В окопе дней. Избранное

Анатолий Юнна, 2022

Эта книга «офицера поэзии» – кладезь всестороннего дарования поэта по имени Анатолий Юнна, который всю свою сознательную жизнь находился в «окопе дней». Офицер, врач и поэт – и в этом весь смысл тернистой судьбы поэта-воина: защищать Родину, лечить людей и «слагать о Земле». В книгу вошли работы, написанные в разные годы творчества. В них находят отражение детские и юношеские впечатления, а также рассуждения последних лет о наиболее важных проблемах нашего общества. Многие стихотворения навеяны личными переживаниями во время работы интерном и врачом на территории нашей страны, в Группе советских войск в Германии (ГСВГ), а также на Кавказе в районе боевых действий. Хотя в правдивых повествованиях красной нитью проходит тема патриотизма, воинского долга и любви, в книге есть и юмористический раздел, в котором автор мастерски демонстрирует и своё врождённое чувство остроумия, перешедшее с годами в профессиональное умение с иронией и даже сарказмом подмечать все противоречия, забавные случаи и пороки развития «бедной богатой России».

Любовь всего дороже!

Посвящается супруге Елене Петровне

Другого мне счастья не нужно

Где царствует любовь

Небесный свод дышал на ладан с просветом зорьки до земли,

И месяц с утренним докладом к рассвету: звёзды не зажгли,

Пусть отдыхают от влюблённых, что свечи понапрасну жечь,

Гадать судьбу на удалённых, пока взойдёт на небо печь

Вселенной, жизнь с колен поднимет, талант часов и петухов

И на ночь ночь в покои примет свои, где царствует любовь.

Малиновый крик

Мы любили друг друга всю ночь, как луну,

Что все звёзды зажгла, а потом и рассвет,

И для девственных роз ветер тронул струну,

Что из солнечных вен, крикнув небу: привет!

Здравствуй, эхо ночи, счастья утренний миг,

Вы готовы на всё ради новой семьи,

И прорвался в зарю наш малиновый крик:

Да, согласны на всё в это утро любви!

Маяк фарватера любви!

У одиночества нет судей,

один зеркальный визави:

О женщина, ты в море судеб —

Маяк фарватера любви!

Луны дороже, солнца ярче,

Свет от него неотразим,

Всё потому, что жить иначе

И не дано, и не хотим!

Любовь каникул не допустит

В них дамы с благородной миной

И леди с крепкою рукой.

В них фрау с выправкой старинной

И мисс с застенчивой душой.

Они исток всему и устье,

С молитвой тёплой каждый раз —

Любовь каникул не допустит,

Пока есть женщины у нас!

Спасибо Богу, что создал женщин

Мир нам земной навечно завещан:

Души красоты и благодать,

Спасибо Богу, что создал женщин,

Их нежность — маму и крепость — мать!

Был в сотворенье поступок вещий,

Из гениальных всех величин:

Спасибо Богу, что создал Женщин —

Святой подарок для всех мужчин!

Без любви не могу

Без любви не могу, создан я для эмоций,

Когда в самом соку кофеиновых порций.

Мир честной променял на любовную повесть,

Перед Богом предстал, чтоб не мучила совесть.

Пусть осудит меня, сократив жизни сроки,

Без любви, без тебя, мир не повесть, а строки.

Все звёзды небес

Словно в сказку, спустились к прудý

От Венеры русалки с дарами,

В них любви заложили руду,

Разукрасив сердцá облаками.

От берёз белоснежных завет:

Дом построить к весне у колодца

С родниковой водой, чтоб рассвет

Здесь поил вдохновенье и солнце.

О себе расскажу без чудес:

Я простой и желанья земные,

Даже если все звёзды небес

Соберу, как цветы полевые.

Ну а если и сказка, княжна, —

Не смотри на неё равнодушно.

Просто ты мне для счастья нужна,

И другого мне счастья не нужно.

Если б не было любви

Если б не было от встреч с теплотою думы,

Я бы óтдал всё тепло, не щадя себя,

Если б не было любви, я б её придумал

И признался бы при всех, как ценю тебя.

