Пятый туз

Анатолий Галкин

Нет в жизни счастья! Даже если ты богатый и здоровый — жди жуликов, которые «обуют» тебя как лоха. Обидно, честное слово! Внутри тебя вскипает ярость благородная, хочется отомстить, но… чужими руками. Приятно из жертвы превратиться в охотника. Победа близка! Но вдруг исчезает важный свидетель, появляется первый труп, потом «живой труп». И теперь уже тебе приходится прятаться, петлять, юлить. Надо только верить, что справедливость всегда побеждает. Рано или поздно. А иногда - очень поздно.

Глава 2

Последние дни Панин находился в постоянном радостном возбуждении.

Как только Федор Лобачев позвонил ему из Твери и сообщил, что встретил Липкина, и везет артиста в Москву, что спектакль проведен удачно и платежка у него в руках, Панин буквально не мог найти себе места.

Он несколько раз в день выбегал из офиса, бесцельно слонялся по центру Москвы, покупал совершенно ненужные мелочи, спускался в метро, выходил на следующей станции и бродил по арбатским или сретенским переулкам. В голове у него крутилась мелодия из «Неуловимых» — «…и снова копыта, как сердце стучат». Он не мог освободиться от этой назойливой фразы. Он повторял ее сотни раз. Она мешала думать, планировать, просчитывать варианты. Это была самозащита мозга. Он был в напряжении больше года. И сейчас — победа! Первая, маленькая.

Конечно, маленькая! Ему надо в десять-двадцать раз больше. И тогда — бежать из этой мерзкой страны дураков и дорог в колдобинах. Из страны, где не ценят ум, талант, где могут уволить на взлете карьеры.

…В 45 лет он был на генеральской должности. Еще, казалось, полгода, год — и принципиально новая ступень в жизни, новые связи. Но в девяностом он поддержал тех, кто всплывет к власти лишь в девяносто первом. Он поторопился и поплатился. Его уволили с треском, без пенсии, без партбилета, без надежд и перспектив.

Уже почти четыре года ничто не могло унять его злости. Злость на тех и на этих, на страну, на ее законы, на ее дома, дороги, погоду. Уже почти четыре года он с женой и соратником Лобачевым пробивался к цели.

Он не мог назвать Лобачева другом — у него не было друзей вовсе!.. Это был единомышленник, компаньон, преданный соучастник в большом деле… Преданый потому, что цель у них одна и средства ее достижения общие, а любое предательство никому невыгодно. И никогда не будет выгодно. Сейчас они повязаны крепко.

Панин за эти годы три раза был в Европе, и это только подогрело его злость и жажду бегства. Цель определилась: домик в Швейцарии, на юге Франции или в пригороде Лондона. Дом с хорошим оборудованием, пара нормальных машин в гараже, любое европейское гражданство, маленькая фирма с консультациями по российскому рынку и три миллиона в банке, что даст по процентам 2000 долларов в месяц. Можно жить и вообще не работая… Да, и еще — говорить в семье будут на любом языке, кроме русского. Чтобы внуки и не знали, откуда они родом.

Цель была определена год назад, и вот — первая победа!

Идея, как добыть деньги, возникла у всех, можно сказать, троих одновременно. Да и идея-то была проста — более масштабный вариант «Золотого теленка». Находим десяток Корейко, которых сейчас и искать нечего, бери телефонные справочники и вперед… Обкладываем миллионеров со всех сторон спецтехникой, покупаем среди их окружения агентов или просто свидетелей…

Конечно, у каждого из очень богатых граждан есть своя «мумия в сундуке»… Это выражение было личной гордостью Панина, его творческой находкой. Он часто употреблял его и говорил, что это вольный перевод английской фразы — «скелет в шкафу».

Так вот, эта «мумия», хоть малюсенькая, но непременно есть у каждого… Ну у семерых из десяти точно есть, к бабке не ходи!

Далее аккуратно формируем досье — записи, фотографии, свидетельские показания — и продаем хозяину «мумии». Цена — в зависимости от возможностей жертвы, также от размеров и количества «забальзамированных тел».

Идея проста, как правда!

Через месяц родилась фирма «Янус». Для будущих ее сотрудников это было «сверхсекретное подразделение службы контрразведки по борьбе с преступлениями в сфере экономики»… Соучредитель Лобачев за один день достал необходимое оборудование прикрытия: портреты и бюсты «железного Феликса», вымпелы, почетные грамоты, папки личных дел, бланки, старые печати.

Затем в районе Чистых прудов был подобран и оформлен дешевый офис с отдельным выходом. Основное достоинство штаб-квартиры «Януса» — близость к десяткам зданий, где расположились конторы новых русских.

Поиск сундуков с запрятанными в них мумиями начал набирать обороты. И вот первый успех перекрыл все затраты. Но это только начало. Еще не вечер!

* * *

После часовой пробежки по городу Панин влетел в свой кабинет, напевая «И нет нам покоя, гори, но живи…».

За его столом сидел Лобачев с видом победителя:

— Есть, понимаешь, две новости: отличная и хреновая. С какой начинать будем?

— Давай отличную. Со второй, видимо, дольше разбираться.

— Да уж, со второй помучаемся. На тебе отличную новость.

Лобачев театрально развернул лежавший на столе заранее открытый кейс.

— Получите триста тысяч. Через три банка прошли. Абсолютная гарантия. Две фирмы сгорели для страховки.

Лобачев вдруг запнулся, понимая, что деловой доклад сейчас неуместен. Он мешает Панину ликовать, торжествовать. Мешает восторгаться видом тридцати пачек, в каждой из которых было по сто маленьких зеленоватых листочков бумаги.

