У края

Анатолий Зарецкий, 2020

Двадцать лет работы в КБ Королева пролетели как один день. Мне нравилась моя работа, и многоразовую космическую систему “Энергия-Буран” по праву считаю своим детищем. Все рухнуло с “перестройкой” Горбачева. В возрасте сорока девяти лет я оказался безработным, без средств к существованию и перспектив трудоустройства по специальности. Одолев все преграды, мне удалось построить небольшое камнеобрабатывающее предприятие, способное обеспечить своим владельцам доход не менее миллиона долларов в год. Но моему партнеру нужен был “свечной заводик”, который был бы исключительно в его полной собственности. И в его “сахарной голове” созрел коварный план, как избавиться от партнеров, присвоив их доли. Отказавшись подписать подготовленные адвокатами документы, я “заказал” себе смертный приговор. И вот я в очередной раз “у края”, и мне, как два года назад, предстоит все начать сначала.

Глава 3. Джиро д’Италья

— Анатолий, ти ехать Италья, — объявил Серджо, едва контракт был подписан, — Мой президент мне не верит. Нужен ти для мой президент и Серджо, — безапелляционно заявил он.

Никакие мои аргументы против поездки не воспринимались. Ведь я не был уверен, что “Норникель” профинансирует наш проект. Пока от Черновой были лишь голословные заверения. Поэтому подтвердить это президенту “Симека” никак не мог.

— Надо, Анатолий. Иначе Серджо пенсион, — убеждал Чендерелли.

Мой последний аргумент — отсутствие денег на поездку — был решен мгновенно:

— Для мой друг Анатолий, — тут же вручил он три тысячи долларов.

И вот в начале июня 1999 года я во второй раз оказался в венецианском аэропорту “Марко Поло”. Меня никто не встречал. Идти было некуда, и я с интересом разглядывал итальянское лето.

Только через полчаса увидел бегущую к зданию аэровокзала парочку:

— А мы опоздали, Анатолий Афанасьевич, — еле выговорила запыхавшаяся Лариса. Серджо лишь молча обнял.

А минут через сорок мы уже оказались в одном из ресторанов Кастэльфранко.

— Ваш самолет опоздал на целый час. Мы, когда узнали о задержке, решили съездить в соседний городок, и немного не рассчитали, — рассказала Лариса, — А вы не знаете, почему задержали рейс? — спросила она.

— Мы вылетели вовремя. Вот только летели не через Югославию, как в прошлый раз, а в облет, — пояснил ей.

— Теперь понятно, — заметила Лариса и принялась что-то рассказывать Серджо.

А я вдруг как наяву увидел Варшаву, которую облетели по огромной дуге с востока на запад через север на высоте, не выше пяти километров. При ясной погоде удалось рассмотреть Вислу со всеми ее мостами и даже высотку в центре города, построенную давным-давно нашими строителями.

После Варшавы объявили, что, в связи с событиями в Югославии, маршрут полета будет изменен. Но, самолет поднялся выше облаков, и пассажирам стало все равно.

Первые просветы появились только над Альпами. Но, то были другие Альпы: множество острых скалистых вершин, на которых не задерживался снег, глубокие пропасти, заваленные снегом. И нигде ни деревца, ни кустика — скалы, скалы, скалы.

Похоже, в Италию мы тогда попали через Швейцарские Альпы, которые когда-то одолел Суворов со своими чудо-богатырями.

А вот и знакомый офис “Симека” и кабинет Чендерелли.

— Анатолий, — первым делом протянул Серджо какой-то документ, ручку и показал место, где я, судя по его знакам, должен расписаться.

— Что это? — спросил у Ларисы. Та не ответила, а Серджо вдруг сбивчиво затарахтел что-то давно знакомое о своей большой семье, для которой итальянский человек должен много работать.

Собравшись, попытался все же понять, что написано — бумага на итальянском, а отвернувшаяся к окну Лариса, похоже, и не собиралась мне помочь. С трудом сообразил, что должен расписаться в получении премии от “Симека”, в размере одиннадцати тысяч долларов, за заказ оборудования для фирмы “ИнтерКаменьПродукт”.

— А где деньги? — без задней мысли спросил у Серджо.

