Великое село

Анатолий Елахов, 2015

Героями этой книги, полной удивительных приключений, стали крестьянские дети, геолог Северьянов, бабка Горошина, дед Гарапон, пастух Велесов, колхозники, нефтяники, секретари обкомов, знаменитые писатели и режиссеры… В ней размышления о великой крестьянской цивилизации, еще не оцененной и не понятой нами… Выражаю признательность Леониду Николаевичу Вологдину, Сергею Борисовичу Бунееву, моим друзьям за поддержку в издании этой книги. На обложке фотография автора.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Великое село предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Страна живого огня

© Анатолий Ехалов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Ураловы

Васька лежал на траве, смотрел на высоко плывущие облака и размышлял. О многом думалось ему. Вот, например, смог ли бы он выжить на природе. Один. Без помощи взрослых.

Мама часто рассказывала про Васькиного деда, Ивана Никитовича Уралова. Она говорила так: «Выкинь его на голые камни, а часа через два поверни, так он с той стороны уже мхом обрастет… Иван Никитич не мог жить плохо, где бы он не оказывался!»

Жаль Васька не застал деда.

У деда на берегу реки Сухоны на Вологодчине стоял дом в два этажа, крытый железом, над крышей была башенка, в которой были установлены большие часы с боем. Всей деревне Ураловские часы задавали время.

Васькин дед был человеком предприимчивым. В Петербурге держал два трактира. Один трактир был лично его, а второй он отдавал внаем землякам.

Но Иван Никитович жил не для того, чтобы иметь много денег. Ему нравилось, когда вокруг его все кипело и бурлило.

Когда он собрался жениться, невеста, будущая Васькина бабка, Мария Дмитриевна, поставила условие: «Купи земли десятин сто пятьдесят, сто десятин лесу да поставь дом, тогда и приезжай свататься. А в твои трактиры я не верю.» К тому же Иван Никитович любил кампанию да и выпить был не дурак.

Но условия, поставленные невестой, выполнил. Бабка в деревне осталась на хозяйстве, а он в городе заправлял трактирами, приезжая время от времени к семье, которая едва ли не с каждым его приездом прирастала.

Все ему удавалось легко. В деревне построил маслозавод, да не простой, а который масло делал «парижское», только для заграницы. С крестьянами заключил договор, чтобы своих коров они кормили сеном только с заливных лугов, где богатое разнотравье.

А что бы заинтересовать крестьян, за такое молоко он платил в полтора раза больше.

К крестьянам дед благоволил, ссужая деньгами без всяких процентов. А вот дворянское сословие не любил, считая его самым бесполезным в обществе.

Недалеко от их деревни было имение графа Геленшмидта. Так вот этот граф с его непутевым сыном, бывало проиграются, пропьются в Питере, приедут в имение и посылают управляющего к Уралову денег в долг просить.

— А чего это граф сам не приедет ко мне? — Обижается Уралов. — Почему тебя посылает?

— Да разве может он к тебе, мужику, обращаться с просьбами. Он же граф!

— Да у меня вот в этом кармане граф сидит, а в этом — другой. — Вот пусть приедет, да поклонится, тогда я ему, может быть и ссужу.

Делать нечего. Старый граф к Уралову едет с поклоном. А тот такой процент завернет, что граф взмолится:

— Да это же чистой воды грабеж!

— Да на что вам деньги? Все — равно прогуляете их да проиграете. А я хоть крестьянам эти деньги раздам, они их в дело пустят.

Перед революцией закрыл Иван Никитович трактиры в городе, уложил посуду в сундуки и уехал в деревню, что бы целиком заниматься сельским хозяйством. Было тогда у деда к тому времени одиннадцать дочерей и два сына.

В 1927 году стали поговаривать, что богатых скоро начнут прижимать. И вот как-то ночью Ураловская маслобойка вспыхнула и сгорела до тла… Потом отобрали лес…

В тридцатом деда хотели раскулачить, но буквально вся округа встала за него. Мужики помнили добро. И Уралова раскулачивание не тронуло.