— Прекрасно, Федор Дмитриевич! Спасибо тебе, дорогой… В старые времена тебе бы награду надо. Давай я тебя в звании повышу или… хочешь именные часы?

— Служу Советскому Союзу!

— Да! Но не Союзу мы служим! И не кому-нибудь еще. Мы с тобой сами себе служим. Нашим детям и внукам служим. Оттого и приятно… Ну, а теперь давай плохую новость. Выкладывай.

— Их даже две. Павленко все еще не появился… Видно, классная баба ему попалась. И засечь его мои ребята не успели… Его бы еще на той даче заснять. А так — ни телефона, ни адреса… Маша какая-то.

— Павленко никуда не убежит, — резко заметил Панин и продолжал, положив руку на кейс с деньгами: — Через три дня его жена прилетает. Завтра он будет в офисе как миленький. А с этой… Одной Машей меньше, одной больше. Без разницы. Сколько у нас документированных эпизодов по нему, шесть-семь?

— С фотками — пять. И с тремя — интимные беседы. Да и по этой Маше запись есть: ты, мол, меня прикрой, а я у Маши на даче буду. И это сойдет… до кучи.

— Но еще-то что? — сухо произнес Панин, придвигая к себе кейс.

— С Липкиным плохо, Володя.

— Заболел, что ли? — пытаясь изобразить в голосе заинтересованность, произнес Панин и еще на несколько сантиметров машинально придвинул деньги к себе.

— Здоров. Вернее, как обычно, в легком актерском подпитии.

— Деньги ты ему передал? Под расписку?

— Это все сделал. Но Липкин поплыл. Артист — это непредсказуемо. Это — душа, совесть, честь.

— Да ты конкретно перескажи.

— Ну, мало, говорит… Десять тысяч баксов ему за один спектакль мало! Если совесть продать, говорит, то за половину всей суммы.

— Половину?! Он что, с дуба рухнул? — взорвался Панин.

— А то, говорит, пойду к Павленко, повинюсь. Он, мол, меня поил-кормил. Хороший он мужик, простит и еще денег подкинет. Для него ведь эта информация очень важна. Вы ведь его так просто не оставите в покое… Сообразительный, гад.

— Стоп! Где Елизавета?

— У себя. Со сводками работает. Там по Айрапетову интересные завязки получаются.

— Зови ее срочно. Потом — Айрапетов! Всё потом. Зови Лизу. С артистом надо срочно решать.

* * *

Лобачев в общении с Елизаветой, женой Панина, чувствовал себя неуютно. Он побаивался ее. Вернее, никак не мог найти верный тон в разговорах с ней.

Эта очаровательная сорокалетняя женщина обладала мужской логикой, строгим характером, расчетливостью, упорством и упрямством…

Она совершенно не реагировала на комплименты, игривые разговоры!

Вернее, реагировала — смотрела на тебя как на идиота… Про себя Лобачев называл ее «синий чулок» или «классная дама». Но эти ее особенности были заметны лишь при обычном, бытовом общении. В делах она была сотоварищ, партнер, совершенно равноправный компаньон.

Они расположились в кабинете и минуту помолчали. Начальника среди них не было. Так договорились — полное равноправие и единогласие в решениях. Но Панин был всегда как бы председательствующим. Он начал спокойно:

— Ты в курсе, Елизавета?

— Да, Федор Дмитриевич мне подробно рассказал.

— Итак, возможные варианты действий: доплатить Артисту в разумных пределах, нейтрализовать его физически или оставить все как есть, прекратив с ним контакты. Что он знает о нас? Федор, давай восстановим картину.

— Познакомил нас Геннадий, телефонист. Оба знают меня как Николая Николаевича. Правда, Геннадий видел меня без грима, а для Липкина я усы клеил, родинку, очки темные…Ну, вы видели. Описать меня трудно, но при встрече узнать можно… Оба они в офисе не были, телефонов не знают, только подставной сотовый… Геннадий, правда, жучки ставил. А я его предупреждал, что зона приема не более ста метров… Он наш офис по трем точкам может определить.

Все объекты, которые прослушивались в «Янусе» располагались в круге со стометровым радиусом. А в центре круга вот этот кабинет… Телефонист знал много точек. Он ставил жучки в конторах Елагиной, Дроздова, Павленко, Айрапетова и других… Проставить всех на карте — и вот он круг! а в центре фирма «Янус».

— Ребята, я предупреждал Телефониста о конспирации неоднократно. Говорил, что его оплата от этого зависит напрямую. Он смекалист… Да и знакомство у них с артистом Липкиным шапочное: две-три встречи в пивной… Нет, не должен он проболтаться.

— Не должен, но мог, — остановила его Елизавета. — Ты-то сам лишнего ничего ему не говорил? Ты же с ним неделю репетировал.

— Нет, конечно!.. Спецподразделение ФСБ, майор Николай Николаевич, и все… Остальное только по Павленко и Шаму… Встречались пять раз на его квартире. Однокомнатная на Плющихе. Легенду отрабатывали, акцент под Шама, подпись. Договор штудировали. Записи разговоров Шама с Павленко изучали. Вопросы я ему задавал как бы к Шаму. Репетировали. Да вы слышали, как он переговоры проводил. Без сбоев практически. Талант… Но жадный оказался, стерва.

— Предлагаю решение — передать Артисту еще пять тысяч, сказать, что основная часть денег задерживается и по ее приходе его просьба об увеличении гонорара будет рассмотрена и решена в разумных пределах. Будем тянуть время. Телефониста строго предупредить…

Панина прервал телефонный звонок. Он молча выслушал, поблагодарил и положил трубку.

