Веревка из песка

Анатолий Степанов, 2009

В романе признанного мастера остросюжетной прозы Анатолия Яковлевича Степанова (1931–2012) «Веревка из песка», ставшем основой одноименного фильма (снят в 2005 году режиссером Михаилом Туманишвили, в главных ролях: Александр Волков, Борис Невзоров, Александр Тютин), приезжие молодые люди, еще не знающие, что такое настоящая московская жизнь, попадают в опасные ситуации, из которых их выручает странный человек в длинном кожаном пальто, требующий за это определенные услуги и появляющийся в самые критические для героев моменты…

Глава II

Полковник Лапин в сопровождении двух молчаливых молодых людей миновал малую толпу старушек и вошел в распахнутую дверь подъезда хорошо отреставрированного старинного доходного дома. У лифта — дым коромыслом: опера с земли, белые халаты, участковый в чумовом столбняке. Санитары уже накрывали тело на носилках. Лапин жестом остановил их и, присев на корточки, глянул в мертвые глаза, на татуированные запястья. Спросил не оборачиваясь:

— Как его, док?

— Переломили шейные позвонки, — ответил один из белых халатов. — Если голой рукой, то действовал мастер. Подробности после вскрытия.

Лапин прикрыл тело и разрешил:

— Что ж, несите. — Проследил за тем, как уносили, и равнодушно поинтересовался у местных оперов: — Здешний, пришлый?

За оперов ответил слегка заторможенный участковый:

— Говорят, он сюда часто ходил. В тридцать четвертую квартиру.

— Хозяев тридцать четвертой опросили? — это уже к операм с земли.

— Хозяева в Силиконовой долине по контракту на три года. А квартиру сдают, — ответил один из оперов.

— Кому?

— Неизвестно пока.

— Следовательно, арендатора дома нет, — понял Лапин и отдал распоряжение одному из своих молодых: — Валера, квартирные хлопоты за тобой.

— Тогда я пойду, товарищ полковник, — все понял Валера и удалился.

— К себе забираете? — обрадованно догадался опер с земли.

— Куда же нам деваться, Иванцов? — подтвердил догадку Лапин и задал следующий вопрос: — Содержимое карманов у вас?

— Все как полагается, товарищ полковник. Изъято под протокол.

— Он шел в квартиру или из нее. Ключи имеются?

— Вот они, — опер протянул Лапину солидную связку ключей.

Полковник с ходу определил нужные:

— Судя по всему, вот этот и этот. Что ж, пойдем, посмотрим.

— Ордера на обыск пока нет, — напомнил осторожный опер Иванцов.

— А мы не обыскивать, мы посмотреть.

— Это уж как хотите. Вам решать, товарищ полковник. Дело-то теперь ваше.

— Законопослушные у нас на земле опера, — понял Лапин и обратился ко второму молодому: — А мы, Юра, нарушим с тобой, а?

…Стандарт евроремонта — роскошная безликость. Лапин — Юра чуть сзади — ходил по апартаментам, крутя на указательном пальце кольцо с ключами. Осматривали и слегка приоткрывали шкафы, двери темных кладовок, шифоньера, комода, письменный и кухонный столы. В спальне Лапин остановился, продолжая позвякивать ключами. Осмотрелся как следует и пошел вдоль стен, бормоча:

— Куда же мне сейфовый ключ воткнуть?

Приоткрыл ненужную дверцу встроенного платяного шкафа. За обшивкой красного дерева скрывался охряный металл с дырочкой посредине. Лапин выбрал из связки подходящий ключ и вставил в замочную скважину. Щелкнуло, и охряная дверца открылась.

— Ни струя себе — фонтан! — ахнул Юра.

Было отчего выпасть в осадок: аккуратно, как в казарме, шеренгой стояли в своих пазах две снайперские, два автомата с оптическими прицелами, два мощных помповых ружья, а на нижней полке — с пяток пистолетов и револьверов. Лапин закрыл сейфовую дверцу и прикрыл ее дощечкой красного дерева. Спрятал ключи в карман и, подойдя к стоящему посреди комнаты необъятному — три на три — спальному станку, бухнулся на него задом.

Юра, часто моргая, смотрел на Лапина.

— Что делать будем, Константин Георгиевич?

— Забудем обо всем этом до официального обыска, — решил Лапин, откинулся спиной на супермягкое ложе и увидел свое отражение в зеркальном потолке под балдахином. — Здравствуй, Бим! — И сам себе ответил: — Здравствуй, Бом!

— Товарищ полковник… — тихо напомнил о себе Юра.

Лапин нехотя перевел себя в сидячее положение, подмигнул Юре и сказал:

— У тебя, Юрок, дел невпроворот. Все соседи — твои. Не только те, что живут в этом подъезде, но и те, что по двору гуляют. Нужны свидетели, Юра. Добудь мне свидетелей. Хоть одного, а?

* * *

Элегантный набриолиненный красавец Бен дожидался отъезда последних милиционеров в стекляшке напротив. Пива взял, пару сарделек из микроволновки. Для отмазки. Но не пил, не ел — его слегка колотило.

Вот и полковник Лапин влез в черную «Волгу». Только тогда Бен взялся за мобильник. Осмотрелся. Перед продавщицей малая очередь в три человека, за соседним столиком двое — видимо, местные — под бутылочку обсуждали свершившуюся экстрему, но понятны были только отдельные слова: «жмурик», «ментура», «неизвестно, кто обесточил».

Бен набрал номер, подождал немного и — ни здравствуй, ни прощай:

— В косяк, дядя. Валет в отбое под нашим деревом, и в дупло, судя по всему, ментозавры уже слазили. Где срастемся? — Помолчал, послушал: — Забито. Все, закрываю калитку.

Он сложил мобильник, так и не притронувшись к пластиковому пивному стакану, вышел на улицу и не спеша направился к своему джипу «Мицубиси», стоявшему за углом.

…В адвокатской конторе солидный, интеллигентный, малость лысоватый и в очках господин изнутри толчком открыл дверь с шикарной табличкой «Адвокат Васильков Сергей Владиленович» и, мило улыбаясь, доложил секретарше:

— Испаряюсь, Надин.

