Хищники

Анатолий Безуглов, 2019

В одном из пушных заповедников Сибири убит приехавший из Москвы специалист по соболиному меху Эдуард Авдонин. Дело поручено старшему следователю областной прокуратуры Ольге Павловне Дагуровой. Первоначально подозрение падает на лесника Осетрова Нила, потом на других лесников, но внезапно в убийстве признается местный псих Флейта. Следователь Дагурова и участковый Резвых отвергают одного подозреваемого за другим…

Глава 5

Юрию Васильевичу Сократову было лет сорок. Сначала он наотрез отказался, но, узнав, что трупа уже нет (машина из морга увезла его в Шамаюн, районный центр, где Кабашкин должен был произвести вскрытие), все-таки согласился. Он производил впечатление стеснительного, малоразговорчивого человека. Высокий, худой, он боязливо поглядывал на то место, где недавно еще лежал убитый (оно было обложено сучьями по контуру тела Авдонина). Юрий Васильевич не произнес за все время, пока следователь выясняла подробности у Осетрова, и двух слов.

Ольга Арчиловна скрупулезно уточняла, где Нил расстался с Мариной, где увидел идущего Авдонина, откуда якобы стрелял в него. Расстояние между ними в этот момент равнялось метрам тридцати…

Потом была осмотрена комната в академгородке, где остановился Авдонин. Дом из пяти просторных комнат стоял на возвышении. Вид из окон открывался живописный: с одной стороны сопка, над которой кучерявились в светлом летнем небе легкие облака, а у подножия теснились заросли деревьев; с другой — величественно уходил по распадку строй могучих кедров с темными кронами.

В каждой комнате стояло по две-три кровати, стол, стулья и шкаф для одежды.

В комнате Авдонина кровать была не тронута. В шкафу висел новый финский костюм светло-серой шерсти. Тут же на вешалке — пара тонких хлопчатобумажных рубашек в крупную красную и синюю полоску. Югославские. На этой же вешалке болтался яркий цветастый галстук. Гонконгский. А туфли остроносые, с медной полоской на носке и с высоким каблуком. Австрийские.

В большом мягком чемодане из темно-коричневой кожи лежал только магнитофон, еще в фабричной упаковке. Вещь редкая и дорогая: «Сони» с двумя выносными колонками. Кроме этой техники — ничего.

Даже если предположить, что Авдонин сложил бы в чемодан всю одежду, которая была на нем, когда он вышел из дому, а также то, что висело в шкафу, чемодан наполнился бы едва на четверть.

В тумбочке рядом с кроватью лежала электробритва «ремингтон».

В карманах костюма обнаружили авторучку (самая дешевая, за 35 копеек), смятый автобусный билет (московский), денежную мелочь и пластинку мятной жевательной резинки.

Ни денег, ни документов, ни записной книжки в комнате не было. При убитом их тоже не оказалось.

Авдонин прилетел в командировку. Значит, у него должны были быть авиабилеты и командировочное удостоверение. Но и их не нашли. И еще Гай упоминал о том, что у Авдонина какой-то очень хороший карабин. Где же он?

Все это ставило перед следствием новые и новые вопросы. И не давало никаких ответов.

Капитан Резвых присутствовал при осмотре авдонинской комнаты. Он посоветовал Дагуровой хотя бы немного отдохнуть: как-никак, ночь без сна. Да еще без завтрака.

Ольга Арчиловна чувствовала усталость. Острота ощущений и мыслей притупилась. Но отдых, как она считала, был сейчас непозволительной роскошью. Посидеть, прикинуть, как двигаться в расследовании дальше, — вот что она могла себе позволить. И только…

Участковый инспектор ушел, а Ольга Арчиловна зашла в отведенную для нее комнату, уселась у стола напротив окна, выходившего в сторону распадка, и вынула свои записи. Набросала план самых ближайших следственно-оперативных мероприятий.

В дверь постучали. Зашел Веселых.

— Ольга Арчиловна, есть будете? Обед принесли.

— Откуда? — удивилась Дагурова.

