Как дела, пятый «А?»

Ангелина Евгеньевна Романова, 2014

Главный герой, от лица которого ведётся повествование, – Женька Шишкин, спортсмен и выдумщик. Он и его друзья живут в провинциальном городе и учатся в обычном классе – «без всяких уклонов и специализаций». Ребятам приходится самостоятельно решать различные жизненные задачи, которые неизменно превращаются в смешные и забавные истории. Познавая окружающий мир «методом проб и ошибок», Женька «воспитывает» младших, учится выступать, работать, оказывать благотворительность и многое другое. Живые, цепкие, бодрые, искренние рассказы о жизни простых мальчишек – наших современников, пропитаны юмором и оптимизмом. В основу рассказов положены реальные события, происшедшие в семье автора.

Математика

— Женя, ты сделал домашнее задание? Решил задачу? Женя, ты в курсе, что у тебя одни двойки? — голос математички то трубил, то звенел комариным писком.

Я тщетно пытался скрыться от назойливой учительницы, сворачивая в незнакомые дворы, прячась в кронах деревьев и ныряя в воду с причудливых мостов, но неизменно нос к носу сталкивался с Зинаидой Егоровной. А как она могла оказаться на крыше двенадцатиэтажки?!

Торопливо спрыгнув оттуда и боязливо озираясь, скрылся в густых зарослях огромной травы и на мгновение успокоился. «Здесь она меня не найдёт!» — облегчённо подумал я и присел на корточки. Но зелёная растительность тут же раздвинулась, как занавес, и прямо передо мной возникло круглое слегка полноватое лицо математички. Я вздрогнул. Лицо затряслось, стало нечётким, как в бабушкиных «плюсовых» очках и приказало почему-то маминым голосом:

— Вставай! Да вставай сейчас же! — следом кто-то довольно сильно потряс за плечо, и я буквально вылетел из шикарной зелени как пробка. Надо мной нависала мама, держащая в руках раскрытый дневник.

— Ма? Так это ты? — изумился я и сразу обрадовался, ощутив, как изматывающий сон уходит, улепётывает без оглядки. — А я тебя не узнал!

— Я тоже тебя не узнаю! Опять за контрольную по математике двойка! В последнее время пошли улучшения — четвёрки и даже пятёрка, я было успокоилась…

Пришлось честно признаться:

— Списал — и получил пятёрку! Хотел тебя порадовать. Отгадай, по какому предмету списывать вообще невозможно? По физкультуре! Там я — первый!

Но мама категорически не хотела быстро успокаиваться:

— Нет, эта ситуация мне совершенно не нравится! А сидеть-объяснять некогда — на работе отчёты. Выход один — придётся заниматься с репетитором!

Мама ревностно относится не только к своей профессии бухгалтера, но и к цифрам вообще: эти маленькие противные шмакодявки для неё — как родные; обожает и знает все их причуды.

— Но сегодня, вроде бы, выходной? — робко предположил я, надеясь, что мама изменит решение.

— Это не имеет никакого значения! — ответила она стеклянным голосом. — Слыханное ли дело?! Пятый класс, а два на три перемножаешь — получаешь пять! — и отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы глобального расстройства.

Да, отчёт на работе — дело жестокое. Мама устаёт и от этого часто нервничает; то и дело приходится её спасать от наплывов плохого настроения.

— Ой, ма! Это случайно вышло: просто забыл знак по часовой стрелке повернуть, написал умножение вместо плюса, а так ответ правильный! И, к тому же, Зинаида Егоровна слишком строгая и вообще меня не любит…

Но мама была упряма:

— Уже созвонилась с тётей Каринэ, та согласилась подтянуть тебя по математике.

Я сделал круглые глаза:

— А кто такая тётя Каринэ?!

— Наша дальняя родственница; как говорится, «седьмая вода на киселе». Их «веточка» — несколько семей, переехали из Армении в Россию в девяностые годы, когда на родине было совсем плохо.

— А что такое «седьмая вода на киселе»?

— То же самое, что «по тётке Прасковье двоюродный Максим»! — пропечатала мама таким тоном, и я понял, что поваляться в постели сегодня точно не удастся.

За скоротечным завтраком и в трясущемся от старости автобусе, мама пыталась расплести запутанное кружево многочисленных родственных связей, из чего я вынес, что все люди — братья, и что если сильно постараться, то можно обнаружить свою родню в любой точке земного шара.

— Вот были бы живы твои бабушки — они бы показали наше генеалогическое дерево, сколько там веточек! — сокрушалась мама, пока мы ехали на другой конец города, и пассажиры, сидевшие рядом, незаметно вдохновлялись, кивали головами и дружно подхватывали разговоры о родне, корнях и памяти предков.