Правда, дом со светелкой и часами мог подвести. Уралов железо с крыши снял, часы, посуду, все, что было ценного, потихонечку распродал и к 30-му году дом уже был дранкой покрыт, и светелки не было.

Впрочем, Иван Никитович не сильно горевал о пропавшем богатстве. Он считал, что более-менее легко нажил имущество. Когда стал помирать, перед смертью сказал жене:

— Не греши, мать, на людей. Маслобойку-то я сам сжег, чтобы семью не тронули.

А помер Иван Никитович от огорчения. В хозяйстве у него было две лошади. Одна — рабочая, а вторая — выездная — Воронуха. Эту лошадь Илья, сын младший, привел с гражданской войны.

Илья Иванович воевал в коннице Буденного аж до 26-го года. Последний поход первой конной армии был в Среднюю Азию, и когда басмачи там были разбиты, Буденный сказал, что все кавалеристы уедут домой на своих конях.

Илья Уралов отчаянный был рубака, семнадцати лет попал на империалистическую войну, его ранили в плечо, привезли домой. Сосед, Ваня Пиков, дураковатый такой малый, спрашивает:

Расскажи, Илюшка, как там на фронте — то?

— Ну, Ваня, лучше и не спрашивай. Вот сидим мы в окопах, вдруг как закричат командиры-то: «Вперед, в атаку!»

Мы винтовки на перевес, вскакиваем и бежим: «Ура!»

А немец по нам из пулеметов, из пушек так и бьет, так и жарит! Кому ногу уже оторвало, кому руку, кому голову. А мы на это внимания не обращаем, бежим и кричим «ура».

А как же без головы-то?

— А тряпицу какую-нибудь навьем, голову подмышку, дальше бежим в атаку! Потом в лазарете голову-то и приставят, нитками суровыми пришьют до следующего боя.

Илья Уралов в армии Буденного прошел всю гражданскую, вернулся домой на Воронухе в полной кавалеристской форме, с карабином, шашкой и наганом.

Сдал он в военкомат только один карабин, седло и лошадь оставил, наган спрятал, а саблю на стену повесил. Бывало, как выпьет на празднике, хватается за саблю и побежал по деревне: «Изрублю в капусту!»

Марья Дмитриевна, боясь, чтобы спьяну сын не натворил беды, призвала кузнеца и попросила перерубить шашку пополам. Тот сделал из нее два великолепных косаря лучину щепать. Наган она спрятала под крыльцо, и остался Илья Иванович без оружия…

Зато Воронуха на загляденье была кобылица. Старший Уралов полюбил эту лошадь всем сердцем. Без куска сахара в стойло не входил.

Бывало на праздник запряжет ее в легкий возок, украсит гриву яркими лентами, колокольчиков под дугу навесит, понесется по улице, только снежная пыль клубится — глаз не отымешь!

Когда колхозы начались, лошадей у них отобрали. Месяца три-четыре прошло, наверное, пришел Уралов на конский двор, а Воронуха-то и голову повесила. Иван Никитович с расстройства заболел да и умер. А вслед за ним убралась и Мария Дмитриевна.

…В то время Васькин отец Василий Иванович уже заканчивал техникум механизации сельского хозяйства. И быть бы ему одним из первых председателей колхозов, но судьба повернула на другую дорогу.

Тогда прозвучал призыв партии и правительства: «Стране нужно 150 тысяч летчиков!» И молодежь откликнулась на него всем сердцем. В авиационные училища буквально хлынул поток молодого народа. Приемные комиссии уже не выдерживали этого напора, и тогда комиссии стали выезжать на места и отбирать кандидатов на поступление.

Приехала комиссия и в техникум, где учился Васькин отец. Уралов ради интереса пошел взглянуть на будущих летчиков. А там нужно было пройти врачей. По здоровью прежде всего отбирали. А у Уралова здоровье было хоть куда. Занимался на турнике, на брусьях, двухпудовую гирю выкидывал столько, что надоедало считать. Вот и решил: «А чем черт не шутит: пройду=ка и я этих врачей»

Комиссия прошла, председатель комиссии, комиссар — две шпалы в петлицах, — и говорит:

— Вашему техникуму повезло больше всех. С вашего запведения четверо юношей имеют право по состоянию здоровья поступать в авиационное училище.

