Слепые идут в Ад

Анджей Бодун, 2021

Американская экспедиция загадочно пропала в тибетских горах в 1946 году. В ее трагической судьбе сплелись магические загадки «черной веры» бон-по и европейская эзотерика, тайные послевоенные планы американской разведки и деятельность азиатских «оккультных обществ», миф о «снежном человеке» и миф о «глобальном нацистском заговоре». Один из первых научно-фантастических романов, рассказывающем о подобном «коктейле» тем и идей современной культуры, наконец-то оказывается доступен и для русскоязычного читателя. «Польский ответ» «Потерянному горизонту» Д. Хилтона о загадочной стране Шангри-Ла.

Глава пятая

Сны на Мальте

У нас оставалось в запасе более двух часов, и я совершенно не знал, куда себя деть. Денег для похода к букинистам у меня не было, а прогулка по незнакомому городу в неизвестном направлении казалась откровенной авантюрой. Впрочем, я был склонен к авантюрам.

— Не составите ли мне компанию? — Эйб мягко тронул меня за плечо. — Я собираюсь хорошенько пообедать. — Он смущенно улыбнулся и взъерошил рукой свои короткие волосы. — Терпеть не могу галеты и сухпайки! При мысли о них у меня начинается тоска в желудке.

— Я бы с удовольствием, — признался я. — Но максимум, на что у меня хватит денег — это засиженная мухами медовая лепешка на улице, запивать которую придется опять-таки из фонтана.

— Вы что же думаете, я собираюсь обедать в какой-нибудь из этих свинских английских забегаловок? — на лице Шлиссенджера выразилось такое презрительное высокомерие, что он стал похож на мраморного Зигфрида, попирающего мертвую голову Фафнера в университетском скверике. — Удивительная необразованность, Лагер! Вы ведь находитесь в столице ордена святого Иоанна Иерусалимского!

Я хлопал глазами.

— Идемте, — покровительственно бросил он. — Надо свернуть вот в тот переулок, и мы упремся прямо в стену госпиталя крестоносцев.

Узкие кривые улочки Валетты действительно были очень хороши, но об их удобстве говорить не приходилось: едва ли здесь разъехались бы две машины.

— Вы не правы, — сказал Шлиссенджер. — Их очень легко оборонять, особенно если улица идет под скос. А здесь весь город на холмах.

— Откуда вы узнали, о чем я думаю? — мое удивление чуть польстило ему.

— Когда современный человек попадает на средневековую улицу, он всегда в первый момент думает о двух разворачивающихся автомобилях. Я прав? — он хмыкнул. — Здесь должен был проезжать один всадник в полном вооружении, положив копье поперек седла.

Я понимающе кивнул. Улицы-ущелья давали максимум тени, на которую можно было рассчитывать в этих местах. Выцветший клочок неба над головой, глухие белые стены, украшенные на уровне второго этажа резными деревянными балконами в мавританском стиле — все это придавало переулкам сходство с такими же улочками где-нибудь в Ширазе или Каире.

— Окна обычно выходят во дворики, — пояснил Эйб. — Там тень от персиковых деревьев, плющ увивает дома от земли до крыши, шумит какой-нибудь фонтанчик. Если и можно где-то по настоящему отдохнуть, то я предпочитаю такие места.

Через несколько минут ходьбы мы действительно уперлись в стену высокого, по здешним меркам, 3-х этажного дома. Единственным, его украшением был строгий пояс ложных колонн, огибавших весь второй этаж. На плоской крыше шелестел листвой виноград, увивавший мощные деревянные подпорки.

— Вот сюда. — Эйб шагнул к низкой полукруглой двери в тени маслины. Над входом красовался вырезанный в желтом песчанике восьмиконечный крест. Шлиссенджер взялся за массивное дверное кольцо и с силой ударил им по окованной медью створке. Два раза быстро и один раз с оттягом. Повисла тишина. Наконец, залязгали засовы.

— Входите, братья. — услышал я мальчишеский ломающийся голос и только потом понял, что к нам обратились по-испански.