— Галаева позвонила. В 11.20. появился в офисе Павленко… Из интересных звонков — тому же другу, что и перед отъездом с благодарностью за знакомство с Машей. Восхищался ей, ну и мелкие интимные подробности… Вот так, все спокойно! Одной проблемой меньше. Давайте планировать следующие шаги.

* * *

После прилета в Москву Савенков работал как заведенный. Он обзванивал своих друзей, объяснял, назначал встречи, убеждал, уговаривал, соблазнял.

Через три дня у него уже была работающая команда из четырех человек. Он был уверен в каждом. Всех их он видел в сложных ситуациях и знал, кого пять, кого десять лет.

Павленко, как и обещал, щедро финансировал все работы, но «в разумных пределах».

На пятый день команда уже завозила мебель в трехкомнатную квартиру на первом этаже обычного дома. Это недалеко от метро «Беляево». Помещение было выведено из жилого фонда, что позволяло спокойно разместить в квартире офис будущей фирмы.

После солидного задатка и двухчасовых уговоров хозяин квартиры разрешил заселение до оформления документов.

Савенков так и не забрал домой собак. Тесть все понял и с удовольствием согласился «потерпеть» до приезда из Крыма Галины.

Игорь каждый день забегал на пять минут повидаться с собаками, приносил лакомства, подставлял свое лицо под их горячие, нетерпеливые языки. Он убеждал их, что скоро приедет их «мама», приедут Кирилл и Наташа, и они опять будут жить вместе, одной дружной семьей.

Все эти дни «скворчонком стучали в виске» мысли о необходимости и неизбежности разговора с Борисом.

То, что они не будут работать вместе в новой фирме, Игорь понял еще на Кипре. Но нужен был решительный разговор.

Но и связывало их очень многое. Невозможно просто позвонить и сказать: «Больше мы вместе не работаем, дальше выкарабкивайся сам».

В конце концов, надо забрать из офиса свои вещи, некоторые документы, книги.

Игорь не собирался передавать Борису свои связи и перспективные проекты.

Свои связи они и есть — свои!.. Никуда они не денутся, и в любой момент могут пригодиться… А проекты — их пока можно притормозить, заморозить и, если будет такая возможность и необходимость, возобновить в новой фирме… Если будет время.

Первый звонок из нового офиса Савенков сделал Борису. Они договорились на восемь вечера.

…Борис Татаринов встретил Игоря в своей обычной манере, с добродушной, обезоруживающей улыбкой.

— Заждался я тебя, Игорь. Ты как-то быстро уехал. Я и не понял ничего… А у нас тут такие дела начались. Трое реальных заказчиков! И каждый готов сразу аванс выплатить.

Он начал торопливо рассказывать о подробностях, называл фамилии, даты, суммы… Игорь слушал невнимательно. Он вглядывался в глаза Татаринова и размышлял. В этой торопливости, в напряженном прищуре глаз, в напускной веселости чувствовался какой-то второй план, какая-то задняя мысль.

О новом повороте в жизни Савенкова Борис не мог еще узнать. Это не то. Очевидно, он просто готовил очередную ловушку.

В их взаимоотношениях это было уже много раз. Татаринов печально сообщал о своем старом долге. Затем несколько дней ходил удрученный, убитый горем… Потом трагическим голосом сообщал: «Игорь, они ко мне с ножом к горлу. Я готов застрелиться… Ты не знаешь, моей жене выплатят страховку, если я случайно попаду под электричку?»

Каждый день при расставании он просил: «Помоги моей семье, если со мной что-нибудь случится…»

Затем он вдруг приходил веселый, с жаром рассказывал, что нашел выход, что есть человек, готовый вложить деньги в их проект, или дать в долг, или заплатить аванс за немыслимо сложную работу. Игорь без особой настойчивости объяснял, что это опасно, сложно, что они не смогут выполнить эту работу и что эти их обязательства повиснут новым долгом.

В этой ситуации Савенков психологически не мог сказать решительное «Нет!». Это бы означало, что он предает друга, толкает его к самоубийству и что он вообще последняя свинья.

Дальше Татаринов брал деньги, давая при этом любые обязательства и заверения, быстро закрывал свой долг и бежал искать нового «лоха»… А Игорю ничего не оставалось, как выбираться из трясины, в которую он сам не влез бы ни за что.

Похоже, что и сейчас Борис готовит подобную комбинацию.

–…Ты только вдумайся, Игорь. Они готовы завтра нам пятнадцать тысяч передать. И еще сорок пять после завершения… И почти нечего делать. Я основные документы и визы за штуку получу. Конечно, надо будет на самом верху подписать, надо будет попасть в постановление правительства, но все это потом. А сейчас — меня бы эти пятнадцать тысяч просто спасли… Представляешь, эта сволочь, ну тот, у кого я деньги два года назад взял, требует их вернуть… Ребята какие-то от него приходили. Ну, просто с ножом к горлу. Я прямо думал стреляться… Постой, Игорь, да ты меня совсем не слушаешь.

— Верно, не слушаю. Неинтересно мне это. Уже неинтересно.

— Не понял!

— Пора нам с тобой разбежаться в разные стороны. Я собираюсь в другой фирме работать…

— А как же я?

— Ты можешь здесь оставаться. Я вот только вещи сейчас заберу — и живи себе, командуй.

— Но я же не могу один. — Голос Татаринова стал звонким и дрожащим. — Ты прекрасно знаешь, что у меня долги. И в самый трудный для меня момент ты меня бросаешь. Это предательство… Я давно чувствовал, что ты собираешься бежать… Чистеньким хочешь быть?