— Серджо дал вам три тысячи на дорогу, Анатолий Афанасьевич, — тут же ответила за него Лариса, — Еще сказал, мы с ним тоже работали, — скромно опустив глаза, негромко добавила она к выразительному молчанию самого Серджо.

Да-а-а. А я-то думал. Молча расписался и отдал бумагу Серджо. Тот тут же выскочил с ней из кабинета.

Минут через пять нас с Ларисой пригласили к генеральному директору. Как и полтора года назад, Фьорелло Ченчи встретил вопросами о новостях космонавтики. И лишь минут через пятнадцать разговоров ни о чем мы, наконец, приступили к обсуждению контракта. Тут только выяснилось, что в стоимость оборудования по контракту заложена не только премия семье Чендерелли, но и мне.

Поразил ее суммарный размер — тридцать процентов. Какой ужас! Однако мое негодование по этому поводу вызвало обратную реакцию:

— Дьечи пэрченти для ти мало? — удивился Серджо, — Зколько ти хочешь, Анатолий?

— Не мало, а катастрофически много, — ответил ему, — Слишком много. Максимум три процента на всех троих. Но, не тридцать же.

— Это нэльзя, Анатолий, — возразил Чендерелли, — Контракт есть. Там, как надо. Менить ничего нэльзя.

Серджо намеренно говорил по-русски, Лариса по-прежнему хранила обет молчания, а Фьорелло Ченчи, для которого, похоже, и был затеян весь этот спектакль, лишь недоуменно поглядывал то на меня, то на Серджо, то на Ларису. Спорить было бесполезно. Скорее всего, тридцать процентов это норма, которую установил сам Серджо втайне от своего руководства, но ссылаясь на меня. Для этого, очевидно, и понадобилось мое личное присутствие, оплаченное из моей же премии.

Решение пришло мгновенно: контракт с фирмой “Симек” должен быть расторгнут. Нет, не сейчас. Пока он нужен хотя бы для сравнения цен конкурентов. Да мало ли для чего еще, но только не для того, чтобы оплачивать “пенсион” моего “друга” и его многочисленной семьи.

Обреченно махнув рукой, не читая, подписал какие-то документы. Судя по тому, как радостно засуетился Чендерелли, задача моей командировки успешно выполнена. Тепло попрощавшись с Фьорелло Ченчи, навсегда покинул его уютный кабинет.

— Браво, Анатолий! — радовался своему успеху “друг”, — Едем банка, — определил он нашу дальнейшую программу.

— Серджо, хочу посмотреть “Старлит”, — спутал его планы.

— Зачем, Анатолий? Другой раз.

— Другого раза не будет, Серджо, — решительно поднялся я.

— Пошли, — удивленно глянув на меня, поднялся он.

Мы прошлись по знакомым цехам “Симека”, где неожиданно встретил Роберто Стокко, технического директора фирмы. И снова разговоры о космосе, завершившиеся тем, что Роберто лично показал новые станки и рассказал о “Старлите”.

Работы были в самом начале, камень не получался, и Роберто согласился, что говорить о производстве этого продукта преждевременно.

Распрощавшись с ним, навсегда покинул “Симек”.

В Кастэльфранко Серджо привез меня в какой-то банк, где президентом был его “друг”. Мне без проблем открыли счет, на который должны были поступить мои деньги от “Симека”. Документы, которые подписал, были оформлены на двух языках: итальянском и английском, а потому никаких пояснений не потребовали.

— Надо подписать, Анатолий, — воровато сунул Серджо еще один документик.

Это оказалась доверенность, разрешавшая ему пользоваться моим счетом по своему усмотрению. Что ж, сомнений больше не осталось. К искренней радости Серджо, подмахнул и эту бумагу. А почему бы нет? Мне вдруг стало весело.

— Чичас ристорантэ, Анатолий, — многозначительно потер руки Серджо, тоже радуясь неслыханной удаче.

Что ж, ресторан так ресторан. Думаю, я его заслужил.

В ресторане было битком. Для нас с трудом организовали какой-то дополнительный столик.

— Джиро д’Италья, — пояснил Серджо, с любопытством оглядывая публику.

— Велогонки, — “перевела” Лариса.