— Во имя Бога Живого. — отозвался Абрахам. Дверь широко распахнулась.

С ослепительного света мы шагнули в узкий, совершенно темный коридор, где на нас повеяло погребной сыростью и пронизывающим холодом. В первое мгновение я точно ослеп, но Шлиссенджер крепко взял меня за локоть и повлек вглубь коридора.

— Ну и вонища! — заметил я.

Изо всех щелей несло псиной, прокисшими в крови бинтами и паленым мясом.

— Запах эпохи. — развел руками Эйб, легко поспевая по темному лабиринту за нашим невидимым провожатым. — Осторожно, здесь ступеньки.

Лестница, крутая и узкая, с каждым шагом становилась все светлее. Свежий ветер волной обдал нас, и мы оказались в просторной комнате второго этажа. Высокое стрельчатое окно было распахнуто в сад. Вдоль стен выстроились шкафы темного дерева со старинной посудой. На массивном столе стояли два тяжелых кованных подсвечника и горка серебряных тарелок.

— Садитесь, Лагер. — по-хозяйски бросил мне Эйб, втискиваясь в неудобный узкий стул с высокой спинкой. — Ну, наконец-то, Рамон, — обернулся он к вошедшему вместе с нами юноше, — Я вижу тебя в госпитале, а не с девками в порту.

— Вам не в чем упрекнуть меня, мессир. — возразил наш провожатый. — Во время осады я был не хуже других.

— Не хуже! — поднял палец Эйб. — Вот именно: не хуже.

Рамон вспыхнул. Я с интересом разглядывал его. Он был одет в короткий белый супервест с шелковым красным крестом на плече. На вид ему можно было дать лет пятнадцать, не старше. Его смуглое загорелое лицо с зажившим свежим шрамом на левой щеке казалось серьезным и расстроенным.

— Ну, неси, что там у тебя! — Эйб хлопнул в ладоши. — И учти, что, если мне попадется на столе хоть одно постное блюдо, я выброшу тебя в окно! Мы с мессиром Фридрихом зверски голодны.

Рамон поклонился и выскользнул за дверь.

— Где это мы? — понизив голос, спросил я. — Неужели здесь еще сохранились госпитальерские погребки? Не плохой, должно быть, заработок от туристов. А почему кроме нас никого нет?

Эйб бросил на меня чуть удивленный взгляд и ничего не ответил. В комнату вбежал здоровенный пятнистый дог, и, растянувшись у ног моего приятеля, весело затявкал.

— Ах ты чучело! — Шлиссенджер опустил руку и стал ласково трепать пса за ухо. — Ну, живей, живей! — прикрикнул он на нескольких маленьких пажей, буквально сгибавшихся под тяжестью серебряных блюд и кувшинов.

С трогательной, недетской серьезностью они расставили их на столе и удалились, почтительно склонив головы.

— Налетайте, Лагер. — Эйб зашвырнул в меня свеженьким небольшим огурчиком. — Баранина! — воскликнул он, прищурив глаз. — С чесночным соусом! Вот как здесь стали питаться?

Он ловко подцепил ножом кусок мяса, бросил его себе в тарелку и принялся так легко и привычно разделывать, как будто всю жизнь ел руками.

— Ну, я сыт. — Эйб отвалился от стола, и по его губам растеклась блаженная улыбка. — Держи, приятель! — он швырнул догу кость, но псина, проследив глазами полет лакомства, шмякнувшегося на пол шагах в двадцати от стола, не двинулась с места. Она облизывала лениво свесившуюся руку Шлиссенджера, тихо поскуливая от удовольствия.

— С вашего позволения, мессир. — Рамон взялся за литой кувшин с крышкой. — Я ждал, пока вы изволите пообедать, чтобы сообщить вам: сэр Оливер приказал мне немедленно поставить его в известность, как только вы появитесь.

— Ну и что ж? Ты поставил? — Шлиссенджер поднял ноги, как бы желая положить их на стол, но потом раздумал и перекинул одну через подлокотник.