— Не то повариха, не то уборщица приходила. Жаркое принесла. Разогреваю…

— Спасибо, Артем Корнеевич. Что-то не хочется.

Она вспомнила завтрак у Резвых.

Эксперт-криминалист нерешительно потоптался у порога.

— Проходите, садитесь, — предложила Дагурова. — Там у вас не подгорит?

— Нет, газ еле-еле… — Он сел, смахнул с коленей несуществующие пылинки. — Ну, как у вас продвигается?

— Туго, — призналась Ольга Арчиловна. — Непонятная петрушка с этим мешком и ружьем… А у вас что? Предварительно, конечно…

Веселых провел несколько раз по усам.

— У меня вроде идет все путем, без противоречий. Как вы помните, судя по характеру раны, Авдонин убит из нарезного оружия. Одним словом, пулей. Из винтовки или охотничьего карабина. Так? — Веселых посмотрел на следователя.

— Допустим, — согласилась Дагурова. — Дальше?

— У Осетрова изъят карабин марки ТОЗ-17^[3]. Калибр 5,6 миллиметра. Пятизарядный… Обычный у здешних лесников. Я осмотрел карабин Осетрова. Из него сделано два выстрела.

— Откуда это известно? — решила уточнить следователь.

— Как откуда? — удивился криминалист. — В магазине карабина помещается всего пять патронов. Сейчас в магазине ружья Осетрова осталось три патрона. И в патроннике стреляная гильза. А пятую, тоже стреляную, как вы помните, мы нашли на том месте, откуда Осетров стрелял в Авдонина.

Веселых замолчал.

— Но ведь самих пуль мы не нашли, — развела руками Дагурова.

— Вы имеете в виду и ту, которой убит Авдонин, и ту, первую, что полетела бог знает куда после предупредительного выстрела вверх?

— Точно. И ту, и другую, и третью тоже.

— Третью? Вы что имеете в виду? — спросил криминалист.

— Стрелял ведь не только Осетров два раза, но и Авдонин, если верить леснику. И все эти пули нам нужны. Да еще как нужны, — вздохнула Дагурова, осознавая, что найти первую пулю — задача еще более нереальная, чем искать, как говорят в народе, иголку в стоге сена… А тут не стог, а тайга… Что же касается пули, которой убит Авдонин, — другое дело. Здесь и направление известно, улететь она далеко не могла… Да и та, из ружья Авдонина, что предназначалась Осетрову, тоже могла врезаться в ствол… Об этом она и сказала криминалисту, давая понять, что они должны продолжать поиск.

— Для этого надо знаете как прочесать местность? А я один… — Веселых пожал плечами. — Да и нужно ли при таких обстоятельствах?

Не желая дальше дискутировать на эту тему, Дагурова спросила Веселых:

— Скажите, а какие пули в патронах осетровского карабина?

— Экспансивные, — ответил криминалист. — Кстати, знаете, как устроена эта пуля?

— Нет.

— Сердечник свинцовый, оболочка — сталь, покрытая медно-цинковым сплавом… Чуть розоватый цвет… При попадании в преграду пуля разворачивается. Свинец проникает в преграду, а оболочка разлетается… Следовательно, в волосах и на коже убитого должны быть обнаружены частички оболочки… Уверен, что наша медицина подтвердит…

Ольга Арчиловна попыталась вернуться к своим размышлениям. Но что-то не думалось. Устала…

«Наверное, капитан был прав, — решила Дагурова. — Мне просто необходимо отдохнуть. — Она усмехнулась. — Вот если бы можно было, как Штирлиц, дать себе слово спать всего двадцать минут».

Ольга Арчиловна прилегла на кровать, намеренно не раздеваясь, чтобы не заснуть. Но уснула. А когда проснулась, на нее смотрела та же женщина, чей взгляд в окне так испугал ее утром в Турунгайше.

Она была чуть выше среднего роста, в свободно свисающем красном платье, в мягких не то тапочках, не то домашних туфлях. На голове затянутая узлом на затылке белая косынка, которая резко подчеркивала смуглоту ее круглого, как луна, лица с необыкновенно раскосыми глазами. Еще более темная рука с тонкими красивыми пальцами протягивала следователю квадратик бумажки.

