Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу. Книга вторая

Анатолий Зарецкий

И вот грохот катастрофы стих. Наступила мертвая тишина… Что-то горело на старте. В воздухе почти по всей траектории полета и падения ступеней ракеты траурной бахромой висели черные дымы. С земли, где упали обломки ракеты, поднимались к небу светло-серые клубы продуктов горения. Все это постепенно подкрасилось ярко-красным солнечным светом. Картина была необыкновенно красочной, если бы это не была трагическая картина разрушения и гибели нашей ракеты, нашего многолетнего труда и наших надежд.

Глава 13. Маленький Наполеончик

Я вдруг очнулся от воспоминаний. Часы показывали девять вечера. Оказывается, опоздал и на ужин. Пойду к кому-нибудь на огонек. С фляжкой спирта примут везде. Пить не тянет, но придется за компанию. Есть-то хочется. Ведь уже больше суток без еды…

Опостылевший макет, наконец, убрали. По некоторым сведениям, пуск мог состояться не ранее весны следующего года. Было очевидно, что часть, от нечего делать, займется общевойсковой подготовкой, включая примитивную армейскую муштру…

Как всегда, по завершении этапа работ, проводили профилактику оборудования. В тот раз руководство профилактикой впервые на моей памяти поручили Шуре Шашеву. Так я оказался временно подчиненным большому оригиналу и главной комической фигуре нашей команды. Бойцы называли его «Маленьким Наполеончиком». И это прозвище как нельзя лучше подходило Шурику.

Совсем недавно Шура прибыл из отпуска.

— Где отдыхали, товарищ старший лейтенант? — то ли в шутку, то ли всерьез спрашивали бойцы, рассчитывая, очевидно, на его неадекватную реакцию, которая всегда забавляла. Шашев не стал отвечать на сыпавшиеся со всех сторон вопросы.

— Дежурный, объявите построение команды. Дневальный, карту и указку, — выдал необходимые команды Шашев.

Через минуту все стояли в строю. Два рослых бойца держали огромную карту страны, вынесенную из красного уголка. Сержант стоял с указкой. С важным видом Маленький Наполеончик приблизился к строю.

— Указку, — скомандовал Шашев. Взяв ее, деловито подошел к карте, — Советский Союз… Псковская область… Опочка. Здесь я отдыхал, товарищи бойцы. Вопросы есть? Нет вопросов. Концерт окончен. Разойдись.

А сейчас у Шашева возникла другая проблема:

— У тебя канистра есть? — спросил он.

— Откуда, Шура?

— Плохо. А банки трехлитровые?

— Навалом.

— Отлично. Выдвигаемся в гостиницу… Не буду же я все двадцать литров спирта изводить на эту бессмыслицу. Литров десять надо отлить.

И вот строй бойцов из пятнадцати человек стоит у гостиницы, а мы с Шурой и бойцом, который тащит канистру со спиртом, движемся ко мне — на пятый этаж.

Наполнили три трехлитровые банки. Подумав, Шашев отлил спирт в четвертую банку. Мы уже вышли из номера, когда он приказал вернуться и наполнить пятую:

— Обойдемся и пятью литрами.

— Шура, а как ты будешь отработку сдавать? — спросил его, уже имея опыт сдачи грязного спирта, называемого отработкой.

— Воды налью и немного спирта для запаха.

— Шура, не выйдет. Там прапор прибором плотность проверяет.

— Иди ты! — выдал Шура свою коронную фразу, которая, как и у Эллочки-людоедки, могла означать, что угодно, — Ладно, налью ему фляжку чистого, — мгновенно решил проблему Шашев.

На стартовой площадке у Шуры возникло множество рацпредложений, направленных на экономию спирта. Результатом явилось то, что на всю профилактику было израсходовано только два литра вместо положенных двадцати.

— Надо было шестую банку налить, — сокрушался Шура.

Наконец, в канистру налили десять литров воды. После чего Шашев дрожащей рукой вылил туда два литра отработки. Конечно же, эту микстуру у него не приняли. Но за литр чистого спирта, как и ожидал Шура, ему поставили нужную отметку. Надо было видеть лицо Шашева, когда прапорщик вылил содержимое канистры просто на землю.

— Что он делает?! Пропали два литра отработки… Надо было наливать чистую воду, — горевал Шура.

Побывав в моем номере, Шашев обнаружил, что у меня есть свободная койка. Это открытие создало мне кучу проблем, вначале маленьких, а затем одну большую.

Началось с того, что Шура повадился ходить со мной на обед. Как и многие, он стремился попасть на первый черпак. А для этого Шура приходил в столовую за полчаса до открытия и потому всегда оказывался в первых рядах.

Ему очень досаждали офицеры, которые стремились проскочить без очереди. Они совали ему мятые рубли и просили взять им что-нибудь. В результате, Шура иногда толкал перед собой пять подносов с едой. Когда-то он делал это с удовольствием, потому что никто не обращался к нему за сдачей. А потому в итоге сам Шура обедал бесплатно.