— Сэр Оливер с минуты на минуту будет здесь. — поклонился мальчик. Такую стремительную смену настроений я наблюдал впервые. Эйб вскочил так, точно его ошпарили. От расслабленности и вальяжной лени не осталось и следа.

— Убери все это! — приказал он Рамону. — Брысь! — дог удостоился довольно крепкого пинка. — Воды и полотенце!

Через минуту прежний бодрый и подтянутый Шлиссенджер стоял у стола, вытирая руки холщовой тряпкой.

— Что происходит, Эйб? — я тоже встал.

— Не время. — бросил он. — Сидите и слушайте.

Дверь скрипнула, и на пороге возник статный человек лет пятидесяти с властным умным лицом. Он был одет в точности, как Рамон, с той лишь разницей, что на его шее висела массивная золотая цепь с восьмиконечным крестом, а у бедра бился меч.

— Рад вас видеть, друг мой! — обратился он к Шлиссенджеру по-английски, но с каким-то очень странным акцентом.

— Мессир Оливер. — Эйб склонил одно колено и опустил голову. — Чем я могу служить вам?

Человек огляделся, его вопросительный взгляд уперся в меня.

— Это со мной, сэр Оливер — поспешил заверить Эйб. — Говорите свободно.

Сэр Оливер радушно улыбнулся мне и вновь повернул голову к Шлиссенджеру.

— Плохие новости, мессир Эгберт! Очень плохие. Вы слышали о ране великого магистра?

Эйб кивнул.

— Я скорблю всем сердцем. Поверьте.

— Дело не в скорби. — резко остановил его сэр Оливер. — Вы знаете мою преданность магистру, 30 лет я был его секретарем, он поверял мне многие тайные мысли… Обстоятельства, при которых 6ыл ранен монсеньер де Ла Валетт заставляют меня трепетать от ужаса и погружаться в сомнения. Как хорошо, что вы приехали! Я ни о чем другом не могу и думать.

— В чем дело, сэр Оливер? — В голосе Эйба прозвучала неподдельная тревога. — Я весь во внимании.

Секретарь еще раз бросил на меня недоверчивый взгляд и продолжал.

— Дело в том, друг мой, что магистра ранили вовсе не турки…

Удивление, граничащее с непониманием выразилось на лице Эйба.

— Одно слово, и вы оцените серьезность положения. — остановил его жестом сэр Оливер. — Удар, страшный удар, я не знаю, как монсеньер вообще остался жив, был нанесен сзади. Человек, нанесший его… Он из наших…. Он воспользовался сумятицей боя и…. — Сэр Оливер взмахнул рукой, губы его затряслись, не то от гнева, не то от жалости. — Магистр потерял сознание и упал, его нашли уже после боя, вечером. У него было сломано несколько ребер, размозжено плечо и… — Секретарь перевел дыхание, словно не решаясь выговорить. — Перстень…

— Он пропал?! — с досадой воскликнул Шлиссенджер, хлопнув себя по колену.

— Да. — со стыдом признался сэр Оливер. — Этот человек… Он очень спешил и отсек магистру два пальца, чтоб снять его.

— Почему два? — изумился Эйб.

— Я же говорю: он очень спешил. — раздраженно отозвался секретарь. — Несмотря на всю свою слабость, великий магистр просил проводить вас к себе, как только вы появитесь.

— Я иду немедленно. — Шлиссенджер сделал мне знак следовать за ним.

Мы вышли на улицу и двинулись к дворцу. В соборе звонил колокол. Несколько конюхов у коновязи чистили лошадей. Под аркой, где еще каких-то полтора часа назад стоял английский патруль, нас встретили угрюмые, закованные в броню наваррцы, утиравшие ладонями пот с лица.

Мы прошли в просторный внутренний двор, свернули в галерею, окаймлявшую его, и потерялись среди леса стройных флорентийских колонн. Как видно, Шлиссенджер прекрасно знал дорогу. Его повсюду узнавали и почтительно кланялись. Белая мраморная лестница вела к покоям великого магистра.