Если б не было огня взгляда между нами,

Я бы чувства зажигал звёздною искрóй,

Если б не было стихов, я б взамен цветами

Застелил бы светлый твой каждый след земной!

Разукрасив сердцá облаками

Дней хрусталь

Вспоминай иногда

Вспоминай иногда, и тогда на рассвете со стихами явлюсь, чтобы правду украсть,

Подарю свет зари и сокрывший грусть ветер, что обнимет тебя, как в последний раз мать.

Вспоминай иногда, когда дни непростые и от горечи ком, что дышать не даёт,

Когда слёзы — как дождь, мысли все грозовые и прощальный порог до утра сердце жжёт.

Вспоминай иногда наши дни золотые, память может ещё их тепло передать,

Хоть и были у встреч отношенья такие, как грехи, что уже невозможно предать.

Не любовь

Дано такое счастье свыше: ночь на исходе, ждёт зарю,

А я на ушко вам всё тише и тише прошепчу: люблю,

Что чувства радугой измерю, от полонеза взяв мотив…

Вы лишь ответите: не верю, свой взгляд на образ опустив.

Я на такой вердикт готов, ответ мой эхом отзовётся,

Что если это не любовь, тогда и солнце вам не солнце.

Курок на взводе

Любовь земную как ни мерьте: коварству лавры и притворству,

И я любил не всех, поверьте, сокрыв порывы стихотворству.

А кто был праведней и чище, окончил жизнь довольно кратко:

Самоубийством или нищим, отдав любви всё без остатка.

Услышь в тот миг совета свыше, держа курок судьбы на взводе,

Чтобы могильщик не услышал: а он тебя любил, да вроде…

Любовь касалась нас рукой

Виденье прошлого: от бара невдалеке, грусть не тая,

В короткой юбке и с гитарой стояла молодость моя,

Потом, собрав весь пыл как вещи, ведь не мешала седина,

Теряли голову от женщин, как в дни веселья от вина.

Не замечая чувств под властью, плывущих к нам уже рекой,

Как между нежностью и страстью, любовь касалась нас рукой.

Это виденье — словно кара, когда у жизни на краю,

В короткой юбке и с гитарой ты встретишь молодость свою.

С неба грусть на саксофоне

Я бродил по белу свету, всем вопрос непраздный бросив:

Кто готов помочь поэту, и откликнулась лишь осень,

Разбросав листву как латки и на них от лиц прилежных,

Я увидел лишь остатки, то ли бывших, то ли прежних.

И уже не видя света, всё забыв и всё забросив,

Как в любви, что без ответа, пел лишь: аллилуйя, осень!

С неба грусть на саксофоне и стихи звучали свыше,

Но кому, так и не понял, то ли прежним, то ли бывшим.

По росе и по рассвету брёл с молитвой со слезами —

Это Бог помог поэту — Бог, осенними стихами.

Defile amour!

Не мне на молодость пенять

А в чём он был повинен —

Весна и юбка мини^[1].

А. Юнна

Я согрешить хотел не раз,

Под стук колёс и сердца, знаю,

Зачтётся небо ваших глаз,

От звёзд которых умираю.

Зачтётся золото волос,

Зачтётся жгучий взгляд, как солнце,

На мой мучительный вопрос

И молодой запал эмоций.

То верный знак, что не сорву

Букет весенний, понимаю

И Божий знак, что не умру,

И счастье в том, что умираю.

Пусть все трезвонят трубы

Помчались сразу с глаз долой от всех людей,

Хуления отбросив и усмешки,

На переправе поменяли лошадей,

Да, вопреки и извиняясь, в спешке…

Я не забуду это до сих пор,

И пусть зато во все трезвонят трубы:

Мир бросили, несясь во весь опор

К звезде своей, от счастья стиснув губы.

Поступок этот, как ни назови,

Да, безрассудный, знаем, ну и что же:

Всё се ля ви, а хоть не се ля ви,

Господь простит — любовь всего дороже!

Серебряный овал

Я высших чувств земных сполна не испытал,

Они меня найдут, как новых красок цвет,

И твоего лица серебряный овал

Я всё-таки прижму к себе на склоне лет.