— Это ты в самую точку попал… Хочу быть чистым, Борис. И многое мне не нравится. Не люблю я обманывать людей… В бизнесе, как в шахматах. Надо стараться переиграть соперника, можно хитрить, делать обманные ходы, скрывать свои планы. Но всё это по правилам… А можно потихоньку фигуру с доски стащить — и в карман. Я в такие игры не играю!

— Значит, я по-твоему вор?!

— Вроде того. Внешние формы только другие.

— Они сами мне давали…

— Давали. А ты их уговаривал, обещал огромные проценты… И всегда знал, что не сможешь вернуть. Должен был знать!.. А это обман, жульничество… Вот ты мне скажи, Борис: имея такие долги, как ты мог отправить дочку на три месяца в Америку, устроить ее в платный и дорогой университет, жене покупать…

— Стой, Савенков! Этого ты не трогай, это ты зря.

— Сам знаю, что зря. Считай, что так, по глупости вырвалось. Давай разводиться цивилизованно.

Пока Игорь собирал вещи, они молчали. И только минут через пять, когда он взял сумки, огляделся последний раз и направился к двери, Татаринов остановил его:

— А что это за фирма, которая новая… Ты в ней главный будешь?

— Да, я буду главный.

— И ты взять меня к себе не хочешь?

— Не хочу… Но мы будем общаться. Мы ведь просто разошлись, а не поссорились… Как устроюсь, дам телефон, адрес. Секретов от тебя нет… Ты только постарайся здесь не провалиться совсем. Не подставляйся… Ну всё, привет!

— До встречи…

После ухода Савенкова Борис долго сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Такого он не ожидал.

Мысли путались: «Он меня предал… Он, конечно, много для меня сделал, но и я ему помогал… Он дружбу предал, самое святое… Я-то выкарабкаюсь. Надо многие долги на него перевести. Брал я, но от имени фирмы, а она совместная. Его подписи у меня есть и печати. Такие можно документы составить… Нехорошо это, но это не подлость, это месть. Он первый начал. Теперь я на все имею право… А зачем он жену и дочь вспомнил? Это он зря. Ой, как зря! Это мое, и ты не трогай. А тронул — получай!.. Ты — чистенький, а я — вот такой. Я и мстить умею…»

* * *

— Ну, поворотись-ка, сынку! Давай показывай свои хоромы, новосел. Как ты успел-то за неделю?

Павленко был, как обычно, возбужден и громоподобен. Он, казалось, одновременно занимал все три комнаты этой простенькой квартиры на первом этаже в Беляево. Квартиры, мгновенно превращенной в офис будущей фирмы.

— Разрешите доложить, господин Павленко, о проделанной работе, — шутливо произнес Савенков, изображая робость перед инспекторской проверкой руководства. — Документы на фирму в работе — готовность две недели.

— Ну, и как же нас теперь называть?

— Аналитическое детективное агентство «Сова».

— Как?!

— «Сова».

— Ну, брат, фирма-то у нас общая, а ты только свою школьную кличку использовал. Надо было «Сова-Павлик». Шучу! Нормальное имя для такой фирмы. «Сова» — птица мудрая. И эмблема будет смотреться. И на печать можно будет заделать такую глазастую с ушами… Или это филин с ушами?.. Ну, дальше, дальше докладывай.

— Офис — сам видишь. Временный, но нормально. Завтра подвезут ксероксы, факсы и другую мелочевку. Завтра же Марфин поедет за первым компьютером… Через полчаса всех увидишь. Объявлен первый общий сбор. Всего пять человек. Со мной — пять. Всех знаю лично, всем доверяю. Они готовы работать, но пока я их не посвящал в детали, и о тебе они ничего не знают. Тебе решать, кого подключаем к делу.

— Нет уж, Сова, меня уволь. Кадры — это твое. Тебе работать, тебе и решения принимать. А познакомлюсь со всеми с удовольствием.

— И еще, Сергей, если ты даешь добро, я предложу конкретный план выхода на твоих телефонных бандитов, для краткости «телебанов»… Обсудим со всеми. А для связи — вот тебе сотовый телефон, купленный на нейтральное лицо; кроме того, при необходимости срочной связи буду звонить тебе от имени Афанасия.

— Здорово. Все запомнил. Весь твой шпионский инструктаж.

— А ты что думал? Не в игрушки играем. Твои противники серьезные. И в первую очередь в области связи.

Через двадцать минут все собрались в большой комнате. Председательствовал Савенков.

— Я понимаю, что времени для обдумывания было мало, но раз все пришли — я так понимаю, что отказов нет. Напоминаю еще раз. Плюсы: здоровый коллектив, достойная оплата и интересная работа; минусы: ненормированный день и есть вероятность ущерба для здоровья… Нет отказов?.. Тогда вперед и с песней. Я знаю вас всех, а вы не все друг с другом знакомы. Представляемся. По две минуты каждому. По часовой стрелке. Давай, Илья.

— Ермолов Илья Николаевич, 1952 года рождения, пограничник, полковник запаса, был начальником штаба отряда на Украине, новую присягу принимать не стал. Сейчас живу в Голицыне… Окончил Академию, был в Афганистане, хорошо знаком с агентурной работой. Все, пожалуй.

— Так, все верно. Важное дополнение — есть замечательная жена, двое детей, сын уже пограничник. И еще — есть у него такое трепетное отношение к прежней службе. Одним словом, если он за день не скажет пару раз: «А вот когда я служил на границе…», считайте, что он заболел… Теперь, ты, Олег.