— Страстно надеюсь, что не навсегда, Сергей Владиленович, — изволила пошутить кокетливая Надин. Сергей Владиленович ловко поцеловал ей ручку и ответил столь же шутливо:

— Материализуюсь завтра к десяти.

Он от Мещанской мимо церкви спустился к Самотекам. Пересек с опаской бурную проезжую часть, оказался на обширном и безлюдном предвечернем бульваре и, фланируя, двинулся к маяку — замысловатому зданию театра Советской Армии. Увидев шедшего навстречу Бена, он развернулся и в том же темпе пошагал в обратном направлении. Бен пристроился рядом и начал горестный разговор:

— Завалили Валета.

— Ты об этом мне уже сообщил. Подробности.

— Какие могут быть подробности? Я — как ежик в тумане. Только репу почесал под художественный свист кирюх и бабок. Все к тому, что Валет…

— Вот что, Веня, — брезгливо заметил Сергей Владиленович, — ты слезай с блатной педали. Немолодой уже, а все играешься. Говори по-русски. И без надувной истерики. Бояться пока нечего.

— Нечего? А я боюсь! Валет уже второй. А третий? Я?

— Просил же, без истерики, — опять поморщился Сергей Владиленович. — Подставного арендатора квартиры ты нанимал?

— Валет. За пятьсот баксов.

— Вот и ладушки, как говорится. Жаль, конечно, паренька. Но Валет — не туз.

— Серега, ты все не о том. Нас косят по одному.

— Не нас, а исполнителей.

— Но и до нас скоро доберутся. Кто они, Серега? Кто?!

— Ох, и нервишки у тебя! Отдохнуть тебе следует, отдохнуть. Отоспаться в берлоге. А для начала примем снотворного. На Цветном для этого одно милое заведение имеется.

Они проходили мимо скамейки, на которой неподвижно сидел человек в черной куртке, уронив голову на воткнутые в колени руки. Человек тихо постанывал — непроизвольно. Бен кивком указал на него:

— Этому снотворное не помогло. Принял, а все равно стонет.

Сергей Владиленович и Бен направились к переходу через Садовое.

Не помогло снотворное, не помогло. Дима оторвал ладони от лица, открыл несчастные глаза, равнодушно глянул на спины удалявшейся парочки, поднял фляжку, стоявшую у ног, допил остатки и швырнул ее в мусорный прискамеечный ящик. Разбросал руки по спинке скамейки, посмотрел на небо, на котором не было ни хрена, поднялся и пошел неизвестно куда.

* * *

…Матерый милиционер в майорских погонах по-хозяйски вошел в кабинет полковника Лапина и положил перед ним на стол компьютерную распечатку. Лапин, занятый телефонным разговором, небрежно отодвинул бумаги в сторону.

— Видела, говоришь? — радостно кричал в трубку Лапин. — Как на даче? Муж увез? И что она по телефону сказала?… Юрик, но чтобы завтра она у меня с утра была! Делай что хочешь, но чтобы была! — Он положил трубку, поморгал, отходя от разговора, посмотрел на майора, посмотрел на бумаги. — Говори, мне читать некогда.

— И этот оттуда, Костя.

— Тоже курганский? Ты их объединяешь?

— А по-другому не получается. До ликвидации группировки по молодости лет были там на подхвате, поэтому и пролетели мимо суда. Потом, правда, отсидели по три года за неумелый рэкет.

— Оба по одному делу?

— Так точно, гражданин начальник. Плюсуем их к квартирному арсеналу, и получается покупное смертоубийство.

— Пукалки проверили?

— Две снайперских винтовки чистые. Помповые, как ты понимаешь, определить трудно, считай, что невозможно, а вот один автоматик дважды замазан по нераскрытым у нас и в Питере. И «магнум» участвовал в разборке трехлетней давности.

— Ишь ты, а не сбросил! — удивился Лапин. — Любимая, выходит, машинка!

— Кто-то нам сильно помог, Костя, убрав двух киллеров.

— Исполнителей, Гриша, исполнителей. Судя по родословной, оба — полная тундра, лоб в два шнурка. С ними без нас разобрались, а вот с теми, кто их нынче приспособил, разбираться нам надо.

— Валерка в клюве что-нибудь принес?

— Пустышку, Гриша. Арендатор квартиры — подставной. Интеллигент сраный, тихий алкаш и игрок. Его за пятьсот зеленых гражданин Коркин Вячеслав Семенович, он же Валет, уговорил эту хату на свое имя снять. Кроме Валета, он никого не знает.

— Не темнит?

— Не думаю. Валера — человек серьезный и серьезно с ним разговаривал.

— Что будем делать, Костя?

— А что делать, если в результате разборки-междусобойчика отправился в мир иной киллер, которого ищут пожарные, ищет милиция? Зато мы — герои и молодцы, сумевшие благодаря хитроумной операции обнаружить крупный склад оружия, тем самым предотвратив ужасные преступления.

— Что будем делать, Костя? — настырно повторил майор.

— Будем посмотреть. Ты своими глазками, а я своими. Что — то наши айзы последнее время хреново видеть стали.

— Мои агенты в порядке.

— Тебе повезло.

* * *

Сергей Владиленович вывел из милого заведения благодушного Бена на волю. Вывел, деликатно поддерживая за локоток. Веня хлебнул широкой, расправленной алкоголем грудью свежего весеннего воздуха, оглядел освещенные желтым домашним светом фонарей окрестности Цветного бульвара и слюняво заулыбался:

— Хорошо! Сейчас в свою кибитку и домой, соньку давить!

— Ты свою кибитку здесь оставь. Не хватало, чтобы тебя пьяного за рулем милиционеры остановили. На левом поедешь, джип здесь оставишь, никто его не тронет.

— А пусть трогают! Он у меня на такой хитрожопой сигнализации, что и Кулибину не разобраться! — похвастался Веня.

