем случае их лишь подозревали.

В этот момент зазвонил служебный телефон Сабины. На экране высветился неизвестный номер. Сабина ответила.

— Алло?

— Я говорю с Сабиной Немез? — спросил взволнованный женский голос.

— Возможно. Откуда у вас этот номер?

— Я из «Висбаденского эха». Мы узнали, что вы расследуете смерть одной вашей коллеги. К тому же погибла жена президента БКА…

— Без комментариев. — Сабина оборвала разговор и повесила трубку. — Пресса, — простонала она.

— Мне они тоже сегодня звонили. Видимо, пробуют все без разбора служебные номера и добавочные. Чуют громкий заголовок, и ты увидишь, будет еще хуже. — Тина посерьезнела. — Кстати, в случае Дианы Хесс ничто не указывает на то, что ее насильно сбросили через ограждение железнодорожного моста, — кроме неопределенных следов на шее, которые еще будут изучены судмедэкспертами.

На шее? Это звучало странно.

— Самоубийство? — Сабина помотала головой. — Такая женщина, как Диана Хесс, не будет кончать жизнь самоубийством. — Она невольно вспомнила их последний разговор с Дианой. «Мы хотим переехать к Балтийскому морю». Это уже не получится.

— О чем ты думаешь? — спросила Тина.

— Я только вчера с ней разговаривала, и она поблагодарила меня за то, что я для Снейдера… — Сабина не закончила предложение. — Во всяком случае, она не казалась подавленной или склонной к суициду. Наоборот — она была внутренне готова к вечеру с министром внутренних дел и главным прокурором. — Сабина сглотнула.

— После ужина все и случилось. А что это должно быть, если не самоубийство? Три судмедэксперта проработали всю ночь напролет и не смогли найти никаких однозначных следов внешнего насилия на трупе. По крайней мере, на том, что осталось от трупа, когда поезд…

— Перестань! — закричала Сабина. Она даже не хотела себе этого представлять. Сама мысль, что Дианы больше нет в живых, была ужасна. — Может, это была совсем не она.

— Я видела фотографии ее трупа. — Тина подвинулась ближе. — Сабина, это она.

— Я сказала тебе, перестань! — На глаза у нее навернулись слезы. До этого момента ей как-то удавалось отгонять боль.

— Прости, я… — Тина на мгновение замолчала. — Смотри!

— Что? — Сабина вытерла глаза и повернула голову.

Тина указала на статью, которую Сабина как раз открыла на мониторе. Речь шла об операции БКА первого июня ровно десять лет назад.

— Увеличь-ка!

Сабина схватилась за мышку.

«Дитрих Хесс повышает в звании своих бывших коллег из департамента по борьбе с наркотиками Геральда Рорбека и Анну Хагену…»

Остальное было не важно.

— Бывших коллег, — прочитала вслух Тина. — Это значит, что не только Рорбек и Хагена служили раньше в одном департаменте, но и Хесс!

Сабина уставилась на статью, и в голове у нее вертелась одна-единственная мысль. «Теперь и жена Хесса покончила с собой».

Если следы и связи уходили так далеко в прошлое, а дело было еще сложнее, чем они думали вначале, существовала лишь одна возможность, как им быстро продвинуться в своем расследовании.

Она должна была срочно поговорить со Снейдером.

14

Около девяти утра Сабина вошла в Висбаденский университет экономики и права, узнала, на каком этаже Снейдер проводит свой семинар, пробралась в лекционный зал через дальний боковой вход и села в последнем ряду.

Атмосфера в этом университете была совсем другая, нежели в Академии БКА. Намного раскованнее. К тому же здесь сидело около сотни студентов, которые наблюдали, как Снейдер взошел на подиум и терпеливо поправлял запонки, окидывая зал орлиным взглядом.

Снейдер выглядел как всегда; хотя в аудитории отсутствовал кондиционер, на Снейдере была темная тройка, синий галстук и начищенные ботинки. Интересно, с этими студентами он тоже будет обращаться как с идиотами? Вероятно — с чего бы Снейдеру меняться?

Снейдер подождал минуту, пока не воцарилась тишина.

— Сначала вот что… — Он поднялся по ступеням центрального прохода. — Если вы случайно встретите меня в коридоре, столовой или на пути в университет, пожалуйста, избавьте меня от светской беседы типа «Что за погода!». Это меня не интересует, потому что мы сидим не снаружи, а в лекционном зале. Вы легко нашли дорогу сюда? Конечно, иначе меня бы здесь не было. К тому же у меня нет водительских прав и меня подвозят на машине. Кем вы работаете? Вообще-то, это вы должны знать, иначе что здесь делаете. Итак… — Он громко хлопнул в ладоши. — Мы начинаем семидневный семинар. Как работает человеческая психика?