— Анатолий, пойдем, ностро кампьонэ, — потащил, было, меня Серджо к какому-то столику.

— Наш чемпион, — перевела Лариса.

— Я не по этой части, — отказался я, и вскоре Серджо уже восторженно заговорил с кем-то у того столика.

Он вернулся минут через десять:

— Я говориль кон алленаторэ, — радостно сообщил он.

— С тренером, — перевела Лариса.

Серджо несколько раз порывался еще куда-то метнуться, но Лариса его удерживала. А вскоре стало не до того: нам начали подавать блюдо за блюдом, и Серджо с головой погрузился в свое любимое дело.

А я уже чувствовал, что засыпаю. Каким же длинным и напряженным показался мне день, когда велогонка “Джиро д’Италья” пересекла Кастэльфранко.

Оказалось, она спутала мои планы. Предстояло выполнить поручение дочери, а Серджо вдруг объявил, что из-за той велогонки мне придется одну ночь переночевать в гостинице Кастэлло ди Годэго, что в десяти километрах отсюда.

Минут через сорок оказался в маленькой гостинице, в миниатюрном номере под крышей. Но, мне уже было все равно. Установив кондиционер на восемнадцать градусов, прилег, не раздеваясь, и не заметил, как провалился в сон.

Проснулся от страшного грохота, сотрясавшего гостиницу. Выглянув в окно, увидел, как волна за волной, набирая высоту, над городком проносились тяжелые бомбардировщики. “Югославия”, — мгновенно вспомнил наш утренний полет с отклонением от курса, — “Несчастная страна. Они же разнесут ее в клочья”.

Стало не до сна, тревожные мысли захватили полностью. Я вдруг представил, что случится там, куда уже меньше, чем через час, полетят отнюдь не учебные бомбы. Ведь это война, реальная война. А я волей случая оказался в стане врага, сильного и беспощадного.

Вот также под покровом ночи гитлеровские самолеты двинулись на восток — на нашу страну. Мне рассказывала об этом мама, видевшая тучи самолетов, летевших ранним утром 22 июня 1941 года бомбить Киев. Как же далеко тем самолетам до этих современных монстров — сверхзвуковых самолетов-невидимок “Стэлс”. Вот только бомбы все те же — они убивают.

Незаметно уснул, но снова был разбужен отбомбившейся армадой, идущей на посадку. Вот тебе и “Джиро д’Италья”. Бессмысленная гонка на велосипедах, а где-то рядом бессмысленная война — наказание страны за нежелание добровольно отдать часть своей территории.

На часах пять утра, но спать больше не хотелось. Я оделся и сел к окошку, выходившему на Т-образный перекресток. На улице ни души. Зато перекресток работал как часы. Подлетавшие к нему автомобильчики резко тормозили и, оглядевшись, стремительно разъезжались в нужном направлении. И никто ничего не нарушал! Вжик, вжик. Вжик, вжик. Интересно, но скучно.

Неожиданно под одной из стрелочек-указателей заметил надпись — “Breton — 300 м”. Вот это да! Я в трехстах метрах от фирмы “Бретон”. Стоит лишь выйти на улицу и уже через пять минут могу оказаться в офисе фирмы и разузнать, наконец, все об интересующем меня агломерате.

В пять утра? Вряд ли кто из специалистов появится там раньше восьми, а в восемь за мной уже заедут Серджо с Ларисой — кот Базилио и его подельница лиса Алиса. Похоже, попасть на “Бретон” бедному Буратино можно будет лишь после обеда. Вот только как знать, где он будет после обеда.

В шесть утра появились первые прохожие. По двое-трое они скапливались под какой-то табличкой, где минут через пять, четко по расписанию, останавливался автобус, подбиравший пассажиров. Оказывается, не все здесь ездят в автомобильчиках.

В семь не выдержал и вышел из гостиницы, разбудив удивленного вахтера. Спросонья тот долго не мог понять, что я не уезжаю, а лишь хочу прогуляться.

Он совал мне какие-то бумаги, требуя, чтобы я расписался. Мне же расписываться не хотелось, а мой английский его не убеждал. Он лишь вежливо улыбался, знаками показывая, что из моей речи не понимает ничего.