— А армяне по-русски говорят? — прервал я мамин нескончаемый поток мыслей и всунул свой животрепещущий вопрос.

— А как же! — воскликнула она. — Сестра Каринэ — тётя Ануш даже преподаёт русский язык, не помню, в какой школе нашего района! Только фамилии учеников всё ещё путает: Симонова по привычке Симоняном называет, Петрова — Петросяном.

«Классно! — восхитился я. — Вот приду завтра в школу и скажу Женьке Губкину: «Привет, Губкян!» А он мне в ответ: — «Шишкян, здорово!»

— А как фамилия тёти Каринэ? — дёрнул я маму за рукав.

— Мкртчан!

–???

За разговорами дорога показалась не такой длинной, и скоро мы уже стояли у квартиры родственников. Дверь открыла черноглазая тётенька с большим носом и крашенными «под блондинку» волосами. К её пышному телу, одетому в светленький домашний сарафан с двух сторон прицепились две любопытные мордашки, принадлежащие черноволосым, тоже необычно носатым мальчишкам детсадовского возраста. Ребята сначала, как по команде вылупились на нас огромными тёмно-смородиновыми глазами, в которых совершенно невозможно было различить зрачков, а потом принялись негромко хихикать.

— Вартан! Арушан! Вас тут не хватало?! — зычно прикрикнула на мальчишек моя новоявленная тётя и расплылась в улыбке. — Пажалуйте, гости дарагие! Прахадите! Чайку, кофейку?

— Нет, нет, спасибо! — засмущалась мама и подтолкнула меня вперёд. — Это Женьчик. Оставлю его позаниматься, а сама часок пройдусь по магазинам, в будни совершенно ничего не успеваю.

— Канечно, канечно! — понимающе закивала хозяйка. — Погуляйте, а у меня за это время абед поспеет! А ты, Женя-джян, прахади, не стесняйся, знакомься с ребятишками!

В большой комнате, куда определила меня тётя Каринэ, кроме громко орущих и бегающих друг за другом мальчишек с диковинными именами, оказался ещё один ребёнок: в уголке, на фиолетовом горшке, имеющем форму бегемота восседал кучерявый малыш, весь перемазанный красной помадой, и с воодушевлением сковыривал со стены золотистые «породистые» обои.

— Вуй ме! Араратик, што ты делаишь? — вскричала репетиторша и принялась отдирать ребёнка от увлекательного занятия. Малыш оглушительно заревел и смог перекричать начинающих потасовку братьев.

— Вах, мама-джан! Кто дал Араратику эту штуку?! — грозно вращая глазами и потрясая вывернутой косметичкой, тётя обрушила гнев на притихших мальчишек — и тут же, не дожидаясь ответа, схватила под мышки и потащила громко вопящее младшее чадо в ванную.

— Это не я! Это он! — завопили вдогонку Вартан и Арушан, показывая друг на друга. — У нас не получилось братику попу вытереть — он от нас спрятаться хотел! Мы его из-под стола выманить хотели, а потом бы помаду на место положили! — но обнаружив, что их не слушают, ребята замолчали и дружно уставились на тетрадку с ярким рисунком, которую я машинально сжимал в руках.

Такой гам в нашем доме бывал, пожалуй, только в дни рождения! Да ещё, пожалуй, когда брат колотил по музыкальным тарелкам, готовясь стать знаменитым ударником.

— Много детей — базар! — принялась оправдываться вернувшая с отмытым голопопиком тётя Каринэ. — Внуков из детсада высадили, а так у нас тихо, спокойно. Сережа — младший сынок, вырос, а так, бывало, хи-хи-хи, деньги фломастером рисовал и мне в кошелёк вместо настоящих подсовывал, белую кошку хной в рыжий цвет красил! Дети есть дети!

— Сергей! — позвала тётя. — Забери этих исчадий ада погулять!

В комнату шагнул ещё один «деть»: высокий широкоплечий чернобровый парень, над верхней губой которого шикарной полоской росли небольшие усики. Я машинально потрогал у себя под носом и вздохнул. Появление «мужской» растительности на моём лице означало бы категорическое уравнивание в правах с братом и навсегдашнее выключение его всюплешпереевших восклицаний: «когда же «мелкий» вырастет?!»

Из коридора выглянул младший из лихих братьев и, хитро улыбаясь, протянул:

— Ба-а-а, а можна-а-а нам на улицу веласапет взять?

— Так и быть, — разрешила тётя Каринэ и пояснила. — В пятницу у Арушанчика юбилей был — пять лет, дед велосипед подарил, так малыш всё норовил его в постель затащить, еле уговорили рядом с кроваткой поставить!

