В окопе дней. Избранное

Анатолий Юнна, 2022

Эта книга «офицера поэзии» – кладезь всестороннего дарования поэта по имени Анатолий Юнна, который всю свою сознательную жизнь находился в «окопе дней». Офицер, врач и поэт – и в этом весь смысл тернистой судьбы поэта-воина: защищать Родину, лечить людей и «слагать о Земле». В книгу вошли работы, написанные в разные годы творчества. В них находят отражение детские и юношеские впечатления, а также рассуждения последних лет о наиболее важных проблемах нашего общества. Многие стихотворения навеяны личными переживаниями во время работы интерном и врачом на территории нашей страны, в Группе советских войск в Германии (ГСВГ), а также на Кавказе в районе боевых действий. Хотя в правдивых повествованиях красной нитью проходит тема патриотизма, воинского долга и любви, в книге есть и юмористический раздел, в котором автор мастерски демонстрирует и своё врождённое чувство остроумия, перешедшее с годами в профессиональное умение с иронией и даже сарказмом подмечать все противоречия, забавные случаи и пороки развития «бедной богатой России».

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги В окопе дней. Избранное предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Господин поэт. Фэвос Анатолия Юнна

Войны́ и мира это древо, что проросло корнями в фэвос!

А. Юнна

Факты. Эпизоды. Воспоминания

Рождённый на берегах Волги

Писать я начал с детства. Работа, датированная 15.04.1964 «Мама, за Победу!», — первая в реестре поэтической судьбы и нелёгкого движения с Божьим крестом по её не всегда творческим и мирным дорогам.

Итак, Анатолий Юнна — генетический поэт, рождённый на берегах Волги в г. Куйбышеве. Автор многочисленных публикаций в периодической печати и на литературных страницах Интернета. Член ЛИТО «Клязьма» г. Долгопрудного.

Революция 1917 года

Мама, Петрова Лидия Ивановна, — уроженка Забайкалья, где и проживала в городе Чите её семья, раскулаченная после революции 1917 года. С её слов, вооружённая толпа нетрезвых солдат и рабочих вынесла и вывезла из имения на крестьянских подводах буквально всё, что в то время представляло хоть какую-то ценность. В семье из 22 человек начался голод. Потом уже по доносам «доброжелателей» по ночам забирали родственников и, как сообщали после представители новой власти, — врагов народа. Последние несколько братьев погибли в начале ВОВ в штрафбатах, куда попали по сфабрикованным в НКВД делам.

Мать-героиня!

В семье я был шестым, поэтому сразу после моего появления на этот неласковый и грешный белый свет эта женщина-труженица заслуженно стала одновременно и матерью, и матерью-героиней! В 90-х годах она получила ещё и правительственную награду как труженик тыла. Её я называл просто: мама! С детства не любил ласкательных женских имён. (Хотя иногда я и произносил: ах, мамочка! И даже нецензурные слова, но это только на Кавказе и про себя, а впрочем, может, и вслух, какое это имело значение, ведь тогда если кто-то посторонний и мог услышать, то это была единственная в моей творческой жизни нежеланная женщина: в чёрном и с косой…)

Держись, сынок!

Мама для меня означала — Бог. Вот почему женщины, которые бросают или плохо относятся к детям, — безбожницы! Хотя она работала начальником военторга, но я не помню, чтобы мама когда-то просыпалась позже 5 часов. Мне казалось, что её родил рассвет. До него она вставала, а с ним уходила на работу каждый день. В Куйбышеве в начале 60-х за хлебом только по карточкам, уже в 6 часов очередь доходила порой до 250–300 метров. Да, в городе свирепствовал голод, дóма целый детсад, а поэтому так: чтобы накормить детей и не потерять работу — «ни выходных, ни проходных».

В то время, убегая от играющей детворы и записывая свои первые стихи, я задавал себе, а потом и маме два вопроса: почему, а главное, зачем я пишу?

И потому не мог понять ни зов пера, ни слов исток.

И только, улыбаясь, мать твердила мне: «Держись, сынок!

Тебя Бог создал, выдал меч, твоё перо. Его завет —

Нести свою благую речь по миру, господин Поэт!»