— Останьтесь здесь. — властно сказал мне Эйб, указывая за тяжелый занавес, отделявший, видимо, спальню магистра от гардеробной комнаты. — Все, что вы услышите, держите при себе. Быть может, в дальнейшем это вам весьма пригодится. — он шагнул вперед.

— Кто здесь? — услышал я сдавленный старческий голос.

— Не беспокойтесь, монсеньер. Это я. — отозвался Эйб.

— Подойдите. Нет, ближе. Мне трудно говорить.

Я чуть отогнул край занавеси и в щель увидел полутемную комнату. В дальнем углу на кровати лежал величественный седовласый старик с благородными чертами лица. Его правая, обезображенная, рука была забинтована, левую он дружески протянул Шлиссенджеру.

— Я хотел бы обнять вас, мессир Эгберт. — едва слышно сказал магистр. Но Бог не дарует мне такой возможности. Вы уже знаете о моем несчастье?

— Да, монсеньер. — Эйб опустился на колени перед кроватью.

— Да простит мне Господь, но я предупреждал Вас… не раз… Перстень Жака де Моле не может принести добра. Те, кто дал его несчастному магистру тамплиеров, теперь сделают все возможное, чтобы заполучить его обратно.

— Но я носил его, как память. — простонал старик. — Как память о великом человеке, столько сделавшем для крестоносного братства и пресвятой церкви… безвинно осужденном! Клянусь, я ни разу не употребил его во зло! Если б не он, — магистр схватил Эйба за плечо здоровой рукой, — Мы, возможно, не выиграли бы Великой Осады.

— Если б не он, ее могло бы не быть. — неожиданно резко сказал Шлиссенджер, вставая.

— Наверное, вы правы. — старик уронил голову на грудь — С тех пор, как я впервые примерил перстень, мне все время хотелось его снять. Но я не мог… Он словно врос в палец! У меня начались приступы беспричинной ярости. Когда защитники Сент-Эльмо умоляли меня позволить им покинуть безнадежный рубеж, я словно лишился рассудка от гнева. Я обвинил их в трусости. Они погибли. Все.

— Турки не пощадили даже раненных. — Шлиссенджер говорил так, точно вколачивал гвозди. — Их истерзанные тела прибили к крестам и пустили по воде мимо остальных бастионов. Чтобы мы хорошо знали, что нас ожидает. Некоторые были еще живы…

Магистр закрыл лицо ладонью.

— Простите меня, монсеньер, — голос Эйба стал мягче. — Я говорю это теперь только для того, чтоб в свой последний час на земле вы не находили себе покоя и там…. вам было бы легче.

— Вы знаете, что я умираю. — безнадежно сказал старик. — Вы всегда все знаете. Так найдите же его! Найдите! — воскликнул он. — А то этот перстень еще натворит дел.

— Я сделаю все, что смогу. — Эйб вновь склонил колени.

— Я мог доверить это только вам — прошептал магистр. — Я ждал вас. Теперь я спокоен. Ступайте. Не зовите ко мне больше никого.

Эйб встал, низко поклонился и быстрым шагом вышел. — Послушайте, что все это значит? — вылез я с вопросом в самый неподходящий момент. — Какого черта? — мне было очень неловко за свою роль тайного свидетеля. — Почему вы считаете себя вправе…

Эйб обернулся, смерил меня коротким оценивающим взглядом и процедил сквозь зубы:

— Должен же я был дать вам шанс выжить.

Едва ли от этого объяснения мне стало легче.

— Ну? Что он вам сказал? — сэр Оливер, разбиравший за столом магистра бумаги, поднялся навстречу Эйбу.

— То же, что и вы.

Лицо Шлиссенджера выглядело крайне расстроенным. — Он очень страдает, — Эйб помедлил. — Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, сэр Оливер. Секретарь кивнул. — Вы нашли того, кто нанес удар?

— Да. — сэр Оливер отложил бумаги. — Это мессир Робер д'Юрфе, командор второго бастиона. До сих пор он считался очень достойным и честным рыцарем.