Савенков указал жестом на молодого симпатичного блондина. Тот встал и собрался рассказать о себе, но Игорь Михайлович жестом остановил его.

— Давай, Олег, я о тебе расскажу, а ты поправишь, если надо… Крылов Олег Васильевич, скоро тридцать лет. После Высшей школы семь лет работы в районном отделе. Не глуп, и активен до авантюризма. Любит и знает любую технику. Здоровое чувство юмора, артистичность. Контактен…

— Игорь Михайлович! — Крылов быстро встал и звонко заговорил, изображая смущение. — Вы из меня идеал какой-то делаете. У меня ведь и недостатки есть.

— Есть! Первое: перебивает руководство, второе: инициативен до неуправляемости, третье: исключительно разборчив в поисках жены, а посему до сих пор холост, но помощь друзей в этом деле готов принять. Готов?

— Готов. Но без гарантии реализации предложенных кандидатур.

— Ну, с тобой все ясно. Теперь ты, Михаил.

— Марфин Михаил Викторович. 33 года. В ФСБ вместе с учебой — 15 лет. Ушел недавно. Начали ужимать, сокращать — и я ушел… Программист, аналитик, разработчик специальных систем. Все вроде.

— Очевидно, что не все. Но дальнейшее узнаем по ходу дела. Я только добавлю, что у Михаила огромные связи среди держателей баз данных. И вообще он умница — иногда такие версии выдает, завидно… Теперь вы, Варвара Петровна.

— Я, Галактионова Варвара Петровна. Муж работал в разведке, погиб. Была с ним в двух длительных командировках, семь лет. Индия и Канада. Соответственно, знакома с основами оперативной работы. Знаю компьютер, делопроизводство.

— Молодец, Варвара. Готовый секретарь — референт директора нашей фирмы с периодическим выполнением специальных заданий. Вот такая будет должность… Теперь, друзья, я представляю вам Павленко Сергея Сергеевича — мой школьный друг, совладелец нашей фирмы. Но, главное, наш первый клиент. Приготовьте уши.

И Савенков начал последовательный пересказ истории с Лже-Шамом. Изредка он вставлял очевидные выводы или версии. Извинившись перед Павленко и заявив, что от детектива, как и от врача, у пациента не должно быть секретов, он выдал всю информацию и о ревнивой жене, и о реальных поводах для ревности в руках противника.

— Итак, выводы. Первое: начинаем вести дело «Телефонные бандиты» или «Телебан»… Это я сам придумал!.. Второе: через банковские проводки мы их не возьмем — мы не Интерпол… Третье: искать жучки и устроить шум можно, но не нужно. Мы пока не знаем, кто и как слушает. Спугнем противника и всё дело загубим… Однако, начинать надо с телефонного узла. Олег — это за тобой. Работать аккуратно…

— Все понятно, Игорь Михайлович. Сделаю как в аптеке.

— Теперь четвертое… Мы не можем ждать их следующего хода. Надо заставить этот «Телебан» играть по нашим правилам… Через три дня назначено проведение операции «Мышеловка».

— Игорь Михайлович, название операции тоже вы придумали?

— Да нет, Олег! Это Шекспир придумал в «Гамлете»… Ты не читал, неуч?.. А теперь серьезно: записывайте задания.

* * *

Лобачев медленно, вальсирующей походкой буквально вплыл в кабинет Панина, держа над головой несколько «сводок перехвата».

— Танцуй, Владимир Викторович! Я такое тебе письмецо принес — будешь доволен… Сам будешь читать или мне пересказать?

— Рассказывай. Так быстрее будет.

— Верно. Для нас сейчас — «время-деньги»… Так вот, уже три дня Павленко в Москве, и все тихо. Вчера проскочила его фраза: «Что-то Шам молчит, надо ему позвонить»… То есть — Павленко поверил в наш спектакль!.. Теперь самое важное! Сегодня «Пауку» звонил некто Ковалев. Он должен получить от Павленко крупную сумму долларов.

Панин насторожился и привстал… А Лобачев продолжал.

— Я уверен, что речь об очень крупной сумме… Они в разговоре конспирируются, но меня не проведешь!.. Читаю несколько фраз… Павленко: «Давай встретимся завтра в девять»… Ковалев: «Я только к десяти смогу быть в Москве. А в полдень улетаю. Но вопрос надо решить»… Павленко: «Надо — решим… Ключи у тебя от Якиманки есть! Завтра я там буду в девять и оставлю кейс. Спрячу за трюмо, рядом с водяным матрацем. Он еще твоей Ирине понравился. Или Марине»… Ковалев: «Галине!.. Ты не отвлекайся… Там все двести тридцать будут? Я пересчитывать не буду»… Павленко: «Не в игрушки играем!.. Документы по особняку оставь там же»…

Панин совсем встал и, глупо улыбаясь, потирал руки… А Лобачев демонстративно отложил документы и после небольшой паузы обратился к Панину. Его голос звучал победоносно и многозначительно:

— Все понял? Двести тридцать… Понятно, что не рублей и не долларов… А двести тридцать тысяч долларов…

— А может быть и евро!..

— Может быть!.. И это богатство целый час будет одно в пустой квартире… И где? За каким-то дурацким трюмо!..

Панин вышел из-за стола и начал быстро ходить по кабинету… Он уже точно знал, что не упустит этот куш… Деньги не такие большие, но и не маленькие. А курочка по зернышку клюет.

— Отлично получается!.. Мы же эту квартиру на Якиманке знаем!.. «Паук» ее два месяца назад засветил. Так, Федор?