О’кей, Снейдер и правда ни на йоту не изменился — и не делал разницы между обычными студентами и будущими коллегами БКА.

Но все равно он казался каким-то другим.

Сабина наблюдала за ним, когда он приблизился к ней по центральному проходу, но Снейдер ее не заметил. Он выглядел — хотя это казалось невозможным — бледнее и болезненнее, чем обычно. Очевидно, ему не хватало охоты на убийц, и Сабина с трудом представляла, что Снейдер был доволен своей актуальной работой.

— Случай, на примере которого я вам покажу, как работает человеческий мозг, произошел более года назад в Нюрнберге. Я случайно находился поблизости, и меня как специалиста по расследованию похищений людей пригласили для сбора свидетельских показаний. Высотный жилой дом на окраине города: гаражи, два внутренних двора, детская площадка, чуть дальше лес с пешеходными тропами. В понедельник, в восемь часов утра, молодая мать спускается в прачечную комнату в подвале, в то время как ее двухлетняя дочь играет во дворе. Неожиданно ребенок исчезает. Мать в отчаянии ищет ее и в конце концов обращается в полицию. Девочку не могут найти. Днем я приезжаю на место происшествия и беседую с матерью. Она на грани истерики и возбужденно рассказывает мне, что случилось.

Некоторые студенты записывают что-то в блокноты.

Голос Снейдера изменился.

— Я была в подвале всего десять минут. Как всегда по понедельникам. В это время Зузи играла во дворе. Она никогда не убегает. Я сунула белье в стиральную машину и включила ее. Когда я поднялась, Зузи уже не было. О господи, пожалуйста, найдите ее. Кто-то утащил ее. Возможно, она уже мертва.

Снейдер сделал паузу и подождал, пока все дописали до конца.

— Я поговорил с ней еще пару минут, посмотрел на ее руки, заметил следы масла и земли под ногтями и спросил, где она зарыла труп Зузи.

В аудитории внезапно наступила тишина. Некоторые студенты покашливали. Даже у Сабины перехватило дыхание. Эту историю она еще не знала.

— Это мать ее?.. — спросила одна студентка.

— Если у вас есть вопрос, поднимите руку! — Снейдер спустился по ступеням центрального прохода к кафедре. — Да, ее убила собственная мать. В этом я абсолютно уверен. У Зузи был жар, она хныкала всю субботу и воскресенье, пока родителям наконец не надоело. У матери сдали нервы, и она захотела заткнуть своего ребенка подушкой… что ей и удалось. — Снейдер сделал глубокий вдох. — Я допрашивал женщину еще пять минут, затем она привела меня к месту, где якобы тем же утром, в три или четыре часа, зарыла труп своей дочери. Но тут вмешался ее муж, запретил ей говорить дальше и связался с адвокатом семьи.

— Но откуда вы знаете, что все так и произошло? — спросил кто-то, подняв на этот раз руку и дождавшись кивка Снейдера. — Из-за одних лишь грязных ногтей?

Снейдер улыбнулся своей типичной презрительной улыбочкой, от которой у Сабины каждый раз по спине пробегал холодок.

— Не из-за земли под ногтями; это было абсолютно второстепенно, — сказал он. — А из-за одной фразы, которую она упорно повторяла. «О господи, кто-то утащил ее. Возможно, она уже мертва».

— Но именно так и могло случиться. Кто-то похитил девочку, надругался над ней и закопал ее труп.

— Конечно, так могло случиться, но подумайте хоть раз логически… всего один-единственный раз! — Снейдер принялся массировать точку на тыльной стороне ладони между большим и указательным пальцами, чтобы облегчить кластерную головную боль, которая, похоже, его снова мучила. — О подобной возможности молодая мать будет думать в последнюю очередь. Как там говорится? Надежда умирает последней. Сначала всегда думаешь, что твой ребенок просто убежал — к подруге или соседке, — потому что пытаешься отогнать от себя все другие, ужасные варианты. Это защитная функция психики. И даже когда сотрудники уголовной полиции рассматривают возможность похищения или даже убийства ребенка, мать все равно будет твердо верить, что ее ребенок просто убежал. Но эта мать предвосхитила реальность и с самого начала принимала в расчет смерть дочери. Это ее и выдало.

Несколько рук взвились вверх. Снейдер дал слово одной студентке.

— Труп нашли?

Снейдер помотал головой.

— До сих пор не нашли. Уголовная полиция огородила весь участок леса, криминалисты прочесали все пешеходные тропы и направления, собаки-ищейки несколько дней рыскали в поисках трупа, была даже перекопана часть леса. Безуспешно. — Он сунул руки в карманы. — Я хотел проверить родителей на детекторе лжи, но их адвокат заявил, что это унижает человеческое достоинство, и Федеральный суд отказал в использовании полиграфа.