Левака Сергей Владиленович поймал в момент. На прощание Веня попытался поцеловать благодетеля, но был откинут мягкой рукой на переднее, рядом с водилой, сиденье. Протягивая водиле хорошую купюру, Сергей Владиленович распорядился:

— Доставь по адресу, который он скажет. И без шуток. Я твой номер запомнил.

— Обижаете, господа начальники! — весело обиделся водила. Перегнувшись через Бена, захлопнул дверцу и рванул с места.

Сергей Владиленович вернулся в милое заведение, устроился на насиженном месте, дождался официанта.

— Что еще, Сергей Владиленович? — ласково осведомился тот.

— Ордер на обыск, — столь же ласково откликнулся Сергей Владиленович.

Официант, рассмеявшись, согласно кивнул и удалился. Сергей Владиленович, упершись грудью в край стола, пошарил правой рукой под столешницей.

За дальним столиком немолодой уже, сильно немолодой интеллигент в седой бороде вынул из своего уха нечто похожее на пиджачную пуговицу.

Сергей Владиленович, отсчитав официанту положенное, не спеша направился к выходу. Борода вышел вслед за ним.

Сменив партнера, Сергей Владиленович вновь фланировал по бульвару, но теперь по Цветному. Спросил у задумчивого бородача:

— Ну и как он тебе?

— Жидковат, — кратко охарактеризовал Бена бородач. — Чем нам полезен?

— Бесстыдством, Глеб, безразмерным и всесокрушающим бесстыдством.

— Для локала вполне подходяще. Но ведь сильно неумен и труслив, а? Ну да ладно. Его концы?

— Я и его пятерка. Больше никаких связей.

— Теперь уже тройка. Кстати, по чьей инициативе он выходил на этого студента, артиста?

— По моей.

— Ошибочка, Сережа, ошибочка. Ход за гранью разумного риска.

— Никакого риска. Мальчонка вляпался случайно, уж поверь мне.

— С удовольствием поверил бы, но… До меня дошли слухи, что этот студент — оборотень из ментовки. А точнее, человек Лапина, который от безнадеги в поисках улик пошел на беспредел.

— Параша, чистая параша, — уверенно заявил Сергей Владиленович.

— Информация от Пекаря.

— Ого! Каналы законников?

— Именно. Так что вряд ли параша. Да к тому же сам подумай: случайный паренек на самом деле двухметровый каратист с черным поясом.

— Считаешь, и Валета он?

— Уложен Валет тем же манером, как и тот, в магазине…

— Откуда знаешь?

— Вот этого я даже тебе не скажу.

— Я Бена завтра отправлю подальше, пусть отдохнет месяца три. Правильно?

— Что ж, пусть отдохнет. А оставшихся без присмотра троих отдай по паролю Чике. И выше голову, адвокат! Нам ничего не грозит. Мы как истинные интеллигенты всегда в стороне.

Бородач Глеб остановился, свободно вскинул руки, с наслаждением потянулся.

— Жизнь прекрасна и удивительна, да, Глеб? — поинтересовался Сергей Владиленович.

* * *

В замызганной однокомнатной квартире полковник Лапин на кухне наблюдал, как по стене от газовой плиты к мойке энергично передвигался упитанный таракан.

— Так куда же вы торопитесь, куда? Поезда. Поезда… — завел было полковник, но замолк, услышав скрежет ключа. Он вышел в крошечную прихожую. Дверь нагло, с треском распахнулась, и на пороге нищенской конуры обнаружился знаменитый поп-певец, лет пять как секс-символ тинейджеров и тинейджериц, плейбой и милашка Витольд.

— Здравствуй, Костик, — небрежно поздоровался он, не глядя на Лапина, а брезгливо озирая обшарпанные стены, пол, потолок. — И это называется конспиративная квартира! Конспиративная! Слово-то какое! И такая вот конура.

— Уймись, Витя, — добродушно попросил Лапин.

— Хочешь, я для наших с тобой встреч квартиру в кондоминиуме куплю? — говоря это, Витольд выскочил за дверь и вернулся с объемистым пластиковым пакетом. — Я тут с собой кое-что прихватил, что ж всухую разговоры разговаривать.

Плейбой Витольд и в этом был мастак: мигом превратил мелкий кухонный столик в стол, что называется, яств. Бутылка «Чивас ригал», бутылка «Энесси», икорка, севрюга в мастерском наряде, горячая, размером с генеральскую фуражку пицца и сопутствующее. Расставив все по местам, он развалился на хлипкой табуретке, как в кресле — используя вместо спинки замурзанную стенку.

— Так ведь надеремся, Витя, — понял Лапин, усаживаясь напротив.

— Постепенно. До того, как в пампасы уйдем, успеем поговорить.

Витя разлил по граненым стаканам, Лапин произнес тост:

— Со свиданьицем. Долго же я его дожидался.

— Нечем было тебя порадовать, Костик, — ответил Витольд выпив.

— А сегодня?

— Кое-что имеется, — Витольд разливал по второй. — Вчера к анклбену из Лумумбы прибыл таджикский басмач с полным чемоданом темноты.

— Не новость. Уже на поводке.

— Хорошо работаете! — похвалил милицию Витольд. — За нашу милицию.

Выпили.

— Только из-за Максимки и душанбинского урюка ты бы мне не звонил. Что еще?

— Блатари вовсю шуршат о преждевременной кончине двух гасильщиков. — Витольд, не глядя на Лапина, старательно разливал по третьей.

— А дальше?

— Плохо о тебе говорят, Костик. Будто ты от полного прокола по закону на беспредел вышел. Будто это твой Энерджайзер внаглую двух валял отправил к верхним людям.

Лапин поднял свой стакан, посмотрел его на свет.

— И этой параше верят?

— Не хохлома это, Костик, а серьезный спуск с самого верха.

— И ты веришь?

— Не имею я права в это верить. Тем более, что верить не хочется. Давай-ка за права без обязанностей!