— Так!.. И ключи от нее у нас есть. Спасибо «слесарю»… И жучок Геннадий в нужное место встроил. Камера точно напротив кровати стоит… Вот смотри!

Лобачев торопливо стал раскладывать перед Паниным десятки фотографий.

— Да на что мне эта порнуха?..

— Ты не на задницы смотри. Трюмо видишь?.. Все под контролем! Мы даже заходить предварительно не будем. Там стройка сейчас напротив. Мы за забором в автобусе встанем и будем смотреть.

— Так-то оно так… Но возможна засада.

— Теоретически возможна…

— Слишком все гладко, все в нашу пользу… Интуиция мне говорит, что так не может быть, а где подвох — не пойму.

— А первые триста тысяч у тебя в сейфе лежат?.. И что тогда твоя интуиция говорила? То же самое!.. Так вот ты открой сейф, пощупай деньги — зелененькие, на ощупь ой как хороши! И вот тогда и своей интуиции, что она дура.

— Зря ты так, Федор… Возможно, что это излишняя осторожность, но жить-то хочется… Давай решать так — ни ты, ни я в квартиру входить не будем. Нужен кто-то еще. Тот, кто не может нас выдать… Геннадий тоже не подходит…

— А если Артист? Точно, Володя! Всё получится — мы ему хорошо заплатим. А провалится… Вот тогда и будем думать.

— Федор, ты прав!.. Кто не рискует, тот не живет в Швейцарии… Звони Артисту, договаривайся о встрече…

* * *

Отрабатывая свою часть плана, Павленко ровно в девять подъехал к дому на Якиманке, быстро поднялся на третий этаж, прошел в квартиру, уложил за трюмо кейс, в котором находилось ровно 230 упаковок импортного аспирина. Затем он с мечтательной улыбкой потрепал водяной матрац на кровати и умчался в сторону Внукова.

Савенков с ребятами уже полтора часа общался с очаровательной старушкой из квартиры напротив. Мария Васильевна, уверенная, что помогает знаменитому МУРу, шепотом высказывала восхищение победителям «черной кошки».

— Жеглов — он прав. Вот не подбросил бы он кошелек Кирпичу — и никого бы они не словили. И Шарапов по правилам бы ничего не сделал. И «черная кошка» еще бы детей и стариков поубивала. Нет, с бандюгами должна быть игра без правил… А мы сегодня не карманников задерживать будем?

— Нет, Мария Васильевна, — улыбнулся Савенков, — карманники для нас мелковаты.

— Ну, а стрельбы не ожидается? — озабоченно, но без страха осведомилась старушка.

— Мы их аккуратно возьмем. Тихо… Есть опыт.

— Да я вижу, вы, ребята, в возрасте. Это молодые могут: Ура! Вперед! А их — хлоп гранатой, и разбирайся потом… А дверь мне могут попортить?

— Это не бандиты, Мария Васильевна, — успокоил ее Игорь Михайлович — они жулики. Конечно, крупные жулики, но не террористы.

— Я их главного-то часто видела, но все со спины. Толстый такой, огромный. И все с разными девицами приходил… А в марте, помню, так сразу с двумя дамочками. И обе в шубах мохнатых… Это он женщин, что ли, облапошивает?

— И их тоже, — рассмеялся Савенков, понимая, что Мария Васильевна говорит о Павленко. — Активный он очень.

— Активный!.. И богатый, наверное?

— Очень богатый, — подтвердил Игорь Михайлович, стараясь быть серьезным. — Наворовал, гад.

— Вот богатый, а скупой, — вдруг вспомнила старушка. — Замок себе хороший не мог поставить. Месяц назад замок у него сломался. Я с мусором выхожу — слесарь у двери возится. Я спрашиваю: «Что, мол, тут?», а он говорит: «Хозяин позвонил, замок у него паршивый, барахлит». Я про оплату спросила, а он говорит: «Десятку обещал, скуповат хозяин». Вот я и думаю: богатые — они всегда скупые…

— А знакомый слесарь, Марья Васильевна?

— Нет. Не наш — я их всех знаю. Этот такой лысоватый, в очках и нос с горбинкой. Не грузин, а так, нос вроде ударенный. И не на слесаря, а на инженера он похож… Я еще подумала: время-то какое, сколько инженеров в слесаря подалось… И стекла у него в очках толстые. Читал, значит, много… И глаза в этих стеклах большие и умные. А у слесарей всегда пустые и пьяные.

В этот момент, дежуривший у дверного глазка Олег взмахнул рукой, и затем поднял указательный палец. Один! Одновременно из кухни подошел Илья и, сняв наушники, прошептал:

— Варвара передает — «Один-ноль».

Это значит, что в подъезд вошел один человек и больше никого на улице из его команды не обнаружено. Савенков взглянул на часы. Через тридцать секунд они выйдут на площадку, через сорок — будут в квартире Павленко. Времени нет — спросить Сергея, вызывал ли он слесаря… А если это «Телебан» был, да еще с жучками?

— Мария Васильевна — быстро на кухню! — решительно произнес Савенков. — В квартире всем молчать. В ванну его, голубчика, и разговаривать шепотом… Вперед, ребята!

Через десять секунд они уже стояли в коридоре напротив друг друга: ошарашенный, испуганный актер Липкин и три богатыря, приложившие пальцы к губам. Мол, тихо, брат.

Липкин, слава Богу, все понял… По жесту Савенкова он на цыпочках прошел в огромный совмещенный санузел. Илья поставил Липкина к стене, быстро надел на него наручники и начал снимать отпечатки пальцев. Олег сделал пять-шесть фотоснимков и врубил видеокамеру. Савенков поднес диктофон к губам Липкина и тихо начал допрос:

— Говорить негромко, но внятно. Фамилия, адрес, где работаешь?

