Параллель: операция «Вирус» и дело Понтия Пилата

Анатолий Самсонов

С интервалом в две тысячи лет шли они по этой бесконечной обильно политой кровью и усыпанной прахом дороге, которая и называется человеческой историей.Они были очень разными и в чем-то очень похожими: желчный и мстительный прокуратор Иудеи Понтий Пилат с верным помощником – начальником Тайной службы, и полковники Корнев и Каеда – охотники за секретами биологического оружия.Эта книга об их испытаниях и приключениях, дорогах скорби и триумфа.

Глава Ш. Союз двух

Самолет начал резкое снижение. Сердце подпрыгнуло к горлу, заложило уши, перестала ощущаться жесткость сидения. Корнев посмотрел в иллюминатор как раз в тот момент, когда крыло машины, разорвав последнее облако, зависло над хорошо видимой и быстро приближающейся землей. Промелькнули аккуратно нарезанные рисовые чеки. Самолет спланировал на зеленую полянку военного аэродрома. Легкий удар о землю, толчок, самолет, отпружинив, пролетел еще некоторое время и, наконец, побежал по траве, тормозя и одновременно разворачиваясь в сторону замаскированного ангара, около которого выстроились несколько грузовых машин и одна легковая. Как только пилоты открыли люк и закрепили лесенку, Каеда и Корнев спустились по ней на траву.

Каеда коротко бросил:

— Ждите меня в машине, — кивком показав на легковое авто.

Водитель — совсем еще мальчишка в военной форме — уже открыл дверцы. Каеда быстро переговорил с командиром экипажа, запрыгнул в машину и устроился рядом с Корневым. Тут же последовало короткое разъяснение:

— Мы едем в Шанхай.

Машина уже тряслась по полю, затем выскочила на грейдер и понеслась в сторону города. Вот уже набережная Бунд и река Хуанпу, петляющая по городу. Корнев, неоднократно посещавший Шанхай в прежние времена, с интересом смотрел по сторонам, узнавая улицы и здания. С набережной машина нырнула в узкую улочку, ведущую в район «ли лонов» — маленьких изолированных кварталов, застроенных кирпичными домами. Около одного из них остановились. Водитель выскочил из машины, предупредительно открыл дверцы, подхватил саквояжи и устремился к двери дома.

Открыв дверь, водитель первым переступил порог дома, подошел к большой деревянной вешалке в углу холла, поставил саквояжи на пол и замер, глядя на Каеду. Полковник спросил что-то, солдат быстро подошел к шкафу, открыл дверцу и показал жестом на телефонный аппарат военного образца, после чего покинул дом. Послышался удаляющийся шум мотора.

Снаружи казавшийся небольшим, внутри дом был довольно просторным. Несколько спален, душевые, кабинет, кухня, довольно большой зал. Все обставлено в европейском стиле. В простенке кухни стоял большой холодильник, заполненный продуктами.

— Как Вам нравится наше временное пристанище, господин Бок?

— Неплохо. Правда, хотелось бы прояснить кое-что, к примеру, насколько оно временное и что далее?

— Да, конечно. Теперь у нас есть время обсудить все.

Мужчины привели себя в порядок после дороги и в скором времени уже сидели в зале. Чаепитием на правах хозяина дома руководил Каеда. Вместо привычной униформы полковник был облачен в легкий темно-серый костюм, который придавал ему вид интеллигента, вполне довольного жизнью и умеющего пользоваться ее благами.