Секретарь развел руками.

— Как вы узнали, что это он? — губы Шлиссенджера сжались в твердую складку.

— Он сам сказал, — ответил сэр Оливер. — Пришел и признался. Заливается слезами, говорит, что не хотел… что на него точно что-то нашло…

— А перстень? — Эйб весь подался вперед.

— В том-то и дело, — лицо сэра Оливера приняло растерянное выражение. — Он молчит и молит о смерти.

— Что это значит? — поднял брови Шлиссенджер.

— Говорит, что это не его тайна. Что он с радостью сказал бы, но не может выговорить ни слова. И он пытался, мессир Эгберт! Клянусь вам! Я сам видел. — секретарь хватил кулаком по столу. — Он силится и не может выжать из себя ни звука. А когда ему начинают задавать вопросы…. Поверьте, мессир Эгберт, я не трусливый человек, но его лицо…. Сказать, что это ужас, значит, ничего не сказать! — секретарь перевел дыхание. — Он словно впадает в оцепенение. Привести его в чувство нет никакой возможности.

— Ни огнем, ни водой? — сдвинул брови Эйб.

— Ни огнем, ни водой, ни железом. — покачал головой сэр Оливер.

— Вы сказали ему, что его сожгут? — губы Шлиссенджера дрогнули.

— Да, он знает. — секретарь помедлил. — И только просит, чтобы поскорее. Он говорит, что демоны рвут его на части.

— Отведите меня к нему. — тихо сказал Эйб.

Я, как безмолвная тень, следовал за Шлиссенджером. Я ничего не мог себе объяснить, и это было ужасно. Но мои ощущения, кажется, меньше всего беспокоили Эйба. Он мчался на третьей скорости по переходам дворца, и мы с сэром Оливером едва поспевали за ним.

— Возможно, мы уже опоздали! — на ходу бросил он. — Полнолуние сегодня? Скажите, к вам в последнее время не обращались местные крестьяне с сообщением о пропаже детей?

Его вопрос, кажется, удивил секретаря. — Да. Случалось. — кивнул тот. — Такое бывало еще до осады. Но во время нее особенно часто. Из деревень Дингли и Вердала. Люди все списывают на войну. К тому же турки, пираты… Вы сами знаете.

— Та-а-аак, — зло протянул Шлиссенджер. — Значит, пока мы дрались на стенах здесь, внутри кто-то служил черные мессы о победе над христианами!

— Бог с вами, мессир Эгберт! — взмахнул рукой сэр Оливер. — Здесь? В сердце ордена? На Мальте?

— Я сейчас с ним поговорю. И не мешайте мне! — отрезал Эйб.

Мы спускались по крутой узкой лестнице. Казалось, она вела к центру Земли. На каждом повороте нас встречал часовой, над его головой тускло чадил факел.

— Вот здесь.

Замок лязгнул. Сэр Оливер отступил на шаг, пропуская нас вперед. Согнувшись в три погибели, мы вошли в низкую дверь. Подземелье со сводчатым потолком походило на погреб в доме моей бабушки Цюрихе. Вошедший с нами стражник воткнул в кольцо на стене еще один факел, и стало светлее.

Кто-то зашевелился в углу, громыхнула цепь.

— Это он. — в голосе сэра Оливера зазвучали презрение и ненависть. — С тобой хочет говорить мессир Эгберт, собака. — обратился он к узнику. — И если ты опять начнешь валять дурака, то, клянусь Богом…

Эйб остановил его жестом.

— Пусть подойдет.

Я увидел, как от стены отделилась сгорбленная фигура и шагнула к нам. Человек был измучен. Человек был разбит. Его глаза запали, и взгляд блуждал…

— Кажется, вы перестарались, сэр Оливер, — тихо сказал Эйб.

Секретарь пожал плечами.

— Мессир д'Юрфе, — обратился Шлиссенджер к несчастному. — Сейчас вам никто не в силах помочь, кроме Бога. Просите его, и он не отвернется от вас, как вы отвернулись от него.