— Липкин я, актер, Аркадий Маркович, живу на Сретенке, в переулке… Театр новый. Студия Ерофеева. Играю я там.

— Адрес?

— Паспорт в кармане… Не могу сразу адрес вспомнить.

— Идешь на дело — и с паспортом, — презрительно усмехнулся Илья. — Непрофессионально.

— Я не на дело. Меня попросили взять это… Это его квартира, Николая Николаевича. Он вот и ключи дал, и объяснил, где спрятано.

— Да нет, брат. И квартира не его. И дела серьезные. И убийства, и жульничество крупное… На вышку тянет. Повесим все на тебя!.. Живо давай адреса и телефоны сообщников. — Савенков произнес все это угрожающей скороговоркой.

— Какая вышка?! — Липкин забылся и взвизгнул. — Не надо вышки. Я актер!.. Я служитель Мельпомены. Я… Не давал он мне адреса… Нас вообще-то Геннадий познакомил, телефонист. Но его телефон я тоже не знаю. Мы с ним часто на Сухаревке в «Чебуречной» встречаемся… А Николай Николаевич сам мне звонил. — Липкин вдруг что-то вспомнил, облегченно вздохнул и выдавил из себя: — Я его сотовый знаю. В паспорте записка.

— Приметы Николая, быстро. — В азарте Савенков так резко взмахнул диктофоном, что Липкин вздрогнул, прижался к стене и закрыл глаза.

— Он черный такой, как кавказец. Усы пышные, черные. Очки темные, родинка большая на правой щеке. Около сорока пяти… Усы, похоже, наклеены. Я актер — плохой грим вижу… И заикается он ненатурально. Не верю!.. Он меня ждет сейчас у дома на набережной.

— Значит, так, — уже почти доброжелательно прошептал Савенков. — Спокойно идешь на встречу с Николаем… Спокойно! Не оглядываясь. Мы всегда будем рядом… Поможешь — очень тебе зачтется!.. Сними с него наручники, Олег, и выходи первым. Через минуту — Липкин. Затем — Илья. Я последним — и в машину… Вперед, орлы!

* * *

Неприметный уазик военного образца уже час стоял в тени старого покосившегося забора. Панину пришлось разместиться на полу в глубине машины. Одной рукой он все время поправлял настройку маленького телевизора, другой — поддерживал наушник.

Лобачев сидел за рулем и томительно ждал, вглядываясь в подъезд дома, куда недавно вошел Липкин.

— Семь минут уже. Семь, Володя, как он из комнаты вышел. Может, кейс вскрывает, гад… Ну, он у меня доиграется, Качалов! Хорошо, что второго выхода из подъезда нет. Тихо там?

— Все спокойно. И делал он все четко. Вошел, сразу нашел… Через две-три минуты должен был быть внизу, а тут почти восемь минут.

— Да на кухне он, в кейсе копается. А может, в туалет заскочил. Знаешь, медвежья болезнь бывает, от страха. Мы тут мандражируем, а он на унитазе прохлаждается.

В этот момент из подъезда появился полупьяный лохматый парень с синяком, в косо застегнутой рубашке и стоптанных кроссовках. Он проковылял метров десять сначала направо, постоял немного в глубоком раздумье и поплелся в сторону «Ударника».

Секунд через двадцать появился Липкин. Он шел на ватных ногах (что вполне естественно), понуро смотрел себе под ноги и крепко держал кейс.

— Порядок, Володя. Сейчас мы его проводим. — Лобачев рванул машину по боковым переулкам. — Вот он, по Малому Каменному идет к «Ударнику», а мы его обгоним под мостом и налево. Вот он, бесценный наш.

Лобачев остановил машину, видя, что Липкин стоит в пятидесяти метрах от него. Стоит перед входом во двор дома на Набережной. Именно там, в глубине двора, в одном из подъездов должна была произойти их встреча.

Липкин вдруг выпрямился, взглянул на мост и перед мощным потоком машин стрелой бросился на другую сторону… Он взмахнул рукой, и через две секунды перед ним остановился старенький желтый «Жигуль».

А еще через пять секунд желтая развалюха с Липкиным и кейсом затерялась в потоке машин у Кремля… Догнать — и думать нечего!

Противники находились в ста метрах друг от друга, но не знали об этом. Первые несколько минут после неожиданного бегства Липкина обе группы были в состоянии, близком к шоку: для одних — потеря единственного свидетеля, для других — потеря крупной суммы и реальная перспектива провала.

Если бы не эта растерянность, Лобачев наверняка смог заметить на дороге, на уровне касс «Ударника», трех крепких мужчин, в числе которых был парень, вышедший минут пятнадцать назад из подъезда. Он уже не сутулился и не делал невнятных движений. Более того — он успел нормально застегнуть рубашку и вытер синяк под левым глазом.

Но Лобачев был не в состоянии наблюдать и спокойно оценивать обстановку. Он медленно повернулся к Панину, притаившемуся в глубине машины с зашторенными окнами:

— Поехали, Володя. Устал я. Страшного ничего не произошло. В офисе спокойно разберемся.

Практически одновременно к группе Савенкова подкатила Варвара на светлой «Волге», они вскочили в машину и быстро направились в сторону Калужского шоссе.

Там, на десятом километре, в маленькой дачке, их ждал Павленко. Вероятно, готовил победный банкет и волновался. Савенков включил сотовый телефон и набрал номер Павленко:

— Сергей! Едем. Будем минут через сорок. Ставь шашлыки.