— Ну что ж, начнем, — Каеда поудобней устроился на стуле и продолжил, — Выделим главное. В Харбине Вы совершенно точно обозначили это главное, когда спросили, какова цель Вашего спасения и перевоплощения. Отвечу также, как и тогда: цель — продолжить дело, которому Вы посвятили жизнь. Продолжить вместе со мной в дуэте, если можно так выразиться. Теперь я буду говорить о себе, ибо, поняв меня, мою логику, Вы поймете все. Я не люблю громких и возвышенных слов, поскольку всегда вижу за ними либо фальшь, либо больное честолюбие. Но в данном случае этих слов не избежать. Итак, я служу Императору и Народу. Однако дни Империи сочтены. В ближайшие дни, я думаю, все будет кончено. Не будет Империи, возможно, не будет и Императора, но страна и народ останутся. Я буду служить стране и народу. Служить, чтобы моя страна вновь стала сильной и прекрасной, занимающей достойное место в ряду других. Я по Вашим глазам вижу, Бок, о чем вы думаете: «Служить стране, народу, долг — все это хорошо, но при чем здесь я»? Так? Так! Чтобы найти ответ на этот вопрос, нам придется несколько отвлечься. Какой выйдет из войны Япония? Разрушенной и деморализованной, уничтоженной и отвергнутой, вычеркнутой из списка развитых стран. Каков будет мир победителей, мы уже говорили, я коротко повторю. С однойстороны Америка, нарастившая мышцы во время войны, обладающая атомным и биологическим оружием. С другой стороны — Россия, не имеющая столь мощного оружия, и, следовательно, значительно уступающая Америке в военно-стратегическом отношении. Россия вновь останется одна и сможет рассчитывать только на себя. Теперь главная посылка: если этот огромный разрыв в военном и экономическом уровнях сохранится, то Америка уйдет далеко вперед и на долгие времена станет единственной мировой державой. Станет Новым Римом, которому будут не нужны даже бывшие союзники: Англия и Франция. И что уж тут говорить о Германии или Японии. Им уготована участь существования на задворках мира, им предстоит нести бремя репараций, территориальных отчуждений, словом, нести полновесную ношу побежденных. И это — печальная перспектива на долгие годы. Теперь представим себе, что России удалось пусть не догнать, но приблизиться по военно-стратегическому уровню к Америке. Что тогда? Тогда ей — Америке — понадобятся и в Европе, и в Азии сильные союзники, во-первых, для обеспечения глобального превосходства, во-вторых, — для эффективного сдерживания коммунизма. Обратите внимание: появится идеологическая, политическая мотивация иметь сильных союзников. В Америке, я полагаю, быстро поймут, что экономически развитая страна, обеспечивающая своему народу приемлемый уровень жизни, менее подвержена коммунистическому влиянию, менее склонна к социально-политическим переменам, чем страна, народ которой влачит жалкое существование. Из всего этого, на мой взгляд, следует вывод: необходимым условием восстановления Японии и возвращения в число передовых стран является появление сильного оппонента для Соединенных Штатов. И этой страной-оппонентом может быть только Россия. Поэтому, Бок, вы продолжите дело, которому посвятили жизнь.

— Господин Каеда, прошу вас, давайте перейдем от общих посылок к реальной жизни. Если я правильно понял, то нашей задачей будет проникновение к военным секретам американцев?

— Да, совершенно верно. К одной их части. К той, в которой имеется японская составляющая. Я имею в виду те наработки, которые вместе с разработчиками — учеными-вирусологами — окажутся в США.

— Хорошо, предположим мы получили искомое. Что дальше? — Искомое — это знания. Мы должны сделать так, чтобы эти знания стали достоянием России. Да, да России! Но это не все. Полностью цель будет достигнута тогда, когда об этом круговороте знаний станет известно и американцам. Это будет означать для них, что мир стал более сбалансированным. Придет понимание, что в этом мире монопольное право на что-то — вещь весьма иллюзорная.

— Скажите, Каеда, этот план родился до эвакуации исследовательского Центра в метрополию или после?

— Я не знаю. И не понимаю подоплеки Вашего вопроса. Поясните.

— Ну, как же! Ведь можно было не городить огород, не проводить эвакуацию, или, как частность, оставить исследовательский Центр и нужную документацию наступающей Красной Армии?

— Товарищ Корнев, напомню вам — я не император Хирохито, не генерал Сиро Исия — идеолог создания этого оружия, я полковник Каеда. Вы поняли меня?

— Да. Хорошо. Но как вы себе представляете достижение цели?

— Я не хотел бы сейчас вдаваться в детали, отвечу схематично. Эта схема и определит наши действия на ближайший период. Для того, чтобы приступить к выполнению задачи, нам предстоит проделать долгий и нелегкий путь. Конечный пункт маршрута — Буэнос-Айрес, Аргентина. Но, прежде всего, нужно выбраться отсюда. Завтра мы вылетим в Гонконг. Там дозаправимся, как говорят летчики, на аэродроме подскока, и направимся во Вьетнам. Оттуда морским путем через Французскую Африку — в Аргентину.