Умру ли я тогда от приближенья лика,

От сбывшейся мечты, что все желают вблизь,

Ах, поздняя любовь, ты мне дороже мига,

Того, что ждут как смерть, а называют жизнь.

Как мало женщину мы любим

Прекрасна женщина на склоне своих последних светлых лет,

Когда в её любовном лоне уже другой оттенка цвет.

Она ещё весной красива и ранней осенью стройна,

И бабьем летом просто дива, всех пробуждая ото сна.

Но я прошу, правдивы будем, я б всем мужчинам заявил,

Что мало женщину мы любим, когда она в расцвете сил.

В небесных стаях звёзд

В небесных стаях звёзд, в морских глубинах грёз,

Везде, где солнце чтут, любимые живут.

Я чтил любовь, как знать, а в мире долгих лет,

Как Бога, хлеб, как мать, как старец белый свет.

О это звёздный миг, что вечный смысл хранит —

Твой полунóчный лик, в котором солнце спит.

В морских глубинах грёз, в небесных стаях звёзд,

Везде, где солнце чтут, любимые живут.

Эллипс

Да не оставит нас любовь

Да не оставит нас любовь, в Эдема комнате играя,

Закроем двери на засов, чтоб не сбежали слуги рая.

Такое снится не всегда, соблазн с коварством в круге спелись,

И снова в память поездá отходят от перрона «Эллипс».

Тут недозволенности нет, любовь скорбит от главной прозы,

Гори подольше, красный свет, ты — страсть земная, боль и слёзы.

Дорóгой, выстланной стихами

Нам страсти не понять земные, в них, что смывает вмиг волна,

То пудры горы золотые, то реки сладкие вина.

Ушёл с луной под облаками от чувств, чтоб даром не пропáсть,

Дорóгой, выстланной стихами, шагами отдаляя страсть,

И лились строки, что венчали глаза отдавшие твои,

То слёзы, полные печали, то слёзы, полные любви.

Лети, душа моя, лети

Лети, душа моя, лети, я как-нибудь и без тебя,

И если сможешь, то прости, я вроде делал всё любя.

Цветы природы целовал, всё ощущал, любовь даря,

А если что, так я не знал, что это грусть и боль твоя.

Их было много, все они поэту как слова в стихах,

Там, где у города огни, они остались впопыхах.

Всё на бегу, всё на лету, всё между строк, таков был путь…

И эту я хотел, и ту, таков поэт, не обессудь,

Чтоб вдохновенье не ушло, всё продолжения я ждал,

Как это превратилось в зло, клянусь тебе, не ожидал.

Как ад мне было крест нести, ведь я с рожденья с небом сшит,

За это ты меня прости, и Бог, я думаю, простит.

Судьба любви в судьбе поэта

Что более возможно чтить,

Мечту читая до рассвета,

И в чувствах пламенных постичь

Судьбу любви в судьбе поэта.

Пусть все трезвонят, что любовь,

Как часть истока вольнодумца

И сладкой сказки облаков, —

Абсурд ночной руки безумца.

Но фанатизм не отменял

Создание стихов твореньем,

В угоду дня не заменял

Поэзию стихосложеньем.

Как мне без этого прожить,

Путь к счастью женщины — не ближний,

Любви, как Отче, не испить

Такой, что нé дал нам Всевышний.

Триумф как миф

Согрей меня своим теплом,

А остальное всё потом:

Дела, поэзии работа —

Её божественная квота,

Парящий купол голубой

И праздник красок, Боже мой!

Он входит в жизнь и дарит цвет,

Когда твоим теплом согрет.

Триумф любви уже как миф

Храню — и потому я жив.

Любовные кулисы

Любовь не строит города

Трамвай, и память до сих пор

Хранит картины очевидца:

Звонок, подножка, разговор,

А в голове событья, лица.

Как были молоды тогда,

И в сердце грусть, не зная меры,

Любовь не строит города

Для одиночества и веры.

А ветер, фонарём звеня,

Невольно улицу качает,

Трамваи ходят без меня,

И их никто не замечает.

Шаль накинь на тень

В мире простоты и небесных грёз

Были я, и ты, и букет мимоз.