— Я помню это дело, — забормотали некоторые студенты.

— Да кто не помнит? — спросил Снейдер. — Сообщения несколько месяцев мелькали в СМИ.

Теперь и Сабине история показалась знакомой, и она даже знала, что дело еще не закрыто, — но до сих пор не догадывалась, что Снейдер участвовал в расследовании.

— Родители собирали пожертвования для розысков своей дочери, — рассказывал Снейдер дальше. — И не упускали ни одной возможности появиться в ток-шоу. Затем даже вышла тонкая книга, которую мать написала вместе с каким-то «литературным негром». Конечно, каждый по-своему справляется с трауром, но чем чаще родители появлялись на публике, тем больше возникало слухов, что Зузи могла умереть в результате трагического несчастного случая, а мать скрыла это и лишь имитировала похищение, чтобы позже со своим мужем избавиться от трупа.

— Но родители по-прежнему ищут свою дочь — вряд ли они ее убили. Ведь все это не может быть просто отвлекающим маневром?

Снейдер внимательно посмотрел на молодую студентку.

— Вы уверены?

Когда по рядам пошел шепот, Сабина поднялась. Снейдер, как всегда, будоражил умы.

Сабина выскользнула через боковой вход в коридор и купила в столовой стаканчик кофе. Затем посмотрела в вывешенном расписании, сколько еще продлится занятие Снейдера. Времени было достаточно!

Она встала к окну в коридоре и, уставившись на деревья и лужайку во внутреннем дворе кампуса, позвонила Тине, которая сразу ответила.

— Я сейчас у Снейдера в университете, — проинформировала она Тину.

— Уже говорила с ним?

— Еще нет.

— Тогда удачи. — Это прозвучало иронично. — Ты получила данные по последним телефонным разговорам Хагены?

— Нет.

— Я порылась в архиве и нашла еще кое-что, — сказала Тина. — Угадай, кто еще работал вместе с Рорбеком, Хагеной и Хессом в этом отделе РПН департамента БКА по борьбе с наркотиками?

— Снейдер? — предположила Сабина.

Тина громко рассмеялась.

— Снейдер и наркотики — ему бы это подошло. Нет, другой коллега, которого мы знаем и который все еще работает в БКА.

— Черт, не мучай меня!

— Клаус Тимбольдт.

Тимбольдт! Ее новый босс. Сабина вспомнила их последнее совместное со Снейдером дело, когда она впервые познакомилась с Тимбольдтом на месте преступления в Баварском лесу. Как Рорбек, Снейдер, Хесс и некоторые другие, он представлял «старую гвардию» и был большой шишкой в БКА — немногословный, циничный и ставший со временем суровым и ожесточенным. Но кто не был таким после десятилетий работы в Федеральном ведомстве уголовной полиции?

— Ты хочешь за него взяться? — неуверенно спросила Сабина.

— Я? — повторила Тина. — Мы!

— И ты думаешь, что он вот так, ни с того ни с сего, именно нам все расскажет?

— Правильно: ни с того ни с сего, — пошутила Тина, но в следующий момент снова посерьезнела. — Все равно мы должны с ним поговорить.

— Согласна, я позвоню тебе, когда закончу со Снейдером.

— Разговори его и заставь расколоться, — сказала Тина и положила трубку.

«Разговорить Снейдера! Ага, как же!»

За десять минут до первого перерыва Сабина снова вернулась в аудиторию.

Снейдер вальяжно стоял перед кафедрой.

— Если будете допрашивать свидетеля не сегодня, а только завтра, он вспомнит лишь половину. — Снейдер сложил пополам белый лист бумаги.

— Еще через день он вспомнит только четверть. — Он перегнул листок еще раз.

Затем свернул его еще два раза, правда с большим трудом, потому что бумага становилась все меньше и толще.

— А через четыре дня мы узнаем лишь одну шестнадцатую. Вы хотите принять правильное решение с одной шестнадцатой информации? — Он сделал паузу. — Или со ста процентами? — Тут он снова развернул лист и поднял его в воздух.

Некоторые студенты заулыбались. Снейдер посмотрел на свои наручные часы в цветах голландского флага.

— Пауза пятнадцать минут.

Студенты, оставив на столах свои вещи, повскакивали с мест и заторопились наружу, а Сабина спустилась по ступеням к кафедре.

Снейдер наблюдал за ней краем глаза.

— Почему вы не остались на весь час?

— Было бы наверняка интересно, — признала она. — Я не все знала.

— Вы лжете! Вы ничего из этого не знали. — Он поднял на нее глаза, но руку не протянул.

— Да, верно. — «Снейдер как всегда поражает». — Вы действительно считаете, что маленькая Зузи была убита собственными родителями?