Это была записка от директора заповедника. «Уважаемая Ольга Арчиловна! Я уже вернулся. Вы можете в любое время видеть меня в конторе или дома. С уважением, Гай».

Женщина спокойно и выжидающе смотрела на Дагурову.

— Хорошо, — сказала Ольга Арчиловна. И та, ни слова не говоря, вышла.

Ольга Арчиловна посмотрела на часы: она спала всего пятнадцать минут. Меньше, чем Штирлиц…

Надо было заниматься делами. И Ольга Арчиловна, прихватив портфель пока с немногочисленными бумагами, решила направиться в Турунгайш.

Дорога весело бежала вниз, обрамленная ильмами, перевитыми лианами актинидий. Ольга Арчиловна почувствовала прилив сил. Словно проспала несколько часов кряду. Мысли работали четко и ясно: есть один непреложный факт — отсутствие ружья приезжего ученого. Если Эдгар Евгеньевич шел по распадку без оружия, то стрелять в лесника он, естественно, не мог. Тогда Осетров или выдумал, или…

Ольга Арчиловна остановилась от неожиданной догадки.

— Э-е-ей! — крикнула она во весь голос.

Уж больно ей хотелось проверить то, что пришло в голову.

«Э-ей! Э-ей! Ей! Ей!» — полетело по лесу. И отзвук голоса еще долго плутал по распадку.

Переждав, пока успокоится в распадке эхо, Дагурова зашагала дальше. «Черт возьми, неужели виновато эхо?» — в каком-то возбуждении думала она. Неожиданно она вышла на поляну. Недалеко впереди опять зашумела речка. Ольга Арчиловна уже знала, что называется она Апрельковая.

А вот и место, где убит Авдонин. Дагурова захотела испробовать, как звучит эхо тут. Открыла было рот и вдруг увидела женскую фигурку в черном.

Это была девушка. Высокая, стройная, как стебелек. Длинное черное платье почти до земли подчеркивало ее хрупкость и изящество. А то, что следователь приняла за платок, оказалось длинными прямыми черными волосами, спускающимися ниже плеч. Девушка стояла, прижавшись к стволу молоденькой липы. И смотрела туда, где лежали сучья, составляющие контур убитого.

Следователю показалось, что девушка плачет. Она остановилась: всегда неловко вторгаться в человеческое горе. Но, прислушавшись, Ольга Арчиловна различила отдельные слова. Вернее, стихи. Грустные, трагические, звучащие как молитва.

Под ногой следователя хрустнула сухая ветка. Девушка посмотрела в ее сторону. Их глаза встретились.

— Вы… вы Марина? — сказала Ольга Арчиловна. Она почему-то была уверена, что перед ней дочь Гая.

— Марина, — кивнула девушка, не то протягивая, не то просто поднимая руку в неожиданном и каком-то царственном жесте.

Дагурова невольно сделала несколько шагов и пожала протянутую руку.

— Ольга Арчиловна… Следователь…

Чижик… Боже мой, кто мог придумать ей такое прозвище? Перед Дагуровой стояла молодая гордая испанка, величественная в своем траурном наряде. Неприступная юная донна!

— Скажите, зачем ружья? Зачем смерть, кровь? — печально произнесла девушка.

Ольга Арчиловна растерялась. Что она могла сказать этой девочке? Что жизнь состоит из смертей и рождений? Во всяком случае, вот здесь, среди обыкновенных деревьев и простого, по-детски непосредственного горя.

«Да, прав был Федор Лукич, — подумала Ольга Арчиловна. — Марина потрясена случившимся. И кажется, очень впечатлительна… Какой уж допрос в таком состоянии…»

Дагуровой почему-то захотелось непременно увести девушку домой. Подальше от этого места.

— Мариночка, — осторожно сказала она, так и не ответив на заданный вопрос, — проводите меня в Турунгайш… Пожалуйста.

— Хорошо, — покорно сказала девушка.