Где природы твердь, только у святых,

Жаль, что жизнь и смерть и для чувств земных.

Поезд, проводник: седина ужé,

А под чай «Пикник» — и слова в душе:

Встретим новый день памятью в ночи,

Шаль накинь на тень и молчи, молчи…

В мире простоты и небесных грёз

Снова я и ты, не считая слёз.

И с неба падала зима

Посвящается Елене Николаевне и Марку Михайловичу, г. Самара

И с неба падала зима^[2],

Как Божья манна ледяная,

На души и на их дома,

Сердца и чувства освежая.

Но холодели облака

Твоей надежды вдохновенной,

И только нежная рука

Хранила твердь любви нетленной.

Промчались годы-терема,

Но жизнь не зря зовут игрою…

Вновь с неба падает зима,

Ликуя вместе с сединою.

За терпеньем в ад

А потом — потоп, проще никогда,

Не обидеть чтоб, талая вода

Льётся день за днём, с верой или без,

Да гори огнём всё, лишь Божий крест

Знает этот грех: видно, оттого

Кто-то любит всех, кто-то — никого.

— Ладно, позвоню, дел невпроворот…

Черти на корню прячут к счастью брод,

Солнце бабье, грязь, первый снег в пути,

Просит в сотый раз у судьбы: впусти,

Душу не томи, в горле словно ком.

— Не сейчас, пойми, как-нибудь потом…

Может, плюнуть в суть: мол, убит поэт

На дуэли в грудь, стоило ли, нет?

Если не погиб, улетел и рад,

Пассажиром VIP за терпеньем в ад.

Правду хочешь, что ж: в ожиданье весь

Кончился как дождь, отменён как рейс,

Но должна ты знать, хоть любовь — беда,

Буду даже ждать после никогда.

Любовные кулисы

Любовные кулисы —

Они всю правду прячут,

Тут даже жёны-лисы

Навзрыд порою плачут.

Здесь с Богом одиноки,

Судить терпенье нам ли…

Тут исповеди соки,

И до последней капли.

Когда в любви — досадно,

Взывает год уж третий:

Не на виду — и ладно,

Зато есть деньги, дети.

А бьёт — так очень редко,

Сама же виновата:

Не каждый день конфетка

Средь бытового ада.

Любовницы — и что же,

Мужицкая стихия…

Куда ж ещё моложе —

Статья, педофилия.

Готовила, кормила,

В постель всё на подносе,

Я б всё ему простила,

Так он: «Не в той ты позе».

А в той такое скажет:

«Откуда научилась?»

Да кулаками машет,

Интим уже не милость.

Всё было между нами

Немыслимо, похлеще…

Своими именами

Назвать бы эти вещи.

Кулисы мои, братцы,

Ведь в вас моя лишь воля,

Такое моё счастье,

Вернее, бабья доля.

А слёзы льют горстями…

Иду, любимый, рада!

Цветы перед гостями,

Всё же Восьмое марта.

Счастье Авдотьи

Столько женщин, похожих на Авдотью, поверьте,

Время — доктор хороший, оно лечит до смерти.

Что ж ты горюшко кружишь — треуголка судьбина,

Похоронкой на мужа, а потом и на сына.

Вся война — сгусток соли, не от слёз, но до капли,

Словно раб в русском поле, что там женское, бабье…

Мужичок был захожий, что достался от Людки,

Но ушёл, как прохожий, не дождавшись малютки,

Но и тот погиб вскоре от земного коварства,

А вино, если горе, — это тоже лекарство.

Время — доктор хороший: суета, греховодье,

Боже правый, за что же это счастье Авдотье.

Ни слова о любви

Дождь кончился давно, но в луже

Он пребывал от чувств хмельной,

Потом уже стоял под душем

В чужой квартире небольшой,

Где представлял себе одеяло,

Как облако в мечтах своих,

Чтоб загорелся цветом алым

Мир грёз, рождённый для двоих.

Ночь кончилась, и вот в рассвете,

В надежде продлевая даль,

Он шёл счастливый по планете,

Не зная правды всей, а жаль…

А ты с утра в заботах к мужу,

И он тебе что ночи тень,

Готовый пить по каплям лужу,

В которой ждал тебя весь день.