— Может, и не убита, но я убежден, что они имеют отношение к ее смерти. Несчастный случай, неправильная дозировка снотворного — есть много вариантов. Почитайте протоколы их допросов. Мать уже целый год слово в слово повторяет одну и ту же историю.

— Но это же указывает на то, что она говорит правду.

— Вы сами отлично знаете, что это не так, Белочка. — Снейдер посмотрел на нее многозначительным взглядом.

Сабина почувствовала, как покраснела, вспомнив их последнюю встречу в зале суда. Очевидно, он разгадал ее ход.

Казалось, Снейдер размышлял, стоит ли упоминать это, но, к счастью, продолжил:

— Если бы я несколько раз спросил вас о вчерашних делах, вы бы рассказали одно и то же, но каждый раз разными словами. Я с тех пор слежу за этим делом в прессе, и все это время, с самого начала, мать Зузи повторяет в точности одну и ту же историю. А это указывает на…

— То, что она заучила текст.

Несмотря на девять месяцев отстранения от службы в БКА, Снейдер ничуть не утратил своего умственного превосходства.

— Может, мне стоит записаться на ваш семинар? — пошутила Сабина.

— В любом случае вам это не повредит, — серьезно ответил он.

— Вы вообще довольны работой здесь, в университете? — спросила Сабина.

— После отстранения от службы я получил много интересных предложений, большинство от частных компаний, но отклонил их все. В этом прелесть моей ситуации: сегодня я могу — в отличие от вас — выбирать. А повышение квалификации всегда было одним из моих любимых занятий.

«Помимо охоты на убийц», — подумала она и засомневалась, действительно ли Снейдер чувствует себя настолько хорошо. По крайней мере, цвет его лица говорил о другом.

— Вам не хватает БКА? — спросила она в лоб.

— Существует немного людей, которые, как вы и я, заглянули за кулисы, закрытые для обычных смертных. Перед моими глазами все еще стоят картинки, которые никак не идут у меня из головы. — Его взгляд затуманился, а голос стал тише. — Иногда у меня бывают ночные кошмары. Я просыпаюсь весь в поту, а убийцы, которых я за все эти годы упрятал за решетку, стоят в моей спальне — в темноте вокруг кровати — и пялятся на меня.

Сабина сглотнула.

— А потом?

Снейдер взглянул на нее.

— Я говорю с ними. Они рассказывают, что творится у них в голове.

Несмотря на жару в аудитории, по спине у Сабины пробежал холодок.

Снейдер тряхнул головой, словно отгоняя от себя видение, убрал бумаги в один из ящиков, который запер на ключ, и проводил Сабину к двери.

— Я слышал, вы теперь сами преподаете в Академии БКА.

— Среди всего прочего и метод «визионерского видения». Снейдер грустно рассмеялся, но ничего не сказал. Сабина последовала за ним на улицу, где в тени дерева — в зоне для курения — они встали рядом с большой пепельницей цилиндрической формы. Снейдер вытащил самокрутку и уже собирался зажечь ее, как заметил, что к ним направляется пожилой высокий мужчина в костюме.

— Дьявол! — Снейдер убрал косячок. — Ректор.

Сабина нахмурилась.

— С каких пор вы боитесь начальников? — начала было она, но замолчала, увидев рядом с ректором девочку лет семи.

Снейдер кратко, в своем стиле, представил их друг другу.

— Ректор — его внучка — Сабина Немез. — Он прочистил горло. — Моя бывшая коллега по БКА, — добавил он, увидев вопросительный взгляд ректора. Это было уже на много больше, чем Сабина от него ожидала.

Девочка послушно подала Сабине руку и уставилась на ее пистолет в кобуре.

— Вы из полиции?

Сабина улыбнулась, потому что малышка напомнила ей собственных любопытных племянниц.

— Да, можно так сказать.

— Сколько убийц в день вы ловите? — спросила девочка.

— Ох. — Сабина подумала и сделала вид, что подсчитывает на пальцах.

— Сегодня я поймала лишь троих, но еще не вечер.

Девочка восхищенно посмотрела на нее.

— Вы и Джека-потрошителя поймали?

— Ну хватит, — остановил ректор внучку.

— Нет. — Сабина рассмеялась. — Я не поймала Джека-потрошителя, для этого слишком молода, но… — Она повернулась к Снейдеру и уважительно похлопала его по плечу. — Но его поймал Мартен Снейдер.

Снейдер нахмурился.

— Мартен С. Снейдер, — исправил он ее.

— О да! Извините, пожалуйста.

Пока Сабина разговаривала с девочкой и отвечала на ее вопросы, ректор обсуждал со Снейдером рабочие моменты, которые Сабина слышала лишь вполуха.

— Я рассказал руководителю судебно-медицинского института в Майнце, которого хорошо знаю, о вашем семинаре, и он спрашивает… — Ректор сделал всеобъемлющий жест рукой. — За сколько вы бы согласились там преподавать?