Я до крови старался

«Его завет» я выполнил сполна и во всей своей сознательной жизни от него не отступил ни на йоту. Я до крови старался «нести свою благую речь по миру». Находясь в России и США, Германии и Италии, Израиле, Турции и Египте, Абхазии, Молдавии и Узбекистане, я ни разу не прогнулся под его тяжестью и «убыточной» во всех отношениях писательской доли. Вопреки годам, как член Союза писателей России, я продолжал выполнять небесный приказ: нести свой крест.

Но вопреки годам итог — с небес приказ: нести свой крест,

И стиснув зубы, видит Бог, как офицер ответил: есть!

И сегодня со своими единомышленниками по творческому цеху я регулярно выступаю на сценах Подмосковья.

Два офицера боевых — отец и сын!

Папа, Сергей Захарович, — офицер Красной армии, до войны жил на Украине, окончил две академии и в совершенстве владел несколькими иностранными языками. За мужество и героизм был неоднократно награждён боевыми орденами и медалями и, пройдя всю ВОВ, фактически погиб от ран и контузий, полученных на её фронтах. Я пошёл по его стопам и, окончив военно-медицинский факультет при КМИ им. Д.И. Ульянова и став командиром медицинской части, обслуживал Афган и участвовал в боевых действиях в Чечне. Нас с папой война обходить стороной отказалась категорически, да, собственно, никто её об этом и не просил. Мы по доброй воле надели шинели, как истинные патриоты служили России и по первому зову ушли на фронт.

«Бессмертный полк» рекой

Память об отце — это память о боевой истории России и великом подвиге наших фронтовиков. «Бессмертный полк» рекой! Транспарант с портретом отца на параде ветеранов ВОВ в колонне «Бессмертного полка». Звучит как обращение к ныне здравствующим фронтовикам и ветеранам боевых действий:

«Бессмертный полк», все связаны судьбою

С Победой той, что будет на века,

И мы когда-то, может быть, с тобою

В ряды вольёмся этого полка.

Здесь вам не Афган

Можно привести много примеров преодоления трудностей во время моего пребывания на Кавказе, но в архиве из фронтового дневника мне попалось: «18.01.1996 — Чечня. Веденский район. Элистанжи.

Мы были в гостях у Влада — начмеда третьего батальона. Осмотрели больных, сделали назначения и перевязки. Возвращались через Бинойский заповедник. Скользкое заснеженное ущелье и обледеневшие лестницы (рукотворной природы наших несгибаемых солдат) чрезвычайно затрудняли передвижение. Вдалеке стреляли танки и гаубицы, то и дело был слышен свист пуль, долетавших из района боевых действий. Солнце вовремя спряталось в надёжное укрытие. В лагере, в палатке интенсивной терапии, мы узнали о результатах боя: ожидали двух 200-х и трёх тяжёлых 300-х. Я дал соответствующие распоряжения, и все специалисты были уже в сборе, пребывая в тягостном ожидании. Опять потеряли молодых ребят. Было больно и хотелось выть…»

Надо губы зажать — это тот же наркоз,

Чтобы молча стонать или плакать без слёз.

Руками трогая звёзды

Попробовал отвлечься: вспомнил спуск, а потом и подъём по ущелью, очень круто, кажется, что уже упираешься в небо, а ночью — как планетарий, и можно мысленно взлететь, руками трогая звёзды созвездий Большой и Малой Медведицы. Кавказские горы, как натянутые струны, — это не горная система Гиндукуш. Здесь вам не Афган. А что, подумал я, слоган прямо для песни «Веденские черти», которую я обещал парням. К утру песня «Здесь вам не Афган» была написана. Это первый её куплет. Посвящается личному составу героического 506-го полка.

Здесь вам не Афган, здесь горы — как струны,

Кавказские струны и нервы — как струны,

А левый наш фланг — разорванный танк,

Здесь вам не Афган, здесь вам не Афган…

В ладони со стихами

Эту песню я мог бы петь, став командиром прифронтовой части, и после возвращения с Кавказа, когда в ладони со стихами появился символ Мужества под № 21050. Перо и Орден в руке поэта — это божественная идиллия творческой и ратной судьбы и знак их достойного содружества.

Его я ощущал в горах, то в миг смертельный, то в стихах,

То посылая в небо тосты и трогая руками звёзды…

Я русский офицер!