Чокнулись, выпили по третьей, на этот раз добротно пожевали в молчании. Лапин попил водички и заговорил:

— Кстати о правах, Витя. Сейчас ты имеешь неоспоримое право уйти от меня, потому как держать тебя мне нечем. С ширевом ты завязал намертво, дело, от которого я тебя тогда корыстно отмазал, за давностью времени быльем поросло, ты свободен как птица. А ты продолжаешь на меня работать. Почему?

— Я игрок, Костя. Как там пел Никулин в «Кавказской пленнице», — Витольд мастерски исполнил: — «И жизнь наша — вечная игра!» Мне мало сцены, мне нужна куражная, в опасностях игра по жизни. А ты даешь мне такую возможность — поплясать над пропастью на канате.

— Смотри, не доиграйся.

— Не пугай, мне бояться нечего, меня паханы любят.

— Они никого не любят, Витя.

Разливая по четвертой, Витольд спросил:

— А ты меня любишь?

— Я тебя, Витя, очень люблю. Как сына, которого у меня нет.

Витольд поднялся, перегнулся через стол и звонко поцеловал полковника в лоб.

— Благодарю за службу, — сел и смахнул как бы набежавшую слезу.

— Ожидая тебя, я здесь, на кухне, наблюдал, как по стене таракан бежал. Сытый такой, энергичный, уверенный в своей собственной безопасности. А я мог его прихлопнуть в момент.

— И я тебе напомнил этого таракана, — обиженно догадался Витольд.

— Не таракана, а его беспечный бег над пропастью. Запомни раз и навсегда: паханы твои — нелюдь, безжалостно уничтожающая все человеческое.

— А ты хочешь уничтожить их…

— Пытаюсь, Витя, пытаюсь.

* * *

Ночь подходила к Москве, как ей и положено в мегаполисе, поздно. Еще потоком шли по Садовому автомобили, но уже опустели тротуары, и запоздавшие москвичи и заполошные гости столицы рысили к конструктивистской арке станции «Красные ворота». До закрытия метро оставалось пятнадцать минут.

Дима спустился на первый пролет лестницы к телефонам — автоматам и, зайдя в кабину, набрал номер.

— Оля, это Дмитрий, — сказал он и, не поздоровавшись, замолк.

— И что мне собирается сказать Дмитрий, помимо забытого «здравствуй»?

— Здравствуй. Я не знаю, что сказать.

— Здравствуй. А я тем более.

— Мне не с кем поговорить, Оля.

— То не с кем поговорить, то не знаешь, что сказать. Ты пьяный?

— И пьяный тоже.

— Тогда ложись спать.

— Мне теперь негде спать.

— Что-нибудь случилось, Дима?

— Случилось.

— Худо тебе?

— Не то слово.

— Руки в ноги — и ко мне! — приказала Оля.

— А твои на территории?

— Нету их, нету! Быстрей давай!

…Дима повертел на блюдце чашку с недопитым крепким чаем. Потом поставил кулаки на так понравившийся ему стол и уронил на них голову. Вошла Оля, тронула его за плечо.

— Я в кабинете тебе постелила. Иди, ложись.

— А может быть, я уже сплю? Или еще сплю? — не отрывая лба от кулаков, глухо и безнадежно сказал Дима. — Господи, как хотелось бы проснуться, открыть глаза и — вот она, койка в общаге. И не было ничего. — Он поднял голову. — Но все было. Почему именно со мной, Оля?

— Об этом спрашивать надо не меня, — ответила Оля, усаживаясь напротив и с жалостью глядя на смятое растерянностью Димино лицо.

— Кроме как у тебя, мне не у кого спросить: что мне делать, Оля?

— Уже разговор. Что мне делать, это не то «что делать», — Ольга стала нарочито жесткой. — Это конкретный вопрос, а не мировая скорбь. И кончай сопли жевать на тему «жизнь есть сон». Итак, что тебе делать. По-моему, тебе надо делать ноги.

— Ментура меня всюду достанет.

— Достанут, конечно, но со временем. Но со временем и поостынут. А сейчас по горячке могут тебя в камеру хранения определить.

— Сейчас, завтра, через неделю — какая для них разница?

— Против тебя — ничего, кроме шатких косвенных.

— А мэнша в лифте?

— Она видела, как ты убивал?

— Она не могла видеть, потому что я не убивал.

— Об этом я и говорю. Твои родители где живут?

— У меня одна мама. Она у брата живет в Ярославле.

— Вот в Ярославль тебе и не надо ехать. Какое-нибудь место вне Москвы есть, где тебе голову можно преклонить?

— В родном Зажопинске кое-какие корефаны остались.

— Тогда завтра с утра и отправишься.

— Так ведь этот полкаш предупреждал…

— Они у тебя подписку о невыезде взяли? — перебила Оля.

— Он мне на слово поверил.

— Ты вольный российский гражданин, Дима, и по закону можешь уехать куда захочешь.

— Как я уеду? Мало ли что…

— Да уж не на поезде или автобусе. Ты прав: мало ли что, — она оценивающе осмотрела его. — На байке коптить можешь?

— Я все могу.

— Тогда все в порядке. Пора в люлян, Дима. Завтра трудный день.

…Он лежал на спине и смотрел на свет уличного фонаря, который мелкой-мелкой клеткой пробивался сквозь занавески. Тихие слезы текли из глаз по вискам. Не ощущая, что плачет, он плакал. От жалости к себе? От безнадеги? От света фонаря?

Она обнаружилась в кабинете внезапно, как привидение. Она и была похожа на привидение, в своей белой рубашке. Привидение бесшумно присело на край кожаного дивана и осторожно провело ладонью по его лбу, глазам.

— Ты плачешь? — спросила Оля.

— Просто глаза слезятся от света фонаря.

Он поймал ее руку и поцеловал ласковую ладонь.

— Пировали — веселились, подсчитали — прослезились, — ни к селу ни к городу вспомнила она.

— Все шутишь…

— Какие уж тут шутки. Вату катаю от нечего сказать.

— Скверно мне, Оля…

Она поцеловала его в мокрый глаз и решительно предложила:

— Пойдем ко мне, несчастненький ты мой.