Ну, и зачитывает фамилии в том числе и Уралова.

У друга Василия, Гриши Сухарева давно была мечта стать летчиком во что бы то ни стало. Но его фамилии в списках не оказалось.

— А Сухарев? — Спрашивает он комиссара.

— А Сухарева нет.

— Посмотрите еще раз!

— А, вот товарищ Сухарев, нашел Вашу карточку. Вы не прошли, по здоровью. У вас три минуса. Не годен.

— Как так? Вот, Уралов десять километров на лыжах идет 49 минут, а я — 42 минуты. Уралов попадает, годен, а я не годен? Где же тут логика, где же справедливость?

Комиссар усмехнулся и говорит:

— Все верно, товарищ, Сухарев. У вас 42 минуты, но нам нужны не лыжники, а летчики.

…В 38-м Уралов закончил летное училище. Впереди открывались необозримые горизонты. Еще в училище Уралов стал заниматься изобретательством, пытался сконструировать автоматический компрессор к самолетным двигателям. Конструкция получилась удачная.

Молодого курсанта направили с чертежами на слет изобретателей и рационализаторов в округ, где он повстречался с легендарным конструктором авиационной техники Ильюшиным.

Когда Уралов развесил чертежи и коротко изложил суть своей конструкции, к нему подошел один большой инженер с двумя ромбами в петлицах и ласково потрепал по плечу

— У этого младшего лейтенанта котелок варит. Вы его направьте в авиатехническую академию. Ему не летать надо, а изобретать. У него цепкий ум. Смотрите, как он просто решил этот вопрос автоматики.

Это был Ильюшин.

— Смелее парень, — сказал он Василию. — Все у тебя будет хорошо.

Уралов знал, что Ильюшин незадолго до начала первой мировой ушел из глухой вологодской деревни, имея два класса церковно-приходской школы, копать канавы под строительство аэродрома в Питере…

Спустя пятнадцать лет он был уже ведущим авиаконструктором страны. А сколько их тогда, в буквальном смысле от сохи, пришло в промышленность, науку, сумев в кратчайшие сроки освоить весь предшествующий опыт цивилизации и вывести страну в мировые лидеры, создав новые технологии, сконструировав и выковав оружие победы, поднявшись до вершин космоса… Этот феномен русского крестьянства поверг в изумление мир.

Уралову придется воевать на самолетах Ильюшина, признанных потом лучшими штурмовиками второй мировой.

…Летом тридцать восьмого приехал Василий отдыхать в лагерь для активистов молодежного движения и познакомился там со своей будущей женой, энергичной и веселой красавицей Надюшей, которая заведовала в райкоме отделом пионеров и школьников. Через год у них родился сын Васька. Молодые жили в маленькой комнатушке, выделенной им при войсковой части. Ваське было всего два года, когда грянула война.

В первый день войны аэродром разбомбили, отлаженная немецкая военная машина железной поступью шла по советской стране, уничтожая все на своем пути.

Немцы были совсем рядом, и отец отправил Надежду с маленьким Васькой в срочном порядке на родину. К дяде Илье.

Но и дядя Илья скоро ушел на фронт и пропал где-то там далеко в гибельной пучине войны. Больше никого из близких не было рядом с ними. И они стали жить одни, из всех сил борясь с морозами и голодом.

А на фронте бился с врагами отец. Были в советском командовании светлые головы. Из полу разбитых летных частей собирали мощный воздушный кулак. Уралова посадили на штурмовик, и он оказался в числе тех, кто должен был нанести Германии непоправимый урон.

В самом начале войны Геббельс заявил, что ни один вражеский самолет не проникнет на территорию Германии и ни одна бомба не упадет на ее города и города союзников. Авиации противника больше не существует.