— Пассэджьята?! — громко рассмеялся, в конце концов, весельчак и выпустил меня, наконец, на волю, на прогулку.

И я с удовольствием побродил по чистенькому аккуратненькому городку, наблюдая незнакомую жизнь его обитателей.

Когда примерно через час подошел к гостинице, на стоянке уже стоял “Мерседес” Чендерелли, а сам Серджо вместе с веселым вахтером заразительно смеялись на всю гостиницу.

— Чао, мой друг Анатолий! — хлопнул по плечу “друг” и разразился бессмысленной тирадой из произвольно скомпонованных русских слов. А на него, раскрыв рот, с восхищением смотрел вахтер, — Лариса чичас, — выдал, наконец, Серджо что-то осмысленное.

Через пару минут появилась Лариса:

— Здравствуйте, Анатолий Афанасьевич. Собирайте вещи. Едем в Бергамо, а потом в Кастэльфранко. Сюда вы не вернетесь, — объявила она нашу программу на день.

Прощай, “Бретон”. Надо же — оказаться так близко и не попасть к твоим специалистам. Вместо делового общения предстоит какая-то бессмысленная поездка на родину Труффальдино. Зачем? Очевидно, скажут. Скорее всего, чтобы увезти подальше от руководства “Симека”. Ведь если вдуматься, какая нелепость эти подписанные вчера документы.

Целая фирма проектирует оборудование, покупает комплектующие и сырье, собирает и отправляет станки, монтирует их и отлаживает, чтобы получить за все это, скажем, два миллиона долларов, из которых прибыли-то, в лучшем случае, тысяч двести.

А тут троица баламутов только за то, что обозначили покупателя этого оборудования, просит миллион — по триста с лишним тысяч долларов на каждого. Впрочем, на каждого ли? И повезут сейчас богатенького Буратино в страну Дураков, чтобы по дороге решить, как получше обтяпать дельце и вытрясти вожделенные золотые.

А покупатель? Тот даже не догадывается, что оборудование, стоимостью в три миллиона долларов, на деле стоит на целый миллион дешевле. Бред какой-то. Нет. Отношения с фирмой надо строить напрямую, без посредников. Впрочем, вроде бы и Серджо не посредник, а ведь действует, как и они, непомерно увеличивая стоимость продукции родной фирмы.

А машина уже летела по автостраде, но, как не странно, в направлении Тревизо — местного административного центра. Говорить не хотелось, и в кабине установилась мертвая тишина. Первым не выдержал Серджо:

— Анатолий плохо спать?

— Уснешь тут, когда всю ночь самолеты грохочут, — ответил ему.

— Мы уже привыкли, Анатолий Афанасьевич, — “проснулась” Лариса.

— Америка бомбит Югославия, — пояснил Серджо.

— Знаю. А вы куда смотрите? — спросил его так, на всякий случай. Понял без перевода:

— Серджо маленький человек. Америка большой, — ответил он, и мы снова надолго замолчали.

— Тревизо, — сообщила Лариса то, что уже давно понял по дорожным знакам.

Машина медленно покатилась вдоль неширокой реки, но по тому, что мы двигались почти по кругу, вдруг понял назначение этой водной преграды.

Оказалось, мы действительно ехали вдоль стены бывшей цитадели.

Впрочем, от самой стены почти ничего не осталось, но воображение быстро дорисовало недостающие детали.

По мостику въехали в средневековый центр города. С трудом припарковались на узенькой улочке. Дальше пошли пешком. Неожиданно увидел действующий фонтанчик питьевой воды, которому, мне показалось, не менее пятисот лет — вода истекала из свинцовых трубочек в изъеденную временем каменную чашу, украшенную экзотическими рисунками.

— Пить нельзя, Анатолий Афанасьевич, — подтвердила мои опасения Лариса, — Это так, для красоты. Мы сейчас зайдем в кафе.

— Идите, я позже, — заявил Чендерелли, — Серджо дела. Серджо нэ мафья. Серджо качаторэ, — несколько раз повторил он.

— Ему надо взять разрешение на перевозку оружия. Он едет в Румынию на охоту, — дополнила Лариса.

Едва взяли кофе с булочками, вошел Серджо:

— Кошмар! Работать плохо! — громко возмущался он.