Они шли молча. Хоть это и тяготило Дагурову, но молчание казалось более естественным и человечным, нежели любые утешения. Дочь Гая шла по тайге легко, грациозно. Словно газель, рожденная среди природы.

— Вы москвичка? — спросила вдруг Марина.

— Нет, родилась в Ленинграде. — Ольга Арчиловна была рада, что можно поговорить на отвлекающую тему.

— В Ленинграде красиво… Но я больше люблю Москву, — призналась девушка и виновато посмотрела на свою спутницу. — А он потомственный москвич, — сказала Марина, делая акцент на слове «он». Имея, конечно, в виду Авдонина.

— Эдгар Евгеньевич был хороший человек? — не удержалась Дагурова.

Марина восприняла вопрос совершенно спокойно.

— Я не задумывалась… С ним очень и очень интересно. — Она посмотрела на верхушки деревьев и произнесла, как будто размышляя вслух: — Если хочется видеться с человеком, если мысли его волнуют… Тогда хороший, наверное. Для тебя. И для других… — Она замолчала.

«Для других… Не Осетрова ли она имеет в виду?» — подумала следователь. Ее так и подмывало спросить, как Марина относится к Нилу. Однако не стала. Раз обещала отцу, надо держаться. Но Чижик, словно разгадав ее мысли, сказала:

— Нил тоже интересный. По-своему… И странный. Как все мальчишки… Для них красота — это обязательно иметь. Чтобы мое… Но разве красота — она чья-нибудь? Ведь дружба тоже…

Марина замолчала. Но то, что она сказала об Осетрове, как раз и было важно следователю: все-таки соперничество существовало!

— А вчера — трагическая случайность. Никогда не поверю, чтобы Нил сделал это специально, — вдруг заговорила девушка страстно. — Да, Нил жестокий. Но… — Марина покачала головой. — Нет. Нет. Нет, я не так выразилась… Просто, он такой…

— Какой?

— Всегда хочет что-то сделать доброе… А получается… — Она тяжело вздохнула. — Вот и с мотоциклом так же… — Марина остановилась. — Понимаете, он ослеп. Было яркое солнце. Лед сверкал как сумасшедший… Нил потом два дня ничего не видел… И я тоже.

— Погодите, вы о чем? — спросила Ольга Арчиловна.

— Об аварии… Знаете, как болят глаза, когда ослепнешь зимой от солнца! Словно их сильно натерли луком… Честное слово, иначе ничего бы не случилось.

— Значит, вы тоже… — начала было Дагурова.

— Ну да! Он повез меня покататься на озеро. Я была тогда маленькая. И врач сказал — хорошо, что маленькая, у детей все срастается быстрей. И нога тоже…

— Сильно разбились?

— Было очень больно…

«Вот почему ее отец не любит Осетрова, — поняла следователь. — Но надо отдать должное Федору Лукичу. Честно признался».

— Я только через год узнала, что Нила за это судили…

Они подошли к центральной усадьбе.

— Когда вы уезжаете? — спросила Ольга Арчиловна.

— Завтра вечером… Господи, неужели ему опять предстоит суд? — воскликнула девушка. — И тюрьма?! — Она посмотрела на следователя. — Скажите, Нилу много дадут?

— Не знаю, девочка, — мягко ответила Ольга Арчиловна. — Это решает не следователь.

— Да, да… Я учила в школе. Это решает суд…

— Марина, я хотела бы с вами побеседовать подробней… Что, если завтра с утра?

— Хорошо, — кивнула Марина. — Куда мне прийти?

— Если можно, я сама приду к вам. Домой.

— Милости прошу, — чуть наклонила голову девушка. — До свидания.

— Всего хорошего…

Чижик уже отошла от нее. Ольга Арчиловна не удержалась:

— Марина…

Та грациозно повернулась.

— Вы не помните, сколько было выстрелов? Вчера?..

— О, много. Шесть или семь… А может быть, восемь.

«Все-таки я, видимо, права, — удовлетворенно подумала Дагурова. — Виновато эхо… Вот все и называют разное число…»

Примечания

3

ТОЗ — Тульский оружейный завод.