Не стреляйте в спину

Чему-то я тебя учил,

Чему-то ты меня учила,

Быть может, не был я учтив

К судьбе, что быстро разлучила…

Ты, как всегда, держалась молодцом,

Я б всё простил, стихи писать закинул,

Но я тебя учил стрелять в лицо,

Всегда в лицо, а ты стреляла в спину.

И всё ж я вас любил

И всё ж я вас любил, хоть горьким стал итог:

Два золотых кольца, две линии дорог!

И всё ж я вас любил, хоть горьким стал итог,

Чего теперь гадать, что смог, чего не смог,

Чего теперь роптать, кому-то в душу лезть,

О, сколько подлецов ещё на свете есть!

Надменные глаза, улыбка, та же стать,

Поэта ни за что так «дёшево продать»…

И всё ж я вас любил, хоть горьким стал итог,

И всё ж я вас любил, иначе я не мог!

Трещины от женщины

Так просто всё, так просто, я думал, будет горько,

Я думал, будет больно, ведь всё же столько лет,

Но ты решила просто, как будто бы для тоста,

Так коротко, так ясно: была любовь — и нет.

Так коротко, так ясно забыть все эти годы,

Замазать, затереть, залить, заборонить,

Но мне бы было легче прикрыть собою доты,

Уж лучше бы погибнуть, чем просто так забыть.

Замазать можно всё, но взгляд при первой встрече,

Тепло твоей руки замазать не могу,

И мокрые глаза, а помнишь этот вечер,

Как ты твердила мне: я больше не могу,

И я тебе поверил, что ж, прости поэта,

Себя я наказал за то, что виноват,

А впрочем, я не прав, как всё прекрасно это,

Любовные дары, как журавли, летят.

Они обучат вновь, кому и сколько верить,

Теперь не стоит нам кого-то обвинять,

Была любовь иль нет, ну как это проверить,

Была любовь, была, мне есть о чём писать.

Но только не читай мои стихи лукаво,

Ты скажешь: снова лжет, и я отвечу: лгу,

Забуду, всё затру во что бы то ни стало,

Вот душу затереть, прости, я не смогу.

Падал снег неминуемо ранний

Падал снег неминуемо ранний,

Подсыпая стихов череду,

Приключения в ночь на диване

Предсказали по звёздам беду.

Даже в чувствах из мира прелестных,

При таких скоротечных делах,

Отправляли всех участью пленных,

В ссылку страсти земной, в кандалах.

Видя всё, Бог добавил чернила,

Улыбнулся — и это успех:

Коль любовь не имеет мерила,

Не беда — это счастье для всех.

Приключения в ночь на диване

Лишь украсили томик стихов,

Падал снег неминуемо ранний,

Неизбежно рождая любовь.

Почти

Явись ко мне и прежней стань, послушай чувств нетленных рань,

Ноктюрны встреч, узоры рифм и света будущего миф,

Что нам светил в аллее грёз под шелест таинства берёз,

Когда нас ангел под луной амурной поразил стрелой.

Явись ко мне и прежней стань, воскресни, трепетная лань…

Всю правду знает седина: был пыл Вероны, чья вина?!

Любовь такую лишь зачти — ту, что была у нас, почти.

Любовь как снег

Любовь как снег, любовь как снег,

Что с неба, падая, кружится,

Душа от радости искрится

И, восхваляя этот век,

Вещает всем: любовь как снег!

В венчальном звоне мы признали,

Что так друг друга повстречали,

Как будто божьей манны хмель…

Вокруг пьянящая метель,

Вдали ни зги, а мы с тобою

Бредём, довольные зимою,

И этим славен человек,

Что, продолжая жизни бег,

Душа в дороге веселится,

Ведь с неба, падая, кружится

Любовь — как снег, счастливый снег!

Огни Нью-Йорка

Ах, как бы моё сердце ни стучало и что бы в текстах ни было родней:

«Огни Нью-Йорка» — это для начала, а дальше и огни любви моей.