— Почему именно в Аргентину, господин полковник?

— По ряду причин. Во-первых, не забывайте, что вы, Бок, хотя и обрусевший, но немец. А в Аргентине еще с прошлого века обосновалась многочисленная и влиятельная немецкая колония. Эта колония значительно увеличилась после окончания Первой Мировой войны. Гитлер, придя к власти, придавал исключительное значение укреплению отношений с этой страной. Мои немецкие друзья намекали, что своим назначением в 1943 году на пост вице-президента господин Перон во многом обязан протекционистским усилиям фюрера. Перон, по оценке моих немецких друзей, имеет неплохие шансы возглавить страну. После военного краха Рейха немецкая колония в Аргентине, я думаю, вновь увеличилась. К примеру, сотрудники представительства РСХА в Токио после окончания войны в Европе в полном составе направились именно в Аргентину. Мне это известно, поскольку именно я обеспечивал континентальную часть их маршрута. Итак, господин Бок, первая причина — многочисленная и влиятельная немецкая колония, которая после поражения Германии пополнилась, и, думаю, процесс продолжается, теми, кто занимал в рейхе видное положение. Эта категория людей будет представлять для нас исключительный интерес, поскольку только с их помощью мы сможем определить отправную точку наших действий. Нам придется заняться исследованием одного события, которое имело место в новейшей истории. Это событие — рождение меморандума американского правительства, переданного 26 ноября 1941 года правительству Японии. Этот документ, известный еще как нота Халла, фактически был ультиматумом. Япония дала ответ на него 7 декабря 1941 года в Перл-Харборе.

— Что же, собственно, вы намерены исследовать и что такое отправная точка?

— Отправная точка — это вот что. Еще в июне 1941 года из США по разведывательным каналам в Токио поступила информация о подготовке текста этой ноты. Сам текст тоже был получен. Его смысл сводился к тому, что Соединенные Штаты намерены потребовать от Японии выполнения ряда очень жестких ультимативных условий, которые формулировались в десяти пунктах. Были основания сомневаться в том, что ноте будет дан официальный ход. Во-первых, устоявшиеся традиции американского изоляционизма. Во-вторых, изложенные требования имели отношение к внешнеполитическим и военным акциям Японии, не затрагивающим напрямую интересы США. В-третьих, автором текста, его имя известно, был человек, не имеющий отношения к дипломатическому ведомству США. Уникальная ситуация, не правда ли? Тем не менее, 26 ноября 1941 года нота была вручена Японскому правительству. За спиной этого человека — автора ноты — маячат, думаю, согласитесь со мной, две фигуры: Сталина и Гитлера. И одному и другому война в Тихом Океане была выгодна. Сталину — потому, что многократно снижалась вероятность войны с Японией на Дальнем Востоке. Гитлеру — потому, что война в Тихом Океане отвлекала США от участия в военных событиях на Европейском театре. Но кто конкретно? Сталин или Гитлер? Ответ на этот вопрос и есть отправная точка и в буквальном, и в переносном смысле, ибо с этим знанием мы и отправимся к дяде Сэму. Конечно, вопрос разрешился бы очень быстро, если бы вы могли запросить Центр. Но, увы, этого нам не дано. Но вернемся к Аргентине. Так вот. Даже во время войны в Европе, немцы натурализовавшиеся в Аргентине до вступления американцев в войну, могли въезжать в США на общих основаниях. Насколько мне известно, такие же права сохранили и представители японской колонии. Несмотря на то, что с началом войны более ста тысяч японцев, проживавших в США, были интернированы. А ведь нам предстоят поездки в США, наши интересы там. Я ответил на вопрос: почему Аргентина?

— Да, я хочу задать следующий вопрос, если позволите?

— Разумеется.

— Предположим, нам удастся пересечь два океана, объехать полмира и осесть в чужой и незнакомой стране. Но чтобы просто выживать, нужны деньги, а если говорить о достижении той цели, которая поставлена, то потребуются большие деньги, ведь так?