— То же самое предложение. Часовой доклад стоит тысячу евро, без НДС. Однодневный семинар пять тысяч евро, семинар на выходных десять тысяч евро, пять дней — пятнадцать тысяч, а семестровый курс с восемнадцатью дневными и вечерними лекциями тридцать тысяч евро.

— Да, спасибо, я так и думал. Я передам ему. — Ректор выглядел так, словно записывал суммы в уме. Затем он протянул руку внучке. — Пойдем, я покажу тебе свой кабинет, а потом угощу мороженым.

Ректор попрощался и ушел. Девочка обернулась еще раз и посмотрела на Сабину:

— Удачной охоты.

— Спасибо. — «Удача мне понадобится».

Когда оба были далеко и не могли их слышать, Сабина обратилась к Снейдеру:

— Вы берете тридцать тысяч евро за семестровый курс?

Снейдер вытащил сигарету из кармана пиджака и зажег ее.

— Нет, — ответил он, затянувшись. — Но когда я дополнительно предлагаю что-то супердорогое, то названная до этого цена в сравнении кажется совсем невысокой.

Она вопросительно посмотрела на него.

Он покрутил сигарету между пальцев.

— Тот, кто хочет продать что-то дорогое, должен предложить что-то еще дороже для сравнения — понимаете? Это психология продаж!

— А если кто-то и правда захочет купить семестровый курс?

— За эту цену? Я вас умоляю! В таком случае в моем расписании просто не окажется свободных окон. Нужно сделать себя востребованным.

— Жулик!

— Спасибо. — Вокруг его лица клубился сигаретный дым. — У нас есть еще пять минут, и вы наконец-то должны начать рассказывать мне, зачем вы здесь. — Он протянул ей косячок.

— Нет, спасибо. Диана Хесс рассказала мне, что Хесс попытается отменить приказ о вашем отстранении от службы, чтобы вам было разрешено снова работать на БКА.

— Разрешено? — Это прозвучало цинично.

— Обвинения против вас сняли. Если вас полностью реабилитируют…

— Немез! — перебил он ее, поднял руку и показал три пальца. — Сейчас у вас осталось лишь три минуты, затем я должен вернуться в аудиторию. Не крадите у меня время и скажите, почему вы здесь. Тремя короткими и точными предложениями!

Сабина продохнула. Ясное дело! Снейдер ненавидел светские беседы, а иначе чем коротко и точно общаться с ним было нельзя.

— Недавно произошли два убийства и два самоубийства…

— Знаю, — перебил он ее.

— Мне нужна ваша помощь, чтобы…

— Немез, послушайте меня, не ввязывайтесь в это. Не ройтесь в этом дерьме.

— Но это моя работа.

— У каждой работы есть границы. — Он затушил косячок в пепельнице. — Мне нужно идти.

— Вы еще не выслушали мое третье предложение.

— Пожалуйста! — раздраженно вздохнул он. — Но оно не изменит моего мнения, потому что я уже сказал Тине Мартинелли, что эти случаи меня не интересуют.

Сабина хотела что-то сказать, но в этот момент завибрировал ее телефон. Пришло сообщение.

— Простите. — Она вытащила сотовый и открыла сообщение. Оно было от Марка Крюгера и содержало список последних телефонных разговоров Анны Хагены перед ее самоубийством на путях.

— Немез, ну так что? — торопил ее Снейдер.

— Да, одну секунду, это важно… — Она уставилась на телефонные контакты. Непосредственно перед смертью Хагена разговаривала с тем, чей номер телефона Сабина знала очень хорошо: со Снейдером! Разговор длился почти пять минут.

Сабина убрала телефон и подняла глаза.

— Тогда вас также не заинтересует, что вчера ночью к трупам добавился еще один — Дианы Хесс, — сообщила она Снейдеру последние факты и коротко рассказала о загадочной смерти Дианы.

Снейдер молчал, и было непонятно, что творится у него сейчас в голове. Мужчина, которого, как ей казалось, она знала, девять месяцев назад повел себя абсолютно непредсказуемо.

— Именно с ней у вас была тесная связь, — продолжала она. — Ее смерть не может оставить вас равнодушным. После всего, что вы с ней пережили. — Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Вместе мы могли бы…

— У нас больше нет никакого вместе! Я преподаю в университете. Вы работаете в БКА.

— Хорошо, как хотите! — «Господи, ты действительно предложила отстраненному от службы коллеге работать вместе?» Это нарушало все правила. Даже если речь шла о Снейдере. Все-таки он хладнокровно застрелил человека, и Сабина не была уверена, не превратился ли он сам в одного из монстров, за которыми охотился всю свою жизнь. Что она здесь вообще делает?