— Что случилось? — спросил Ларису.

— Серджо недоволен: за документом очередь, — пояснила она.

— Скажи ему, подождем, посмотрим городок.

— Да он уже все сделал. Просто пришлось подождать, а Серджо ждать не любит, — удивила она.

Да-а-а. Ждать он не любит. Постоял бы в наших очередях.

Не спеша, добрались до машины и завершили круг почета вокруг воображаемых городских стен.

А вскоре мы уже понеслись на север — в сторону Альп. Через какое-то время сбоку потянулись характерные проволочные заграждения, а затем открылся вид на огромное летное поле, усеянное рядами военных самолетов.

— Авиано, — сказал Серджо, кивнув в сторону самолетов.

— Самолеты, — “перевел” я, вызвав смех Ларисы:

— Авиано это название базы, Анатолий Афанасьевич. Серджо говорит, эти самолеты вам мешали спать, — сообщила она.

— Нет. Не эти, — сказал, просмотрев все, что можно было охватить взором, — Те гораздо крупнее. И еще среди них были самолеты-невидимки “Стэлс”. Их-то я хорошо разглядел.

Услышав известное название самолета, Серджо затарахтел по-итальянски.

— Вы видели американские самолеты, Анатолий Афанасьевич. Они летят через Италию транзитом. Здесь таких нет, — перевела Лариса, — А эти их сопровождают, — добавила она.

“Да уж. Сопровождают”, — подумал, увидев ракетно-бомбовое оснащение, уже доставленное к самолетам, и понаблюдав за суетой персонала, ловко “обвешивающего” их теми изощренными орудиями разрушения и убийства, но спорить не стал.

От базы свернули на юго-запад, и вскоре местность стала узнаваемой, несмотря на то, что впервые видел ее зимой полтора года назад. Мысленно приветствовал памятные места, открывая их заново в летнем обличии.

Объехав Верону с юга, повернули на север и вскоре выехали на берег огромного озера. “Lago d’Iseo”, — прочел название озера на дорожном знаке. Мы мчались по крутому берегу, периодически ныряя в длинные туннели. Проехав не менее десяти километров, свернули на горный серпантин — затяжной подъем на какую-то гору.

— Сольто-Коллина, — проинформировала Лариса, — Мы с Серджо здесь жили, когда он работал на “Терцаго”.

— Серджо работал на “Терцаго”? — удивился я.

— Работал, — подтвердил Серджо, — Диретторэ джэнэрале, — добавил он.

Это было для меня новостью. Теперь понятно, откуда у него такая квалификация.

Проехав маленький уютный городок, остановились у небольшого цеха. Это оказалась известная на весь мир фабрика “Терцаго”, несколько лет назад неожиданно утратившая свои позиции.

— Серджо говорит, наследники господина Терцаго не смогли управлять фирмой, — перевела Лариса, — Они продали фирму французам, — добавила она.

Через пять минут мы вошли в маленький кабинетик, где нас радостно встретил директор.

— Мой ученик, — обнимая его, сообщил Серджо.

Мы прошлись по цехам заводика. Нет, это, разумеется, не “Симек”, но выпускаемая фирмой, довольно неплохая мостовая фреза понравилась. Заметив мой интерес, затарахтели сразу оба: и директор, и Серджо:

— Первое место на выставке в Вероне, а по цене вдвое дешевле такой же фрезы “Симека”, — перевела Лариса речь обоих.

— Тогда почему дешевле? — удивился я.

— Фирма выпускает всего четыре типа станков, но большими партиями, — пояснила Лариса, выслушав темпераментных итальянцев, говоривших наперегонки, не слыша друг друга.

— Логично, — согласился с объяснением и тут же получил от директора полный комплект проспектов.

А через полчаса мы оказались на открытой веранде местного ресторанчика. Похоже, Серджо и Лариса здесь были завсегдатаями. Эту парочку знали все и искренне радовались их визиту, впрочем, как и в многочисленных ресторанах Кастэльфранко.

— Все, Анатолий Афанасьевич, закажу вам сама, а то вы так и не попробуете итальянской экзотики, — решительно заявила Лариса.