— Конечно. Вот мы и приступили к обсуждению первого практического пункта нашей программы. Но прежде позвольте мне кое-что вернуть вам.

Каеда быстро вышел из столовой. Было слышно, как он открыл свой саквояж, оставленный в холле, что-то достал из него и тут же вернулся назад.

— Возвращаю. Это ваше имущество, изъятое при аресте.

Каеда положил перед Корневым небольшой бумажный пакет. Заинтригованный Корнев взял пакет, заглянул в него и высыпал на стол содержимое: портмоне, блокнот, ручка, зажигалка. Щелкнул зажигалкой, фитиль моментально вспыхнул. Корнев с любопытством взглянул на Каеду, который с безразличным видом уставился в окно.

— «Хм. Он учел даже эту мелочь. Заправил зажигалку, которая пролежала где-то четыре года» — Заглянул в портмоне и блокнот. Быстро пролистал его. Все странички были на месте.

— Ну, что, посмотрели? Все на месте? Теперь взгляните на это, — Каеда протянул небольшой листок, на котором было отпечатано: Промышленный банк Аргентины, владелец счета — физическое лицо Бок Дмитрий и ряд цифр.

— Это ваш счет в Аргентине, — продолжил Каеда, — в этом же банке имеется и мой счет. Завтра мы займемся финансовыми делами. Здесь функционирует Банк Шанхая и Гонконга, учрежденный когда-то американцами, англичанами и французами. Вы удивлены? Скажу вам, Бок, банковские структуры иногда выше правительств. Этот банк могу привести как доказательство. Когда императором было принято решение об оккупации Французского Индокитая после поражения Франции в 1940 году, то формально эта акция была согласовано с французским правительством Виши. Если сказать точнее — это было уведомление, после чего немедленно последовал захват. Французы же выдвинули условие — сохранение дееспособности названного мной банка и его отделений в Гонконге и Сайгоне. Это условие без колебаний было принято. Война — ненасытный троглодит, которому нужно много такого, чего, к примеру, нет у воюющей страны. И хорошо, если есть возможность использовать третьи страны. Но для этого нужен инструмент — банк.

— Вы предлагаете создать компанию «Каеда энд Бок лимитед»?

— В этом нет нужды. Компания уже несколько часов существует. Теперь надо обеспечить ее финансовыми средствами. Предлагаю использовать акционерный принцип. Мне известна ваша банковская история, однако это касается только банков на континенте. Я знаю, что вы долгое время и активно работали и с американскими банками, но дальше этого мои знания не простираются.

— Господин Каеда, это и не к чему. Зачем забивать голову лишними вещами? Вы сказали акционерный принцип — замечательно. Какую сумму акционерного капитала вы предлагаете?

— Пятьдесят тысяч долларов.

— Хорошо.

— Бок, я рад нашему согласию. Завтра мы посетим банк, собственно, именно для этого мы сделали остановку в Шанхае, дадим соответствующие распоряжения, и в путь. В путь отправятся двое: Бок и Маеда. Подошло время трансформации и для меня.

Каеда встал, подошел к окну и отодвинул штору. За окном растекалась чернильная темнота. Наступила ночь. Никакого света — это напоминало о том, что идет война. В доме была полная тишина. Она порождала вопрос: — какая война? Нет никакой войны, ведь так хорошо в уютном доме, так спокойно.