В каждом звуке — Россия

Вновь прилетаю, как былой «мигрант»,

Нью-Йорк опять весь светится огнями,

Меня встречает темнокожий франт

С вопросом, улыбаясь: «Вы в Майами,

А может, в Голливуд?» И при таких делах,

Я не сказал в порыве веском,

Что моё сердце в подмосковных вечерах

И Питером любуется на Невском.

И замер франт, ответ услышав мой,

Что, как бы ваша жизнь ни голосила,

Я жить хочу лишь на земле такой,

Где б в каждом звуке слышалось: Россия!

У любви своё прощай

Не жалей и не желай, правды в этом никакой,

Я родной раскрашу край краской самой дорогой.

Я ещё сполна спою в листопаде для друзей,

На крылечке постою, провожая журавлей.

Я ещё зажгу рассвет, хоть ни манны, ни гроша,

Разведу в лампаде свет там, где осени душа,

Принял я, не обессудь, нашей памяти глоток,

Собери мне слёзы в путь, как всегда, на посошок.

У любви своё прощай, журавли вернутся в дом,

Не жалей и не желай в ожидании святом.

Я встретил осень пожилую

В России, пережив вживую Нью-Йорка тысячи огней,

Я встретил осень пожилую и низко поклонился ей.

Незабываемые дали хранил в бродвейских миражах,

И сердце, полное печали, и душу русскую в стихах.

За Русь, хоть назови любую, цена — ничто: где трапа свод,

Я встретил осень пожилую, как мать седую у ворот.

О строки грусти полуночной!

Ищу любовь, чтоб потерять,

О лучших временах мечтая,

И снится осень мне опять:

Как листья павшие, летая,

Прекрасны, их не сосчитать,

И в каждом с мыслью непорочной

И музы царственная власть,

И строки грусти полуночной.

Одну лишь просьбу не унять:

О ветер, бурей налетевший,

Не тронь осеннюю тетрадь,

В ней лист остался неслетевший.

Правда неправды

Мир — театр, а жизнь наша — драма,

Не ищи в неудачах вины,

Ложь для веры — коварная дама,

От которой почти все пьяны.

У судьбы нет виновности вроде,

Что де-факто — как совести лик:

Правда позже неправды приходит,

Хоть на день, хоть на час, хоть на миг…

Чай одиночества с хмелем

Стихли зарницы с ветрами, месяц проснулся как мог,

Время с цветными дарами молча зашло на порог.

В памяти то, что не смели там, где костра огонёк,

Осень, а что мы успели, вдаль провожая дымок.

Чувства, с годами мы квиты, только ваш мир стал острей:

Осенью дольше обиды, старые раны больней.

Чай одиночества с хмелем сердцу, уставшему ждать,

Осень, а что мы имеем, чтобы совсем не пропáсть.

Вечность и мгновенье

Писать легко, другим же трудно, и все на Бога уповают,

Как это откровенно нудно, от лжи такой снежинки тают.

Им, вдохновенным, в небе скучно в ладони падать суетливых,

Так предсказуемо, научно для всех зевак, умом ленивых.

Себя среди снежинок вижу и своё скромное творенье,

Что не пишу, а я так слышу, как слышат вечность и мгновенье.

Вот так и пишут в строчках беглых, ссылаясь, морщась: всё оттуда,

А мне так жаль снежинок белых и их божественное чудо.

Да всё не так, чего там свыше твердить азы с карьерой сдобной…

Я не пишу, а я так слышу, как слышат мать внутриутробно.

В совместном таинстве с луной

Смирись, как вышло, так и вышло, зачем путь с исками к судьбе,

Держись, пиит, источник смысла с небесной манной и тебе,

Что ж пожелать от мыслей ценных — любви, чтоб был лишь только с ней,

Ночей бессонных вдохновенных, а от божественных кровей

Ложились чтоб слова мгновенно в совместном таинстве с луной,

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Не мне на молодость пенять:

Винить её, а может, славить?!

Любовь — и нечего отнять,

Весна — и нечего прибавить.

2

Совпадение слов «С неба падает зима» в работе Фриды Бервальд и песнях Андерсена и Татьяны Терещенко показывает универсальность творческого процесса и наличие единого пространства поэтического вдохновения.