Мне часто задают вопрос, и он касается моего генома: «Кто же вы по национальности, господин Поэт?» Я всегда отвечаю по-военному бодро, по-молодецки и с патриотической гордостью: «Я русский офицер!»

Я русский офицер, что для поэта значит —

Служение судьбе Отчизны до конца!

Национальность поэта — это не принадлежность его к какому-то этносу или определённой народности, а это его поэзия, отношение к Родине и русскому народу.

И я, свинцовых залпов пуски познав и смерти взгляд вкусив,

Поэт, быть может, самый русский из всех нерусских на Руси.

Кавказская красавица

В настоящее время я военный пенсионер, проживаю в Подмосковье в городе Долгопрудном. Семейное положение абсолютно традиционное для офицера и русской действительности: дочь и четыре внука от первого брака. В настоящее время женат на кавказской красавице. С Еленой Петровной имеем двух детей и трёх прелестных внучек. В 2022 году будет новое пополнение: ожидаем внука, но и это ещё не предел. Как шутят мои собратья по перу, у поэта налицо вдохновение не только творческое.

Огни Нью-Йорка

Я довольно часто бываю за границей и почти каждый год проживаю в Америке под Нью-Йорком. После окончания МФТИ в г. Долгопрудном мой сын уехал учиться в университет в США, защитил Ph.D (стал доктором математических наук) и женился на замечательной девушке — американке румынского происхождения. Сейчас они живут в г. Стэмфорде и воспитывают двух моих прелестных внучек — Еву Елену и Софию Викторию. В мае 2021 года от брака моей дочери и студента МФТИ — американского вундеркинда из Лос-Анджелеса (Эль-Сентро) на свет появилась моя третья внучка — Элизабет Мария. Находясь в Подмосковье, я нередко вспоминаю свой первый 10-часовой перелёт через Атлантику и как при подлёте к международному аэропорту им. Дж. Кеннеди впервые записал в блокноте свои чувства от светящегося мегаполиса. Так началась история не только стихотворения «В каждом звуке — Россия», но и всего цикла «Огни Нью-Йорка».

Настоящий Дед Мороз

Сколько себя помню на сцене, а это где-то с 1982 года, я всегда в коллективе был штатным Дедом Морозом. Каждый год в конце декабря я так вживался в эту роль, что иногда мне казалось, что я и есть настоящий Дед Мороз из Великого Устюга. Поздравляя с Новым годом детей, я часто думал: а знают ли милые детки, что этот добрый бородатый старик с мешком — ещё к тому же офицер, врач и поэт и в ближайшем будущем — неоднократный участник литературных конкурсов и премий?! А догадываются ли доверчивые детишки, что они рассказывают свои новогодние стишки не Деду Морозу, а футболисту, гитаристу ВИА, сценаристу и режиссёру театральных постановок?! Одна девочка лет шести-семи всё-таки догадалась. Она незаметно подошла и тихонько шепнула мне на ушко: «Дедушка Мороз, я вас узнала, вы не из Великого Устюга, а из Лапландии и ездили с нами на рыбалку. А ещё вы там с папой пили “клюковку”, которую мама дома всё время прячет. Я об этом никому не скажу, а вы мне за это дадите самый лучший подарок». Рыбак, конечно, Дед Мороз был никакой, но признаюсь честно, что на рыбалку я действительно ездил и настойку пил.

Смехть

В нулевые годы из творческого арсенала больше всего был востребован юмор. Это было время разграбления страны, народу жилось несладко, и покупалось всё, что хоть как-то помогало выжить. Всё, что вызывало смех, улыбку и временную радость, было в почёте. В то время я уже был военным пенсионером, жил в Самаре и позиционировался как писатель-сатирик: курировал четыре городские команды КВН, был сценаристом, режиссёром и постановщиком, писал юморески, басни, сценарии капустников, юбилеев, свадеб и праздничных вечеринок, снимал фильмы и клипы, часто выступал и был ведущим многих развлекательных программ. По особым случаям сочинял застольные речи, песни и эпиграммы. В те годы в народе уже ходили мои анекдоты и крылатые выражения. Учитывая специфическую обстановку в стране, раздел поэмы «Кенгуру», написанный в тот период жизни, я неслучайно обозначил как «Смехть».

Иди, поэт, и пиши!