— Пора отдыхать, — молвил Каеда, задернул штору и направился в свою спальню. Его примеру последовал и Корнев. Но сон не шел к нему. Память прокручивала кадры прошлого. Это было так давно, но зримые картины прошлого вставали перед глазами, как будто это было вчера. Оставив родителей в Ялте, молодой, спортивной наружности паренек приехал учиться в Москву. Ему было шестнадцать лет. Год был 1911—й. Успешно преодолев экзаменационные испытания, юноша стал студентом технического факультета Московского университета. Как и многим студентам, выходцам из семей разночинцев, ему не приходилось рассчитывать на помощь родителей и потому пришлось искать работу, чтобы обеспечить себя всем необходимым для учебы и жизни. По объявленнию в «Ведомостях» молодой человек нашел почасовую работу на железнодорожной станции Москва-Сортировочная и, что самое главное, сносное по условиям и цене жилье. Хозяйка, преклонного возраста женщина, сдавшая Дмитрию комнату, тоже работала на железной дороге и жила в небольшом домике неподалеку от станции. Ее муж погиб во время революции 1905 года и овдовевшая женщина, чтобы как-то сводить концы с концами, сдавала одну из двух комнатенок постояльцам. Скоро состоялось первое знакомство студента с революционной марксистской теорией. Прочитав несколько нелегально изданных брошюр, Дмитрий заинтересовался этим учением, и стал посещать кружок по изучению марксизма. После многих лет реакции эти сообщества стали вновь появляться в рабочей среде. Студентом-четверокурсником Дмитрий вступил в ряды РСДРП и тогда же, подчиняясь партийной дисциплине, отошел от активной деятельности. Руководитель регионального комитета партии, старый рабочий-путеец, по-отечески относившийся к Дмитрию, прямо заявил ему, что его главная задача завершить образование и языковую подготовку. Будущей революции нужны грамотные люди. Это имело силу приказа. Однако завершить образование Дмитрию не пришлось. Началась война, и в августе 1915 года недоучившегося студента призвали в армию. Молодого человека, в совершенстве владеющего немецким языком, после тестовых испытаний, направили на краткосрочные курсы при Генеральном штабе армии Его Императорского Величества в Гатчину. Курсы готовили военных разведчиков для действующей армии. Через полгода новоиспеченный офицер военной разведки был направлен на Юго-Западный фронт. За дерзкий рейд по тылам противника накануне Брусиловского прорыва молодой командир был удостоин награды — офицерского Георгиевского креста. Октябрьский переворот застал поручика в тыловом госпитале, где он почти два месяца преодолевал последствия контузии. В январе 1918 года перед выпиской из госпиталя Дмитрий получил предписание прибыть в Петроград. Здесь состоялась его первая встреча с Дзержинским, возглавившим только что созданную ВЧК. Под его патронатом боевой офицер и член партии большевиков в обстановке строгой секретности занялся организацией разведывательной службы новой России. Корнев вспомнил, как в апреле 1922 года состоялась его последняя встреча с ФЭДом. Он помнил, как, войдя в кабинет Дзержинского, и поздоровавшись с ним по форме, тот усадил его, подошел к сейфу, извлек из него конверт плотной бумаги и, передав его в руки сидящего, коротко сказал: — Получите и ознакомьтесь, товарищ Корнев. В конверте были документы, удостоверяющие личность Корнева Дмитрия Ивановича и несколько листов отпечатанного текста, содержащего подробные данные его биографии.

— Ну, что, запомнили? Я думаю, Вы уже поняли, к чему идет дело? Совершенно верно. Речь пойдет о нелегальной разведывательной работе за рубежом. Конкретно — в Маньчжурии. Харбин стал третьим центром враждебной нам белой эмиграции. Но в отличие от Парижа и Берлина находится на сопредельной территории с протяженной и сложной линией границы. В ближайшее время там развернутся события, которые будут затрагивать наши интересы. Я думаю, вы справитесь. Прощаясь, Дзержинский сказал: — Я знаю, — вы курите. Прошу принять на память эту вещь, — и передал зажигалку. Ту самую, которая чудесным образом сегодня вновь обрела хозяина. Затем годы работы. Арест и предъявление обвинения в шпионаже. Тюрьма и одиночная камера. Образ женщины. Образ, теряющий с годами очертания, растворяющийся в прошлом. И над всем этим и рядом тревожное ожидание. Что ждет впереди? Наконец, воспоминания стали рассыпаться в хаотичные картины, цепляющиеся одна за другую и уплывающие в глубины подсознания, в темноту.

Корнев проснулся, когда было еще совсем темно, и только чуть отличная по оттенку полоска над угадываемым морем указывала, что время рассвета приближается. Окно, выходящее на восток, давало возможность наблюдать, не вставая с постели, за изменением красок.

— Может быть все это сон: и перелет, и постель, и эта комната, и окно, за которым постепенно меняются краски?