…Они занимались любовью отчаянно и безоглядно. Чтобы забыться. Чтобы ненадолго забыть.

* * *

Она потрепала его за плечо — разбудила. Он туповато лупал припухшими глазками, мало что понимая. Потом увидел ее, затянутую в халатик, тоненькую, — расплылся в улыбке.

— Иди, душ прими, — приказала Ольга и, вглядевшись, добавила: — И побрейся. Только папин бритвенный прибор не трогай, он страсть как этого не любит. — Она открыла прикроватную тумбочку, пошарила там и протянула ему одноразовую бритву. — Держи.

— Ты ею подмышки бреешь? — спросил он и сел в кровати, прикрываясь одеялом.

— Не боись, она свеженькая. Давай, пошевеливайся.

…Бритый, в маечке, обтягивающей мощный торс, он посмотрел в зеркало и сам себе понравился.

— Можно к тебе? — крикнула за дверью Ольга.

— Антре! — красивым баритоном разрешил он.

Нет, про нее ничего нельзя угадать: в короткой кожаной куртке на молниях, в кожаных же узких штанах, в высоких шнурованных башмаках она смотрелась молоденьким рокером.

— Как мимолетное виденье… — делано изумился Дима.

Она не реагировала на пустяки, она распоряжалась. Отвела его на кухню, указала на нечто, укрытое салфеткой.

— Тут я тебе зажевать оставила. Если мало — бомби холодильник. Вернусь часа через два-три. Можешь не беспокоиться: родители будут только завтра. На телефонные звонки и звонки в дверь не реагируй. Смотри телевизор и жди меня. Вроде все.

— Нет, не все, — залихватски возразил он и, уверенный в своей неотразимости, привлек ее к себе, крепко обнял. Она двумя руками уперлась ему в грудь, жестко оттолкнула и сказала просто, как нечто разумеющееся:

— Ничего не было и не будет, Дима. Я просто пожалела тебя сегодня ночью. Не хотела, чтобы ты плакал.

* * *

…Форсистый «пежо» подкатил к входу в Управление милиции ЦАО и остановился. Солидный бизнес-водитель, увидев приветливо улыбавшегося молодого человека на ступенях, спросил у своей миловидной спутницы:

— Это тебя встречают?

— Откуда я знаю? — нервным вопросом ответила она.

Молодой человек уже подходил к «пежо», не переставая улыбаться.

— Ничего не выдумывай, говори только то, что видела, — быстрым полушепотом приказал муж.

— Не учи меня, Саша, — холодно осадила его жена и, распахнув дверцу, во всей красе явилась перед молодым человеком, который заулыбался еще пуще.

— Здравствуйте, Юлия Кирилловна. Меня зовут Юрий. Это я вчера звонил вам.

— Очень приятно. Здравствуйте, Юрий, — завлекательно, грудным, совсем не таким, каким разговаривала с мужем, голосом приветствовала она симпатичного милиционера.

–…Здравствуйте, Юлия Кирилловна, — полковник Лапин, выйдя из-за стола, учтиво шагнул ей навстречу. — Меня зовут Константин Георгиевич. Прошу вас, присаживайтесь, — он придвинул стул поближе к своему столу, а сам вернулся на рабочее место. — Юлия Кирилловна, откинем в сторону всяческий протокол в нашем разговоре. Протокол — бумажка, которую при необходимости потом составит наш Юра. Давайте просто поговорим о том, что произошло с вами в семнадцать часов тридцать две минуты тридцатого мая, так сказать, в последний день весны. И желательно в подробностях, с запомнившимися вам деталями.

— Какие подробности, какие детали?! — в недоумении воскликнула Юлия Кирилловна. — Это был миг. Но этот миг я запомню на всю жизнь.

— Н-да, — Лапин раздумчиво почесал нос. — Но и жизнь — только миг в этом мире бушующем, как поет Олег Даль. Тогда давайте по порядку, Юлия Кирилловна.

— Я вызвала лифт, нажала кнопку и спустилась на первый этаж. Дверцы разъехались, и предо мной предстал убийца.

— Вы говорите «убийца», — перебил Лапин. — Значит, вы видели, как он убивал?

— Как я могла увидеть, когда он уже расправился со своей жертвой?

— Вы видели его лицо?

— Конечно. Он был готов растерзать меня. Когда открылись двери лифта, он поднялся и двинулся ко мне. Но мои подсознательные импульсы сработали безотказно: я инстинктивно нажала кнопку.

— Юлия Кирилловна, я спрашиваю вас о конкретных вещах. Вы видели его лицо?

— Да. Это была маска смерти. Страшнее в своей жизни я ничего не видела.

— Юра, — ласково сказал Лапин, и хваткий Юра тотчас разложил на столе десяток фотографий. — Юлия Кирилловна, посмотрите на эти карточки повнимательней и скажите, есть ли среди них фотография человека, которого вы видели у лифта?

— Я видела его лишь мгновение… — неуверенно начала Юлия Кирилловна, но поднялась со стула, чтобы основательно изучить фотки. И вдруг визгливо, с надрывом, будто преследуя, закричала: — Вот он! Вот он!

И тыкала, тыкала в одну из фоток пальцем. Лапин взял эту фотку.

— Не думай о мгновеньях свысока… — завел он, а потом, с любовью разглядывая портрет Дмитрия Колосова, позволил себе не согласиться с дамой. — Какой же он страшный? Очень даже красивый парень.

* * *

Бедовый кожаный мальчик Ольга шла узким проходом меж бесконечных совковых гаражей. Шла, шла и дошла. У одного из боксов возился с мотоциклом лохматый и роскошно бородатый амбал. Чтобы оторвать его от увлекательного занятия, Ольге пришлось здороваться криком:

— Привет, Блюминг!

Блюминг, видимо, что-то расслышал, выключил пулеметно стреляющий мотор и выпрямился во весь свой гигантский рост.

— О, сестра по колесу! Зачем прилетела, птичка? По своей «хонде» соскучилась?

— Она в порядке?

— Как герла перед свадьбой. Зачем она тебе? Покрасоваться или мир посмотреть?