Советские самолеты летели черной тучей. Нефтеперегонные заводы Плоешти в Венгрии были залиты электрическим огнем. В городах не было никакой светомаскировки, противовоздушная оборона ни чем себя не проявляла.

Уже через несколько минут гигантское пространство бушевало морем огня. Нефтеперегонные заводы были уничтожены полностью. Последствия этой бомбардировки были для Гитлера катастрофическими. С этого времени Германия постоянно испытывала нефтяной голод…

Потому то они так рвались к Бакинской нефти…

Уралов был в полку штурмовиков любимцем. В штурмовой авиации требуется сохранять особую выдержку, идти под обстрелом, как бы не замечая зенитного огня, а потом, выбрав цель, нужно круто сваливаться в пике…

У Уралова это получалось хорошо. Можно сказать лучше всех.

Судьба его берегла. Но однажды противник все же достал его самолет. Снаряд попал в двигатель, выбросило масло, залило стекло, приборную доску. Уралов все же дотянул до своих, самолет сажал на брюхо, имея лишь боковой обзор. При ударе лопнули позвонки и тазовые кости.

Два месяца лежал на полном скелетном вытяжении. Товарищи по госпиталю уже радовались за него. Вот поправишься, говорили, на фронт тебя не пустят, поедешь домой, станешь хозяйствовать на земле, к мирной жизни приставать…

А когда Уралов бросил костыли и уже ходил с палочкой, приехал из части его друг Петр Кузнецов, ведомый Уралова, со слезами на глазах стал рассказывать, что прибыли в часть «грачи», не обученные молодые летчики и что Петру придется теперь летать с ними. А это верная погибель.

И Василий решил бежать на фронт в свою часть. Петр достал одежду, а Василий спустился ночью по простыням со второго этажа, и они нарезали в свою часть.

…Немного погодя к летчикам прибыл тыловой генерал с проверкой. Летчики выстроились на летном поле, а генерал стал обходить строй. Заметил Уралова с палкой, поднял скандал.

Командир полка вступился за Уралова:

— Товарищ, генерал! Вы на это не обращайте внимания, он немного не долечился, но он скоро бросит палку. Бросит. За то он летает хорошо. Хотите взглянуть?

И Уралов устроил показательное выступление. Самолет резко вырулил на взлетную посадку, стремительно оторвался от земли и пошел закладывать фигуры высшего пилотажа так, что у начальства быстро закружились головы.

Уралову приказали вернуться на аэродром.

— Вот, грачи, — восхищенно сказал генерал, — учитесь летать так, как летает Василий Уралов!

…Война катилась на Запад. Уже давно в воздухе было превосходство Советской Армии, но каждый день война забирала все новые жертвы и среди летчиков.

А летали каждый день. И каждый раз перед вылетом комиссар экадрильи зачитывал перед летчиками приказ Главнокомандующего за номером 227. Знаменитый приказ Сталина «Ни шагу назад!»

И вот однажды Уралова словно бес подтолкнул в ребро. Когда комиссар в очередной раз стал зачитывать приказ, он не выходя из строя с усмешкой сказал: «Приказы читать — не приказы выполнять!» Эта бравада стоила ему дорого.

К вечеру он был уже в особом отделе, из лап которого вызволить человека было практически не возможно.

Но все же Уралов был любимцем. Ему благоволили и командир, и начальник штаба полка. Чтобы их любимца не расстреляли, они разжаловали его из капитанов до сержанта задним числом и передали в запасной полк.

Допросы шли день и ночь. Уралова пытались обвинить в пособничестве врагу. Сменилось четыре следователя, а четвертый доверительно уговаривал:

— Вот что парень, у тебе все равно выхода нет, давай подписывай, иначе тебя здесь заморят и забьют, а после, война уж к концу идет, разберутся, а сейчас некогда.

Но Уралов не дрогнул и вины своей не признал. А вскоре его освободили и все обвинения с него сняли.

…Похоронка на Уралова Василия Ивановича пришла уже после окончания войны. Васькин отец погиб смертью храбрых, штурмуя последнюю цитадель фашизма — Берлин. Ваське было в ту пору шесть лет.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Великое село предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я