— С этим все в порядке… Как у вас?!

— Средне. Хуже, чем хотелось, но значительно лучше, чем могло бы быть… Плохо, но есть положительные моменты. Подробности при встрече.

В машине все молчали. Лишь изредка Олег, ответственный за контрнаблюдение, просил Варвару притормозить, заехать во внутренний двор или увеличить скорость до 120.

Наиболее разговорчивым оказался Илья. Он каждые пять минут выдавал реплики, обращенные в никуда:

— Ну, надо же так опростоволоситься…

— Понятно, первый блин комом…

— Ни в театр, ни домой он не поедет, не дурак…

— Да найдем мы его… Вот только кто раньше: мы или они…

С Ильей никто не спорил. Во-первых, все правильно, а во-вторых, просто не хотелось говорить.

Павленко встретил с пониманием, не торопился с расспросами.

Первым делом он представил солидного мужчину, который вслед из Павленко вышел из дома.

— Это Филатов Николай Васильевич, мой заместитель… Отличный мужик, пробивной! Зубр, а не человек… Я ему, Игорь, все детали рассказал. Не возражаешь?

— Нет, конечно. Будем рады любой помощи! Дело-то общее. Ведь так, Николай Васильевич?

— Дело весьма сложное. Но нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики! Прорвемся. Не такие задачи решали… Вы, ребята, располагайтесь на веранде. Я завершу с шашлыками, и через десять минут начнем совещание. Мы очень ждем вашей информации. Не терпится узнать подробности.

После пяти минут аппетитного поедания шашлыков Павленко не выдержал:

— Все, перерыв!.. Не жрать же мы сюда приехали! Вы убедились, что мы с Николаем терпеливы. Но всему же есть граница… Рассказывай, Игорь.

— Ты прав, Павленко. Я немного затянул… Но виноват автор шашлыков. — Савенков смущенно улыбнулся. — Оторваться от них невозможно… Так вот что у нас произошло…

Рассказ Савенкова длился всего пять-семь минут, так как основная информация была на диктофоне и в видеокамере.

Первые же кадры с Липкиным заставила Павленко вскочить. Он быстро двигался по веранде и, размахивая руками, кричал, переходя с победных на пораженческие интонации:

— Он!.. Это Шам ложный. Артист!.. Нет, но как ловко? Вы сразу на главного вышли. Молодцы! И паспорт его в руках… Он! Бесспорно… Ах ты Липкин… Нашли и упустили. Такую щуку упустили.! Да он сейчас год под корягой сидеть будет и мои денежки пропивать.

— Пропивать и аспирином закусывать, — подтвердил Николай Васильевич. — Двести тридцать пачек отборного аспирина упустили. Да у этого Артиста три года голова болеть не будет… Может, он и правда наемный актер. Наняли, отыграл свое, и знать ничего не знает. Он ведь говорил, что заказчик его гримировался… А вот телефонист, тот может знать больше…

Николай Васильевич медленно раскрыл свой сотовый телефон, нажал одну кнопку и через три секунды оживился:

— Светлана Игоревна! Приветствую!.. Вспомни, Света. Два месяца назад к нам телефонист приходил. Ты еще с ним любезничала по углам… Его не Геннадием случайно звали?..

Савенков бросился через стол, сметая шампуры и роняя бутылки. Он вырвал из рук опешившего старика телефон и захлопнул крышку.

После небольшой паузы он совершенно спокойно сказал:

— Это была ошибка, Николай Васильевич. Как я понимаю, вы звонили в офис?

— Да, главному бухгалтеру.

— Телефоны прослушиваются, это очевидно. Правда, мы не знаем, какие… До сих пор противник мог считать, что Липкин просто убежал с деньгами. Теперь он знает, что мы выпотрошили Артиста. Они знают, что мы знаем о телефонисте Гене…

Савенков протянул Павленко телефон.

— Сергей, постарайся смягчить ситуацию. Вызови куда-нибудь эту Светлану Игоревну.

Павленко еще раз набрал номер и заговорил глупым игривым голосом:

— Светлана! Это я… Мы тут с Николаем Васильевичем отмечаем одну годовщину. Он тебе сейчас звонил, да что-то прервалось… Он задумал в квартире второй номер ставить и хитрую разводку, чтобы и в туалетах висел телефон. Удобно-то как!.. Вот он думал, что тот парень поможет… Ну да Бог с ним — другого найдет… Ты вот что. Мне надо по одному банковскому вопросу посоветоваться, а в офис я не успеваю. Ты бери такси и ровно через час будь около того ресторана, где я тебя креветками кормил… Исключительно деловая встреча. Посоветоваться по работе с «Дойче-банком»… До встречи.

Савенков с удовольствием потирал руки. Ему понравился разговор:

— Молодец, Сергей! Сделал все, что можно. Сейчас летите с Олегом в этот ресторан с креветками. Где это?

— Да это на Ленинском, это «Гавана». Я специально не называл точно. — Павленко сделал многозначительную паузу и гордо посмотрел на всех. — Учусь сыскному делу.

— Очень талантливый ученик, — торопливо похвалил его Савенков и приступил к инструктажу. — Олег, быстро переоденься: в ресторан едешь, а вид у тебя растрепанный, забулдыга какой-то… Игорь, за тобой Липкин! Давай по его адресу и в театр. С артистками покалякай, легенду сочини располагающую: друг, мол, паспорт у меня оставил, найти его не могу… А у нас с Варварой другие дела. Ну, до связи. И звонить в Беляево при первой возможности.