— В наем сдаю. У тебя, случаем, большого шлемака не найдется? И курточку какую-нибудь старенькую на лонгового паренька.

— Надыбаю.

— И вот еше что. Твой нотариус быстренько может доверенность сделать?

— Как быстренько?

— В часок.

— Мать, ты обнаглела.

— Жизнь заставляет, Блюминг!

…«Хонда» вырвалась из гаражной улочки и помчалась к проспекту Мира. За рулем сидел миниатюрный кожаный мальчик, а на заднем сиденье горой возвышался Блюминг.

* * *

…Элегантно спортивный Бен с громадной сумкой на плече вышел из подъезда своего дома в ответвлении улицы Бориса Галушкина и сел за руль джипа. Привык с водилой и поэтому с непривычки долго ерзал за баранкой, устраиваясь половчее. Наконец тронулся.

Трамвайные рельсы теснили джип к обочине. Бен со страдальческим лицом с трудом преодолевал невидимые преграды. Мост над железнодорожными путями, и вот она, широкая дорога к сокольнической зелени. Не доезжая до церкви на Краснопролетарской, Бен свернул направо. И по пустынной дороге меж припарковых крон — к парку, чтобы свернуть на Стромынку. Вдруг на подъезде к Оленьим прудам щелкнуло что-то, и джип стал оседать набок. Бен панически тормознул. Джип остановился, сильно скособочившись. Бен осторожно выбрался из автомобиля и глянул на правое заднее колесо. Так и есть, прокол. Бен в безнадеге осмотрелся. И, как спасение, немолодая «шестерка» тормознула рядом с ним. Водила «шестерки» спросил сочувственно:

— Прокололся, мастер?

— Да вот, случилось… — беспомощно заблеял Бен. — Я обычно с шофером, а сам просто и не знаю, что делать…

— Колесо менять, вот что делать! — нравоучительно сказал водила. — У тебя запаска есть?

— Вроде бы должна быть…

— А домкрат?

— Не знаю.

— Ну, ты даешь, тракторист! — изумился водила и, вылезая из «шестерки», сказал сидевшим сзади: — Поможем задвинутому, а, пацаны?

Из «жигуля» объявились двое пацанов — приятные такие пареньки.

— Ну, показывай, что у тебя сзади, — распорядился водила.

Бен вытащил ключи зажигания, которые были в связке, на ходу от кабины до кормы джипа отыскал нужный, поднял заднюю дверцу.

— Есть колесо, есть! — обрадовался он. — И домкрат — вот он!

— Давай его сюда, — распорядился водила.

Бен наклонился, чтобы взять домкрат, лежавший на полу багажного отделения. Один из пареньков, подошедший вроде бы из любопытства, не торопясь поднял над головой обрезок свинцовой трубки и нанес ею сильнейший удар по шее Бена у основания черепа. Бен осел на асфальт.

— Он готов, Комар, — сказал паренек, нанесший удар.

— Контрольный не помешает, — решил водитель «шестерки», он же Комар.

Еще один удар. Втроем, двое под руки, третий сзади, они усадили мертвого Бена в джип на водительское место. Захлопнули дверцу, опустили багажную крышку. До сих пор молчавший третий прорезался наконец:

— Колесо бы снять и чистое поставить.

— Ты что — топор? Уходим в точку в три ноги!

«Шестерка» развернулась и умчалась. Кособокий «мицубиси»-джип одиноко стоял на обочине. Мимо изредка проносились нелюбопытные автомобили.

* * *

Ведомая одиноким кожаным мальчиком изящная «хонда» остановилась у подъезда. Мальчик спрыгнул с седла, прислонил мотоцикл к стене, снял шлем. Уже не мальчик, а Оля набрала код, открыла тяжелую дверь и крикнула в полумрак консьержке:

— Тетя Таня, помогите, будьте добры! Подержите дверь, а я аппарат вкачу.

Сурово-приветливая тетя Таня держала дверь и ворчала:

— Опять за старое, Олька!

— Не-е, — весело отвечала Ольга. — Я всегда только за новое.

…Она положила на стол его паспорт, его права и доверенность.

— Ксива перед тобой на столе, конь внизу в стойле, шлем и панцирь в прихожей. Ты готов к вояжу. Отправляясь в дальний путь, аккредитив взять не забудь. Кстати, у тебя деньги есть?

— Мало, — признался Дима.

Она удалилась в свою комнату и вернулась с пачкой купюр. Протянула ему.

— Здесь пятнадцать тысяч. Для начала хватит. Отдашь со временем.

— Отдам, — твердо сказал Дима. — Мне пора ехать?

— Подожди часок. Сегодня пятница, и вот-вот начнется на трассах дачная толкучка. В толпе и заколесишь.

— Откуда у тебя деньги, «хонда»? — вдруг спросил он. — Родители отстегивают?

— Мои не отстегивают, но и не стегают. А деньги я зарабатываю.

— Чем?

— Никому не скажешь?

— Такой секрет?

— Еще какой. Если братья по колесу узнают, не быть мне ночной волчицей.

— Я не байкер.

— В самом популярном женском журнале я веду, а на самом деле почти целиком заполняю три рубрики: светская хроника, скандалы и криминал.

— Иди ты! — не сдержался он.

— Иду. За шахматной доской. Ты в шахматы играешь?

— Как Остап Бендер.

— Ну а я как тот одноглазый шахматист. Значит, выиграю. И час убьем.

Они сосредоточенно сидели за шахматной доской…

* * *

Иван Александрович в окружении многочисленной свиты с удовольствием осматривал фасад здания в стиле «лужковский ампир».

— А что? — не без удовольствия задал себя вопрос Иван Александрович и сам же ответил: — Вроде ничего! — И, ни к кому не обращаясь, добавил в пространство: — Ну и как в нем живется?

— Живется нам здесь прекрасно, Ваня, — ответил упитанный вальяжный мужчина и укорил собеседника: — Не в тесноте, но в обиде: глава концерна за месяц, как мы открылись, ни разу не соизволил посетить свой филиал.