— Я не знал… — сдавленно простонал рыцарь.

— Неправда. — тихо, но твердо возразил Эйб. — Вы просто не думали, что зайдете так далеко. Смирение надоедает, правда?

— Чего вы хотите от меня? — прошептал мессир Робер, опустив глаза.

— Место! Место, где вы бывали на черных мессах!? — спокойный голос Шлиссенджера перешел в крик. — Ну?!

— Я был там всего один раз. — д'Юрфе в отчаянии затряс головой. — Я… Я не могу! Они держат меня.

— Бред! Соберитесь! Вы сильнее их. — Эйб сверлил его взглядом. — Вы же смогли уйти оттуда. Я вам помогу. Принесите карту! — бросил он нам.

Через несколько минут карта острова была перед ним.

— Я буду водить по ней вашей рукой, — обратился Эйб к узнику. — Там, где ничего нет, не делайте никаких движений. Расслабьте кисть. Когда я попаду на правильное направление, попытайтесь мне это показать. Ну хоть как-нибудь!

Мессир д'Юрфе кивнул.

Старинная карта на желтоватой арабской бомбицине была до вольно большой, и Эйб безнадежно возил по ней рукой д'Юрфе с четверть часа. На лице узника не отражалось ничего, кроме горького разочарования. Но вот его ладонь, движимая Шлиссенджером, наползла на западное побережье. Марфа Риджи, Меллиеха, Мгарр — незнакомые мне названия скользили между безвольно разжатыми пальцами д'Юрфе. Как вдруг по лицу рыцаря пробежала тень, оно исказилось гримасой ужаса и бессильного гнева, локоть задергался. Он явно пытался указать Эйбу пальцем какую-то точку на карте, но не мог. Кисть целиком не слушалась его.

— Что они со мной делают! — воскликнул мессир Робер. — Лучше бы я отрубил себе руку, которая меня не слушается!

— Все, все! Достаточно! — Шлиссенджер разжал свои длинные сильные пальцы, крепко державшие запястье д'Юрфе. — Я понял. Между деревнями Дингли и Вердала?

Рыцарь затряс головой.

— Сэр Оливер, — обратился Эйб к нашему спутнику: — Мне нужно двадцать вооруженных рыцарей и свежие лошади.

Секретарь склонил голову в знак согласия.

— При хорошей езде к вечеру мы будем на месте, — продолжал Шлиссенджер. — Он поедет со мной. — Эйб указал на д'Юрфе. — В пещерах на юго-западном побережье сам черт ногу сломит, а мы не имеем даже четких координат. Прикажите снять с него цепи.

— Я отдаю его под вашу полную ответственность. — нехотя согласился сэр Оливер. — Если б не поручение, данное вам магистром…

— Прикажите снять цепи — устало повторил Эйб: — Эй, Лагер, вы тоже едете со мной! — повернулся он ко мне. — Вам не помешает знакомство с этой публикой.

В этот момент в подземелье вошел стражник и что-то тихо сказал сэру Оливеру. Лицо секретаря сделалось еще более озабоченным.

— Пропал мальчик. Из госпиталя. — сказал он. — Вы, кажется, его знаете.

— Рамон? — изумленно воскликнул Шлиссенджер.

— Да. Пошел купаться с другими оруженосцами. Все вынырнули, кроме него.

— Сегодня очень тихая погода, — задумчиво протянул Эйб. — Рамон хорошо плавает. А где они купались?

— В бухте Велла.

При этом названии д'Юрфе побледнел и отчаянно замотал головой.

— Едем! Немедленно! — Шлиссенджер резко развернулся к двери. — Возможно, мы еще успеем. Я был прав. Они намечают на сегодня.

Через полчаса небольшой отряд тяжеловооруженных рыцарей в белых плащах с алыми восьмиконечными крестами покинул Валетту.

— Да, вы совсем не держитесь в седле, Лагер! — презрительно бросил мне Эйб, глядя, как я трагически не могу слиться с лошадью в единое целое и постоянно сотрясаюсь от ударов о седло. Он сам надел на свою куртку панцирь, накинул плащ и пристегнул меч.