— Пожалуйста, не надо экзотики! — взмолился я, — Согласен, что это вкусно, но я не знаю, как ее есть.

— Я вам подскажу, — улыбнулась синьора Чендерелли. Пришлось согласиться.

И вот к нашему столику подкатили целое сооружение с каким-то белым порошком. Потом подошел веселый повар, который показал Серджо какую-то рыбешку, тот одобрительно кивнул головой, и несчастную мгновенно закопали в порошок.

Через время повар вернулся с двумя помощницами, вооруженными блестящими инструментами. Рыбу извлекли из порошка и с ловкостью фокусников в шесть рук растащили на кусочки, которые сложили в большую тарелку. Сделав над ней несколько завершающих “па”, повар поставил ее передо мной:

— Буон апетито, синьор.

Это было нечто. А потом появились другие блюда, и все они оказались необычными. Во всяком случае, ничего подобного еще никогда не пробовал. Умеют радоваться жизни итальянцы.

Покончив с очередной экзотикой, огляделся. Боже мой, какой же изумительный вид открывался прямо передо мной! Голубая, как итальянское небо, клякса озера в обрамлении нежно-бирюзовых довольно крутых гор.

Вглядевшись в водную гладь, неожиданно увидел малюсенький парус и миниатюрный след спешащего к нему почти невидимого катера. Лишь в тот момент ощутил масштаб и величие развернувшейся передо мной живой картины мира.

— Впечатляет? — отметила мой восторженный взгляд Лариса. Я лишь кивнул, от волнения позабыв слова, — Это потому что мы высоко сидим. Здесь метров шестьсот, не меньше. Сейчас красиво, а вот когда нас тряхнуло, вот где было страшно, — съежилась она, как от холода.

— Землетрясение? — спросил ее, хотя и так было ясно, что тут может тряхнуть, чтобы действительно стало страшно.

— Я тогда глянула на озеро и ужаснулась: оно кипело, а вон те две вершины раскачивались. Когда все стихло, местные жители сказали, что это еще слабенькое землетрясение. А горы вовсе не качались — это нас так трясло. И озеро не кипело — так бывает от столкновения волн, идущих с разных направлений. Но, я испугалась так, что мы с Серджо в тот же день переехали в Бергамо, где центральный офис “Терцаго”. После того землетрясения я здесь впервые, — рассказала Лариса о памятном в ее жизни событии.

Я живо представил кипящее озеро и раскачивающиеся вершины гор, поросших вековым лесом. Как же зыбок и непрочен наш мир, лишь кажущийся таким умиротворенным и таким стабильным. Ведь точно так же здесь было, когда в мире еще не было никакой Италии. Так же здесь будет и через тысячу лет. Вот только так ли, если вдруг дрогнет Земля, и зашевелятся горы?

Я во все глаза смотрел на распростершееся передо мной видение зажатого горами озера, и меня вдруг охватило щемящее ощущение неповторимости мгновения. “Все это ты видишь в первый и в последний раз”, — тревожно подсказало сердце, и разум не возразил, — “Вряд ли ты приедешь сюда еще когда-нибудь, а если это и случится, то вряд ли рядом с тобой окажутся Серджо и Лариса. Во всяком случае, все вы тогда будете другими”. Стало грустно.

А через полчаса мы уже двинулись в путь, но не к озеру Изео, как ожидал, а по горной дороге куда-то вглубь Альп. Вскоре внимание привлекли несколько карьеров, в которых шла работа. На наших глазах с грохотом обрушилась часть покрытого деревьями горного массива, подняв тучу бурой пыли и обнажив монолитную скалу промышленного мрамора.

— Разрушают прекрасную Италию, — высказал по этому поводу свое мнение.

— Это не Италья, — сердито буркнул Серджо и разразился пространной речью на родном языке.

— Серджо, как всякий тосканец, не считает Италией эти места. Да и некоторые другие в Италии, — кратко перевела Лариса.

— Оригинально! — удивился я.

— Не удивляйтесь, Анатолий Афанасьевич, у них даже языки разные.

— Как так? Я думал, в Италии все говорят по-итальянски.

— Что вы, — рассмеялась Лариса, — В каждой провинции свой диалект. Правда, тосканцы считают, что только они правильно говорят по-итальянски, а значит, только они итальянцы.