Сабина провела рукой по уголкам глаз. Она пыталась держаться по-дружески, но теперь ее тон стал жестче.

— О чем вы разговаривали вчера вечером с Анной Хагеной?

Снейдер долго смотрел на нее, ничего не говоря. Видимо, он не рассчитывал, что она так быстро получит доступ к этим данным.

— Боюсь, это был личный разговор.

— При убийстве личная сфера не соблюдается.

— А в случае самоубийства — соблюдается, — возразил он.

— Хагена взяла на себя расследование вашего последнего нераскрытого преступления. Что это за дело?

— Абсолютно не важное, второстепенное дело. Посмотрите в Центральной оперативной системе. — Хотя они стояли одни в зоне для курения, Снейдер понизил голос: — Что бы вы ни нашли, вас будут называть стукачом и предателем.

Сабине показалось, что она ослышалась.

— Вы должны бы знать меня лучше, — вполголоса ответила она. — Я выясню причины смерти Дианы. И если это связано со смертью Рорбека или Хагены, я найду и эти взаимосвязи. С вами или без вас. Это мой долг перед ней.

Снейдер грустно посмотрел на нее.

— Белочка, я…

— Нет! — Она предостерегающе подняла палец. — Я поклялась себе, что больше не буду ничего скрывать и замалчивать. — Следующее предложение она прошептала так тихо, что сама с трудом расслышала: — Одного лжесвидетельства с меня достаточно.

— Я понял. — Взгляд Снейдера помрачнел. — Я еще не поблагодарил вас за то, что вы для меня сделали. И сейчас не буду, потому что это было ваше решение, и я вас об этом не просил.

— Знаю, я и не требовала и не ждала от вас благодарности.

Он внимательно посмотрел на Сабину и кивнул.

— Я знаю, что вы и Тина Мартинелли не можете иначе, и, видимо, я не сумею отговорить вас от расследования этого дела.

— Звучит так, словно вы искренне переживаете за нас.

— Возможно. Я дам вам один совет — считайте, что я пошел вам навстречу. Будьте осторожны. Никому не доверяйте и подготовьтесь к тому, что вам придется иметь дело с могущественными людьми. — Затем он развернулся и исчез в здании университета.

15. Пятница, 27 мая

Харди прибыл в Хофхайм-на-Майне ближе к вечеру. Как и Рюссельсхайм, этот город располагался между Висбаденом и Франкфуртом, но не к югу, а к северу от Майнца. Местность выглядела похожей. Милые фахверковые дома, зеленые лужайки и летние веранды с зонтами от солнца. В одном из таких кафе Харди перекусил и отправился в город.

Бывший круг друзей Харди был невелик, после Надин Поллак и Отто Гедекера остался еще один человек, который в свое время был его партнером: Антуан Томашевски. Его вилла находилась на севере города, рядом с лесом, где начинался горный массив Таунус.

Удаленное место было лишь одной из причин, почему дом — как раньше, так и сейчас — производил жуткое впечатление на наблюдателя. Особенно сейчас, в девять часов вечера. Другим пристрастием Антуана были необычные украшения.

Стена, которая окружала земельный участок, была метра два высотой, с коваными шпилями. Рядом с воротами стоял огромный цветочный горшок в форме совы, в котором росли большие кактусы с длинными мясистыми стеблями. Антуан любил кактусы.

Если бы Харди проявил больше чуткости, он заявился бы сюда с кактусом в руке. Но даже это ничего бы не изменило. После того как Надин и Отто встретили его с дружелюбием бешеных доберманов — как в прямом, так и в переносном смысле, — здесь вряд ли будет по-другому.

Харди заплатил за такси и сунул затрепанную книжку в задний карман джинсов. Осталось дочитать сто страниц. Он пересек улицу, подошел к кованым воротам и уставился на темный дом за ними. Мужчина с могучей грудной клеткой — раза в два шире, чем у Харди, — преградил ему дорогу.

— Можно войти? — спросил Харди.

Мужчина оглядел его с головы до ног.

— Здесь проходит закрытая вечеринка по поводу дня рождения, приятель.

Надо же! Харди подсчитал. Кристиана была примерно одного с ним возраста, вероятно, это ее день рождения.

— Я пришел, чтобы поздравить.

— Как вас зовут?

— Томас Хардковски.

Мужчина сообщил по рации. Ответа Харди не расслышал из-за треска и шума, но увидел, как мужчина кивнул и отошел в сторону.

— У вас есть пять минут.

— Больше мне и не надо. — Харди вошел на участок. Через метр автоматически включилось освещение перед входом, но Харди проигнорировал массивную дверь со стеклянными вставками, в которых тысячей бликов отражался свет. По узкой дорожке вдоль дома он направился вглубь участка.