Сумерки уже начали сгущаться. Безлюдная каменистая местность простиралась, сколько хватало глазам. Сильные свежие порывы ветра и отдаленный гул говорили нам, что мы приближаемся к морю. Над горизонтом медленно всплывала наглая голая луна невероятных размеров, поглядывая на которую рыцари торопливо крестились и отворачивали головы. Кони тревожно ржали.

Мы то ехали по остаткам прекрасной, вымощенной ровными плитами дороге, то оказывались на голой земле, где наши лошади увязали по колено и ломали себе ноги по буеракам.

— Эту дорогу проложили карфагеняне, — сообщил мне Шлиссенджер. — Они владели островом еще до римлян и много чего здесь оставили… — Он казался бодрым и даже чуть возбужденным, я же валился с седла от усталости.

— Бухта. — сказал один из рыцарей. — Истинно бесовское место!

Он был прав. Очаровательная, наверное, при дневном свете, лагуна, вечером представляла собой мрачное и даже зловещее зрелище. В сгущающихся сумерках очертания скал сливались, и только в отдалении одинокая скала чертовым пальцем торчала из моря.

— Здешние крестьяне стараются обходить это место, — заметил другой рыцарь. — Едва ли кто откликнется, если мы позовем на помощь.

— Они просто не услышат, — пожал плечами Эйб. — Обе деревни расположены более чем в двух милях отсюда.

Мы спешились. Наши спутники недоверчиво озирались вокруг и переминались с ноги на ногу.

— Теперь дело за вами, мессир Робер — обратился Шлиссенджер к д'Юрфе, который тоже спрыгнул на землю и неподвижно стоял, положив руку на луку седла.

— Ждите — коротко ответил рыцарь — Я сделал все, что мог. Человека легко раздавить, но ее они не заставят молчать. Он указал на низкую совершенно белую луну. — Когда Чертов Палец разделит пополам этот блин, тень от него и будет дорогой.

С каждой минутой ночное светило становилось все ярче. В его млечном выморочном сиянии, все вокруг казалось иным, хрупким и враждебным. Наконец, луна зашла за скалу, и Чертов Палец пересек ее диск ровно пополам. Длинная тень упала прямо на одну из расщелин в береговых скалах.

— Туда! — властно приказал Шлиссенджер.

Рыцари пешком спустились к воде и, тяжело переступая по песку, двинулись по пути, указанному черной, как сажа, тенью.

— Сюда! — Эйб говорил тихо, но я слышал каждое его слово. — Здесь есть лестница.

Мощные гладкие ступеньки, высеченные в скале и хорошо скрытые со стороны моря валунами, вели вверх.

— Они так дьявольски уверены в своей безопасности, что даже не выставили охрану, — прошептал Эйб.

— Почему вы думаете, что это не ловушка? — тревожно спросил я.

— Браво, Лагер! Вас, кажется, начинает интересовать окружающее. — тихо рассмеялся он. — Держите оружие наготове.

Мы поднялись на небольшую плоскую площадку перед темным входом в пещеру.

— Тихо. Идемте. — Эйб первым ступил во мрак.

Мы сделали несколько шагов, и мои глаза начали различать низкие своды коридора, вырубленного в каменном лоне. Под ногами предательски шуршал щебень. Далеко впереди возник красный глазок огня.

— Они здесь! Вперед! — крикнул Эйб, обнажая меч. — Во имя Господа нашего Иисуса Христа! Смерть дьяволопоклонникам!

Все бросились вперед с громкими криками, которые многократно усиливало эхо. Через секунду мы ворвались в просторный зал, ярко освещенный отблесками пламени. Сидевшие там люди в отчаянии заметались из стороны в сторону, оглашая воздух воплями и проклятиями. Их было человек тридцать обоего пола и разных возрастов. Некоторые схватились за оружие, но для большинства наше появление было столь неожиданно и страшно, что они метались по пещере, обезумев от ужаса, и падали под ударами боевых топоров моих спутников.