Неожиданно тётя прищурила глаза и подозрительно внимательно посмотрела на меня:

— Ну, что, Женька-джян? Готов заниматься математикой?

Я вздрогнул. Честно говоря, совсем позабыл, зачем сюда пришёл — и вопрос прозвучал, как залп или неожиданное приглашение к зубному. На этот случай в моём арсенале имелся один фирменный опробованный приёмчик: оттянуть неприятное событие, попытаться «заговорить зубы», но тут дверь вдруг распахнулась, и в комнату ввалился большой усатый сильно пыхтящий дядька, который с порога завопил тугим басом:

— Это надо же! А ещё прадавэц называется! Представляешь, жена, пошёл в магазын, там адна дэвушка апельсын торгует! Товар хорош, а лицо?! Кэмэнная стэна! Я ей говорю: улыбнись, дарагая! Я хотэл, на прадавэц посмотрэл — уже нэ хочу! Это тавар — его чувствовать, любить надо! Такой удовольствие, когда люди из твоих рук што-ныбудь покупают! Покупатэль хорошо — тэбэ хорошо! Гаварил-гаварил, а дэвушка нэ понимает! Повэрнулся, к другой жэнщинэ пошёл! Яблок, канфет, банан купил, внуки в доме — радость в доме: угощать надо!

С этими словами дядька снял с головы кепку, вытер клетчатым платком вспотевшее лицо, затем лысину на голове, потом потряс комнату таким оглушительным чихом, что зазвенела посуда в шкафу, и только тогда заметил меня:

— Вуй ме! Учэник?! Сколько будет дважды два? Ха-ха-ха! — взорвался он вдруг таким добрым заразительным смехом, что я автоматически начал улыбаться, а потом засмеялся вместе с ним. И все мои опасения исчезли, улетели куда-то за поля, за моря. Тогда-то я и понял, что смех сжигает страх.

— Это дядя Вазген! — улыбнулась тётя Каринэ. — Пойдем, плэмяшычек, на кухню, я вам с Араратиком яблачки дам! И подхватив малыша на руки, она вышла из комнаты.

— Знаешь, что лежит в этом халадыльнике? — спросила родственница, после того, как я уселся на старую табуретку. — Не знаешь, и я ещё нэ знаю, что там Вазген принёс. Значит, там… икс! — радостно заключила она. — И мы его сейчас найдём: ты будешь примеры рэшать, а я — готовить абэт!

— Вот тебе неизвестные! — тётя Каринэ достала откуда-то из-за шторы и протянула мне листок с напечатанными заданиями. — Подумай, как решить.

У-у-у! Когда учителя произносят своё фирменное «подумай», в мою голову нагло врывается пустота: не лезет ни одна нужная мысль, хотя в другое время их хоть отчерпывай. Зато вспоминается, как африканские слоны вальяжно помахивают ушами, как упруго свистит ветер, когда несёшься на велике или ещё что-то в этом роде.

Вот и сейчас случилась та же история. Я хмуро уставился на противные цифры.

— Икс здесь какой? — спросила тётя, пристально глядя тёмными глазами. Может быть, имела в виду что-то другое, но я ответил на тот вопрос, что услышал:

— Скучный! — сглотнул слюну. — И синий.

— Синий?! — неожиданно обрадовалась тётя. — А эта тройка — зелёная, да?

— Нет, жёлтая, зелёная — четвёрка! — ошарашено произнёс я и добавил. — А пятёрка — ярко-голубая. Так мне кажется.

— И я пятёрку в детстве голубой представляла! — воскликнула математичка. — А двойка почему-то всегда серой казалась…

— Это от усталости! — уверенно заявил я. — У меня такое после тренировок бывает и зимой, когда холодно. Тогда все цифры серыми или чёрными кажутся.

— Правда-правда! — закивала головой тётя Каринэ. — У тебя замечательное воображение! В математике всё, как в жизни! Вот, например, надо упростить выражение. А на что оно похоже? — Тётя взяла в руку карандаш. — Вот смотри: два дробных игрека — похоже на то, что вы с товарищем рассорились и разбежались. А вот группа иксов-акробатов. Бывает такое? А? — тётя Каринэ принялась отчётливо выписывать цифры, не уставая комментировать каждое своё движение.

Я недоумённо слушал, иногда рассеянно кивал. Странная какая-то учительница. Не кричит, когда я туплю, не встряхивает нотациями, если отчаялся найти ответ и забрался в панцирь молчания, говорит и говорит, будто девчонка…

— Что же предпринять? — карандаш репетиторши на секунду остановился. — Это уже другое правило. Перед товарищем извиниться нужно, тогда что есть у каждого — общим будет, а вот в акробатике правильная группировка необходима. Смотри-ка, получился замечательный результат — число четыре!