— Дела, все дела, Жозя, — повинился Иван Александрович. — Но лучше поздно, чем никогда. Ведите гостя в дом.

— Почетного гостя, — уточнил Жозя, а вертевшийся рядом мужичок добрался до сути:

— Хозяина.

Иван Александрович внимательно посмотрел на него и спросил:

— Кто таков?

— Комендант данного здания Федор Фатеев, — радостно отрапортовал мужичок.

— Из армейских интендантов? Насобачился генеральские задницы лизать? — заметил Иван Александрович и, не ожидая ответа, двинулся к входу.

Но прав был интендант Фатеев: именно он, Иван Александрович, был в этом доме хозяином.

В изобретательно и весело оформленном коридоре Иван Александрович недоуменно остановился перед замызганным канцелярским столом, не то слово загнанным в нишу.

— Это еще что такое? — грозно спросил он.

— Место для охраны, — дал пояснение Фатеев. — У нас на каждом этаже пост.

— Чтобы твоему кожаному затылку сподручнее кимарить? Секьюрити все свое дежурство должен на ногах проводить.

Иван Александрович пошел дальше, а двое из свиты уже тащили неуместный стол с глаз долой.

Гуртом тихо вошли в компьютерный зал, где перед экранами сидели сосредоточенные парни и девицы.

— Как они тебе? — шепотом спросил Иван Александрович у Жози.

— Золото, Ваня, чистое золото это младое племя.

Иван Александрович вышел на середину зала.

— Здравствуйте, мои друзья.

Два десятка молодых людей хотели только повернуться, чтобы посмотреть, кто говорит. Повернулись. Но в старом человеке с тростью было нечто такое, что заставило их непроизвольно встать и, хоть вразнобой, но ответить на приветствие.

— Рад, что вы работаете у нас, — произнес Иван Александрович и вдруг, увидев диваны, стоявшие у единственной непрозрачный стены, тихо сказал Жозе: — Немедленно убрать.

— Почему, Ваня? — искренне удивился Жозя.

— Чтобы не трахались в рабочее время.

Тихий этот разговор услышал стоявший неподалеку задиристый паренек. На чистом глазу он жалобно спросил:

— Где же нам тогда трахаться?

— А комната отдыха с баром для чего? — отпарировал Иван Александрович.

Посетили и туалетную комнату. С удовольствием оглядел хозяин фарфор и кафель, нюхнул ароматизированного воздуха. Потом направился к кабинам. Зашел в одну из них и позвал оттуда Фадеева:

— Слушаю, Иван Александрович.

— Зайди-ка в соседнюю.

Фатеев сиюминутно исполнил приказ.

— На стульчак садись. — Фатеев сел. Иван Александрович глянул на него — перегородка меж кабинами была ему по грудь — и спросил грозно: — Ты думаешь, что мне доставляет удовольствие, натягивая портки, смотреть, как ты тужишься? — И добавил: — Перегородки между кабинами — до потолка.

Двинулись дальше. Шедший рядом Жозя заметил с легкой иронией:

— Все увидел, все приметил, все исправил.

— А с вами по-другому нельзя! — отшутился Иван Александрович.

Шли довольно резво, подстраиваясь под широкий шаг хозяина. У лифта всю команду раскоряченной из-за толстых ляжек рысью догнал охранник в униформе, подобрался к Фатееву и зашептал на ухо. Фатеев понимающе кивнул и, сделав озабоченное лицо, обратился к боссу:

— Извините за беспокойство, Иван Александрович, но вас спрашивают по срочному делу.

Босс, осматривавший сверкающую кабину лифта, не оборачиваясь спросил:

— Кто?

— Какая-то дама. Назвалась Ириной Игнатьевной. И с ней еще двое.

— Пусть подождут пятнадцать минут, а потом доставишь их в мой кабинет. — И Жозе: — У меня есть здесь кабинет?

— А ты что думал? Все как в больших домах — на последнем этаже, — доложил Жозя.

В лифте поднимались вдвоем.

— Продолжаешь воспитывать молодую жену? — небрежно поинтересовался Жозя.

— Ирина Игнатьевна, видите ли! Показная скромность, Жозя, хуже непосредственного, идущего от жизненного довольства тщеславия.

И впрямь, как в больших домах: все по последнему слову оргтехники — удобно, целесообразно, все самого лучшего качества, и ничего лишнего. Иван Александрович удовлетворенно хмыкнул и, подойдя к почти незаметной двери в стене, открыл ее. В маленьком, метров десяти, закутке стояли скромная кушетка, два старомодных венских стула, невстроенный холодильник и в углу столик, на котором красовались самовар и два красных в белый горох фарфоровых чайника: один здоровенный, а другой маленький, для заварки.

— А ты подхалим! — радуясь увиденному, объявил Иван Александрович.

— Просто я знаю тебя и твои вкусы.

— Что ж, спасибо. Удружил.

Иван Александрович вернулся в собственный кабинет и уселся за стол.

— А теперь малость о делах, Жозя. Что у тебя там в Заволжье?

— Храмцов, которого мы у немцев переманили, — сущая находка.

— Ты переманил, — поправил Иван Александрович.

— Производство у него работает как часы. Стопроцентная экономия кормов позволяет бесперебойно снабжать мясом три наши перерабатывающие фабрики. Правда, его стала слегка поджимать местная братва. Храмцов откупается от них по мелочам, но это в порядке вещей…

— Это не в порядке вещей, — тяжело сказал Иван Александрович. — Ну да ладно. Я тут маленький кораблик приобрел и в самое ближайшее время хочу его проверить от Москвы до Астрахани и обратно. По пути и Храмцова навещу.

— Маленький кораблик — это яхта, построенная по индивидуальному проекту в Швеции?

— Все-то ты знаешь.

Вдруг ящичек на столе заговорил приятным женским голосом:

— Извините, Иван Александрович, но в приемной вас ждут.

— Это еще что за голос из подземелья?

— Твоя здешняя секретарша.

— Ты ненужно роскошествуешь, Жозя, — пожурил Иван Александрович и отдал распоряжение ящичку: — Пусть войдут.