Я в ужасе отшатнулся к стене, не в силах наблюдать эту бойню. Стоны, топот ног, пляшущее по стенам и потолку пламя."Какое дикое место!" — подумал я. Мы находились в пещере внушительных размеров. По бокам, у стен, были высечены из камня длинные широкие сиденья, как бы обнимавшие зал, подобно клиросу. В центре, на полу, была выложена из тлеющих угольев громадная пятиконечная звезда. За ней в глубине возвышалась чудовищная в своем безобразии статуя какого-то зверобога. При взгляде на нее по моей спине пробежали мурашки. Больше всего она походила на древние карфагенские изображения Молоха.

Это было чудовище с человеческим телом и бычьей головой. Оно сидело, скрестив свои безобразные бычьи ноги, над громадным очагом из грубого, необработанного камня, в котором пылал адский пламень. Сама фигура казалась высеченной из черного мрамора. То, что это изображение очень древнее, сомнений не вызывало, но к нему, на мой взгляд, были сделаны довольно странные дополнения. На лбу быка красовалась накладная металлическая звезда, между рогами был установлен грубый факел. Под нижней губой висело мочало, что придавало существу отдаленное сходство с козлом.

У очага я увидел испуганно забившегося в угол священника в вывороченном наизнанку облачении. Его тянула за руку совершенно голая девица, гневно крича что-то. На полу возле самого огня лежал связанный человек, отчаянно извиваясь и пытаясь освободиться. В общей сумятице до них дело еще не дошло.

— Скорее! — кричала юная ведьма. Ее иссиня-черные, завивающиеся в тугие колечки волосы метались по спине. — Сделай это! Сделай! Я помогу тебе!

Она обернулась, и я увидел смуглое узкое лицо с тонким горбатым носом, горящие уголья глаз полукружьями бровей и перекошенный ненавистью рот. Они со священником быстро склонились над связанным человеком и потащили его к огню. Несчастный закричал, мотнул головой, и я узнал Рамона.

— Эйб! — я одним прыжком очутился у очага и схватил священника за руку.

Шлиссенджер подоспел, когда пламя на супервесте мальчика уже занялось.

— Твари! Твари! — зашлась истошным воплем девица. — Будьте прокляты, изуверы! Вам все равно не помешать нам!

Она вырвалась из рук схватившего было ее воина, подскочила к священнику и, выхватив что-то у него из пальцев, с ловкостью кошки забралась на очаг. Теперь она стояла на коленях у Молоха, держась одной рукой за его огромный поднятый к небу фаллос.

— Зарра! Не делай этого! — услышали мы голос мессира Робера.

Д'Юрфе бежал к очагу с окровавленным мечом в руках.

— А, это ты, ничтожество! — крикнула ведьма, поднимая руку высоко над головой. И тут мы увидели перстень: треугольник с алым рубиновым глазом внутри. Зарра проворно надела его на вытянутый указательный палец статуи и спрыгнула вниз.

— Ну! Возьми меня теперь! — хохотала она. — Слюнтяй! Трус! Предатель! Не думай, что ты сможешь отмыться кровью этих животных! — она бросила безумный взгляд на груды тел, валявшихся на полу.

Мессир Робер резко рванулся вперед. Прежде чем мы успели что-либо сделать, он обхватил Зарру обеими руками и прыгнул в горящий очаг. Пламя загудело, как в топке, и на пол градом посыпались искры.

— Что же это, Эйб!? — закричал я, защищаясь от жара рукой и пытаясь пробраться к огню. — Что же вы их не тащите?!

— Остынь. — резко остановил меня Шлиссенджер. — Он сам знает, как спасать свою бессмертную душу.

В этот момент столб темного пламени рванулся к потолку из факела на лбу Молоха, и раскатистый бычий рев сотряс пещеру. Стены зашатались, с потолка полетели камни. Кольцо на пальце чудовища вспыхнуло красным, как жидкий огонь, сиянием. Я закричал от ужаса и проснулся.