Как только на горизонте появилось светло-розовое пятно, возникло непреодолимое желание вскочить и побежать туда, к морю, к свету. Ощутить всем своим существом этот живой мир. Подавив в себе этот порыв, он пересел к окну и замер, всматриваясь вдаль и впитывая простые и вечные проявления природы. От этого занятия его отвлек шум в столовой. Это Каеда готовил утреннюю чайную церемонию. Перекинутое через левое плечо белейшее полотенце делало его похожим на вышколенного официанта.

— Прошу вас, — взмахом руки он предложил занять место за столом, — сегодня у нас английский завтрак: вареные яйца с тостами и чай со сливками. Ведь вы давно не пробовали сливок, Бок, не так ли?

— Так. Впрочем, как и тосты, и яйца.

— Да, да. Вот интересно — и сутки не прошли, как мы покинули Харбин, а я уже начал забывать его.

— Ну, мне, вероятно, понадобится много времени, чтобы начать забывать. Тюрьма, знаете ли, крепко вгрызается в память.

Каеда без комментариев разлил по чашечкам чай. После завтрака мужчины направились в город. Погода стояла великолепная. На небе ни облачка. Только утреннее, красное солнце над морем.

— Время до открытия банка у нас есть. Прогуляемся по набережной. Это наиболее красивая часть города, — было видно, что японец ориентируется в этих местах. Немного попетляв по узким улочкам района ли лонов, Каеда и его спутник оказались в торговом районе Синь Тянь Ди, застроенном традиционными китайскими домами, известными как шикумэни. От торговых рядов отвернули в сторону моря и скоро оказались на набережной Бунд. Здесь Каеда покрутился на месте, ориентируясь в какую сторону двигаться и, определившись, коротко бросил: — Туда.

К зданию банка подошли к моменту его открытия. Массивная входная дверь — и вот уже посетители в огромном мраморном зале. Зеркальный пол, отделанные мрамором стены, мраморные скульптуры и колонны, старинные кожаные диваны и кресла. Не хватало только персонажей из прошлого столетия в этих креслах и за этими столиками из ценных и редких пород дерева с тросточками и трубками в руках.

Каеда, похоже, неплохо ориентировался и здесь. Он увлек под руку своего несколько приотставшего спутника, направляясь к угловому кабинету. Вежливый банковский служащий, занимающий место за стойкой, предложил подготовить документы — поручения. Каеда быстро набросал на бланке короткий текст, передал документ служащему и с интересом принялся наблюдать за своим партнером. Тот методично заполнял бланк, затем придирчиво рассматривал его, аккуратно складывал в несколько раз, убирал в карман пиджака, брал следующий бланк и повторял операцию.

— «В тюрьме он утратил навыки письма, — подумал Каеда, — вероятно в этом дело». Наконец, желаемое было достигнуто, еще раз подвергнутый критическому осмотру документ был вручен служащему банка. Распрощавшись, компаньоны покинули здание и неспешным шагом двинулись по улице, повторяя маршрут в обратном порядке.

— Теперь нас здесь держит только одно, — резюмировал Каеда — подтверждение американского банка о том, что поручения приняты к платежу. Это мы узнаем через несколько часов. Я думаю, наши поручения уже направлены по фототелеграфу через Австралию в США. Остается только ждать.

Солнце было уже высоко, на небе по-прежнему не было ни облачка. Вчерашнюю непогоду унесло куда-то на континент. Вместе с ней унесло и большую часть сомнений Корнева. Замысел, вчера казавшийся фантастическим, сегодня не выглядел таковым. Пытаясь понять: в чем причина такой трансформации взглядов, Корнев невольно присматривался к Каеде. Японец, сменив униформу на гражданский костюм, словно помолодел, стал как-то раскованнее и проще и, в то же время, как-то увереннее в себе. «Да. Он вышел из старого образа и теперь вживается в новый. Так и должно быть. Это правильно. Это и мой путь», — подумал Дмитрий и почувствовал, что и он начинает освобождаться и от тюремного отупения, и от ошеломления последними, столь быстрыми событиями. Наступило состояние душевного подъема, когда сознание и подсознание, объединившись, оттесняют, архивируют прошлое в глубинах собственного «я», подготавливая силы для выполнения новой задачи.