Но с некоторых пор, кое-кто стал требовать отчета. И Шура придумал, как отшивать таких «мелочных». На всю сдачу с рубля он брал им по пятнадцать, а то и по двадцать кусочков хлеба.

— Что я буду ваши копейки считать? — возмущался Шура в ответ на упреки пострадавших от его выдумки. Зато те офицеры больше никогда не подходили к Шурику.

После обеда, на который уходило максимум двадцать минут официального времени обеда, Шурик шел ко мне в гостиницу и часа полтора спал на второй койке. С моими планами, да и ни с чьими другими, Маленький Наполеончик, разумеется, не считался.

А когда Шура оставался дежурным по команде, он появлялся в моем номере поздним вечером с твердым намерением хорошо, с пользой для себя, провести остаток этого вечера.

— Выпить, надеюсь, найдется? А то я так устал на этом дежурстве, — пытался вызвать сочувствие Шурик.

— Спирт устроит?

— А что, ничего другого нет? Надоел этот спирт. Видеть его уже не могу.

— Другого нет, Шурик. Не хочешь спирт, не пей.

— Что ж, так плохо?.. Съездил бы на десятку в выходной, привез бы чего-нибудь для друзей. Сделал бы запасы. А то опять глотать эту гидрашку.

— Шурик, ты каждый день на десятке. Взял бы пару бутылок, да привез с собой… И для себя, и для друзей. Не глотал бы ненавистную гидрашку… Ну, как? Будешь спирт?

— Буду, — твердо отвечал Шурик, готовый на халяву пить даже отработку.

Я доставал спирт, ставил стаканы и воду. Нарезал хлеб и вылавливал из очередной трехлитровой банки соленые огурцы. Шурик молча наблюдал за приготовлениями.

— А закуска, где? — наконец подавал он свой возмущенный голос.

— Шурик, какая закуска? Уже полночь. Где ее взять?

— Походи по гостинице. Пригласи девочек. А то одним скучно. Они и закуску принесут.

— Шурик, народ уже спит. Завтра рабочий день. Тебе надо, иди, походи. Послушаешь заодно, куда тебя отправят с твоими просьбами и предложениями.

— Нет, Толик, плохо ты организовал мой отдых… Ладно, наливай, — заключал Маленький Наполеончик.

С его легкой руки мой номер быстро превратился в комнату отдыха дежурных офицеров. Но больше всего поражало, что все, как и Шурик, тут же требовали «хлеба и зрелищ».

— Пригласил бы парочку девочек, а то скучно. Да погорячей, — «гусарствовал» Юрий Иванович.

— Да с шампанским, да к цыганам, — пытался охладить его гусарский пыл.

— Неплохо бы. Кстати, а шампанского у тебя нет? — под бой курантов добивал меня нахальный гость, который утром поедет домой отдыхать после дежурства. Мне же с утра предстояло убрать номер после очередного постояльца, успеть позавтракать в столовой, вовремя явиться на построение и потом целый день проводить занятия. А вечером ждать нового гостя.

Конец этому балагану все же был положен, но не с пользой для меня.

— Как это вы один проживаете в двухместном номере люкс? — спросила меня очередная новая начальница гостиницы, посетив мой номер с какой-то комиссией.

— Впервые слышу, что проживаю в номере люкс, — удивленно ответил ей.

— Это лучший номер в гостинице. Вы его занимаете один, а мы даже не можем выделить комнату для отдыха старших офицеров, — продолжила грузить своими проблемами начальница.

— Лучшим в гостинице этот номер сделал я сам, — попытался, было, вразумить новоиспеченную начальницу, — Своими руками его отремонтировал, и материалы сам покупал. Вы можете то же самое сделать с любым номером.

— Ничего мы делать не будем. А вы, раз такой специалист, сможете другой номер отремонтировать, — заключила начальница, тут же выдав указания администраторам, — Этого товарища немедленно переселить. Номер не занимать.

Мои возмущения, которые тут же довел до сведения командира части, были им проигнорированы. Мне даже показалось, что поиск хорошего номера велся по инициативе командования. А потому в тот же день я оказался в грязном одноместном номере, в котором не было ни воды, ни унитаза. Только дверь без замка, голые стены в непонятных разводах, оконная рама, практически без стекол, и ржавая ванна. Не было, разумеется, кранов, розеток и некоторых выключателей. В общем, спасибо тебе, Шурик.

Конечно же, обратился к Липинскому. Он выделил в помощь Женю Иксанова. И мы с Женей снова, как полтора года назад, сделали из развалюхи одноместный номер люкс.

«Зато в этом номере меня уже никто не побеспокоит», — наивно полагал я. Как же ошибался… Стоило мне появиться в казарме после трехдневного отгула, взятого для переселения, как в обеденный перерыв того же дня, состоянием номера был приятно удивлен Маленький Наполеончик.