Разноцветные солнечные лампы освещали дорожку вдоль стены дома. В саду стояли разные скульптуры, какие-то чудища и демоны с крыльями, которые теперь светились красным, зеленым и голубым. Злое и темное всегда завораживало Антуана.

Чем ближе Харди подходил непосредственно к саду, тем отчетливее слышал смех и звон бокалов. Шум вечеринки становился все громче. Повсюду горели лампионы и факелы. Из динамиков раздавалась психоделическая музыка семидесятых. «Как это похоже на Антуана». Но гости не танцевали. Лишь несколько, очевидно, пьяных и легко одетых женщин раскачивались под музыку. Другие гости стояли либо у бара в павильоне, либо дрейфовали на надувных островках по бассейну.

«Хорошо у вас тут! И у тебя могла быть такая же жизнь, как у других, если бы ты не запорол все двадцать лет назад».

Харди схватил за рукав одного официанта, который проходил мимо с подносом, уставленным канапе.

— Где мне найти Антуана?

— Хозяин дома в библиотеке.

Харди вопросительно посмотрел на него.

— Через террасу в дом, правая дверь в конце гостиной.

— Спасибо.

Харди прошел по террасе, отодвинул дорогую москитную сетку в сторону и попал в гостиную. Из сада доносилась приглушенная музыка, но и здесь внутри на патефоне крутилась пластинка. Дин Мартин. Харди пересек гостиную и с правой стороны увидел дверь. Он постучал и вошел.

Антуан Томашевски стоял у письменного стола и что-то писал. Когда Харди закрыл за собой дверь, Томашевски обернулся и одновременно открыл рот.

— Я слышал, тебя выпустили.

— Вчера утром.

— Ты… — Томашевски замолчал и посмотрел на него поверх очков. — Черт, ты выглядишь хреново.

Харди провел рукой по опухшему лицу.

— Короткий разговор с Отто.

— И теперь ты решил попытаться здесь? Сразу скажу тебе, добром это не кончится. Что ты хочешь?

Приглушенный голос Дина Мартина доносился из-за обитой двери библиотеки.

Харди изучал своего друга. Или теперь уже бывшего друга? Томашевски было около шестидесяти пяти. Если не обращать внимания на старческие пятна на руках, синяки под глазами, морщины на лбу и седину, то со своей мускулистой фигурой он все еще выглядел как профессиональный спортсмен.

— А ты, кажется, наоборот, в отличной форме.

— Кристиана не дает мне состариться. Мы участвуем в турнирах по гольфу. Так что ты хочешь? — повторил Томашевски, снял очки, не глядя положил их на стол и потянулся к бокалу с бурбоном.

Харди сунул руку в карман своей кожаной куртки.

— Мятный леденец?

Томашевски проигнорировал вопрос, даже не помотал головой.

Харди взял конфетку.

— Ты знаешь, почему я здесь.

— Понятия не имею. Ищешь где переночевать? Для таких людей, как ты, существуют ночлежные дома и интеграционные центры.

— Не мели чушь!

— Ты мог бы добровольно с общественным попечителем…

— Спасибо, я от этого отказался.

— Тебе нужны деньги? От меня ты ничего не получишь!

— Кто устроил пожар? Кто убил Лиззи и детей?

— Я понимаю, что все это тебя травмировало. В тюрьме тебе наверняка предлагали терапию, и тебе следовало бы…

— Антуан! — резко перебил его Харди. — Где моя сумка, которую ты…

— Харди, что это значит? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Харди почувствовал, как в голову ему ударила кровь. «Почему никто не раскрывает рта?» Его рука пару раз сжалась в кулак, прежде чем он справился с приступом ярости, а начинавшаяся было головная боль отступила.

— Чего ты боишься?

— Боюсь? Я отсидел свой срок, как и ты, и вышел из дела десять лет назад.

— Ладно, ты вышел. Мне плевать. Но ты знал Лиззи! — закричал Харди. — Я лишь хочу найти парня, который сделал с ней это.

— Парня, который сделал с ней это? — повторил Томашевски. — Ты еще более сумасшедший, чем я думал.

— Разве ты не помнишь наш разговор? — спросил Харди. — Где моя сумка?

— Какая сумка? — Томашевски сделал глоток.

В этот момент Харди набросился на него, выбил бокал из руки и схватил за горло.

— Моя сумка! — прошипел он. — Больше мне ничего не надо, я оставлю тебя и твое изысканное общество в покое, и ты меня никогда не увидишь.

— Убирайся! — прохрипел Томашевски.

Харди услышал, как за спиной у него открылась дверь. В тот же момент голос Дина Мартина стал громче. Харди испугался, что сейчас почувствует кулак привратника, но в отражении стеклянной витрины увидел, что это Кристиана вошла в комнату. Красное коктейльное платье в пол, светлые волосы собраны в пучок, в руке бокал.