Набережная осталась позади, мелькнула и пропала заслоненная домами излучина реки Хуанпу. Спутники приближались к своему временному пристанищу. Каеда взглянул на часы и сказал: — Пожалуй, уже можно звонить. Как только вошли в дом, японец направился к телефону, набрал номер и, когда ему ответили, что-то быстро и коротко спросил на родном языке. Ответ поступил моментально. Каеда опустил трубку, тут же вновь ее поднял и набрал другой номер. Этот разговор тоже шел на японском языке и был короток.

Повесив трубку, он подошел к столу, сел на стул и сообщил:

— Все в порядке. Наши поручения приняты к платежу. Полагаю нужным сообщить печальную весть: господа Корнев и Каеда прекратили существование. Однако, — театрально продолжил он, — позвольте сообщить и хорошую новость — появились господа Бок, точнее фон Бок, и Маеда — акционеры и совладельцы пока еще безвестной, но, я уверен, перспективной фирмы. Господин Бок, примите поздравления и уверения в почтении. — Затем уже нормальным голосом, — на сборы час. Подойдет машина — и в путь-дорогу. Нам предстоит, пожалуй, самый опасный отрезок пути — более двух часов днем в воздухе в ясную погоду без какого-либо прикрытия. Вы, Бок, человек набожный, помолитесь перед дорожкой.

За сборами время пробежало незаметно. С улицы послышался клаксон автомобиля и сразу вежливый стук в дверь. Маеда открыл. Перед ним вытянувшись стоял тот же юный водитель, который привез их сюда. Через час компаньоны были уже в воздухе, занимая те же места на жестких лавках, напротив друг друга. Бок не мог понять: почему после того, как самолет оторвался от земли, сразу же прекратил набор высоты, войдя в режим бреющего полета. Перекрикивая шум двигателей, Маеда объяснил, что полет проходит над оккупированной японскими войсками территорией, следовательно, поскольку нет угрозы снизу, это самый безопасный режим.

— Вот оно что, — думал Бок, — значит, им удалось — таки оккупировать все прибрежные территории, значит, они достигли цели, поставленной еще несколько лет назад. Это успех. Но,… вероятно, запоздавший и потому бесполезный.

Миновали два часа. Двигатели сбавили обороты, машина накренилась на левое крыло, затем выравнялась, и, спустя несколько секунд, уже бежала по летному полю военного аэродрома в сторону пространства, закрытого сверху маскировочной сеткой. Самолет остановился около деревянного ангара, последний раз взвыл двигателями и замер. Спрыгнув на траву, Маеда и Бок, разминая затекшие ноги, отошли в сторону, наблюдая как летчики суетятся с дозаправкой. Маеда посмотрел на часы:

— Отлично. Идем по графику. Нам повезло, Бок. Мы долетели без приключений. Наверное, американцы сегодня решили отдохнуть. Далее полетим над морем, а там, увы, полные хозяева они, поэтому будем дожидаться сумерек. — Затем без всякого перехода добавил, — Я понимаю ваше состояние и представляю, какие вопросы мучают вас, но все же давайте оставим их на предстоящую морскую прогулку. Уверяю вас, у нас будет достаточно времени, чтобы обсудить все в деталях. А сейчас, пока есть время, я хотел бы кое-что рассказать о себе. Должны же вы знать хотя бы общее о своем компаньоне? Тем более что это имеет прямую связь с нашим делом. Имеет отношение и к вам. Так вот. Я происхожу из рода ронинов — потомственных безземельных самураев, которые из поколения в поколение, на протяжении многих веков, служили даймё Симадзу. По — вашему — княжескому дому Симадзу. Это могущественный дом, которому на принципе вассальной зависимости служило множество родов ронинов. По воле случая в группе ученых-вирусологов из отряда №731 — так обозначался упомянутый мной исследовательский Центр по созданию биологического оружия — были двое потомков ронинов даймё Симадзу. Оба признанные лидеры или, как у вас говорят, закоперщики, генераторы идей. Я курировал отряд №731, поэтому знаю это. Они, конечно же, знают о моем происхождении тоже. Не мне объяснять вам, как полезно для работы, если отношения между людьми складываются не только на чувстве долга, профессиональных обязательствах, служебных обязанностях, но и на личных симпатиях и привязанности, подкрепленных вековыми традициями. Поскольку они люди гражданские, то не думаю, что им придет в голову сотворить сэппуку, когда все кончится. И потому рассчитываю, что они будут живы и здоровы. Они — наша цель. Говоря об этих людях, я упомянул о воле случая. Но есть еще воля судьбы. Волею судьбы один из потомков даймё Симадзу — назовем его Тано — является членом «Годзенкайги» — Высшего Совета Империи. Он знает обо мне все, я о нем — немного. Да это и понятно: и по происхождению, и по общественному положению — между нами пропасть. Я упомянул о нем потому, что предвижу ваш вопрос и хочу сразу дать ответ. Полковник Каеда обладал достаточным объемом власти, чтобы сохранить жизнь полковнику Корневу — арестованному резиденту советской разведки. Но его власти было бы недостаточно для вызволения Корнева из тюрьмы, появления Бока, Маеды и организации их тура в другую часть мира с определенной целью. Вы поняли меня?