— А здесь у тебя не хуже. Краской только пахнет. Похоже, недавно ремонтировали. Тесновато, правда, — делал свои замечания Шурик, — Ладно, ты пока займись чем-нибудь, но сильно не шуми. А я, пожалуй, вздремну, — завершил свою речь Шура, собираясь раздеться.

— Знаешь, Шурик, у меня точно такие же планы. А поскольку койка одна, да к тому же моя, выводы делай сам.

— Иди ты! — раздался возглас Эллочки-людоедки, — Ну ты даешь! Кто же так гостей принимает? Ты сходи в администраторскую. Попроси раскладушку, или диванчик.

— Шура, ты в своем уме? Зачем в одноместном номере раскладушка? Для кого? Для шпиона Иванова? А шурики должны ночевать, где им положено — или дома, или в казарме, а не в гостиницах, — негодовал я, удивляясь в душе непроходимой наглости Маленького Наполеончика.

Шурик, похоже, обиделся, хотя, мне кажется, это чувство ему просто незнакомо. Но с неделю не досаждал. Потом появился снова. Он уже понял, что спать на моей койке ему вряд ли удастся, а потому теперь его интересовал телевизор, или магнитофон. Развалившись в кресле, он дремал под уютную музыку, или с интересом смотрел телевизионную передачу. Но я был рад и тому, что все остальные непрошенные гости, наконец, исчезли…

Внезапно наступила настоящая зима. Выпало много снега. Так много, что уже никакой песок не в силах был его засыпать. Потом резко упала температура воздуха. Светило яркое солнце, но мороз стоял, как в Сибирской тайге — градусов под сорок, не меньше.

В автобусе, по дороге с десятки, встретил Валеру Панкина. Я его уже не видел пару месяцев.

— Валера, а ты и сейчас бегаешь? — спросил, зная его любовь к ежедневным длительным пробежкам по дорогам полигона.

— Конечно, бегаю, вот только руки по локти мерзнут, — бодро ответил Панкин.

— Надень перчатки, — посоветовал ему.

— Какие перчатки? — не понял Валера, — Мне надо футболку купить с длинными рукавами. А то приходится в тенниске бегать. Вот и мерзнут. Особенно, когда бегаю с рюкзаком. Там руками не помашешь. Приходится рюкзак с кирпичами придерживать.

Да, у Валеры все в порядке. Его два года службы скоро пройдут. И он забудет все, как страшный сон. Хотя, как оказалось, единственное, что ему досаждало в армии, это необходимость отпрашиваться в горы. Но когда не отпускали, уезжал самовольно. Его начальство делало вид, что ничего об этом не знает.

— А меня переселили в такой номер, что все деньги ушли на ремонт. До получки осталось всего три рубля. А прожить еще надо дней десять, — поделился с Валерой своими неприятностями, связанными с переселением.

— Вот если бы у меня были три рубля, — вдруг мечтательно вздохнул Валера… Когда же, зная его патологическую бережливость, высказал свое недоумение по поводу отсутствия у него денег, он совсем удивил. Выяснилось, что все деньги он отсылает друзьям на организацию экспедиций в горы, — Они получают на своей работе в два раза меньше, чем я здесь. Так что я им в армии нужнее, — подвел итог своему рассказу альпинист.

— Валера, а как бы ты прожил на эти три рубля? — спросил, ожидая мудрого совета.

— Да на три рубля десять дней прожить невозможно, — резонно ответил Панкин, — Я бы вечером пошел играть в преферанс, — снова размечтался он.

— А ты что, надеешься выиграть?.. А если проиграешь?

— Не проиграю. Просто надо играть осторожнее. И все. Выиграл бы обязательно.

К радости Панкина, тут же отдал ему три рубля, договорившись, что выигрыш поделим пополам. Я уже мысленно расстался с деньгами, надеясь занять у кого-нибудь до получки. Просто было интересно посмотреть, что выйдет из этой затеи самоуверенного игрока.

Неожиданно, утром зашел Панкин и вручил мою долю выигрыша — двенадцать рублей. Но, когда предложил ему все эти деньги, чтобы снова поиграть, тот, хитро улыбаясь, сказал, что теперь может играть на свои, не делясь выигрышем ни с кем…

Вечером получил очередное послание от того же лейтенанта Макарова. Это был очередной отказ на мою просьбу об увольнении, адресованную министру обороны СССР.

Настроение резко упало. Я размышлял о бесперспективности борьбы с системой, которая, очевидно, настолько окрепла в борьбе со всеми, мне подобными, что отработала стандартный ответ, размножаемый типографским способом, за подписью мистического лейтенанта Макарова.

Но я уже закусил удила. Меня теперь не остановить никому и никакими средствами, потому что мне терять нечего. Я уже и так потерял самое ценное, что было в моей жизни — мою любимую Людочку. И теперь осталась единственная ценность — это моя жизнь, которая со смертью невесты давно потеряла всякий смысл.