— Ну и ну! — сделал я неожиданное открытие итальянской действительности, — Интересно, что же тогда Серджо думает о сицилийцах и прочих жителях юга? — спросил Ларису.

— Они не есть итальяни. Они африкани, — с серьезным видом ответил Серджо, поняв мой вопрос без перевода, — Их шерсть, как у нигер, — пальцем нарисовал он в воздухе воображаемую спираль.

— Кудрявые, как негры, — “перевела” Лариса.

И вот мы вырвались на равнину и, увеличив скорость, помчались к другой горной стране, у подножия которой явственно виднелся довольно крупный городок.

— Бергамо, — подтвердила мою догадку Лариса.

Вскоре мы уже медленно передвигались по его уютным улочкам.

— А вот и наш дом, — показала Лариса на какую-то пятиэтажку, — Здесь мы прожили целых два года. Вон он наш балкончик и наши окна. Жаль, что уехали отсюда, — загоревала она, вспомнив, очевидно, счастливые моменты своей жизни в этом доме.

А Серджо молча крутанул руль, и машина стремительно рванула в сторону гор. Минут через десять мы оказались на горном плато у стен довольно мощной крепости.

— Родина Труффальдино, — улыбнулась Лариса, показывая на въезд в старинную часть города, расположенную не в центре, как обычно, а в стороне от Бергамо современного.

Мы въехали в крепость и расположились на автомобильной стоянке. Выйдя из машины, попали в раскаленное пекло итальянского лета. Вокруг лишь камень, камень и камень. И ни одного деревца. Камень, правда, красивый — в виде средневековых храмов и палаццо, в которых, очевидно, и прислуживали предки Труффальдино, слуги двух господ.

Наспех, не более чем за пятнадцать минут, осмотрев достопримечательности, направились к машине.

— А там что? — спросил Ларису, показав на красивое здание.

— Едем, Анатолий. Не интересно, — ответил за нее Серджо.

— Серджо не любит ходить, — пояснила Лариса.

Мы уселись в раскаленную машину, и Серджо тут же включил кондиционер на полную мощность.

— Могучая, похоже, была цитадель, — показал я на сохранившуюся часть городской стены, а Серджо вдруг отчаянно махнув рукой, въехал под “кирпич”.

Мы медленно двигались вдоль крепостной стены, а Серджо непрерывно что-то бормотал.

— Что он говорит? — спросил Ларису.

— Говорит, Серджо едет правильно, — рассмеялась она, — Успокаивает себя, Анатолий Афанасьевич. Думает, что так его не заметят карабинеры, а то придется штраф уплатить.

— Зачем же мы сюда поехали? — удивился я.

— Вы же захотели посмотреть, — пояснила Лариса.

— Я захотел? — спросил ее. “Этого мне только не хватало, чтобы Серджо нарвался на штраф”, — подумал про себя.

Наконец, обогнув цитадель, мы выехали на исходную площадку у городских ворот, а на нас вдруг удивленно уставилась группа карабинеров, стоявших у полицейской машины.

— Бистро-бистро, — с визгом колес развернулся Серджо, и мы поехали прочь от родового гнезда Труффальдино.

Вскоре выехали на автостраду, и спидометр “Мерседеса” надолго застыл у отметки сто восемьдесят. Серджо гнал машину на своей любимой крейсерской скорости.

Часа через два мы въехали в Кастэльфранко. Когда уже вдали показалась моя гостиница “Алла Торэ”, Серджо, кивнув на здание, мимо которого проезжали, сказал:

— Этот человек против Америка бомбит Югославия.

Я оглянулся и увидел белую простыню, вывешенную на балконе второго этажа. На ней была изображена перечеркнутая крест-накрест схематическая бомба. Надпись прочесть не успел.

— Что там написано? — спросил Ларису.

— Не знаю, Анатолий Афанасьевич. Там по-английски, — ответила она.

— На весь Кастэльфранко протестует всего один человек? — то ли спросил, то ли возмутился я.

— Я знаю только этот человек, — ответил Серджо.

Что ж, хоть один маленький человек из Кастэльфранко сказал свое “Нет!” большой Америке.