Ютербог ГСВГ (DDR), 1985 г. Командир отдельного батальона строительной бригады — друг В. Высоцкого, подполковник:

— Кому ты здесь нужен, капитан, с больными мы и сами разберёмся. Хороших офицеров и врачей у нас много, а вот с поэтами как-то плоховато. Я как командир части приказываю: «Иди, поэт, и пиши!»

Потом, улыбаясь, добавлял: «А вечером за твою поэзию выпьем по сто грамм, понял?»

Когда я со сцены читал свои стихи, задумываясь, он украдкой вытирал слёзы. Порядочный и душевный был у меня командир. Помню как сейчас его мягкий и настойчивый приказ: «Иди, поэт, и пиши!»

Юнна, вы должны жить!

Термез. Узбекистан, 1987 г. В гостях у княгини Голицыной.

Властно, как и подобает царице, на повышенных тонах, но очень деликатно и уважительно Голицына, вся накрахмаленная княгиня, а на вид хрупкая, миловидная, ухоженная старушка, продекламировала:

— Не слушайте Юру, мой сын за свою правду получил по полной и уже отсидел сполна. Толенька, вы же из достойной семьи, потомственный офицер. Хватит нам убитых поэтов. Эта власть не пощадит никого, даже вас. Будь вы трижды командиром части и членом этой кровавой партии… Они убьют вас! Хоть это благородно, не подставляйтесь. «Предлагать свою кровь и писать ею» — пусть для вас это выражение будет только ухоженной метафорой. Юнна, вы должны жить! Сколько мы натерпелись из-за своей царской родословной. Проявите социальное благоразумие, встаньте в своих действиях в первых рядах, но стойте чуть поодаль, и пусть хранит вас Господь!

Знай, Юнна, хоть ты и вертел, надо быть, любуясь вдоволь,

И от жизни, и от смерти, чуть поодаль, чуть поодаль!

И вот теперь, оценивая свой пройденный мирный, военный и творческий путь, я опять вспоминаю маму.

Слышишь ли ты меня, мама?

Да, мне несказанно повезло, потому что писать я начал в девять лет, белый халат надел в шестнадцать, а шинель — в двадцать три года.

— Родила тебя поэтом, в тётю, — смеялась мама. — Ты сын небес и мой, конечно!

Прошло серебряное детство и юность, и вот сегодня, пристально вглядываясь в небеса, в знак великой благодарности я вопрошаю: слышишь ли ты меня, мама? Спасибо тебе за мой небесный и земной путь!

О мать, рождённая рассветом, зачем, смиряя интерес,

Ты родила меня поэтом и сыном сделала небес!

Чтоб я в ночи, с верховной дали, где леденящий лунный свет,

Под оком пристальным скрижалей писал божественный сюжет.

Прошло серебряное детство и юность с мыслью золотой:

Спасибо, мама, за наследство, за путь не бесный и земной!

From the Volga to the Black Sea

To my dear relatives in Russia and the USA, Mexico, Moldova and Abkhazia.

In this book, from each of you I feel a particle of my blessed memory, warmth of the heart and inexhaustible inspiration. Kudos to you for this. May my every word bring peace, tranquility and love to your home!

Always yours Anatoly Yunna

Del Volga al Mar Negro

A mis queridos parientes en Rusia y Estados Unidos, México, Moldavia y Abjasia.

En este libro, de cada uno de ustedes siento una partícula de mi bendito recuerdo, calor del corazón e inspiración inagotable. Felicitaciones por esto. ¡Que cada palabra mía traiga paz, tranquilidad y amor a tu hogar!

Siempre tuyo Anatoly Yunna

От Волги до Чёрного моря

Моим дорогим родственникам в России и США, Мексике, Молдавии и Абхазии.

В этой книге от каждого из вас я чувствую частицу своей благословенной памяти, сердечной теплоты и неиссякаемого вдохновения. Низкий вам за это поклон. Пусть каждое моё слово принесёт в ваш дом мир, покой и любовь!

Всегда ваш Анатолий Юнна

В этом поэзии бездны и корни, в этом вся высь, и как кости ни кинь —

Это не книга и это не сборник, это судьба и бессонная жизнь!

Я вам её представлю лично,

И сделать это я сумею:

Очень поэтично,

В меру необычно,

В общем — симпатично,

Как офицер, с тем честь имею.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги В окопе дней. Избранное предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я