— Да, я понял. Пока у нас есть время хочу спросить о главном. Мы должны преодолеть огромное расстояние, обосноваться в незнакомой стране, чтобы начать поиск людей там, где их сейчас нет и где они, предположительно, только предположительно, появятся? Вам не кажется это наивным? Почему вы рассчитываете, что они вообще останутся живы? Война еще не закончилась.

— Для них закончилась. Они в метрополии. Помните, я говорил вам? И в относительно безопасном месте.

— Но почему вы думаете, что американцы будут разыскивать ученых-вирусологов? Может быть, им вообще ничего неизвестно об этих исследованиях?

— Известно. Еще в 1942 году Рузвельт поручил военному секретарю Стимсону организовать исследовательские работы по созданию биологического оружия ввиду того, что работы такого профиля проводятся в Японии. Нам не удалось тогда обнаружить канал утечки информации. Но факт есть факт. И есть германский пример Вернера фон Брауна и его команды. Ах, да, извините, вы не знаете кто такой Вернер фон Браун. Этот человек — родоначальник германского военного ракетостроения. Брауна и его команду американцы нашли и вывезли в США. Так что японцев искать тоже будут. А если у них возникнут затруднения — им поможет Тано. Будут искать и Советы. И найдут. В Америке. Благодаря воскресшему Корневу, ну… и, конечно, мне. Так что, будем готовиться… — психологически. Чтобы отвлечь вас немного от раздумий, я расскажу о своем маленьком секрете. Представляете, мне регулярно стал сниться, кто бы вы подумали? Нет, угадать невозможно — Понтий Пилат. К чему бы это?

— Пилат, который казнил Иисуса? Вы не шутите?

— Отнюдь. Да, именно тот Пилат, который казнил Иисуса, и которого, к примеру, коптские и эфиопские христиане, и некоторые другие, тем не менее, причисляют к лику святых. Я думаю, здесь скрыта одна из тайн Христианской Церкви, тщательно оберегаемая Ватиканом вместе с апокрифическими Евангелиями, которые на протяжении веков хранятся за семью замками. Знаете, Бок, я по образованию историк и славист. Русский язык я знаю с детства. Несколько лет я жил с родителями в русском квартале Гонконга. У меня была возможность общаться с русскими детьми, а это, понятно, самая лучшая языковая практика. А раннехристианская эпоха — мое увлечение с юношеских лет. Причем настолько сильное, что я даже несколько лет самостоятельно изучал латынь. Что? Странное для юного самурая увлечение? История или язык? И то, и другое? Категорически не согласен! Что касается Истории, будь то История Рима или Египта, России или Германии — это общечеловеческое достояние! Да! Так вот, представляете, теперь это увлечение вернулось ко мне и захватило мои сны. Причем это не обрывочные сновидения, нет. Они приведены в систему и подчинены логике. Это странно, не правда ли? Маеда взглянул на часы, — у нас есть еще время. Я развлеку вас. Вот, послушайте: