Суворовская юность

Анатолий Степанович Шанин, 2011

В книге говорится о жизни мальчишек-суворовцев. Герои повести пришли из разных мест и разных семей. В течение нескольких лет они живут и воспитываются в сложных условиях воинской службы, в своем коллективе, получают азы войскового товарищества, осваивают не только общеобразовательные предметы, но и получают некоторые знания по военным дисциплинам. В их жизни случалось многое, были радости и огорчения, были победы и поражения, были поступки и проступки. Герой книги проходит долгий путь от сложного поступления в суворовское училище до не менее трудного поступления в военный ВУЗ.

Глава 13

В ленинской комнате, помимо пианино в углу стоял ротный телевизор, который для многих, в том числе и для Кости, был хоть и известным, но доселе невиданным явлением, на столах лежали подшивки газет «Правда», «Красная звезда», «На страже Родины» и подшивки журнала «Советский воин». Один из суворовцев, назначенный почтальоном роты, ежедневно приносил почту и подшивал очередные номера газет и журналов. Телевизор в будние дни включать не разрешалось. Его включал дежурный офицер или сержант только вечером в субботу или в воскресенье, когда были какие-то передачи или кинофильмы. Больше всего людей туда набивалось во время хоккейных матчей. Это было как раз то время, когда советская сборная по хоккею взялась переигрывать законодателей в этом виде спорта канадцев. Интерес к хоккею был необычайно высоким почти у всех граждан страны, а уже тем более не мог оставить равнодушными мальчишек их возраста.

В рабочие дни ленинская комната использовалась в качестве класса для занятий языковых подгрупп. Вечером туда с разрешения офицера-воспитателя уходили суворовцы, которые старались уединиться для того, чтобы выучить наизусть какие-то стихи, потому что сделать это в своем классе в присутствии еще двадцати с лишним человек было делом почти невероятным. Тем не менее, как раз коллективный разум способствовал подготовке к другим, особенно точным наукам, таким как математика, а впоследствии физика и химия, потому что решение наиболее сложных задач превращалось в общую тему, привлекало даже тех, кто был равнодушен к этим наукам, заставляло думать всех и каждого. Просто по-школярски списывать задание было не принято, хотя такое тоже случалось, но определенными людьми в особо исключительных случаях. Самоподготовка ежедневно длилась три часа под контролем офицера или сержанта, поэтому хочешь, не хочешь, а приходилось учить даже тем, кому учить не очень-то хотелось. Только продемонстрировав командиру выполненную работу, можно было получить разрешение на чтение художественных книг или возможность заняться каким-то другим делом, но не выходя из класса и не мешая работать другим.

Самоподготовка в тот вечер уже приближалась к окончанию. Командир взвода старший лейтенант Лобан, который жил очень далеко, уже отправился домой. Суворовцы постепенно заканчивали делать задание и разбредались по своим делам, готовясь к ужину. Костя дописывал очередной «конспект на родину», когда его друг от нечего делать взял лежавший на столе первый листок его письма.

— Положи на место, — спокойно сказал Костя.

— А что ты там так много пишешь? — решил поерничать Витька.

— Ничего. Не твое дело. Положи на место.

Косте очень не нравилось, когда посторонние пытались читать любые его записи, поэтому он попытался дотянуться до своего листка, но Витька быстро отдернул руку и вскочил со стула. Костя кинулся за ним. Витька пробежал между столов к двери. Костя последовал за ним. Витька выскочил в спальню, а затем попытался спрятаться в ленинской комнате, которая находилась рядом с их классом. Костя успел заметить, куда юркнул его друг, и тоже вбежал в ленинскую комнату. Там в это время не было других суворовцев и было довольно просторно для того, чтобы даже в темноте вдоволь погоняться друг за другом между стоящими столами, телевизором и пианино.

К счастью, раззадоренные мальчишки не успели задеть телевизор или поломать пианино. Костя нагнал своего обидчика у окна. Какое-то время они еще возились друг с другом, пытаясь побороться, маленький юркий Витька вырывался из жестких объятий более сильного Кости. Но вот Костя неосторожно развернулся и локтем ударил в стекло. Дзэ-энь! И большое оконное стекло разлетелось на мелкие кусочки. Успевшие отскочить, мальчишки замерли на месте и сначала уставились друг на друга, потом посмотрели на осколки стекла, лежавшие на полу, и на черный проем окна. Рамы были двойные, поэтому второе стекло осталось целым, но на лицо был проступок, пахнувший дисциплинарным наказанием. Косте в своей жизни стекол бить еще не приходилось, поэтому он воспринял содеянное как серьезное нарушение.

— Ты чего? — выдохнул Витька.

— Ничего. Стекло разбил.

— А что теперь делать?

— Пойду, доложу дежурному офицеру.

Он понимал, что лучше признаться в этом сразу и понести наказание, чем доводить дело до всяких следствий, которые проводились в роте по поводу краж. И пока Витька бегал за шваброй и убирал осколки, Костя отправился в канцелярию роты. Постучав в дверь, он вошел в канцелярию, в которой был дежурный офицер капитан Рыбин.

— Чего тебе? — спросил капитан, уже собиравшийся выходить, чтобы объявить построение на ужин.