Харди тут же отпустил Томашевски и погладил его по воротнику.

— Привет, Кристиана… — Он собрался обернуться. — Мои поздравления… — В следующий момент он почувствовал удар.

Томашевски без предупреждения ударил его сбоку в нос, так что Харди повалился на пол.

— Твою мать! — выругался он, приподнимаясь на руках. Из носа у него текла кровь.

Томашевски взял пачку салфеток с письменного стола и бросил на пол рядом с Харди.

— Ты мне кровью весь ковер зальешь!

Харди сжал кулак. Конечно, он мог бы вмазать Антуану и как следует отплатить, но насилие ничего не даст. На этот раз! К тому же он не хотел возвращаться в тюрьму. Он вытер нос.

— Кристиана, мне очень жаль, но я…

— Харди, не могу сказать, что я рада тебя видеть. То, что ты сделал со своей женой и детьми, вызывает у меня отвращение, — сказала она тихим, но вполне уверенным голосом. — Поэтому тебе лучше сейчас уйти.

Проклятье! Снова вернулась головная боль, которая буром сверлила его виски.

— Кристиана, я…

— Тебя не должны были выпускать. Никогда! Мы больше не хотим иметь с тобой никаких дел, — сказала она. — Исчезни навсегда из нашей жизни. Ты понял?

Черт возьми, что на них всех нашло? Надин, Отто, Антуан и он на протяжении пяти лет делили все радости и невзгоды, загребали деньги лопатой — и это их сплотило. Неужели все так изменились за последние двадцать лет? Это деньги и важничанье сделали Антуана и Кристиану такими холодными и бесчувственными? Правда, они всегда принадлежали к разным кругам, раньше Кристиана была успешным риелтором с сомнительной клиентурой. Конечно, после ареста Антуана ее репутация и бизнес пострадали, но, освободившись, Антуан вошел в дело, и вместе они снова поднялись. Харди знал, что это было нелегкое время; он всегда был в курсе дел своих бывших партнеров. Но, похоже, у них все получилось: полно денег и, очевидно, никакого желания знаться со старыми друзьями.

— Понимаю. — Харди вытер окровавленный нос, сунул салфетки в карман брюк и направился к двери.

Проходя мимо Кристианы, он не протянул ей руку, а лишь показал, словно извиняясь, окровавленную ладонь.

— Спокойной ночи.

— Прощай.

Томашевски молчал.

Харди покинул дом, прошел по террасе мимо бассейна и направился через сад к выходу. На улице он понуро сел на асфальт рядом с глиняной совой, подтянул ноги и прислонился спиной к стене.

— Все прошло успешно? — спросил привратник.

Харди не ответил. Он сделал два глубоких вдоха, затем стиснул зубы, взялся за нос и резко дернул его. Послышался хруст. На глазах выступили слезы, но сломанный нос выпрямился. Правда, кровь снова полилась ему на футболку.

Вот дерьмо!

Он вытер кровь салфеткой, запрокинул голову и прислонился к стене. Краем глаза он заметил, что привратник смотрит в его сторону. Какое жалкое зрелище он, должно быть, представлял собой.

Когда слезы Харди высохли, а рана перестала кровить, он перевернул салфетки. В слабом свете уличных фонарей разглядел несколько слов, которые были написаны на обратной стороне. Некоторые размылись от крови, но сообщение можно было разобрать. Его пульс ускорился.

«Нам очень жаль, что все так случилось. БКА прослушивает наш дом и следит за нами. За другими, вероятно, тоже».

Харди высморкался в салфетку, скомкал ее и сунул в карман куртки.

На нижней салфетке было еще одно сообщение, которое Томашевски, видимо, написал перед тем, как Харди вошел в библиотеку.

«Перед домом под глиняной совой. Удачи!»

Харди скомкал и эту салфетку и убрал в карман. По крайней мере, он прояснил некоторые вопросы. Например, почему Надин, Отто, Антуан и Кристиана внезапно не захотели с ним знаться.

Но оставался еще один большой вопрос: зачем БКА следить за Надин, Отто или Антуаном? Чтобы выяснить, не расскажут ли они что-то Харди? Но что? Это просто паранойя! А если нет? В таком случае кто-то чертовски боялся, что он может что-то узнать. Неужели за всем этим стоит БКА? Кто бы то ни был, Харди придется вытащить его из комфортной зоны.

— Вам лучше уйти, пока не пришли следующие гости, — посоветовал ему привратник.

— Да ладно тебе! — Харди остался сидеть, сунул в рот мятную конфетку и уставился на опушку леса через дорогу. Близкое и идеальное место, чтобы следить за этим домом, — но также идеальное и для Харди, чтобы выяснить, кто наблюдает за домом.

Конец ознакомительного фрагмента.