Ирина Игнатьевна поцеловала Жозю в щечку, а Захар Захарович и Геральд Иович пожали руки Жозе и Ивану Александровичу. Ирина устроилась в гостевом чудо-кресле и возвестила странным голосом:

— Иван, у нас большие неприятности.

— Слушаю вас внимательно, Ирина Игнатьевна.

— Не кривляйся, пожалуйста. Дмитрий Колосов попал в очередную беду.

— Дмитрий Колосов — это твой паренек, Захар, будущий Буридан? Так это у него неприятности, а не у нас.

— Не прошло и недели с того трагического случая, и вот снова… — начала Ирина Игнатьевна, но Иван Александрович заинтересованно перебил:

— Он что, опять убил?

— О боже! — воскликнула Ирина Игнатьевна. — С тобой невозможно говорить!

В разговор вступил разумный, как все адвокаты, Геральд Иович Максимец:

— Позволь мне, Ваня, изложить все по порядку.

— Позволяю.

— Сегодня я был у следователя, ведущего дело Колосова, и он, с подачи милицейских дознавателей, всерьез рассматривает версию о возможном участии моего подзащитного еще в одном убийстве. Как и в первом случае, косвенные улики малоубедительны — одна нервная дамочка утверждает, что видела Дмитрия рядом с трупом. Но-но-но… Иван Александрович закрыл левый глаз, а правый прямо-таки сверлил адвоката.

— Замолчал, чтобы после твоих но-но-но последовали мои нетерпеливые ну-ну-ну? Не последуют.

— Ты действительно невозможен, Ваня, — устало сказал адвокат. — В общем, на данном этапе необходимо твое корректное вмешательство. По первому делу я сумею в самое ближайшее время доказать, что Колосов должен проходить как свидетель и только как свидетель. По второму же их козырь — эта дамочка. Одна. Больше у них козырей нет и не будет. Эта дамочка — жена Бородина, известного, хорошо известного тебе бизнесмена.

— Хотите, чтобы я на него нажал? Нажму, если надо будет. Все?

— Нет, не все! — вдруг заорал темпераментный режиссер. — Он сутки как пропал!

— Бородин? — изумился Иван Александрович.

— Какой Бородин! — продолжал кричать Захар Захарович. — Этот негодяй, Димка! К чертям собачьим премьерные спектакли, в задницу экзаменационные показы, прощай-прости театр-студия! — Оторавшись, он страдальчески спросил: — Иван, у тебя от сердца что-нибудь найдется?

Жозя достал из кармана стеклянный цилиндрик и протянул его Захару.

— Валидол.

Режиссер положил таблетку под язык и потому замолчал окончательно. Иван Александрович после деликатной паузы спросил:

— Так что же вы от меня хотите?

— Надо предпринимать экстренные меры, Иван, — вновь вступила в беседу Ирина Игнатьевна. — Дмитрия необходимо отыскать как можно скорее. Мало ли что может случиться с мальчиком. И тогда прощай наша с тобой мечта о молодежном театре.

— Допустим, это не моя мечта, а мечта Захара и твоя. Я — номинальный спонсор, вроде герцога Саксон-Мейнингенского, Захар — как режиссер мейнингенцев Кронек, ну а ты, Ирина — Элен Франц. Насколько я помню, последние двое заправляли там всеми театральными делами.

— Образованный — жуть! — громко прошепелявил, продолжая сосать валидол, Захар.

— Следовательно, ты даешь согласие на мои активные и автономные действия, направленные на поиск Колосова? — спросила Ирина Игнатьевна.

— Да делай что хочешь! — Иван Александрович поднялся из-за стола. — Как я понимаю, все проблемы решены. Не смею вас задерживать. А у нас с Иосифом Михайловичем, уж извините, дела.

Высокомерная Ирина Игнатьевна, довольный Герольд Иович и страдающий Захар Захарович покинули кабинет. Жозя поинтересовался:

— Какие дела, Ваня?

— Одно дело: дождаться, пока они уедут. А потом и мы тронемся. — Вдруг вспомнил: — Да, секретарша эта моя — по найму или выдвиженка из своих?

— Из отдела связи. Машинистка на факсе.

— Пусть туда и возвращается. Если есть разница в зарплате — возмести. Нам лишние траты не нужны.

* * *

Полковник Лапин смотрел, как в труповозку запихивали носилки с телом бедного Вени. Подошел врач, спросил:

— Что тебя интересует, Костя?

— Все, — лаконично ответил Лапин.

— Все только после вскрытия. А сейчас могу сказать, что, скорее всего, перебиты шейные позвонки и смерть наступила часов шесть-семь назад.

— Джип со спущенным колесом стоял почти на дороге шесть часов, и никто из водил, хотя бы из солидарности, не соизволил остановиться, — самому себе сказал Лапин. Стоявший рядом опер из местных счел нужным уточнить:

— Патрульная машина обнаружила труп час пятнадцать назад. У убитого найдены документы на имя Золотухина Вениамина Исидоровича.

— Коим он и был на самом деле, — добавил Лапин и, глядя вслед удалявшейся труповозке, спросил незнамо у кого: — За что мне все это?

* * *

После Покрова на трассе Москва — Нижний Новгород стало посвободнее, и Дима дал «хонде» полный газ. Радость движения, радость от встречного ветра, от слияния с живым металлическим конем, безмерная радость бытия. Не езда — полет…

* * *

В аппаратной, оборудованной всевозможными ноу-хау, сидел молодой человек и не отрываясь следил за медленно-медленно перемещавшейся по подробнейшей карте Центральной России, воспроизведенной на огромном экране, маленькой красной точкой.

Голос из невидимого репродуктора спросил:

— Где он сейчас?

— Миновал Юрьевец. Жду развилки перед Владимиром. Фиксация пока превосходная.

— Следить до окончательной остановки, — распорядился голос. — Точку прибытия определить со всевозможной точностью. Данные о месте пребывания объекта после пятичасовой паузы спустить по каналу Пекаря.