— Товарищ капитан, я стекло в ленинской комнате разбил, — опустив голову, тихо сказал Костя, и добавил: — Нечаянно.

— Разбил, значит, купишь новое и вставишь на место, — как-то буднично произнес капитан, проходя мимо Кости в дверь.

На следующий день во время построения на обед сердитый старшина Валетин перечислял все проступки суворовцев, совершенные за последние сутки, а потом вдруг строго спросил:

— А кто стекло в ленинской комнате разбил?

— Я, — Костя был удивлен, что капитан Рыбин никому ничего не сказал, и получалось, что он утаил свой проступок.

— Кто это я? — не понял старшина, повышая голос.

— Суворовец Шпагин, — уже громче отрапортовал Костя и сразу же добавил: — Я куплю новое.

— После обеда подойдешь ко мне.

— Есть.

После обеда Костя подошел к старшине. Тот взял метр, измерил размеры выбитого стекла, записал на бумажке эти параметры, написал адрес стекольной мастерской и передал бумажку Косте. Потом он вынес из канцелярии увольнительную записку.

— Эта мастерская находится на Колхозной площади. Сядешь на трамвай, там всего две-три остановки.

Пока они собирались, короткий питерский день подошел к концу, и, когда Костя вышел на Садовую, стало совсем темно. На улице стояла плюсовая теплая погода, в городе была оттепель, а значит гнусная балтийская слякоть. Он вышел на трамвайную остановку, сел в трамвай, и стал дожидаться названия необходимой ему остановки. Но ни через две, ни через три и четыре остановки нужного названия кондуктор не называла. Мальчик протиснулся сквозь толпу и спросил:

— А когда будет Колхозная площадь?

— Э-э, брат, да ты не на тот трамвай сел. Да и вообще тебе не в эту сторону.

Сразу же нашлись сердобольные тетушки, которые наперебой стали объяснять:

— Ты, мальчик, выйди на следующей остановке, перейди на другую сторону и пересядь на трамвай номер 44, а там спросишь.

— Спасибо, спасибо, — повторял засмущавшийся Костя.

Ему было стыдно за свою ошибку. Лицо его горело и от смущения и от того, что в теплом трамвае ему было жарко в шинели и большой шапке. К тому же он беспокоился, что нужная ему мастерская может оказаться закрытой. Поэтому, доехав на указанном ему трамвае до Колхозной площади, он быстро выскочил на шумевшую улицу, по которой люди и машины разбегались в разные стороны, и долго не мог понять, куда он вообще попал и где ему теперь искать эту мастерскую. Шлепая по мокрому снегу быстро промокшими ботинками, он попытался было сам найти необходимую мастерскую, но по периметру всей площади, который он обошел, никакой мастерской не было. Обращаться к чужим людям и спрашивать он обычно стеснялся, но преодолев смущение, все-таки остановил более-менее спокойно идущую женщину с сумкой продуктов:

— Скажите, пожалуйста, где здесь стекольная мастерская?

— А это не здесь. Посмотри, видишь, на том конце площади большая витрина светится?

Это гастроном, а слева за углом как раз и будет стекольная мастерская.

— Спасибо! — бросил Костя уже на бегу.

— Да ты не торопись! Осторожно! Под машину не попади! — закричала женщина вслед убегавшему Косте.

За указанным углом, в полуподвальном помещении Костя, наконец, обнаружил нужную ему мастерскую. Она еще была открыта, и мальчик передал мастеру размеры. Тот быстро вырезал нужное стекло. Костя расплатился.

— А как же ты его повезешь, служивый? У тебя есть какая-нибудь сумка или тряпка, в конце концов?

Костя отрицательно покачал головой. Об этом ни он, ни старшина как-то и не подумали. Пот градом катил по его лицу, тонкой струйкой бежал по спине. Шапка была уже мокрой изнутри. Пожилой мастер сочувственно глянул на мальчика:

— Что же ты так пришел-то? Ладно, я сейчас заверну стекло хоть в бумагу.

Он обернул стекло случайно оказавшимся куском упаковочной бумаги. Другой кусок свернул жгутом и подложил под стекло, чтобы оно не резало мальчику руку. Мастер еще раз посмотрел на мальчугана и усмехнулся в усы:

— Ну, давай, служивый, двигай. Да смотри, не разбей по дороге.

Костя уже и сам побаивался того, как он будет добираться со стеклом назад. Он не ожидал, что стекло будет совсем не таким маленьким, как оно выглядело в оконном проеме огромного дворцового окна, но назад пути уже не было. Стекло не помещалось подмышкой, и его приходилось нести, вывернув руку. Костя вышел на улицу и направился к трамвайной остановке. На его счастье час пик уже прошел, в трамвае было не столь много пассажиров, поэтому он сумел зайти на заднюю площадку и прижаться к стенке трамвая, оберегая собой свою хрупкую ношу. Во время движения трамвай качало из стороны в сторону. Держаться за поручень Косте было нечем, потому что обеими руками он держал свое огромное стекло. Приходилось балансировать, как матросу на шаткой палубе.

Вот, наконец, и его остановка. Костя успешно прошел КПП и вернулся в расположение роты. Там он прошел прямо в ленинскую комнату, поставил стекло и только после этого смог снять шинель и мокрую шапку.