Я поднял глаза — неужели действительно так просто?! Но мою тихую радость заглушил трубный бас:

— Жена! Ты не видела гвоздодёр?

— Нэт! — категорично ответила тётя Каринэ.

Дверь в кухню распахнулась, и на пороге возник дядя Вазген:

— Ну, куда мог подеваться этот гвоздодёр! — воздевая волосатые руки к потолку, в сердцах пробасил он.

— Говорю же тебе — нэ ви-де-ла! — отозвалась тётя, сунула мне в руки листок и шустро принялась чистить картошку.

— Да вот же он! — вскричал дядя и вытащил откуда-то из-под стола изогнутую железяку, выкрашенную зелёной краской.

— Разве это — гвоздодёр? — всплеснула руками его жена. — Я думала: ребята хлам какой-то с улицы притащили, выкинуть хотела. Потом вымыла на всякий случай: Араратик играть стал, на солнце в эту дырку смотреть понравилось.

— Вах, женщина! — дядя мощно затрепетал руками. — Хлам! Сколько нам нужно вагонов соли съесть, чтобы ты догадаться смогла, что этой штукой можно делать?! Видишь? — мужчина потыкал пальцем в железяку. — Это рыча-а-аг! Рычаг для вытягивания гвоздей!

— Лыся-як! — нараспев повторил маленький Араратик и вцепился зубами в яблоко.

— Захрмар! — обдал жену жгучим взглядом дядя Вазген, провёл волосатой рукой по своей лысой голове и, неожиданно захохотав, схватил Араратика на руки и подкинул вверх.

— Какой умный ребёнок, всё понимает! — приговаривал дядя Вазген, тиская повизгивающего от радости внучонка.

— Что такое «захрмар»? — спросил я, когда дядя покинул кухню.

— Армянское национальное ругательство, означает «змеиный яд»! — ответила тётя, а мне в голову закралась шальная мысль:

«Вот захочет Зинаида Егоровна поставить завтра двойку по математике, а я ей в ответ раз! — и ругнусь по-армянски! Мне — злости выход, а она не поймёт!»

Будто учуяв, что у меня в голове, тётя Каринэ сказала:

— По-армянски «здравствуйте» — «Барев дзес!» Твоей учительнице будет приятно услышать.

Так мы и сидели на кухне по-домашнему: учительница резала картошку, жарила мясо, попутно наставляя меня и маленького Араратика, а я всё увереннее гонял по листку цифры, упрощая выражения. Представить загоны с баранами, как рекомендовала родственница, у меня не получалось, зато получалось коллекционировать разноцветные палочки. Иногда, правда, приходилось прерываться, чтобы успеть записать смешно звучащие армянские слова, типа: «майрик»*, «пайрик»**. Решалось на удивление быстро и весело и, хотя в четырёх уравнениях обнаружились потом три ошибки, на душе почему-то было спокойно и радостно.

Скоро вернулись моя мама и серьёзный Сергей со своими шумными племянниками. Они долго раздевались в коридоре и смеялись над тем, что, не сговариваясь, пришли одновременно.

Потом все уселись за стол и принялись есть картошку и мясо, жареное с ароматной приправной травой. Я и ребята то и дело умирали со смеху над шутками дяди Вазгена, а мама, восхищенная тётиной вкуснотищей, совсем по-армянски цокала, восторгаясь, и старательно выспрашивала рецепты.

Уходить из гостей совсем не хотелось. Пообещав в следующий раз приготовить настоящую «толму» — национальное блюдо армян, тётя Каринэ на прощание крепко обняла нас с мамой. Так крепко, как я видел только в кино — и сразу почувствовал, как в меня вошёл особый, родственный дух, дух большого дружного дома. И загадал заиметь много-много родственников, когда вырасту.

На следующий день математика была последним уроком. Столкнувшись в коридоре с Зинаидой Егоровной, как говорится, «лоб в лоб», я мигом позабыл не только выученные накануне армянское приветствие, но и даже отштудированное ругательство. Учительница выглядела грустной, усталой и… несчастной.

— Здравствуйте! Давайте, я помогу Вам отнести тетради! — выпалил я, кивая на ношу, которую она сжимала в руках.

Вместо надоевшего вопроса: «Ну, что Женя, когда будешь исправлять двойку по контрольной?», Зинаида Егоровна пробормотала торопливое: «спасибо!», протянула тетради, а затем (невиданное дело!) у-лыб-ну-лась!

Первый раз с начала учебного года. Вот!

*Мама, ** папа